Елена Баснер - арест уважаемого эксперта! Ваше мнение?

[osamnen]

Чужих насколько я понял, там к телу не допускают, но и у своих проверяют, что пойдет в печать. В общем негодяй Васильев оклеветал ангела, но мощная поддержка демократической общественности не допустит над ангелом судебную расправу.

[uriart]

Сообщение от osamnen

Чужих насколько я понял, там к телу не допускают, но и у своих проверяют, что пойдет в печать. В общем негодяй Васильев оклеветал ангела, но мощная поддержка демократической общественности не допустит над ангелом судебную расправу.

И правильно!
Ангелов не судят!

[khmelev]

-подождите, а деньги?
-что вы всюду лезете со своими деньгами?
Вы что бедный что ли? Должны радоваться, что ваши деньги пошли на благое дело. И потом, надо еще доказать, что это ваши деньги. Откуда у вас могут быть такие деньги? Куда смотрит милиция? Боже, в каком ужасном мире мы живем....

[Питер-С]

Нашел несоответствие в "показаниях":

Вот как Андрей Васильев говорит о качестве "своей" подделки:

"...Эта картина является суперподделкой. Установить вот так навскидку, что эта картина ненастоящая, я думаю, фактически невозможно. То же самое говорила и Рыбакова из центра им. Грабаря: на протяжении первых двух месяцев они были уверены, что это подлинный Григорьев..."
(источник здесь)

А вот как об этой же подделке говорит сам эксперт Юлия Рыбакова:

(смотреть с 8:32 минуты)

[osamnen]

А почему бы нет, если хватит на всю оставшуюся жизнь.
Наверно не один Васильев счастливый обладатель "шедевров"!?

[Artem]

Что нового мы узнали из начавшегося судебного процесса по «делу Баснер»


24/02/2015

Начался суд по так называемому «делу Баснер» – пока выступил только пострадавший, он же главный инициатор появления этого дела коллекционер Андрей Васильев, который за 250 тысяч долларов купил ненастоящую картину Бориса Григорьева. Никаких новых аргументов к обвинению это выступление не прибавило. Хотя СМИ успели сообщить еще о нескольких подделках.

Все, кто читал интервью в «Городе 812» с Андреем Васильевым и Еленой Баснер (+ продолжение), подробности дела должны знать лучше судьи. И хотя выступление Васильева не содержало новых фактов (кроме того, что адвокат Васильева ходатайствовал об аресте имущества Баснер в качестве обеспечительной меры), оно представляет интерес с точки зрения понимания той тактики, которую Васильев избрал.

На мой взгляд, у следствия нет главного доказательства обвинения – заведомого умысла Баснер на мошенничество, когда она сообщила издателю Шумакову, что картина Бориса Григорьева «Парижское кафе» – подлинная. Следствие же утверждает и монотонно это повторяет, будто Баснер знала изначально, что Михаил Аронсон принес ей подделку, а потом организовала продажу этой подделки Васильеву. Однако кроме утверждения Васильева, что Баснер знала о подделке, других доказательств нет. Сама Баснер признает за собой только ошибку.

Чтобы подпереть это обвинение, Васильев и следствие утверждают следующее: оригинал «Парижского кафе» Б. Григорьева хранится в запасниках Русского музея, поступил в 1983 г. в составе части коллекции Окунева, а Баснер входила в состав комиссии, которая принимала ее в дар для Русского музея, и не могла не помнить эту картину.

Баснер в ответ говорит, что за 26 лет забыла, что эта темпера находится в ГРМ, а подумала, что видела ее в другой коллекции – психиатра Тимофеева. В арестованном при обыске компьютере Баснер была найдена фотография оригинала картины Григорьева из ГРМ, но, как установила техническая экспертиза, этот снимок был загружена в компьютер Баснер с флешки только в 2011 году. То есть уже после того, как Васильев предъявил свои претензии. Естественно, Васильеву нужно, чтобы Баснер видела эту фотографию в апреле 2009-го, за три месяца до прихода к Баснер Аронсона, тогда весь детективный пазл удачно складывается. Но доказательств этого нет.

Читать дальше... 

Иными словами, предлагаемые обстоятельства для Андрея Васильева были трудными. Отсюда тактика в суде: повторять утверждения и сообщать суду побольше информации, которая к делу отношения не имеет, но Баснер вроде бы компрометирует. Помощь тут оказывают и некоторые отечественные СМИ.

Особо выделю отчет о суде, показанный на НТВ. Корреспондент программы «Чрезвычайное происшествие» Василиса Казакова увидела в зале суда «творческую богему культурной столицы» (значение слова «богема» юный корреспондент узнать еще не успела), потом сказала неправду, что Баснер «подписалась под тем, что это (темпера Григорьева. – М.З.) подлинник» (Баснер на самом деле высказала мнение устно). Затем сказала, будто Баснер призналась в том, что сделала «экспертизу этого полотна» (хотя Баснер не проводила экспертизу). «Следователи собрали достаточно доказательств того, что Баснер не просто ошиблась, она имела свой процент от сделки, от продажи копии и отлично знала, что настоящий шедевр хранится в Русском музее», – завершила Василиса Казакова.

Напомню, что если бы Баснер сама не сказала, что получила от издателя Шумакова 20 тыс. долларов, то следователи никогда и ничего бы не собрали. Все держится только на этом добровольном признании.

После суда многие СМИ сообщили сенсационную новость: оказалось, что Баснер продала Васильеву не одну подделку, а две. Например, на сайте РАПСИ – «Российского агентства правовой и судебной информации» – заголовок статьи о заседании суда выглядит так: «Потерпевший по делу Баснер обвинил ее в продаже второй поддельной картины». На сайте «МК» заголовок аналогичный: «В деле Елены Баснер может появиться новая подделка». Далее по тексту: «В Дзержинском суде Петербурга в ходе первого слушания по этому делу потерпевший, коллекционер Андрей Васильев, заявил, что Баснер продала ему не одну, а две поддельные картины». На сайте «Росбалт» заголовок такой: «Искусствоведа Баснер обвинили в продаже второй поддельной картины». Агентство «Диалог»: «Елену Баснер обвинили в причастности к продаже еще одной поддельной картины».

Самое смешное, что сам Андрей Васильев на суде этого не утверждал, потому что Баснер не продавала ни Васильеву, ни кому-либо еще картину Николая Калмакова «Похищение». И в случае с Каламковым, и в случае с Григорьевым бизнесом занимался Леонид Шумаков, он же назначал и цены, торгуясь с коллекционером Васильевым.

16 ноября 2009 года Шумаков предложил Васильеву картину Николая Калмакова. К картине он приложил ксерокс, на одной стороне которого было изложено мнение «тройки» сотрудников Русского музея – Сирро, Нестеровой и Богданова – о том, что картина подлинная, а на обороте ксерокса – мнение Баснер о подлинности этой картины. Никто, кстати, не выяснял: одну ли и ту же картину видела «тройка» из ГРМ и Баснер.

В интервью «Городу 812» Баснер про эту историю говорит, что Васильев «отыскал летом 2011 года картину с моей заверяющей ее подлинность бумагой (о том, что он целенаправленно искал картины с моим письменным подтверждением, мне говорили тогда же некоторые арт-дилеры…) и создал ей ту же историю бытования: якобы от меня через Шумакова. Ничего не могу сказать про Шумакова, я этого не знаю, но я к продаже этой работы не имела никакого отношения. Впрочем, меня в этом никто не обвинял и не обвиняет».

Итак, Васильев сперва купил картину Калмакова у Шумакова, а потом обратился в фирму «Арт-консалтинг» за выяснением, копия это или подделка. «Арт-консалтинг» (Москва) заявил, что это подделка. Потом Васильев отправил жену с этой же картиной в ГРМ, там засвидетельствовали, что это подлинник. Потом картина отправилась в Государственный научно-исследовательский институт реставрации, где картину признали подделкой. А в Третьяковской галерее заключение давать вообще отказались.

Как бы там ни было, я абсолютно не понимаю, как к этому делу можно привязать Баснер: допустим, она ошиблась, но ошибочное мнение – это не преступление, а картину она не продавала. Однако Васильев говорил об этом на суде долго и подробно, потому что его задача – скомпрометировать Баснер.

На суде он также много говорил о Русском музее. К делу Баснер это тоже отношения не имеет, но создает ощущение тотального обмана.
Второй сюжет, который к истории с картиной Григорьева также не относится, но который Васильев рассказал суду с большой детализацией, повествует об истории их взаимоотношений с Баснер. Эту историю Васильев излагал и мне, но я не стал ее включать в текст интервью. Но коль скоро Васильев в судебном заседании публично свою версию изложил, я сравню его версию с версией Баснер.

Речь в этой истории пойдет о знаменитом ленинградском коллекционере живописи Соломоне Шустере (1934–1995), который также известен как режиссер «Ленфильма» (его лучший фильм – «День приема по личным вопросам», 1974), его сыне Марке (1955–2003) и внуке Валентине. После смерти Соломона Шустера его потомки начали уникальную коллекцию распродавать. В ходе этого процесса и появился Андрей Васильев.

Версия Васильева в изложении РАПСИ: «В ноябре 2003 года умер хороший друг Васильева коллекционер Марк Шустер. За месяц до смерти Шустер продал картину Аристарха Лентулова «Купальщицы» некоему Роману Жаголко, объявленному в настоящее время в розыск. Жаголко заявил Валентину Шустеру, что проданная его отцом за 600 тысяч долларов картина является подделкой. Однако, рассказал Васильев в суде, Жаголко тогда заявил молодому человеку, что «деньги возвращать не надо» и он готов вместо них взять что-нибудь из коллекции его умершего отца». На сайте «Фонтанка» история изложена почти так же, но с двумя деталями, упущенными РАПСИ: во-первых, бизнесмен Жаголко совсем от денег не отказался, а «потребовал 50 тысяч долларов и другие предметы живописи в счет остальной суммы»; во-вторых, «в качестве доказательства подделки Жаголко предъявил заключение, подписанное Еленой Баснер. Так вышло, что Васильев знал как минимум три подтверждения подлинности «Купальщиц». Сумел их предъявить, подключив заграничные связи, и отвадить покупателя. «С тех пор наши отношения с Еленой Вениаминовной прекратились», – добавил коллекционер».

Версия Баснер. Баснер, которая тоже рассказала мне эту историю, начала с изложения показаний Васильева: «Елену Баснер я знаю очень давно, но в течение последних примерно 6 лет не общался с ней. Это связано с одним эпизодом, также имеющим отношение к экспертной деятельности, но не относящимся к ситуации с приобретенной мной картиной. Суть этого эпизода заключается в том, что мой близкий друг, наследник огромной коллекции живописи, Марк Шустер продал очень дорогую картину Лентулова, а вскоре после продажи внезапно умер. Вскоре после его смерти к его сыну – Валентину Шустеру – пришел человек, купивший Лентулова, и заявил, что картина не подлинная, и предложил пересмотреть условия сделки. Он предложил пересчитать цену Лентулова вместо 600 000 долларов США на 50 000, а разницу в 550 000 долларов США взять другими картинами из собрания Шустера. В качестве эксперта, утверждавшего, что картина Лентулова является фальшивой, он указал Елену Баснер. Мне удалось тогда доказать, что картина Лентулова является подлинной… Когда Валентин Шустер встретился с Баснер, то та очень смутилась и заявила, что она вообще не разбирается в этом художнике, что у картины «плохая энергетика» и т.д. После этой истории я счел, что Баснер является законченной мошенницей, и больше с ней не общался». Понятно, что покупателем Лентулова был Жаголко, ныне объявленный в розыск.

А вот комментарий Баснер: «Никогда в жизни не произносила слов «плохая/хорошая энергетика» – меня от этих слов тошнит. Не могла заявить, что не разбираюсь в творчестве Лентулова, – разбираюсь. Не смущалась при встрече с Валентином Шустером, потому что у меня не было причин смущаться... Близким другом Васильева был Марк Шустер. Я дружила только с Соломоном Абрамовичем Шустером. После его смерти этот дом для меня словно умер. В конце 1980-х гг. Васильев обратился ко мне с просьбой: не могла бы я замолвить за него слово перед Соломоном Абрамовичем, он хотел бы попасть в его дом, увидеть коллекцию. Я ответила согласием и, в очередной раз придя к Шустеру, сказала, что у меня есть добрый друг, интересующийся искусством… Ответ Соломона Абрамовича я запомнила на всю жизнь: «Я слышал об Андрее Васильеве и пускать его к себе в дом не намерен. А вы, Лена, плохо разбираетесь в людях, если называете Васильева своим другом».

В дом Шустера Васильев попал уже после смерти Соломона Абрамовича. <…> Марк, насколько я понимаю, действительно приблизил к себе Васильева. Потом мне стали говорить, что вещи из собрания Шустера то и дело появляются на рынке, а также вещи, про которые говорится, что они – из собрания Шустера. А также фальшивые вещи, про которые тоже говорят, что они принадлежали С.А. Шустеру… Однажды ко мне пришел Васильев (мы с ним к этому времени общались совсем редко) и сказал: «Вам на днях могут принести очень известную вещь, большого Машкова, из коллекции Шустера. Вы ее хорошо знаете. Так вот. Если она будет в авторской раме, это – копия. А если без рамы – подлинник». Из этих слов мне стало понятно, что, во-первых, худшие подозрения насчет того, что с коллекцией Шустера производятся отвратительные манипуляции, оказались правдой, и, во-вторых, что Васильев, возможно, втягивает меня в свои грязные дела. И у меня от гнева и отвращения перехватило дыхание. Когда я справилась с собой, то попросила его больше ко мне не обращаться и забыть мой телефон…

Возвращаюсь к эпизоду с Лентуловым. Когда мне все же показали эту картину, я, конечно, помнила, что такой Лентулов у Шустера в коллекции был, и каталог, где он воспроизводился, у меня был, но избавиться от ощущения, что это «клон», после долгого и обстоятельного его изучения, не могла, поскольку не только видела существенные недостатки его исполнения, но и спроецировала на него ситуацию с клонированным Машковым. Я, кстати, не говорила человеку, у которого смотрела эту картину (очевидно, разыскиваемый Жаголко. – М.З.), о своих сомнениях. Я просто отказалась дать на нее положительное заключение».

В общем, если Васильев утверждает, что Баснер дала заключение о том, что подлинная картина Лентулова является подделкой, то Баснер говорит, что она не дала вообще никакого заключения. Некоторая разница в двух версиях есть.

Теперь собственно про дело о продаже фальшивого Григорьева, по которому и судят Елену Баснер.

В июле 2009 года некий Аронсон принес Баснер поддельную картину Б. Григорьева. Следствие утверждает, что Баснер состояла в одной преступной группе с Аронсоном и другими неустановленными лицами, число которых не называется ввиду того, что никто, кроме Баснер, не пойман. Они провели операцию по продаже подделки Григорьева.

Но уже с этого момента начинаются странности и неясности. Первая странность состоит в том, что в ходе полицейского следствия Баснер сообщила телефонный номер Аронсона в Эстонии, ему позвонили, он приехал в Петербург и его допросили. Он признал, что получил 180 тысяч долларов за проданную картину Б. Григорьева «Парижское кафе».

Если принять точку зрения следствия, что Аронсон мошенник и продавал вместе с Баснер в составе ОПГ заведомо поддельную картину, то странно, что в 2011 г. Аронсон приехал по вызову следователей в Петербург и дал показания, ничуть не опасаясь, что его посадят и осудят. Если бы Баснер и Аронсон входили в ОПГ, то Баснер не призналась бы в получении 20 000 долларов комиссионных от Шумакова, а Аронсон не приехал бы из Эстонии в Россию. Надо уж быть совсем идиотом, чтобы, провернув мошенническую операцию, потом заявиться в полицию Петербурга. На мой взгляд, приезд Аронсона в 2011 г. в Петербург как раз и является свидетельством в пользу Баснер.

Вторая странность связана с позицией Васильева по фигуре Аронсона. С одной стороны, в интервью «Городу 812» Васильев сказал, что Аронсона «вообще не было в деле. Он в природе есть, он и сюда приезжал, но он не участвовал реально в этом деле. Он выполнял постфактум роль фиктивного персонажа, отвлекающего внимание на себя. Он появился на стадии доследственной проверки. На этой стадии можно говорить хоть про инопланетян». «Аронсона – по объективным данным: билинги, кредитные карты и т.д. – не было в России в этот период», т.е. летом 2009 г.

На судебном заседании Васильев также говорил об Аронсоне, что Аронсон – это трижды судимый уголовник из Эстонии, что он замешан в заказном убийстве, а дома хранил мину. Насколько это все правда – не знаю, по материалам из уголовного дела, все три судимости Аронсона получены в Эстонии, и это все мелкие сюжеты.

Понятно, что, утверждая, будто Аронсон не привозил поддельную картину Баснер, Васильев намекает на то, что доставили ей картину совсем другие люди, а Баснер врет. Однако подробно распространяя сведения про уголовника, Васильев тем самым активно компрометирует Баснер, показывая круг ее общения: террорист, убийца…

Третья странность связана с той фотографией Аронсона, которую показал мне Васильев во время интервью. На фотографии изображен атлет с обнаженным торсом, весь в татуировках, с бандитской мордой. На еврея этот бандит похож так же, как я на балерину. Когда я предложил фотографию опубликовать, Васильев сразу отказал – может, потому, что тогда фотографию увидела бы Баснер?

Потому что Баснер описывает Аронсона, пришедшего к ней летом 2009 года, по-другому: «Обычный человек, с грамотной речью, недоверия к нему интуитивного не возникло».


Четвертая странность. На суде Васильев заявил ходатайство о привлечении в качестве свидетеля Сабирова. Напомню, что в интервью Васильев говорил о господине «N, который возил картину во Всероссийский художественный научно-реставрационный центр им. академика И.Э. Грабаря. <…> Этот господин N даже задерживался на 7 дней, провел их в узилище. Сначала он тоже говорил про Аронсона. И все складывалось во вполне гармоничную картину. N забрал картину у Аронсона, про просьбе Аронсона сдал ее в центр им. Грабаря на экспертизу, потом получил обратно, отдал Аронсону, а Аронсон отвез картину Баснер, не сказав, что картина была в центре им. Грабаря».

Вот этот «господин N», я полагаю, и материализовался в неизвестного мне Сабирова. Правда, потом Васильев сказал, что Сабиров изменил показания, заявив, что картину Сабирову дал не Аронсон, а некий М., который получил картину прямо в музее, находящемся в центре города.

Теперь рассудим логически. Допустим, М. получает картину в музее, передает ее Сабирову, Сабиров везет ее в Москву в научно-реставрационный центр им. академика И.Э. Грабаря на экспертизу. Не будем уточнять, о каком музее идет речь, но что странно – в данном случае возможны только два варианта: из некоего музея этому М. вынесли подлинник (тогда это музейная кража) или подделку (которую изготовили в музее). В обоих случаях странно тащить такую картину из музея прямо в научно-реставрационный центр. Если это подлинник, может обнаружиться кража, если заведомая копия картины из музея – то зачем ее носить в научно-реставрационный центр? С какой целью? Чтобы получить сертификат о поддельности?

Все это вместе пока напоминает детектив с алогичным сюжетом. Все персонажи – какие-то ненормальные. У меня возникло ощущение, что Андрей Васильев решил суд запутать непроверяемыми алогизмами в надежде, что все пойдет в соответствии с анекдотом: «Именно отсутствие доказательств и убедило судью в том, что обвиняемый является коварным, изощренным преступником, не оставляющим следов, и потому заслуживает самого сурового наказания».

Михаил ЗОЛОТОНОСОВ, фото galernayas.ru
http://www.online812.ru/2015/02/24/012/

[Тихая Сапа]

"Коммерсантъ" пишет:

http://kommersant.ru/doc/2692878


На судебном процессе в Санкт-Петербурге по делу о мошеннической продаже подделки картины Бориса Григорьева "В ресторане", подлинник которой хранится в Государственном Русском музее (ГРМ), впервые выяснились скандальные подробности о регулярной практике проведения специалистами музея нелегальных экспертиз, способствовавших обороту подделок на антикварном рынке. С 2000 по 2010 год музейщики выдали заказчикам более 100 экспертных заключений с печатью отдела кадров ГРМ. Среди них — заключение о подлинности картины Николая Калмакова "Похищение", проданной, как и картина Григорьева, в 2009 году коллекционеру Андрею Васильеву, но оказавшейся подделкой.


Публичные показания о практике проведения сотрудниками Русского музея неофициальных экспертиз дал на прошлой неделе в Дзержинском райсуде Санкт-Петербурга заведующий отделом технологических исследований ГРМ Сергей Сирро. Он был вызван свидетелем по уголовному делу бывшей сотрудницы ГРМ, а ныне консультанта шведского аукционного дома Bukowskis Елены Баснер — крупнейшего эксперта по русскому авангарду. Она обвиняется в мошенничестве из-за посредничества при продаже коллекционеру Андрею Васильеву подделки картины Бориса Григорьева "В ресторане".

О фальшивке, в частности, свидетельствует обнаруженный в красках современный зеленый пигмент: он использовался с 1930-х годов, а в СССР, где предположительно была создана копия,— не раньше 1970-х годов. Интрига на судебном заседании возникла в связи с оказавшейся у коллекционера копией черновика заключения экспертов ГРМ, где говорилось, что состав пигментов "не противоречит" времени создания картины. "Сергей Сирро сказал мне по телефону, что заместитель директора музея Евгения Петрова никогда не подпишет такое заключение, но его можно получить в виде частного мнения специалистов ГРМ, чтобы я мог продать картину",— заявил в суде господин Васильев. По его словам, ранее специалисты ГРМ ему намекали, что признание подлинности картины "поставит под сомнение хранящуюся в ГРМ музейную вещь".

Сергей Сирро факт разговора отрицал. Тогда ему также предъявили копию заключения "нелегальной экспертизы" о подлинности картины Николая Калмакова "Похищение", приобретенной Андреем Васильевым в 2009 году и также оказавшейся подделкой. На бумаге стоит подпись господина Сирро и двух его коллег, удостоверенная печатью отдела кадров ГРМ, аналогичное мнение подписано на обороте Еленой Баснер. После этого музейщик публично признал, что не менее 20 раз готовил "вне музея", но "печатал на работе" неофициальные мнения за 10 тыс. руб. по заказу антикваров. Печать отдела кадров ГРМ на таких заключениях лишь заверяет достоверность подписей сотрудников музея, уточнил он. Дата рядом с печатью на документах отсутствовала: по мнению потерпевшего, такое нарушение музейных кадровиков позволяет злоумышленникам проставлять даты самостоятельно, фабрикуя себе "индульгенции" для доказательства отсутствия умысла при продаже. На вопрос, как могла проводиться экспертиза без внесения произведений в музей, господин Сирро признался, что "технологическим исследованием" считается "любое рассмотрение картины с лупой, не касающееся восприятия художественного образа". Всего с 2000 по 2010 год сотрудники музея успели выполнить 100-150 неформальных заказов, сообщил свидетель. На вопрос судьи, как регламентирована такая "самодеятельность", господин Сирро сообщил, что сейчас она устно запрещена — после того, как об этом "пять лет назад" узнало руководство музея. Причины запрета такой "частной коммерческой деятельности" господин Сирро объяснил "конкуренцией": деньги шли "в карман" экспертам, а не музею.

"Так называемые тройки (неформальные заключения трех специалистов с печатью отдела кадров ГРМ) были в ходу среди профессионалов рынка — галерейщиков и дилеров, поскольку официальное экспертное заключение стоит дороже и получить его крайне сложно после многочисленных скандалов с официальными заключениями музеев о подлинности левых картин. Специалистов по каждому сегменту этого рынка немного, проще позвонить любому из них и удостовериться, что он действительно подписывал такую неформальную бумагу. Это было ноу-хау Русского музея — в других музеях после скандалов с официальными экспертизами правила намного строже, им и официальное исследование практически невозможно заказать",— рассказал "Ъ" один из продавцов антиквариата.

Главный хранитель ГРМ Иван Карлов подтвердил "Ъ", что сотрудники музея брали частные заказы на проведение исследований без ведома руководства — "в нарушение внутренних инструкций, этического кодекса музейного работника, международных норм и профессиональных приличий". Впрочем, по словам хранителя, на рынок попадают и подделки спецбланков музея для выдачи официальных заключений.

Созданию подделок, как обсуждалось в суде, могло способствовать и отсутствие правила фиксации фактов фотосъемки хранящихся в запасниках экспонатов. Господин Карлов с этим не согласен. По его словам, самыми эффективными способами защиты музейных ценностей в РФ были бы создание полной цифровой базы фотоснимков всех экспонатов в высоком разрешении (что гарантирует их уникальность наподобие отпечатков пальцев) и открытый доступ к ним для любых ведомств и частных лиц. Создание такого государственного музейного каталога сейчас сорвано, отметил он.

В связи с делом Елены Баснер руководство ГРМ сообщило Министерству культуры, что "музею наносят репутационный вред", хотя "нельзя исключать", что проданная Андрею Васильеву копия картины Григорьева могла быть сделана до 1946 года — то есть еще до поступления подлинника в коллекцию Окунева, завещавшего его ГРМ. Однако, по обнародованным в суде данным экспертизы Эрмитажа, картон, на котором она исполнена, стал использоваться в России и Финляндии после 1960-х годов. Сергей Сирро заявил суду, что "специалистов по целлюлозе в Русском музее нет".

Анна Пушкарская, Санкт-Петербург
Подробнее: http://kommersant.ru/doc/2692878

[Кирилл Сызранский]

Сообщение от Тихая Сапа

На бумаге стоит подпись господина Сирро и двух его коллег, удостоверенная печатью отдела кадров ГРМ

Классическая нелегальная экспертиза искусствоведов Государственного Русского Музея - не датированная, заверенная печатью отдела кадров.

[osamnen]

А сколько сейчас подобных "экспертиз" выданных "друзьями" московских музеев, а какие у них научные звания прочитал и дальше можно не читать, а доставать бумажник.

[Маруся]

Сообщение от Тихая Сапа

руководство ГРМ сообщило Министерству культуры, что "музею наносят репутационный вред"

Может, это только у меня последние несколько лет словосочетание "экспертиза Русского музея" вызывает неизбежную тоску, сродни застарелой зубной боли...
После ненавязчивого государственного рэкета в истории с Певзнером (по поводу уникальной работы Брюллова) был еще случай с Азадовским (по поводу Бенуа), потом Васильев с Григорьевым... не принимая во внимание многочисленные экспертизы "троек", о которых всем давно известно.
И кто-же эти диверсанты, которые вот уже много лет наносят "репутационный вред" одному из крупнейших российских музеев???

П.С.
Возникает чисто практический вопрос: а где в Питере можно сделать честную частную экспертизу?