[Tsop]

Евгений Ганнушкин
ДИМА, ТЫ ОСТАНЕШЬСЯ С НАМИ
Однажды вечером позвонил я Гришеньке Анисимову - спросил могу ли навестить. Григорий Анисимович тотчас ответил: «Конечно, приходи - люди хорошие вокруг, и только начинаем...»
Вошел. Навстречу мне мгновенно поднимается широкоплечий, в бороде, с лучистыми глазами человек и, протягивая рюмку, молвит:
— Евгений Александрович, пожалуйте с дороги. - И приглашает на свое место, широким жестом показывает присесть.
—Скажите, пожалуйста, - беря рюмку и благодаря его,
спрашиваю, - каким образом вы меня по имени-отчеству назвали - мы же с вами не знакомы?
— А я, — говорит, —слышал, как Гриша, трубку положив, сказал: «Сейчас Евгений Александрович придет». Вот
я и понял, что это вы.
Это был Дима Томаев.
С тех пор не было иначе, как в первый раз. Всегда навстречу, всегда уступая свое место, всегда с широкой улыбкой, приветливо и с полной рюмкой в большой мягкой руке.
Так мы подружились.
Шло время. Кто бы знал и ведал, как оно быстротечно! Снова придя к Гришеньке, я застал Диму за работой. Он лепил герб РСФСР. Казалось бы, пустяк. По заказу нашего кормильца — комбината,
Однако Дима подвел меня к работе, держа под руку, и спросил:
—Вам нравится?...
В свое время, учась в Строгановском училище, я довольно успешно занимался и лепкой. Это дало мне право сделать несколько скромных замечаний.
Все было понято и тотчас исправлено, и когда я с удивлением к его доверчивости заметил: «Вот теперь хорошо», - лицо его просияло.
Таким был Дима.
Вы знаете, то, что я сейчас пытаюсь вам рассказать о человеке и художнике Диме Томаеве, есть только скромная попытка провести моих друзей к тому, как всем нам следует вести себя в жизни и искусстве.
Дима не был никем поучаем и нравоучаем пресловутой нашей воспитанности, о которой мы, растеряв ее, так скорбим сейчас, его воспитанность была от Бога, так сказать врожденной и потому обязательной для него.
Не могу забыть, как в один прекрасный солнечный день мы с Димой встретились возле запертой двери всегда гостеприимной Гришиной мастерской. Хозяина не было дома. И вот Дима пригласил меня пройтись по старому Арбату в ожидании возвращения Гриши.

Идем под руку. Заговорили о языке, о культуре речи, словом, о чем-то хорошем, и вдруг Дима обращается ко мне:
- Евгений Александрович, — всегда так обращался Дима,— хотите я вам почитаю стихи?
- Конечно!
Дима прочел на осетинском Коста Хетагурова, а потом Омара Хайяма, Пушкина - на том и другом языках. Это была музыка.
Боже, как хорошо!
И я понял всю глубину Диминой нежности, настоящих знаний и доброты.
Нам бы так,
А его скульптура... Что о ней говорить? Мне кажется, что она проста, как мир, жизнь и природа, окружавшие Диму с рождения.
У него все люди всегда вместе, рядом, плотно друг к дружке и сурово - молчаливы.
Это молчание любви и скорби.
Снова вспоминаю слова Микеланджело: «Та скульптура хороша, которая, упав с горы, остается без изменений...»
Мы помним с вами: ведь Дима родился среди гор и восторженной природы и потому был сам восторжен и прост. И сосредоточен.
Мы будем помнить тебя и любить твое искусство и твою доброту.