Арт-новости

[Кирилл Сызранский]

Сообщение от Sevrov7

Некоторые СМИ сумму уже переведённую в доллары,по привычке называют в фунтах.

В долларах это 207 507. Тоже мимо.
Короче, абсолютно левый текст, брехня от начала до суммы продажи гурьяновского автопортрета.

Где только такое дермо откапывает автор темы?

[Sevrov7]

Сообщение от Кирилл Сызранский

В долларах это 207 507. Тоже мимо.

Ну где же мимо? Журналюги переводят не на день продажи портрета,а на день написания статьи. Последний месяц приб. 1фунт=1,28$. Вроде сходится Сегодня РенТВ должно было брать интервью у одного из "новых художников" по поводу причины "уникального" ценового взлёта "Густова".Боюсь ответ их не обрадует.

[Кирилл Сызранский]

Сообщение от Sevrov7

у где же мимо? Журналюги переводят не на день продажи портрета,а на день написания статьи.

Это уже гадания на какой-то даже не кофейной гуще: что там эти журналюги наумножали и по какому, мля, курсу.

[Хранитель укропа]

Как конфликт акционеров ТНК-ВР помог руководителю IT-проектов стать важным современным художником

С 22 по 25 сентября проходит Венская ярмарка современного искусства viennacontemporary. Forbes Life обстоятельно побеседовал с художником Алексеем Мандычем, за «Черный квадрат» которого просят €25 000 — более чем амбициозная цена на этом рынке сегодня.

«Мой «квадрат» — это оммаж Малевичу, он написан в 2015-м, в год столетия знаменитой картины, висящей в Третьяковской галерее», — комментирует Алексей Мандыч свою работу, более похожую на красный квадрат: она написана его кровью (но об этом чуть позже).

Мандыч окончил МГУ и пошел работать согласно полученному документу — специалистом по геоинформатике. Например, делал информационную систему управления ресурсами аэропорта Домодедово. «Это было в начале нулевых. Я руководил проектом. Система должна была управлять арендными площадями аэропорта. Например, аэропорт Мюнхена зарабатывает больше на аренде площадей, чем на перевозках. И это один из самых больших аэропортов мира. У руководства Домодедово возникло желание тоже зарабатывать на аренде больше. Надо было найти и внедрить систему, адаптировать к Домодедово и так далее. Сейчас система работает, и достаточно успешно». После этого масштабного проекта к геоинформатике Мандыч охладел, решил расширить сферу деятельности и в 2003-м, в возрасте 30 лет, занялся проектами управления в IT-индустрии. С точки зрения карьеры все шло хорошо. С точки зрения его внутреннего состояния — нет. Время нефтяного бума совпало с повальной модой на дауншифтинг. Мандыч время от времени отрывался от производства и уезжал в теплые страны, но — как это обычно бывает — заканчивались деньги, заканчивался и дауншифтинг. С таким опытом он легко находил новую работу: «Я поработал в разных структурах, профессиональную карьеру закончил, будучи руководителем направления в проекте автоматизации заправочных комплексов ТНК-ВР». Окончательное решение уйти из профессии удачно совпало с периодом конфликта ТНК-ВР: «Акционеры поссорились, мое подразделение было расформировано. Мне выплатили неплохую компенсацию, и я уехал как раз в Гоа на месячишко, там много фотографировал, а когда вернулся, посмотрел фотографии и понял, что мог все это наснимать и в Рязани — разницы никакой». Дальше курсы фотографии, год странствий по Америке, Кубе, Мексике. Вернувшись в Москву, еще год провел в Институте современного искусства. Первоначальный поиск средств к существованию закончился продажей машины. Зато в институте удалось выиграть поездку в Швецию. Гётеборгский университет, международная художественная среда... И снова поиск денег — преподавание, фриланс. «Я работал и грузчиком в Политехническом музее, лишь бы была возможность для художественной практики. Как раз в то время сломал руку. В выходной я ехал на велосипеде с горы, снимал это все, и…» — нет худа без добра. Художественный эксперимент, во время которого была сломана рука, Мандыч отправил на Всероссийскую премию, проект был номинирован и даже вошел в шорт-лист.

Forbes Life: В чем, кроме падения с велосипеда, заключался проект?

Алексей Мандыч: Там были и рентгенограммы, и системы времени, которые я разрабатывал, основываясь на расписании приема лекарств… такая работа по приручению времени.

Тайм-менеджмент.

Определенно. Мы пытаемся управлять временем, но упускаем главное: можно рассчитать день по секундам, но так и не понять зачем. Системы времени меня завораживают до сих пор…

Как вы относитесь к шуткам из фильма «О чем говорят мужчины», когда они идут по музею и задумываются: «Это куча мусора или объект?»

Читать дальше... 

Они ребята веселые, но я обычно привожу такой пример. Никто не думает, что он разбирается в нейрохирургии, и если кому-нибудь показать операцию, никому в голову не придет сказать: «Да ты все заляпал! Это лучше поменять и вот так сделать», — никто не дает советов нейрохирургам. Зато каждый с детства думает, что разбирается в искусстве.

Конечно. Есть мазня, а есть — красиво. Все просто.

У классического искусства есть набор характеристик, по которым его можно оценивать. Рембрандта, например, отличить от плохого художника можно запросто. Есть набор критериев: как он владеет цветом, кистью, материалом… В современном искусстве несколько поколений художников эти критерии подсознательно ломали, чтобы свобода появилась. Поэтому современное искусство можно оценивать исключительно контекстно, исходя из того, где это появилось, как появилось, кто художник — зная историю, которая за ним стоит. Сейчас произведение искусства может состоять просто из текста…

Выходит, к каждому объекту нужно выпускать пособие.

Надо интересоваться предварительно.
Этот вечный спор про квадрат Малевича — если бы знать, как это все случилось на самом деле, всем было бы понятнее, обошлись бы без шуток.
Одна из моих последних работ посвящена квадрату Малевича. Он в 1915-м его нарисовал, а я — в 2015-м. Это оммаж художнику, размышления на ту же тему. Я нарисовал такой же «квадрат», полностью скопировал тот, который в Третьяковке висит, первый. Там сложный холст 79,5 на 79,5 сантиметров, я его специально заказывал. Плюс он не совсем квадратный, и вообще куча связанных с этим историй. Я рисовал его собственной кровью. Говорят, что Малевич рисовал на заказ картину, где девушки мылись в бане, и уснул. Пришла его жена в мастерскую, увидела, что у него голые бабы нарисованы, и замазала черным. Малевич подумал: это и есть конец живописи — и зарисовал полностью черным. И сейчас, когда рентгенографический анализ проведен, к столетию мастера, они нашли действительно картину с этими бабами. То есть как минимум часть истории правда. А моя картина была сначала ярко-розовой, сейчас она уже темно-темно-коричневая, а в какой-то момент станет черной. То есть «Красный квадрат», который Малевич называл символом революции, становится черным квадратом, который Малевич называл полным отказом от корней.

Нет, без шуток тут никак. Уж простите, анекдот про Малевича — когда звонит куратор и говорит: «Малевич! У нас выставка через полчаса! Где работы?!» — «Сейчас все будет».

При всем смехе, так работал Иван Айвазовский. Когда собирались выставлять его работы (не помню точно где), ему за две недели сказали, что состав с картинами не пришел, и он заявил: «Я за 2 недели напишу», - и сделал это. А уж он-то, казалось бы, классический художник.

Как появилась идея этой работы и сколько крови она «выпила»?

Немного. Пять раз по 20 миллилитров... Изначально я планировал купить специальные мешки для хранения крови, но, к сожалению, не нашел. Плюс у меня очень жарко в мастерской, это бывшая котельная, и кровь быстро сворачивается. Можно было добавлять в нее препараты, чтобы была постоянно жидкая, но я не хотел. А идея… был такой художник японский, Он Кавара, концептуалист, у него есть серия работ «Сегодня». Он путешествовал по миру, каждый день брал холст и рисовал на нем дату, к ней прикладывал местную свежую газету. И так изо дня в день, из года в год. И я задумался над способами зафиксировать день. Как говорится, все началось с того, что в кузнице не было гвоздя: в тот период я сдавал много анализов (из-за сломанной руки) и подумал, что кровь и есть фиксация себя во времени. Грубо говоря, слепок художника в этот день. Плюс кровь — это медиум, способ передачи информации, абсолютно честный. Это конечная субстанция, я не могу бесконечно рисовать кровью, я должен ее «производить». Изначально я хотел делать монохромы, картины одного цвета, раз в месяц постулировать себя как художника. Выяснилось, что это очень сложно. Взять у себя 20 миллилитров крови — плевое дело, но когда ты начинаешь этим рисовать… меня рвало постоянно, хотя я нормально переношу вид крови.

Вы думали над дальнейшими условиями хранения картины? Сигары, скажем, в хьюмидоре держат.

Нет, не думал. Картине уже десять месяцев, она меняется, она темнеет, ей нужен кислород. Если я покрою ее лаком, не известно, как кровь поведет себя, и это уже будет искусственная история.

Вы ведь не единственный из художников, кто экспериментирует с кровью.

Многие люди делали работы кровью. Марк Куинн, современный английский художник, отлил собственную голову из своей же крови… В США есть несколько художников, которые постоянно работают с кровью, но, во-первых, они ее хранят и, во-вторых, рисуют, как они утверждают, глубоко мистические картины. Мне тоже туда не надо. Тем более это моя единственная картина, я не рисую больше ничего. Обвинение в том, что это старо, не совсем корректно. Это все равно что Ван Гога упрекать в том, что он рисует красками, а не крахмалом.

Какая еще работа, помимо «Квадрата», занимает вас больше всего?

«Симфония скотного двора». Она представляет из себя шестьдесят часов Casio. Достаточно простая модель Casio A-158W, из детства. Сейчас, к сожалению, приходится использовать вот эти (показывает на Apple Watch на запястье), и они все умеют, но не пикают. И мне пришла в голову мысль: запустить одновременно 60 часов, установив будильник на полдень. Так как точность у них не идеальная, со временем они начинают флуктуировать, и получается подобие оркестра. По сути, это иллюстрация книги Оруэлла «Скотный двор» (отсюда и название). Только в книге разные животные пытались стать одинаковыми, а здесь даже одинаковые часы не могут быть одинаковыми. Так получилась «Симфония скотного двора».

К слову о полифонической мелодии «оркестра» Casio: если выкладывать видео с этой инсталляцией в инстаграм, как бы вы его подписали?

Строчкой из «Скотного двора»: «Звери Англии и мира, всех загонов и полей, Созывает моя лира вас для счастья новых дней».

И последний вопрос: вы живете на деньги от продаж картин? Или спонсорские отчисления?

Нет. Я преподаю шахматы детям. И преподаю искусство.

Андрей Золотов
редактор канала Forbes Life

- Картина «Черный квадрат» (2015), Алексей Мандыч
- Инсталляция «Симфония скотного двора» из шестидесяти часов Casio A-158W

[Хранитель укропа]

Sotheby’s выставляет на продажу арт-коллекцию Дэвида Боуи

Ожидаемая стоимость продажи всей коллекции — £10 млн, самым дорогим лотом обещает стать картина Жан-Мишеля Баскии (£3,5 млн).

Аукцион предваряет гастрольная выставка, которая пройдет 26 сентября в Нью-Йорке, с 12 по 15 октября в Гонконге, и показ – с 1 по 10 ноября в выставочном зале аукционного дома на Нью-Бонд-стрит в Лондоне. В коллекцию Боуи входят 400 предметов, 200 из которых — работы ведущих современных британских художников, таких как Франк Ауэрбах, Дэмиен Херст, Генри Мур, Грэхем Сазерленд.
В коллекции Боуи также представлено искусство аутсайдеров, сюрреализм, современное африканское искусство, работы итальянского дизайнера Этторе Соттсасса и его мемфисской группы. Весной 2013 лондонский Музей Виктории и Альберта чествовал Боуи как одного из самых влиятельных в мире британцев, устроив ретроспективу архивов музыканта: его рукописей, художественных произведений, видео и сценических костюмов.

Боуи собирал только то, что действительно любил, что его задевало и стимулировало. Глядя на выставленные работы, можно найти неожиданные объяснения художественных поисков Боуи, определить направления, в которых он двигался, и лучше понять его творчество. Хотя коллекция Боуи — нечто большее, нежели комментарий к его творчеству.
В преддверии аукциона портал MutualArt.com сравнил некоторые знаковые экспонаты из коллекции Дэвида Боуи с произведениями самого музыканта, саундтреками и видео.

Например, работа английского неореалиста, поклонника Ван Гога, Гарольда Гилмана «Интерьер (Миссис Маунтер)» 1917 года (эстимейт £150-250 тысяч) и песня God Knows I’m Good с альбома Space Oddity 1969 года, принесшего первый большой успех Боуи. Мелодичная трогательная баллада рассказывает историю бедной женщины, которая крадет в магазине банку тушенки, приговаривая про себя: «Бог знает, я хорошая». На картине Гилмана женщина, занимающаяся уборкой в небогатой комнате в обычном лондонском доме, стоит к зрителю спиной. Эта тихая камерная интонация передает ощущение повседневной бытовой жизни. В отличие от песни Боуи, неизвестно, что думает женщина на картине, но одинокий луч света, проникающий из окна, может быть знаком тяжких душевных мук и религиозного раскаяния.

Читать дальше... 

Кажется, что «девочка с волосами мышиного цвета» из песни Боуи прыгает через ступеньки, чтобы быстрее попасть в кинотеатр, где «она прикована к черно-белому экрану». Life on Mars? напичкано невероятным количеством героев: тут и троглодит, и моряки, и Микки-Маус — весь мусор из окружающего нас медийного пространства. Однако фотограф Мик Рок, снимавший клип, ограничился только самим Боуи. Его выбеленное лицо на белом фоне, густо накрашенные синим глаза, ярко-розовые напомаженные губы, стоящие дыбом рыжие волосы делают героя Боуи похожим на персонажа комиксов. Строго очерченная Колфилдом зона цвета, отчетливые графичные линии и плоскостное ощущение пространства могли бы послужить отличным поп-арт-фоном для клипа Life on Mars?.
Альбом Low вошел в список 500 величайших альбомов всех времен по версии журнала Rolling Stone 2003 г. «Ты такой замечательный человек, но у тебя столько проблем», — пел Боуи в Breaking Glass — это пульсирующая, угловатая мелодия с незабываемой импровизацией. Так же и Баския, в один момент, на одном вздохе, на одном крике взлетевший на художественную сцену и столь же стремительно ушедший из жизни. О работах Баскии Боуи говорил, что они очень близки рок-музыке: «Казалось, он концентрировал бешеный поток образов и опытов, пропускал их сквозь себя и навешивал на холсты».

Яна Жиляева
внештатный автор Forbes Life

- Гарольд Гилман 1917. Интерьер. (£150 000 — 250 000)
- Патрик Колфилд, Фойе, 1973 (£400 000 — 600 000) — Жизнь на Марсе? c альбома Hunky Dori, 1971
- Жан-Мишель Баския.