Случается, что произведению выпадает жизнь еще более драматическая, чем его создателю. Похоже, это тот самый случай картины с судьбой.
Страница из каталога Третьяковской галереи, где опубликованы переданные в музей работы из собрания Горшина.
фото: Мария Москвичева
Брошенный трофей
Итак, картина, находящаяся в розыске Минкульта (на сайте ведомства опубликован соответствующий список), последнюю четверть века почивает в Третьяковке. На это открытие наткнулся, конечно, не случайный человек, а один из руководителей каталогов подделок и произведений, находящихся в розыске, Владимир Рощин.
— Это большая удача! Событие! Уверен, картину лучше вернуть в Тверь. Там она будет в постоянной экспозиции, а не пылиться в запасниках ГТГ! — уверял он «МК», которому первому сообщил о находке.
В Тверской галерее известию обрадовались. Вместе с зав. научно-экспозиционным отделом Владимиром Бибериным мы попытались проследить судьбу картины, учитывая факт, опубликованный в каталоге Третьяковской галереи, что полотно поступило в столичный музей в дар от профессора Сергея Горшина.
Профессор Сергей Горшин (портрет кисти Владимира Игошева).
фото: Мария Москвичева
Справка «МК»: Сергей Николаевич Горшин — кандидат лесных наук. В 1932 году переехал в Москву, где работал в Институте лесных культур, а позже — в лаборатории защиты древесины в ЦНИИМОД. Во время войны, в эвакуации, к нему в руки попали картины немецкого пейзажиста Антона Брайта — с тех пор он не переставал собирать живопись до конца своих дней. В 1997-м Сергей Николаевич скончался в возрасте 99 лет. Лучшую часть собрания (60 работ) он подарил ГТГ, оставшееся — в том числе работы Левитана, Шишкина и Айвазовского — находится в картинной галерее города Химок, где он прожил много лет; после смерти профессора ей присвоили его имя.
— Пейзаж Орловского был похищен во время оккупации города в 1941 году. По счастью, у нас сохранился стеклянный негатив с изображением этой работы. По-видимому, немцы взяли картину, а потом, во время отступления, ее бросили. Думаю, до Горшина она сменила несколько владельцев. Он мог купить ее в антикварном магазине или поменяться с кем-то.
— А как картина оказалась в Тверской галерее?
— Орловский был популярным автором, его работы украшали многие усадьбы Тверской губернии. У нас нет точных сведений о ее происхождении. Что мы знаем точно, так это то, что картина поступила к нам из краеведческого музея в 1937 году, а туда, скорее всего, попала после революции, когда происходила национализация ценностей усадеб. Большая часть старой коллекции — это как раз вещи из поместий.
— Случались раньше такие прецеденты? Возвращались ли в ваш музей похищенные работы?
— Да, было несколько таких ситуаций. Некоторые похищенные работы возвращали местные жители после оккупации: находили картины в тех домах, где стояли немцы, и передавали в музей. А некоторые работы вернулись позже. Так, работа Венецианова обнаружилась в Русском музее и вернулась в Тверскую картинную галерею в конце 50-х.
— Как вы считаете, раз открылось, что картина из вашего музея — в Третьяковской галерее, как должна решиться ее судьба?
— Это должны решать директора музеев и Министерство культуры. Хотелось бы, чтоб вернулась к нам. Конечно, если случится так, мы сделаем специальную выставку, исследуем и опишем в каталогах судьбу работы. Это будет событие не только для нас, но и для всех музеев — ведь многие теряли картины тысячами, десятками тысяч во время войны. Эта история станет проблеском надежды для них.
Тропическая родина под Петербургом
Прежде чем отправиться в Третьяковскую галерею, перенесемся в ХIХ век.
Рождался пейзаж в Тайцах — в Петербургской области, в 32 км от Северной столицы. Знаменит поселок, где сейчас живет более трех тысяч человек, своими гейзерами и ключами — то есть все-таки отвечает своему «тропическому» названию. А еще тем, что когда-то принадлежал предкам Александра Пушкина. Петр I отвоевал эти земли и пожаловал прапрадеду поэта адмиралу Головину, а затем они перешли Абраму Ганнибалу (от коего «солнце русской поэзии» унаследовало свои знаменитые кудри и кипучую эфиопскую кровь). В 70-х годах XVIII века землю выкупил горнопромышленник Александр Демидов — он построил прекрасную усадьбу с угловатыми балконами по всему периметру здания. По легенде, из-за дочери, которая болела чахоткой, чтобы она могла любоваться красотами, не выходя из дома, отец задумал особый дом, откуда бы открывались виды на все окрестности. Идею помещика блистательно воплотил Иван Старов — к тому времени прославленный архитектор, построивший Таврический дворец и Троицкий собор в Лавре Александра Невского. Демидов оценил все возможности подземных ключей и обустроил роскошный парк с сетью многочисленных прудов, живописными мостиками, беседками и павильонами. Над его планировкой работали инженеры Поздеев и Бауэр.
В ХIХ веке эта идиллия манила художников и музыкантов. Сюда выбирался на пленэры пейзажист Семен Щедрин, Николай Римский-Корсаков сочинял здесь одну из своих симфоний. Годами наезжал Владимир Орловский — украинский пейзажист, обласканный вниманием петербургской публики, профессор, член Совета Академии художеств. Несколько лет он писал «тайские» мотивы.
Здесь стоит заметить, что «тайский» период — один из самых плодовитых для Орловского. В это время художник достиг вершины своего мастерства и творческой активности. Он уже успел посмотреть Швейцарию и Италию, Малороссию и Кавказ, Финляндию и Крым, стать желанным автором на международных и отечественных выставках. Орловский был популярен не меньше, чем Айвазовский. Неудивительно, что его работы можно было встретить в самых уважаемых гостиных Петербурга и Москвы. Вполне возможно, что так «Тайцы» и попали в окрестности Твери.
Но что же произошло дальше с этой работой? И где она сейчас — в запасниках Третьяковки или украшает стены одного из залов? За ответами отправляемся в столичный музей.
Прорыв в биографии
В кабинете главного хранителя Третьяковской галереи Татьяны Городковой стол заполнен каталогами и документами. Сверху аккуратно сложенных бумаг небольшая книжица с черной обложкой — это каталог выставки работ из собрания Сергея Горшина. В нем, на одной из последних страниц, находим тот самый пейзаж, что разыскивает Тверской музей.
— Вот первое письмо от Сергея Горшина в музей (от 25.12.1986), — с ловкостью фокусника вылавливает его из аккуратных стопочек бумаг Татьяна Семеновна и читает: «…Как почитатель великого дарителя Павла Третьякова и как коллекционер, желающий продолжить традиции русской интеллигенции дарить лучшие произведения музеям и тем служить искусству, я приношу лучшие и более значимые произведения из своего собрания в дар музею. Я не ставлю каких-либо особых условий, прошу лишь, чтобы работы были показаны надлежащим образом». Выставка прошла в 1989 году в большом выставочном зале на Крымском Валу.
На той выставке было показано больше двухсот произведений из собрания Горшина, в том числе пять работ Орловского, включая «тайский» пейзаж. После специалисты музея отобрали 60 лучших вещей, в том числе и интересующую нас картину.
— Где же картина теперь?
— Она экспонируется в Доме Приемов Правительства РФ, в бывшем особняке Арсения Морозова на Воздвиженке. Мы выдали ее год назад и недавно продлили договор на год. Вместе с ней туда отправилось еще 15 картин. Перед этой длительной выставкой ее одели в золотую раму и сфотографировали с большим разрешением, чтоб можно было видеть все детали. И знаете, совершенно не факт, что картина из Тверского музея и наша — одна и та же вещь!
— Почему же? Даже неопытному глазу видно, что детали прописаны одинаково: уточки, деревья, усадьба…
— Во-первых, есть разночтения в размерах: тверская работа — 53 на 107 см, а в ГТГ — 54,4 на 106,2.
— Не слишком большая разница: во время реставрации мог измениться размер, могли неверно измерить холст…
— Да, это небольшое разночтение, но оно есть. Бывает, что при реставрации размеры могут измениться в пределах сантиметра, это правда. Но есть второй вопрос — состояние сохранности. «Трещины, в середине прорыв, внизу осыпалась краска. Подрамник с перекладиной. Рама золоченого багета» — читаем в описании работы Тверской галереей. Но к нам вещь поступила без прорыва и трещин. И без инвентарного номера Тверской галереи, который по всем правилам ставит каждый музей, — обычно на подрамнике, масляной краской.
— Горшин мог отреставрировать работу, подрамник мог быть заменен. Тогда понятно, почему изменился размер холста.
— Мог, но сейчас мы перечисляем факты. Действительно, реставраторы сказали мне, что подрамник, если он был негоден, мог быть заменен. Я спросила наших специалистов: если был прорыв, то после реставрации можно ли увидеть его следы? Мне ответили, что можно, но иногда это очень сложно сделать. Зависит от того, какой был прорыв и как его убирали в ходе реставрации, дублирована ли картина. Чтобы определить был прорыв на картине или нет, ее необходимо исследовать. Опытный глаз специалиста и техно-технологическая экспертиза, где ее можно просветить рентгеном, ответят на эти вопросы.
— Можно провести такую экспертизу?
— Да, но не сейчас: мы не можем забрать картину из Морозовского особняка, пока не истечет срок, на который музей отдал работу по договору. Придется подождать. И потом, речь может идти об авторском повторе. Художники того времени часто писали один и тот же сюжет — взять хотя бы «Грачей» Саврасова. Если посмотреть, видно, что на первом плане рябь на воде прописана по-разному. На все эти вопросы ответы даст экспертиза.
Что ж — подождем.
Неспешность Третьяковской галереи можно понять: в советское время музей отдал в региональные залы сотни картин первых мастеров (чтобы каждый школьник мог изучать классическую историю искусства «живьем», а не по репродукциям) и у музея до сих пор, кажется, осталась психологическая травма по этому поводу. Ну и вообще…
— Как распорядилась история — так и распорядилась. Если десятилетия как картина попала в музей, ее лучше оставить там. Это спор из того ряда, что шел недавно за Морозовскую коллекцию, поделенную между Эрмитажем и Пушкинским полвека назад. Ее же не передали назад в Пушкинский музей, и, по-моему, правильно. Тем более что для картины передвижения вредны: тряска, перепады температуры и влажности, возникающие, даже несмотря на спецтранспорт, могут сказаться на сохранности. А мы очень тщательно следим за нашими фондами, — заключила хранитель.
Что ж — вопрос остается на ближайший год. Радует одно: картина показывается на высшем уровне — значит, имя Орловского, намного менее известное сегодня, чем имена его современников, не забыто. Его видение природной красоты и гармонии показывается в одном из красивейших особняков столицы.
■ ■ ■
Как бы ни разрешилась эта интрига, она далеко не единственная. Тысячи картин затерялись после войны — как из отечественных музеев и хранилищ из стран-оккупантов, так и из немецких сокровищниц. Лишь единицы находят дорогу домой. В истории Третьяковской галереи, например, всего один такой случай: в Германии обнаружилась одна работа, утерянная в годы войны, и спустя десятилетия немецкий коллекционер вернул ее в Россию. Правда, из ГТГ в войну пропало всего-то 33 вещи, и то только потому, что они были отданы на выставки, когда началась ВОВ (фонды вывезли в эвакуацию). Ценностям многих других музеев повезло меньше.
Всероссийская каталогизация музейного фонда РФ начиналась относительно недавно. Решающим толчком к ней стал скандал с хищением произведений из Эрмитажа. После тотальной проверки фондов петербургской сокровищницы занялись и остальными музеями. Описание фондов и составление единого электронного каталога идет до сих пор. Собственно, и составление списков и описаний похищенных произведений, благодаря которому всплыла история с Орловским, — часть масштабной музейной описи. Если в 2012 году, в год 170-летия со дня рождения художника, Тверская галерея не опубликовала бы единственное изображение «тайского» пейзажа в статье о нем, вы бы сейчас не читали этот текст. Так что, возможно, обнаружение похищенного пейзажа Орловского (или его близнеца) — только первая ласточка будущих открытий
http://www.mk.ru/culture/interview/2...iv-maslom.html
12.12.2013, 22:49
Военный детектив маслом
Линейный вид
Похожие темы