История с подделкой Григорьева

[Кирилл Сызранский]

Сообщение от K-Maler

Так какая основа?

Картон же.

[Vladimir]

Ирина Вакар, Дмитрий Ханкин, Андрей Васильев и Милена Орлова обсуждают обвинения.

Читать дальше... 

Источник: http://tvrain.ru/articles/mongajt_su...kartin-362077/

Монгайт: У меня к вам общий вопрос, на который я бы попросила ответить каждого из вас. Как вы считаете, действительно ли виновата Елена Баснер? Потому что сегодня, я знаю, была обнародована петиция от музейщиков, московских и петербургских. Ее подписал Пиотровский.

Вакар: Я думаю, что то, в чем ее обвиняют, то есть в содействии в изготовлении фальшивой картины, совершенно нереальное обвинение. Мне кажется, даже довольно абсурдное. Но, может быть, это ошибка эксперта, на которую, вообще говоря, он имеет право. Этого я не могу исключить пока.

Монгайт: Как отличить ложную экспертизу от мошенничества?

Вакар: Заведомо ложная экспертиза, когда эксперт знает, что эта вещь, например, изготовлена вчера его знакомым. Другое дело, если он увлечен, или под влиянием какого-то эмоционального восприятия (может быть, неправильного) он не проверяет провенанс картины, не проверяет ее возраст, не сравнивает с известными образцами, тем более, если это, предположим, варианты одной и той же композиции. Тогда он, конечно, виноват, но это не сознательный обман, это экспертная ошибка.

Монгайт: Дмитрий, как вы считаете?

Ханкин: Есть формальные признаки в этом деле, которые вряд ли позволяют обвинять Елену Вениаминовну Баснер во всех смертных грехах. Она не являлась стороной сделки. С нее невозможно спрашивать за это, она не получала деньги, похоже. Либо он посредничала.

Монгайт: Посредник не может быть заинтересованной стороной?

Ханкин: Посредник – заинтересованная сторона. Вопрос в том, была ли она стороной сделки. Если да, то насколько глубоко. Мне тоже сейчас при детальном рассмотрении этой истории, кажется, что все шито белыми нитками. Я услышал об этой истории год назад. Мы приятели с Васильевым, мир наш очень маленький. Но в любом случае человек, не совершавший насильственного преступления, вряд ли должен томиться в узилище, есть другие способы.

Монгайт: Вы знаете, сегодня ее уже перенаправили домой. Это будет домашний арест.

Ханкин: По крайней мере, это хоть как-то похоже на что-то.

Монгайт: Я бы хотела дать слово Андрею Васильеву. Андрей, здравствуйте, вы нас слышите?

Васильев: Да, я слышу, добрый вечер. Я готов ответить на ваши вопросы.

Монгайт: Это здорово. Давайте присоединяйтесь.

Васильев: Поскольку я сторона процесса и потерпевший, то я, безусловно, уверен, что Елена Баснер виновата, но доля ее вины – поскольку вся эта история совершалась группой лиц – может быть определена только по окончанию следствия в судебном заседании. Может быть, она виновата на 5%, может быть, больше. Но точно не на 100%. И точно она не первая скрипка. Есть другие люди, которые ведут основную партию. Это первое обстоятельство. Что я хотел бы еще отметить? Я услышал, что кто-то из уважаемых экспертов сказал, что ее обвиняют в изготовлении фальшивки. Это неправда. Ее никто не обвиняет в изготовлении фальшивки. Ее обвиняют в том, что она была участником цепочки. Она не была экспертом, понимаете в чем дело. Эксперт высказывает свое экспертное мнение. Елена Вениаминовна позвонила господину Шумакову и сказала, что есть чудесная картина Григорьева из хорошей ленинградской коллекции, старой, где есть еще несколько замечательных картин Григорьева, и спросила, нет ли у него покупателя на эту картину. Но только при условии, чтобы он не раскрывал ее участия в этом. Если это называется «экспертиза», господа, то тогда цыгане на улице, которые торгуют паленым, очевидно, тоже эксперты.

Ханкин: То, о чем я вам говорю.

Васильев: Это первое. Второе: Елена Вениаминовна получила деньги. Причем произошла интересная история. Господин Шумаков получил всю довольно крупную сумму, это произошло 11 июля в 12 часов дня. А уже где-то в 13.00 человек по фамилии Арансон, который остается у нас фигурой загадочной, фигурой немножко виртуальной (его никто не видел никогда, не знаю, есть он или нет, допустим, что он есть), получил 180 тысяч долларов. 70 тысяч долларов растаяли по дороге с Петроградской стороны в центр города. Там недалеко ехать, но они исчезли. За это время эти деньги были в руках у двух людей – Шумакова и Баснер. Больше никого не было. Я узнал об участии госпожи Баснер через полтора года только. Я не знаю, в каком качестве тогда госпожа Баснер в ней участвовала: в качестве эксперта? Нет. Она участвовала в качестве засекреченного элемента некой цепочки. Я не хочу быть голословным, вы можете открыть передачу «Человек и закон» за 6 октября 2011 года. Там это все говорит Шумаков, и говорит адвокат Баснер: «Она не выступала здесь в качестве эксперта, она была просто представителем продавца».

Монгайт: Почему вы не преследуете продавца картины, а преследуете ее? Почему она сейчас находится под следствием?

Васильев: Я написал заявление в эстонскую полицию. Что значит «преследую»? Я никого не преследую. Я выясняю истину. Не я арестовал госпожу Баснер, ее арестовал Следственный комитет. Заметьте, это длится четыре года. Все четыре года я действую только в правовом поле. Я пишу какие-то ходатайства, я обращаюсь в суд, потому что следствие районного звена прячет документы, не приносит их в суд, мы их обвиняем в незаконном бездействии. Мы выиграли, по-моему, пять процессов по незаконному бездействию! Обвиняем Елену Баснер. Я пытался решить это дело в рамках гражданского судопроизводства. Я обратился с иском к господину Шумакову в надежде, что потом будет преюдиция, и мы сможем регрессный иск обратить к госпоже Баснер. Вы думаете, эти господа пришли в суд хоть раз? Они ни разу не пришли в суд, ни разу не объяснились. Вы слышали хоть раз объяснение госпожи Баснер за три года? Я с таким удивлением читаю сейчас в интернете делающие честь их авторам призывы к тому, что госпожа Баснер должна быть на свободе. Я присоединяюсь. Но почему же все эти люди четыре года не спросили госпожу Баснер, а как можно обманывать человека на такую сумму, продавать фальшивку, которая только что вышла с экспертизой центра Грабаря, и ходить по городу, быть вполне рукопожатной, быть экспертом мирового уровня? Как можно мыслить в плоскости интеллигенции, порядочности и это все делать?

Монгайт: А вы слышали о версии, что госпожу Баснер преследует мафия из-за ее сенсационного изобретения, которое якобы абсолютно обвалило криминальную жизнь целому клану, занимающемуся подделками? Я не могу не артикулировать этот вопрос, потому что сегодня я слышала неоднократно об этом, читала тексты, в которых эта ситуация объясняется именно так.

Васильев: Есть параллельная история, есть еще всевозможные параотрасли, паранауки. Во-первых, весь этот метод, что называется, очень нечист.

Монгайт: Давайте напомним, что это метод, связанный с обнаружением изотопов в работах после 1945 года, связанных с ядерными испытаниями.

Васильев: Если у меня будет возможность не в таком формате передачи, а в письменном формате, напишу и приведу примеры фантастических ляпов, которые можно оценить как ошибки этого метода или как заведомо лукавые действия. Меня удивляет одно обстоятельство. Не далее как вчера мой знакомый рассказал, что ему в Русском музее предложили этот метод опробовать, и соавтор госпожи Баснер, господин Крусанов, совершенно спокойно пришел в Русский музей, куда была сдана чужая работа, и там с ней манипулировал. Я думаю, что более вероятно все-таки преследование инопланетянами госпожи Баснер.

Монгайт: Как вы считаете, почему же все-таки именно сейчас Следственный комитет откликнулся на ваш иск?

Васильев: Во-первых, потому что я, что называется, последний бойскаут. Я поставил перед собой такую задачу: выяснить истину в этой истории. Я совершенно не хочу сажать госпожу Баснер, поверьте мне. Когда человек плюет вам в лицо на протяжении трех лет, мне хочется понимать, почему он это делает. Я понимаю, что она интеллигентный человек, но вряд ли только по этой причине. Я же действовал по закону. Прежде всего, я поговорил с ней. Она мне сказала: «Встретимся в суде». Я человек прямой. Я пошел в полицию, в полиции в течение двух недель провели проверку и сказали: «Тут дело-то ясное, это мошенничество чистой воды. Фармазонство». И отправили все в следствие. А в следствии надо мной издевались на протяжении года. А я подавал на них в суд. Вода камень точит. Я написал письмо Мединскому, потому что для меня ясно, как это все происходило. Письмо Мединскому возымело, очевидно, действие какое-то: ну, давайте возбудим дело. Дело возбудили, передали в ГСУ ГУВД. А в него зальешь «бензин» с помощью каких-нибудь ходатайств, жалоб, оно работает, пока «бензин» не кончится, потом оно засыпает. Там есть все достаточные основания, чтобы передать это дело в суд. Но поскольку они его приостановили, я увидел в газете (это история просто из фильма, как надо жить правильно) объявление, что Бастрыкин принимает граждан. Записался, попал на прием, рассказал эту историю.

Монгайт: Чудо какое-то.

Васильев: А вот чудеса бывают. Я вам клянусь, без всякого блата попал туда.

Монгайт: У меня к вам последний вопрос. Подделки на рынке русского авангарда встречаются не просто регулярно, а более чем регулярно. Почему, как вы считаете, именно в этом случае удалось завести дело на искусствоведа, на посредника сделки? Почему этих дел бывает так удивительно мало?

Васильев: Забудьте слово «эксперт». Она не выступала здесь как эксперт. Пожалуйста.

Монгайт: Даже в случае с посредниками в сделках, связанных с фальшивыми работами.

Васильев: Объясняю. Ничего бы этого не было, если бы не одно обстоятельство: работа, которая находится в Русском музее, никогда не выставлялась, никогда не воспроизводилась, она попала в запасники Русского музея и лежала там. Сейчас я вам скажу интересную вещь: когда я покупал ее у Шумакова, вы помните, что он не произносил имя Баснер, он произносил имя генерала Тимофеева, которого я знал хорошо, это доктор-психиатр. Но он произнес имя Саванович Юлии. Она действительно видела эту картину у Баснер. Она хранитель отдела рисунков. Она не знала, что эта вещь есть в ее отделе. Баснер – давайте поверим ей, я хочу ей поверить, я ей очень симпатизирую и сожалею – не знала тоже. Мало того, Тамара Галеева, автор монографии о Григорьеве, которая делала ее как раз в 2000-е годы, приезжала в Петербург. Ей предоставили по инвентарям и каталогам все рисунки и картины Григорьева. Ей не предоставили этой работы. Это какая-то мистика, понимаете! Про эту работу никто не знал, или с этой работой связана какая-то таинственная история. У меня нет объяснений этому. Баснер при этом описывала эту работу. Что бы она там ни говорила, я-то видел документы. Кира Борисовна Окунева перед смертью составила подробнейший список всех работ коллекции отца вместе с Левитиным. По этому списку все вещи должны были быть переданы в Русский музей. Принимали их от Русского музея Баснер и человек с фамилией типа Игнатенко, реставратор (что-то в этом роде). Сейчас скажу то, что никто не слышал: Филонов «Охотники» из этой же коллекции появился на рынке через какое-то время. Сейчас находится в известном петербургском собрании. Я знаю, кто его продавал. Вы тоже можете догадаться.

Монгайт: Это опасное обвинение. Особенно в эфире.

Васильев: Да? Я его высказываю. Другое обвинение. Из той же коллекции Лебедев, которого мне предлагал купить Леонид Иванович Шумаков. Это не обвинение. По поводу всех этих фактов мной было сделано отдельно заявление. Но поскольку прошло много лет, то да се, пятое-десятое, никто этим заниматься не будет. Я буду этим заниматься. Буду писать какую-то книжку или что-то в этом роде.

Монгайт: Вы слышали, что сказали Андрей Васильев.

Вакар: Я слышала. Сразу несколько соображений мне приходит на ум. Во-первых, постоянно звучит «сделали экспертизу, оказалось, что это фальшивка». Где эта экспертиза? Кто ее делал? Очень уважаемый центр Грабаря? Знаете, сколько раз у меня как у эксперта расходится мнение с центром Грабаря? Знаете, сколько раз у нас бывало, что химики центра Грабаря находят какие-нибудь титановые белила, а наши химики не находят. Другая аппаратура, и там этого нет. Я не видела той картины, которую купил Андрей Васильев. Он говорил, по-моему, совершенно в недопустимом тоне о методе, который разработал Андрей Васильевич Крусанов, чрезвычайно уважаемый историк искусства, редчайший, который создал «Историю русского авангарда», которой мы все сейчас пользуемся как первейшим справочником. Я ничего не понимаю в химии и физике, пусть меня простят, но я как эксперт смотрю на работу, и если я сомневаюсь в ней, или наоборот, не сомневаюсь в ней, и говорю, что это нужно отнести к Крусанову, у меня ни разу не было случая, чтобы мнения разошлись. Это просто мой опыт. Если Андрей Васильев знает случай, когда мы вместе с Крусановым подтвердили какой-то ляп, как он говорит, пусть он мне это представит. Мне это очень интересно, потому что я пользуюсь другими методами экспертизы. Я работаю чаще всего в коллективе, со своими коллегами, и уверяю вас, что он каким-то, может быть, чудодейственным образом, но абсолютно подтверждает нашу интуицию.

Монгайт: Вы говорите про метод. А обвинения, которые Васильев выдвигает в адрес Елены Баснер?

Вакар: Я не могу говорить по существу дела, когда я не видела две картины рядом – картину, которую он купил, и картину, которая находится в Русском музее. Для нас, музейщиков, самый главный метод, единственно истинный метод – поставить вещи рядом. Пока этого нет, пока есть постоянная закрытость, недоговоренность. Мы не видим даже экспертизы, собственно. Кто подписывал экспертизу как искусствовед? Я не знаю. Где такой искусствовед, которому мы можем поверить на слово, что это фальшивка?

Монгайт: Об этом не говорится здесь, но позже была сделана экспертиза Русским музеем. Видимо, сравнительная экспертиза двух работ. Насколько этот скандал дискредитирует институт экспертов, музейную систему?

Вакар: Он не может дискредитировать музейную систему. Как раз перед тем, как идти к вам, мы размышляли с коллегами, есть ли у нас вообще экспертное сообщество. Скорее всего, его нет.

Монгайт: Дискредитировать нечего.

Вакар: Эксперты очень разобщены. Каждый живет своим, кроме, может быть, нашего отдела, группы, которая дружно работает. А в принципе, эксперты – странные люди. Иногда очень уважаемый человек, работы которого ты знаешь, любишь, ценишь, и которого ты считаешь прекрасным человеком, вдруг делает экспертизу. Ты ее читаешь и думаешь: «Нет, я думаю совсем иначе». Здесь какой-то должен быть особый талант, какая-то особая ответственность, какая-то особая интуиция, даже настроение. Иногда бывает, что одному эксперту под хорошее настроение кажется, что это подлинник, а в плохом настроении – кажется, что фальшивка.

Монгайт: Это же катастрофическое признание, нет?

Ханкин: Нет, почему? Нормальное признание. Мы с этим сталкиваемся.

Монгайт: За этим же стоят гигантские суммы денег.

Ханкин: Как правило. Ничего страшного.

Монгайт: Как «ничего страшного»?

Ханкин: А что теперь сделаешь?

Вакар: Потому что кроме экспертного мнения нужно еще знать провенанс, все эти технологические моменты. И не одну экспертизу проводить, а несколько, разными методами.

Ханкин: С этим согласен. Покупатель должен быть внимателен. Этому учат с самого начала. И не стоит ничего принимать на веру. Но я знаю Васильева давно, он человек крайне дотошный, просто крайне. Как человек, сам пострадавший в разное время от разных несправедливостей, я не думаю, что им руководит некое кровожадное желание всех усадить. Нет, конечно. Это история о борьбе за справедливость. Я уверен, что он пытался решить это во внесудебном порядке, не доводя до следствия.

Монгайт: Но есть же проблема безответственности экспертов?

Ханкин: Мы договорились не переходить на персоналии.

Монгайт: Я не предлагаю вам переходить на персоналии.

Ханкин: Есть ошибки, есть намеренное манкирование правдой.

Вакар: Иногда эксперт делает ошибку, когда он чувствует себя очень уверенно.

Монгайт: Или в плохом настроении, я уже поняла.

Ханкин: В страшные катастрофы попадают очень уверенные водители.

Монгайт: Я хотела присоединить к нашему разговору Милену Орлову, главного редактора авторитетного художественного издания The Art Newspaper Russia, и услышать ее мнение, мнение незаинтересованной стороны.

Ханкин: Мы все не заинтересованы.

Монгайт: Вы все-таки эксперт, вы галерист, а Андрей Васильев – пострадавший.

Орлова: Я вас, к сожалению, не вижу, надеюсь, вы видите меня. Добрый вечер. У нас все время проходят статьи о том, что происходит в мире искусства, постоянные скандалы, связанные с подделками. Очень долго тянется скандал с такой дамой по имени Глафира Розалес, которая ухитрилась как-то обмануть очень многих экспертов. Я не слышала начало вашей дискуссии, но я твердо стою на том, что есть такое понятие как ошибка, но не криминальная. Действительно, все могут ошибаться. Самое печальное, что подвергается сомнению вообще сама профессия эксперта.

Ханкин: Не подвергается.

Вакар: Она не может быть подвергнута.

Орлова: Я считаю, что если даже эксперт ошибся, и даже если ошибся по умыслу, то все равно он остается экспертом. Это такая профессия специальная, таких людей очень мало, которые понимают что-либо в искусстве, если честно. Это «штучный товар».

Ханкин: Я не соглашусь с тем, что прозвучало из уст Милены, потому что хочу вернуть вас всех к разговору Васильева о том, что речь не идет об экспертной ошибке. Здесь не об этом речь. Речь идет о коммерческой деятельности эксперта. Эксперт выступал в роли посредника, был стороной сделки, был организатором сделки. Естественно, несет совокупную ответственность не как эксперт.

Монгайт: Вообще, выглядит неважно, если эксперт немножко приторговывает фальшивками.

Ханкин: «Если бы я был царь, я был бы немножко больше, чем русский царь, я бы шил кепочки». Вот это та самая ситуация. У меня не поворачивается язык никого обвинить в этом. Так у нас страна устроена, такая у нас жизнь.

Вакар: Я думаю, что эксперт выступает как эксперт не только, когда он пишет заключение. Когда он просто даже что-то говорит. Он говорит: «Это хорошая картина». Он ее увидел, он ею восхитился и предлагает ее кому-то купить. Я думаю, что он эксперт, так или иначе, все равно.

Ханкин: Ира, но сторона сделки.

Вакар: Это юридическое определение.

Монгайт: Как на ваш взгляд должны вести себя музеи, когда выясняются подобные ситуации, в том числе связанные с работами, которые находятся в их собраниях?

Вакар: У нас такой ситуации не было.

Ханкин: В Русском была.

Вакар: Что вы имеете в виду под такой ситуацией?

Монгайт: Обнаруживается работа в фондах конкретного музея. Как себя правильно повести?

Вакар: Мы сейчас публикуем все, что у нас есть. Это не очень быстро получается.

Монгайт: Это возможность обезопасить себя, в том числе.

Вакар: Да, но я работаю больше 40 лет (42 года), у нас не было случаев какой-то подмены. У нас было, по-моему, два случая кражи. Их вернули. За 42 года два случая, понимаете!

Ханкин: Я читал комментарии Русского музея, в которых было сказано, что Васильев порочит музей своими заявлениями. На месте Русского музея я вел бы себя поаккуратнее. Потому что был случай, когда из хранения (кстати, того же самого, из отдела графики) было похищено путем подмены несколько листов Филонова. Сколько? Никто не знает. Но шесть из них оказались в центре Помпиду. Были проданы Помпиду.

Монгайт: Помпиду приобрел работы.

Ханкин: А потом их возвращали в Россию с большой помпой. Их увидели случайно, они бы и до сих пор там числились. Непонятно, сколько их украли.

Вакар: Человек, который их украл, осужден.

Ханкин: Их осудили, была группа мошенников. Говорили, что это невозможно. Примерно в те же годы, в конце 1980-х – начале 1990-х. Вся цепочка, видимо, раскручивалась с 1990-го по 1993-ий год. И как можно говорить, что это невозможно? Все возможно. Это Россия.

Вакар: Нет, вы знаете, это чересчур.

Ханкин: Подумаешь, чересчур! То, что сегодня кажется чересчур, завтра – норма.

Вакар: Мы сейчас работаем на широкий эфир. Я сама была свидетелем фильма, где интонация была такая: во всех музеях все воруют. «Вот в Эрмитаже украли». А это один случай на огромное количество музеев и лет! Здесь нужна какая-то презумпция невиновности.

Ханкин: Тут соглашусь. С обвинительным оттенком не стоит. Не стоит также сбрасывать со счетов то, что является достоянием гласности. Филонов из Помпиду приехал обратно в Русский музей? Приехал. Знаете, что не существует оцифрованных изображений в отделе графики на большинство художников? На Филонова не существовало до 2005 года. Можно понять, сколько украли? Я еще раз говорю: я ничего не исключаю. Хотя с большой симпатией отношусь к Русскому музею. Замечательный музей, отличные люди.

Читать дальше... 

Вакар: Я тоже.

Монгайт: Тяжелые были времена. Бедность – это испытание для многих.

Ханкин: А деньги – какое испытание?

Вакар: Извините, можно дойти до того, что когда у нас на реконструкцию закрылась Третьяковская галерея (здание было в аварийном состоянии), и мы в то время работали много с публикой, я водила экскурсии, наши группы говорили: «Так, вы закрываетесь. Понятно. У вас же все разворовали». Мы просто в ужасе думали, как же можно украсть, например, «Явление Христа народу» или «Боярыню Морозову»?

Ханкин: Еще как.

Вакар: Считаете?

Монгайт: Не рассказывайте.

Ханкин: Ни в коем случае, это наше ноу-хау.

Монгайт: В конце программы хотела бы снова дать слово Андрею Васильеву. Я хотела бы вам задать следующий вопрос. Как вы считаете, как дальше будет развиваться дело Елены Баснер? Что ждет Елену, как вы думаете?

Васильев: Надеюсь, что Елену ждет суд, где мне бы очень хотелось, чтобы, допустим, выяснилась ее полная невиновность. И я бы был первым, кто аплодировал бы этому суду. Но я бы хотел, чтобы она пришла на суд. Почему-то сегодня мне сказали, что будет госпожа Карасик участвовать, и, собственно, я во многом поэтому согласился участвовать, потому что я ни разу еще не полемизировал в открытой дискуссии ни с Еленой Вениаминовной, ни с ее оппонентами. А относительно музея, я написал письмо министру культуры. Я искренне люблю Русский музей.

Монгайт: Главное – его огульно не обвинять. Я тоже переживаю по этому поводу.

Ханкин: Никто не обвиняет его огульно.

Васильев: Я написал конкретное письмо на имя министра культуры, оно было очень конкретное, по пунктам, с приведенными соображениями и прочим. Если вы думаете, что у меня на него был какой-то содержательный ответ, то нет. Это было спущено на тормоза. Я думаю, что мы не должны обвинять музей, но мы должны бороться со злоупотреблениями, потому что вот музей, а за стеной – жизнь, и там бушует рынок, в том числе рынок искусства, где крутятся большие деньги, где орудуют такие акулы, которые нам не снились. Желательно, чтобы эти стихии не соприкасались вне каких-то конвенций. Потому что, к сожалению, мы видим, из крупных русских музеев, когда выходят официальные заключения, тут же есть заключения неофициальные, недатированные, непонятно кем сделанные, кому выданные, в том числе на фальшивые работы. Это же не единственный эпизод, это дело, очевидно, обрастет плотью и кровью.

Монгайт: Еще плотью? А когда нам этого ждать?

Ханкин: Скоро.

Васильев: Вы подождите, пожалуйста. Я не уверен, но у меня есть предчувствия некоторые.

[Кирилл Сызранский]

Во всей это неприятной и сложной истории г-н Васильев выглядит "в белом": ему просто - он говорит правду. Говорит всё как есть. И, конечно, его настойчивость в этом деле по-хорошему удивляет и даже меня лично восхищает.

А вот этот момент - маленькая сенсация:

Васильев: Кира Борисовна Окунева перед смертью составила подробнейший список всех работ коллекции отца вместе с Левитиным. По этому списку все вещи должны были быть переданы в Русский музей. Принимали их от Русского музея Баснер и человек с фамилией типа Игнатенко, реставратор (что-то в этом роде). Сейчас скажу то, что никто не слышал: Филонов «Охотники» из этой же коллекции появился на рынке через какое-то время. Сейчас находится в известном петербургском собрании. Я знаю, кто его продавал. Вы тоже можете догадаться.

Монгайт: Это опасное обвинение. Особенно в эфире.

Васильев: Да? Я его высказываю. Другое обвинение. Из той же коллекции Лебедев, которого мне предлагал купить Леонид Иванович Шумаков. Это не обвинение. По поводу всех этих фактов мной было сделано отдельно заявление. Но поскольку прошло много лет, то да се, пятое-десятое, никто этим заниматься не будет. Я буду этим заниматься. Буду писать какую-то книжку или что-то в этом роде.

Сегодня, думаю, об этом многие будут говорить, а кто-то будет принимать валидол или вызывать неотложку.
__________________________

Сообщение от Vladimir

http://tvrain.ru/articles/mongajt_su...kartin-362077/

Неужели ДО///ЖДЬ всё таки прикроют?

[ANATOLY]

Во всей этой истории видится только одно-для обогащения все средства хороши.

[Аркадий]

Сообщение от ANATOLY

Во всей этой истории видится только одно-для обогащения все средства хороши.

Видя лёгкий способ нажиться эксперт мгновенно перестаёт быть экспертом и выступает в роли простого посредника, одного из цепочки "надувателей лохов". Правда предусмотрительно старается скрыть своё участие в сделке... Что, на этот раз, не удалось. Шило рано или поздно из мешка вылезает. Будем посмотреть чем дело кончится.

[K-Maler]

Сообщение от Кирилл Сызранский

Картон же.
______________

Все равно непонятно, какая конкретно основа, конкретно каждой картины. Кое-где пишут "полотно" - картина. Про графику так не выражаются. И какой размер? Если большой, то тогда понятно - картина на картоне и тогда это темпера. Гуашь должна была бы попортиться, она, как акварель, на обратимом коллоиде - т.е. разводится водой (темпера не разводится, она очень прочна).
Это еще и потому не праздный вопрос, что это имеет отношение к копии. Она чем сделана и на чем? Какой может быть вопрос: копия теоретически не может быть на таком же, по составу, картоне... ???
Про проверку "люминисцентным" и проблематичность этого метода читайте М.В Фармаковского "Акварель" (издание, между прочим, ГРМ 50-го года), он изучал вопрос.
А про "после бомбы" еще того краше... тут А.Васильев прав.

[Кирилл Сызранский]

Сообщение от K-Maler

Кое-где пишут "полотно" - картина. про графику так не выражаются.

Для безграмотных тележурналистов, а таких, увы, большинство, любая картина - "полотно", так красивше, они считают.
Давайте будем
Нести искусство людям,
Берут они охотно
Старинные полотна. (с)

[K-Maler]

Сообщение от Кирилл Сызранский

любая картина - "полотно",

В интернет выложили ролики из зала суда - видна картина, очень похожа, размер как 60х80, под стеклом и картон, т.е. - графика, на гуашь тоже похоже, но скорее темпера с прибавкой гуашевых белил (там такие разводы, каких одна темпера не даст).
Но кто из "экспертов" придумал про такую работу сказать, что ее нашли в гараже во Всеволожске (т.е. в области, в сыром неотапливаемом помещении нашего климата) .... Она бы там сгнила, покоробилась и слой красок вздулся...
Елена Баснер выглядела хорошо, со вкусом причесана и одета, но вид, конечно, невеселый...

[Artem]

Дело Баснер станет многосерийным?

На сайте МК ; фото Экспертиз Баснер и противоположные Экспертизы ГосНИИР, лаборатории технической экспертизы «Арт Колсалтинг», Института геологии и геохронологии РАН.

«МК» стало известно, что к искусствоведу есть претензии не только по полотну «В ресторане»

В Петербурге развивается громкий криминальный скандал: известный искусствовед Елена Баснер обвиняется в мошенничестве в особо крупном размере. Причина — полотно, которое коллекционер Андрей Васильев купил как работу авангардиста Бориса Григорьева «В ресторане», на поверку оказавшееся фальшивкой. Когда Васильев обнаружил, что его обманули на $250 тысяч (столько стоила «пустышка»), решил разобраться во что бы то ни стало. Следы привели к Баснер. Однако, как выяснил «МК», не один Васильев держит зуб на именитого эксперта. Есть другие собиратели, которые по милости дочери известного композитора стали обладателями подделок.

Картина «В ресторане» лишь в деталях отличается от оригинала из Русского музея.
Вариант из небытия

Прежде чем перейти к другим «эпизодам», связанным с фальсификацией произведений искусства и именем бывшего сотрудника Русского музея, искусствоведа Елены Баснер, расставим все точки над «i» в деле Васильева.

Читать дальше... 

С чего все началось? В 2009 году гендиректор издательства «Золотой век» Леонид Шумаков предложил врачу Андрею Васильеву купить картину Бориса Григорьева. Цены на авангардиста зашкаливают: как раз в 2009-м на Sotheby's ушла акварель «Лики России» (из одноименного цикла)почти за миллион долларов, живопись котируется и того дороже. А холст «В ресторане» вроде бы и происходил из «хорошего дома» (генерала Николая Тимофеева), и «засветился» в 1914 году на страницах издания «Мой журнал для немногих», который выпускал купец 1-й гильдии, библиофил и собиратель Александр Евгеньевич Бурцев. И Васильев решился купить «картину с биографией» без экспертного заключения. Через год она отправилась на выставку в Москву, где ее увидела сотрудница Центра Грабаря Юлия Рыбакова. Эксперт, как выяснилось, еще раньше сталкивалась с ней и признала подделкой: экспертиза показала, что краски, использованные для создания полотна, появились уже после смерти Григорьева. Позже Васильев получил еще одно подтверждение тому, что ему всучили фальшивку, уже в Русском музее. Васильев кинулся к Шумакову, тот объяснил, что получил работу от Елены Баснер. Сама искусствовед, впрочем, не отрицала, что имела дело с такой картиной. Вот что она сказала «МК» в августе позапрошлого года (№26 020 от 21.08.2012): «Три года назад мне приносили работу, в подлинности которой я была абсолютно уверена. Но я даже не давала письменного заключения!».

А в апреле 2011 года в Русском музее открылась выставка Бориса Григорьева. Отлично помню тот вернисаж: море публики, лучшие, хрестоматийные работы Григорьева (далекие по красоте и мощи от приобретения Васильева) и дорогой увесистый каталог. В нем и обнаружился брат-близнец той самой картины, которую купил коллекционер. «Парижское кафе» (1913), картон, акварель, темпера, белила. 53,3х70,3. В собрании ГРМ» — узнаем из подписи. И вот что важно: «В ресторане» указывается как вариант опубликованной в издании работы. Здесь единственный раз упоминается предмет, происхождением которого сейчас так озаботился Следственный комитет Петербурга.

Звучит версия, что «Парижское кафе» поступило в Русский музей в 1980-х вместе с другими произведениями из коллекции Бориса Окунева. Профессор баллистики завещал свое собрание ГРМ, и его дочь исполнила последнюю волю отца. Он и правда мог купить работу в каком-нибудь комиссионном магазине, куда вещь действительно могла попасть из собрания Александра Бурцева. Издатель сыграл немаловажную роль в судьбе художника. Когда еще никому не известный Григорьев учился в Академии художеств, Бурцев стал привлекать его к оформлению фольклорных и этнографических сборников. Опыты в журнале Бурцева отозвались в самых известных циклах Григорьева: «Расея» (1918) и «Лики России» (1923–1924). Считается, что именно в «бурцевский период» (1910–1912) зарождается григорьевский гротеск, который и отличает его гениальную манеру письма. У Бурцева, очевидно, хранилась не одна работа Григорьева. Но потом все его капиталы и имущество были национализированы во время революции.

Однако кто видел полотно «Парижское кафе», кроме сотрудников Русского музея? Коллекцию Окунева принимала на хранение в ГРМ Баснер, и каталог по нему тоже она составляла. «Парижское кафе» на недавний вернисаж в Русском музее не попало и никогда прежде не выставлялось. Что касается каталога 2011 года, то там нет подписи Елены Баснер. В авторах издания бывшие коллеги искусствоведа — Ирина Вакар, Владимир Круглов, научный руководитель — Евгения Петрова. К последней фамилии еще вернемся.

После обнаружения клона своей покупки в каталоге Русского музея Андрей Васильев обратился в полицию — до этого надеялся, что работа все же настоящая. Заявление подал в июне 2011 года, но хода делу не дали. Подал иск на Шумакова, с которым, кстати, знаком 30 лет, но он не был удовлетворен за истечением срока давности. Написал в Министерство культуры: обещали устроить проверку Русского музея, но «не нашли серьезных оснований, чтобы направлять комиссию». И вот дошел до главы Следственного комитета РФ Александра Бастрыкина. Упорный врач оказался — видно, немало нервов, сил и средств вложил.

Елену Баснер арестовали на следующий день после возвращения из Хельсинки — 31 января. Она провела пять дней в СИЗО, сейчас находится под домашним арестом. Все электронные носители (компьютер, фотоаппарат, флешки) изъяты. Параллельно прошли обыски у других антикваров, которые могут иметь отношение к делу. Но следствие сейчас, должно быть, разрабатывает другого фигуранта дела — эстонца Михаила Аронсона. По словам Андрея Васильева, Баснер в разговоре с ним сказала, что именно он владелец картины, а она лишь посредник. Коллекционер же выяснил, что тот — неоднократно судимый уголовник. Баснер же заявила (через адвоката Ларису Малькову), что Аронсон принес картину в аукционный дом Bukowskis, где она работает, так картина и оказалась у нее.

Куда тянутся ниточки этого преступления? Сколько фигур задействовано в темной смехе? Могла ли, как утверждает Васильев, «чья-то незримая рука» тормозить процесс так сильно, что делу мог дать ход только Бастрыкин?

Но презумпцию невиновности еще никто не отменял: а что если Баснер действительно ошиблась, приняв работу, которую ей показали, за чистую монету? Как-никак, из ее уст мы пока никаких признаний не слышали. Вот и ее коллега Ирина Шалина утверждает, что Баснер «живет совсем небогато, как все». Могла ли Елена Баснер сама стать марионеткой в чьей-то хитрой игре? В защиту искусствоведа собрано около 2000 подписей — среди поддержавших весь художественный Петербург, и не только. Кого они защищают?

Радиоактивный эксперт

Есть такая негласная гильдия под названием «уважаемые люди». Елена Баснер вошла в нее очень давно. Дочь культового советского композитора Вениамина Баснера, автора мелодий «С чего начинается Родина» и «На безымянной высоте», росла в лоне искусства и посвятила ему себя. Специальностью выбрала авангард, объясняла так: привлекла его таинственность, запретность. Закончила Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры и в 1978 году устроилась в Русский музей. Со временем стала старшим научным сотрудником отдела живописи второй половины XIX — XX века. Именно Баснер передатировала многие работы Казимира Малевича и курировала первую международную выставку, посвященную творчеству художника (1988–1991 годы, Москва–Ленинград–Амстердам–Вашингтон–Лос-Анджелес–Нью-Йорк). Вдруг в 2003 году уволилась по собственному желанию и ушла на «вольные хлеба» — экспертом в шведский аукционный дом Bukowskis, потом, с 2006-го, ведущим научным сотрудником в Музей петербургского авангарда (Дом Матюшина).

Положительная экспертиза Баснер на работу Сапунова, оказавшуюся фальшивкой.

А через пару лет Елена Вениаминовна сделала сенсационное заявление: она нашла способ безошибочного анализа живописных произведений ХХ века. В 2008 году, за год до начала истории со злосчастной подделкой Григорьева, запатентовала ноу-хау. Секрет решения главной проблемы экспертизы, по мнению Баснер, кроется... в радиации. Способ предполагает измерение уровней изотопов цезия-137 и стронция-90. Если таковых много, значит, картина написана после 1945 года. Точка отсчета не случайна: впервые ядерный взрыв прогремел в Нью-Мексико в июле 45-го. Со времен Хиросимы и Нагасаки в мире было проведено более двух тысяч ядерных испытаний, так что выброшенные ими радиоактивные элементы теперь повсюду. В животных, деревьях, растениях, почве. И в красках, которые делаются из органических материалов, тоже. Логика такова: если картина довоенная — радиоактивных изотопов в красках нет.

Несколько экспертиз подтвердило, что этот эскиз не имеет отношения к Сапунову. Вот одна из них.

Какой бы фантастической на первый взгляд не казалась идея, она имеет право на существование. Да, радиоактивные изотопы рассеяны по земле — где-то их содержание больше, где-то меньше, но они есть везде. Причем не только те, что появились на планете в результате ядерных взрывов, но и те, которые существуют в природе безо всякого человеческого вмешательства. Кстати, изучение последних с помощью радиоуглеродного анализа помогло ученым в 1990-х годах исследовать Туринскую плащаницу и доказать, что она создана не ранее ХIII века. И то результаты пересматривались несколько раз, не один год подряд. Но одно дело — радиоуглеродный анализ, он апробирован (хоть и дает сбои), другое — способ Елены Баснер. Обладает ли она прибором, который способен проводить подобные анализы? Каков процент погрешности? Все эти вопросы остаются повисшими в воздухе — ни сотрудники реставрационных мастерских, ни специалисты по радиации не смогли подтвердить «МК», что такой аппарат существует и способен давать точные результаты. Правда, и ни одной экспертизы, проведенной посредством такого анализа, не удалось обнаружить.

На этом месте стоит пояснить, из-за чего так встрепенулось искусствоведческое сообщество. Больше того — испугалось. Дело в том, что к работе экспертного сообщества давно накопилось много вопросов. Российский рынок переполнен подделками: называются разные показатели «загрязненности» — от 40 до 90%! А судопроизводства по случаям махинаций с произведениями искусства — никакого. Дело Преображенских если только вспомнить. Да, владельцев галереи, торговавших подделками, осудили, но, говорят, только после того, как они умудрились всучить фальшак в коллекцию Владимира Путина.

— Я пять лет занимался каталогами подделок, и у меня осталось более 1000 неопубликованных случаев. Антикварный рынок заполнен ими! — уверен издатель Владимир Рощин, чьи совместные с Росохранкультурой издания привели к обличению экспертов Третьяковской галереи. Искусствоведы признали больше 100 ошибочных заключений за собой. После скандала ГТГ перестала выдавать экспертизы частным клиентам.

— Раньше эксперты боялись быть замеченными в скандалах такого рода. Каталоги подделок развязали руки экспертам, они говорят: человеческий фактор, бывает, ошибся, — продолжает Рощин. — Сегодня эксперты — это каста неприкосновенных. Это единственная профессия, где ты можешь брать колоссальные деньги за свою работу. Конечно, не стоит клеймить всех. Но в случае ошибки эксперты не несут никакой ответственности. Пока арт-аферы не прекратятся, рынок не станет цивилизованным. Задержание Баснер — революция! Может быть, после этого эксперты станут бояться одурачивать. После этой истории пострадавшие встанут в очередь с исками против экспертов.

Сколько коллекционеров держат зуб на экспертов Третьяковки? Кто проверял отсутствие мотивов для этих ошибок? Коллекционеры сплошь молчат — знают, что правду сыскать ох как сложно. Большинство и не пытается. С другой стороны, эксперт — всего лишь человек. А кто не ошибается?

— Мы тоже люди! — вступается за коллег искусствовед, сотрудник Русского музея Ирина Шалина. — Знание предмета и провенанс — это важно, но есть то, что лежит за пределами понимания, на уровне интуиции. Экспертиза — не математика. Никто никогда не изобретет способ однозначной идентификации, всегда найдется два человека, один из которых будет «за», другой «против».

Ошибки или аферы?

Баснер чаще бывала «за».

Так, картину армянского художника Мартироса Сарьяна «Вид на гору Арарат» она определила как подлинник. Баснер выставила работу на аукцион Bukowskis, где Елена сейчас работает, за $50–70 тысяч. Однако пейзаж никто не купил. Позже московский коллекционер Виктор Шпенглер приобрел работу за 120 тысяч долларов. В отличие от Васильева — с письменным заключением за подписью замдиректора ГРМ Евгении Петровой (которая как раз значится в руководителях каталога Григорьева) и Елены Баснер. А через некоторое время коллекционер провел несколько дополнительных экспертиз: в Научно-реставрационном центре имени Грабаря и Научно-исследовательской независимой экспертизе имени Третьякова. Оказалось, полотно поддельное. Летом 2012 года дело возбудили, но потом закрыли.

Об этом «эпизоде» писали некоторые СМИ. О следующем — никто и никогда. Сразу оговорюсь: коллекционер, который в 2007 году купил эту подделку через Bukowskis за 40 тысяч евро, пока не готов открыть свое имя. Однако — через Владимира Рощина — в «МК» попали материалы, подтверждающие еще одну ошибку петербургского искусствоведа. Она касается работы, которая приписывалась театральному художнику Николаю Сапунову — живописцу, ученику Коровина и Серова, сценографу, утонувшему в 1912 году. Баснер посчитала, что «эскиз выполнен в характерной для художника стилистике, с соблюдением основных композиционных принципов...». Сомнений у искусствоведа вещь не вызвала, она вынесла вердикт: «Обладает высоким художественным достоинством и неоспоримой коллекционной ценностью». Однако через некоторое время наш аноним отправился в другие экспертные институции и везде получил противоположный ответ. Эксперты ГосНИИР, лаборатории технической экспертизы «Арт Колсалтинг», Института геологии и геохронологии РАН пришли к одному выводу не сговариваясь. Причем исследовали не на глаз, а делали «химию» и рентген. И установили, что работа не могла быть сделана раньше второй половины ХХ века. «По мотивам работы С.Ю.Судейкина «Сад Арлекина» из собрания Саратовского государственного художественного музея», — уточняет самая авторитетная из этих организаций — ГосНИИР. Согласитесь, все это выглядит подозрительно. Кажется, что авторитет Елены Баснер рассыпается как карточный домик. Но вопрос здесь даже не в ней и не в ее обвинителе.

Дело в системе. Она по своей природе фальшива. По идее, каждый акт купли-продажи, будь это покупка жвачки или Рубенса, должен фиксироваться документально. Но кто в антикварном мире сегодня оформляет чеки и контракты? У Васильева его нет, как и у тысяч других коллекционеров тоже. Все на словах. Антикварный рынок давно находится на полулегальном положении. По инерции движется с советских времен. А в СССР можно было, конечно, купить произведение искусства в комиссионном магазине, но редко когда стоящее. Самые актуальные авторы — те же авангардисты — были под запретом, значит, присутствовали на черном рынке, как и иконы и все остальное. Прошло больше 30 лет — но из тени рынок не вышел. Проблема в том, что нет отдельного ведомства, которое контролировало бы эту среду. Росохранкультуру распустили, а в Минкультуры вопросом занимаются три с половиной человека. Правоохранительные органы толком не знают, как действовать: практики в расследовании подобных дел почти нет. А сейчас вот дело Баснер. Действительно, революция.

материал: Мария Москвичева
газетная рубрика: РАССЛЕДОВАНИЕ

http://www.mk.ru/culture/article/201...seriynyim.html

[Маруся]

Сообщение от Artem

Дело Баснер станет многосерийным?

Только перечисленные в статье эпизоды – разного порядка:
купить подделку при посредничестве Баснер - купить подделку с экспертизой Баснер – купить подделку на аукционе, где работает Баснер