"Бульдозерной выставке" - 35

[Кирилл Сызранский]

Сообщение от LCR

срочно гнать с работы - на отцовское обеспечение?

Мне наоборот своего бы погнать: с иждивения-на работу.

[ранжер]

Сообщение от LCR

По-моему, это называется, с больной головы на здоровую
То есть по-Вашему, г-н Ранжер, сына Володьки надо было по доносу подонка Воробьева срочно гнать с работы - на отцовское обеспечение?
Какой-то больно уж советский подход к доносительству (да и к иждивенчеству), Вы не находите?

Приём, которым Вы пользуетесь, в логике называется подмена тезиса.

Оставаясь в поле применяемых Вами фигур речи, отвечу:
по-моему, папе надо было покормить несчастного сына.
И только потом сдавать на попечение родственников его мамы.

Эпитет, приложенный Вами к художнику В.Воробьёву, очень многими употребляется с именем Вашего подзащитного.

Я, конечно, понимаю подоплёку Ваших несколько преувеличенных эмоций, но всё же, как мне кажется, в интересах истины не следует утрировать, ибо можно добиться противоположного эффекта.

[LCR]

Сообщение от ранжер

Приём, которым Вы пользуетесь, в логике называется подмена тезиса.

Оставаясь в поле применяемых Вами фигур речи, отвечу:
по-моему, папе надо было покормить несчастного сына.
И только потом сдавать на попечение родственников его мамы.

Эпитет, приложенный Вами к художнику В.Воробьёву, очень многими употребляется с именем Вашего подзащитного.

Я, конечно, понимаю подоплёку Ваших несколько преувеличенных эмоций, но всё же, как мне кажется, в интересах истины не следует утрировать, ибо можно добиться противоположного эффекта.

Инициатором применения этого приема выступили Вы, г-н Ранжер.
Я писала о том, что стыдно писать работодателю доносы на детей своих врагов (доносы писать вообще стыдно), пытаясь лишить их средств к существованию, Вы же выразили свое неодобрение поведением оного врага, человеческие качества которого, каковы бы они ни были, обсуждать здесь не предполагалось (я более или менее согласна с цитируемыми Вами "многими", но это так, в скобках, поскольку к делу совершенно не относится).

Фразу насчет "родственников мамы" сына Котлярова я просто не поняла. Маму Саши я немного знала, это очень достойная женщина, но никаких родственных связей между нами не наблюдается. На работу я Сашу, представьте себе, взяла, совершенно не зная, что он сын Котлярова, с которым я проучилась 5 лет в МГУ, но в тот момент уже не общалась.

Насчет подоплеки, должна сознаться, опять ничего не поняла, но предостережение, содержащееся в Вашей заключительной фразе, думаю принять к сведению, уж больно грозно оно звучит

[alexvadim]

Сообщение от LCR

Какие "советские штампы"? Опомнитесь, сударь!

Что до юмора Валентина Воробьева, не берусь судить, Вам виднее. Но все-таки юмор этот несколько, по-моему, специфический (может быть, здесь как раз и был бы уместен Ваш эпитет "советский"). Приведу один пример:
Году в 94-95 я получила от него по своему домашнему адресу письмо, в котором он подробно объяснял мне, что другой творец, известный в русско-парижских кругах творческой интеллигенции под элегантным псевдонимом Толстый, подлец и негодяй, потому что он тоже украл у Воробьева какую-то технику, или занял денег и не вернул, в общем, сделал что-то ужасное, и поэтому я должна немедленно уволить его сына из своей фирмы. В описываемом случае двадцатилетний сын Толстого абсолютно зависел от этой работы - и чтобы не сдохнуть с голоду, и для получения французского вида на жительство - господин Ранжер не даст соврать, получить такую бумажку очень трудно. К тому же, ребенок разведенных родителей, он никогда и не жил со своим отцом, и стало быть, никак не мог лично воспользоваться ни похищенными у Воробьева денежками, ни уворованной техникой, ибо к рисованию тоже отношения не имел.
Я тогда, помнится, позвонила г-ну Воробьеву, чтобы сказать ему, что впредь получать от него почты вышеописанного содержания не желаю, но что он ответил: "А в чем дело? Не нравится - можете не читать!".
А вообще, смотрите-ка, получается, что Вы совершенно правы - действительно, юморист

В том-то и прелесть русско-парижской компании, что только там, как в заповеднике, сохранился изумительный московский стиль жизни 60х - 70х, со всеми заговорами, пьянками, доносами и сплетнями - всем тем, что вывел на свет божий в своих книгах Воробьев. Эпизоду с Володей Толстым, включающем взаимную рассылку писем по знакомым, у него посвящена отдельная глава - с тех пор они, кажется, помирились.

[Eriksson]

Чебурашки на гусеницах

Лев Рубинштейн.

Словосочетание "бульдозерная выставка" прочно вошло в наш речевой обиход и употребляется всеми кому не лень, включая тех, кто о самом событии, случившемся ровно 35 лет тому назад, а именно 15 сентября 1974 года, имеет довольно смутное представление. Мне, например, приходилось читать, что "Хрущев в 63-м году разгромил выставку левых художников в Манеже, а потому эту выставку впоследствии прозвали "бульдозерной". Логично, правда?

Эй, молодой человек! Почему "потому"? Вы много видели в Манеже - хоть в погоревшем, хоть в новом - бульдозеров? Нет, молодой человек, уверяю вас - это два совершенно разных события, отстоящих друг от друга по времени на целых одиннадцать лет. Хотя, разумеется, их кое-что объединяет. Потому что и то и другое имеет прямое отношение к самому главному для искусства - к его свободе.

Если хрущевский погром "пидарасов" я воспринял сквозь мутноватую оптику пубертата, то "бульдозерную" помню очень даже хорошо. Потому что я там был и все сам видел. Если коротко и конспективно, то дело было так.

Читать дальше... 

Группа неофициальных художников решилась на беспрецедентный по тем временам шаг. Они собрались устроить независимую выставку своих работ, которые до этого можно было увидеть лишь в их мастерских или в квартирах двух-трех частных коллекционеров. Они решили устроить выставку на открытом воздухе и в обход всех союзов художников и всех райкомов-горкомов.

Для экспозиции было выбрано одно из самых отдаленных по тем временам мест - заброшенный пустырь в Беляеве. Это для того чтобы "не препятствовать москвичам и гостям столицы осуществлять свое право на заслуженный досуг". Было назначено место. Было назначено время. О своем намерении художники официально известили и Союз художников, и Моссовет. Также была оповещена и пресса. И местная, и иностранная.

В назначенное место к назначенному времени от метро потянулась вереница людей с картинами подмышкой. А также их многочисленные друзья с фотокамерами и без. А также к пустырю стали со всех сторон подваливать иномарки с журналистами и дипломатами. Местных журналистов, естественно, не было. А если и были, то лишь в роли зрителей.

Но пустырь уже не пустовал. По его периметру с нервной деловитостью сновали в одинаковых новеньких с иголочки спортивных костюмах молодые люди, встречавшие непрошеных гостей настоятельным требованием очистить пространство, потому что на указанном пространстве прямо вот сейчас начнется субботник по экстренному озеленению. Тезис об озеленении тут же и подтвердился появлением двух грузовиков с чахлыми саженцами и свеженькими, только что с фабрики, лопатами.

Но случилось самое главное и поучительное во всей этой истории. Случилось то, что художники вопреки сложившемуся к тому времени стереотипу взаимоотношений граждан и государства не испугались и не разошлись. Более того, они развернули свои картины и выстроились в ряд с картинами в руках.

Так мне посчастливилось стать свидетелем и в каком-то смысле участником первого в моей социальной памяти акта гражданского неповиновения.

Озеленители явно растерялись. По всему было видно, что они не ожидали такого поворота событий. Они привыкли к тому, что если на бородатого очкарика цыкнуть как следует, он немедленно растворится в воздухе. Но нет.

Видимо, команды бить у них не было. Поэтому и действия их приняли откровенно абсурдный, на грани комизма вид. Они стали как-то по-шпанистому подбегать то к одному, то к другому художнику и пытаться выдернуть у него из рук картину. Они нервно, срываясь на фальцет, кричали "освободите пространство!". Они метались от одного к другому и пихались, как возбужденные школьники на переменке. Художники не уходили. Они лишь переходили с места на место и вновь поднимали вверх свои работы.

И тогда-то из близлежащего двора появились два или три пресловутых бульдозера. Они стали хаотично перемещаться по пустырю, тесня художников, их друзей и довольно многочисленных зрителей-свидетелей на обочину теперь уже исторического пустыря. Но все только перебегали с места на место. Было весело. Было весело и прекрасно осознавать, что мы их не боимся.

В какой-то момент субботничающие все-таки слегка озверели. Кого-то они скрутили, посадили и увезли в участок. Из чьих-то вырванных из рук картин сложился веселый костерок. Какому-то шведскому дипломату разбили нос. Какую-то французскую фотокорреспондентку на шестом месяце беременности ударили в живот.

Я видел, как среди всего этого скакал знакомый фотограф, ловко увертываясь от рук, ног и бульдозеров, и с нечеловеческой скоростью щелкал на свой "Кэнон" все, что происходило вокруг. Отснятые кассеты он быстро вынимал из камеры и совал в руки тому или иному знакомому. Когда же его наконец-то свинтили и вознамерились засветить отснятое, в камере ничего не оказалось.

Через полтора-два часа этой веселой (не для всех, впрочем) катавасии художники решили все же покинуть поле битвы - усталые, возбужденные, с помятыми боками и порванными холстами, но счастливые - выставка состоялась. Неофициальное советское искусство гласно заявило о себе как об общественно значимом феномене.

Хорошо помню: это было в воскресенье. А утром в понедельник весь мир узнал о субботнике по озеленению малоприметного пустыря на окраине столицы. И разразился невероятный по масштабам международный скандал.

Нельзя не вспомнить о еще одном событии той же осени. То ли страшный международный скандал послужил этому причиной, то ли сыграли свою роль какие-то внутренние противоречия между какими-то тайными ведомствами. Так или иначе, но через две недели после бульдозерной выставки, в последнее воскресенье сентября состоялась официально разрешенная и абсолютно свободная бесцензурная выставка в Измайловском парке. Там было настолько прекрасно, что не один и не два моих собеседника не сговариваясь вспомнили о Вудстоке.

Там было много всего - от приличных работ до неловкой и безответственной мазни. Что и понятно: отбором никто не занимался - таков был принцип. А среди дышащей вольным воздухом приподнятой толпы там и сям расхаживали с рассеянным видом по-разному одетые, но с одинаковыми лицами молодые люди. Возможно, были среди них и те, кому мы столь злостно помешали в их мирном деле озеленения родного города. Некоторые из них бормотали что-то невнятное, обращаясь, по-видимому, к каким-то симпатичным зверушкам, притаившимся у них за пазухами. Их природа была очевидна не только по их бормотанию и не только по профессиональной скуке в их глазах. Какой-то наблюдательный человек (художник все-таки) обратил внимание на то, что к лацкану каждого из них был прикреплен значок с изображением Чебурашки. Зачем? Бог его знает, зачем. Может, для того чтобы узнавать друг друга. Может, просто вкус такой. Но это точно так - сам видел.

Прошло с тех пор 35 лет, а мне до сих вспоминаются эти игривые чебурашки. Вспоминаются они всякий раз, когда я вижу в телевизоре того или иного президента правления, президента фонда, президента комиссии или просто президента.

И я всякий раз вспоминаю события тех дней, когда в круг моего внимания попадают различные сюжеты, прямо или косвенно связанные с искусством в криминально-политическом контексте.

То молодого сибирского художника захомутают за якобы хранение якобы наркотиков, каковое незначительное вроде бы событие отзывается волной беспрецедентной по нынешним вялым временам волной художнического и правозащитного протеста.

То в тихий музейный зал, где проходит более чем камерная выставка, припрется, стуча сапогами, шобла припадочных мракобесов и устроит там акт форменного вандализма. Следствием чего, как это обычно и бывает в нашем насквозь иррациональном государстве, станет возбуждение уголовного дела не против них, а против устроителей выставки, спровоцировавшей, как оказалось, особенно благочестивых, а потому и особенно возбудимых граждан на духоподъемный, очистительный, смягчающий ожесточенные души погром.

То какой-нибудь чиновник на всю страну ляпнет что-нибудь про исключительную общественную вредоносность того или иного течения в современном искусстве, обрекая себя на пожизненную роль посмешища.

Как это ни странно, меня это скорее радует, чем огорчает. То есть, разумеется, меня огорчает и тревожит, что мутное мракобесие и агрессивное невежество обретает черты вполне оформившейся общественной силы. Меня, разумеется, тревожат конкретные судьбы конкретных людей, среди которых есть и мои добрые знакомые.

Но в исторической перспективе не может не ободрять то, что независимое искусство таким образом вновь стало восприниматься как властью, так и обществом как реальная зона реального сопротивления.
Лев Рубинштейн

[ВЯЧЕСЛАВ]

Лев Рубинштейн - голова. Ему палец в рот не ложи!

[SAH]

Eriksson, Замечательная статья и очень хорошее название: "Чебурашки на гусеницах"

[Veronic]

Счастливые люди, те художники, кто участвовал в той выставке. Такое внимание!!!!!
А сейчас хоть бульдозер, хоть танк, никого особо не удивишь. Некоторые даже раздеваются, есть такие, кто умирает, но опять таки только равнодушие.... Сомневаюсь, что сегодня кто-то прийдет на пустырь на выставку. На светскую тусовку с фуршетом, это может быть а на пустырь....

[Кирилл Сызранский]

Вчера поздно по Культуре был фильм, 70 лет художнику Вячеславу Калинину "Моя Москва, мое Замоскворечье!"
Он там много рассказывал о Бульдозерной выставке.
А когда рассказ-будничный, простой- звучит из уст участника, вернее присутствовавшего (он был без картин, они с Плавинским приехали посмотреть как будет), и этот рассказ сопровождается этими фотографиями разгона, фотографиями картин, втоптанных в грязь, становится страшновато.

Добавлено через 56 секунд

Сообщение от Veronic

Сомневаюсь, что сегодня кто-то прийдет на пустырь на выставку.

Зачем идти на пустырь? Есть Винзавод.

[Vladimir]

Сообщение от Кирилл Сызранский

Зачем идти на пустырь? Есть Винзавод.

Сейчас очень тяжело быть замеченным. Выставки к биеннале - как из рога изобилия. Глаза разбегаются.