"Я родился в шестидесятом..." Ностальгическая повесть

[Бирюза]

Все права защищены, использование текстов и перепечатка - ТОЛЬКО С ПИСЬМЕННОГО РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА

Александр Тульчинский.

Я РОДИЛСЯ В ШЕСТИДЕСЯТОМ…

Читать дальше... 

Где ты был утром? - спросила Кора.
- Ты же знаешь, прибирал на чердаке.
- Размечтался над старым хламом. Я ни звука не слыхала. Думала, может, тебя там и нету…
…- А знаешь, Кора, что за штука чердак? - заговорил он с увлечением.
- Всякий чердак - это Машина времени, в ней тупоумные старики, вроде меня, могут отправиться на сорок лет назад, в блаженную пору, когда круглый год безоблачное лето и детишки объедаются мороженым. Помнишь, какое вкусное было мороженое? Ты еще завернула его в платок. Отдавало сразу и снегом, и полотном…

Рей Брэдбери. «Запах сарсапарели».

**********
Однажды ко мне на работу (в антикварный магазин) зашли два молодых парня. Я им долго и подробно о чём-то рассказывал, и они спросили у меня, откуда я всё это знаю. А я просто жил в этом. Сами они этого просто не могли знать, в конце двадцатого века всё менялось так быстро, что то, что вчера казалось простым и вечным, сегодня просто-напросто исчезало вообще и навсегда. Это касается всего – и общественного строя, и людей, и вещей, что нас окружали. Короче говоря, напишу, а там будет видно. Это ни в коей мере не автобиография, просто на фоне жизни нашей обыкновенной семьи обыкновенных инженеров-строителей, мне гораздо легче описать предметы и события того времени. Это просто воспоминания о тех вещах и людях, которые еще вчера окружали меня. Я не утверждаю, что всё было именно так. Это лишь мое сегодняшнее восприятие того счастливого времени, которое называется детством. И хотя всё описанное мной происходило в г. Луганске (Ворошиловграде), я думаю, что всё это было и в любом другом городе СССР. Ну, с богом!

*******
Я родился в Луганске 9 января 1960 года и из раннего детства почти ничего не помню. Помню, что страшно гордился датой своего рождения, и при каждом удобном случае говорил приятелям, что родился в кровавое воскресенье (расстрелянная демонстрация рабочих в 1905 году). Единственное, что мне не нравилось в дате своего рождения, так это то, что на следующий день в школах заканчивались зимние каникулы, и из праздника приходилось сразу погружаться в будни. Первые воспоминания начинаются году в 64-м, когда наша семья (я с сестрой Олей, бабушка-пенсионерка и родители – инженеры-строители) получила трёхкомнатную квартиру в хрущёвке на квартале Шевченко, куда переехали из полуподвальной квартиры на улице Ворошилова. Из кранов шла холодная и горячая вода, был газ, отопление.
Туалет – не какая-то деревянная будка в огороде, а настоящий оборудованный санузел с белой, эмалированной ванной. Купаться в настоящей ванне, а не в тазу – это было просто чудом. Родителям не надо было таскать воду из колонки за сто метров, топить печь углём.
Я понимаю, что всё познается в сравнении, и всё то, что в 1964 году вызывало радость, сейчас сильно устарело, пообносилось и вызывает не радость, а горечь и грусть. И тот здоровенный камень, который лежал рядом с домом, перегораживая машинам проезд, и на котором я возюкал вперёд-назад свой игрушечный автомобиль, оказывается, мне давно уже не по пояс, а ниже колена. И почтовые ящики в подъездах, которые раньше ломились от почты, сейчас ломятся от мусора и очередных предвыборных листовок. А сами дома сейчас называют хрущёвками с презрительным оттенком. Всё же правы те, кто говорит, что нельзя возвращаться туда, где когда-то тебе было хорошо, тем более что многие из людей, которые меня там окружали, давно ушли. И никогда уже вечером мне больше не крикнут с балкона в тёплую летнюю темноту: «Саша, домой!» И уж лучше я вернусь в то далекое «хорошо» не наяву, а в своих воспоминаниях, туда, где все ещё живы и здоровы, а ты сам очень редко говоришь слова «помнишь» и «было» и думаешь лишь о том, что «будет». Я закрываю глаза и вижу себя маленьким четырёхлетним мальчиком со светлыми волосами, который стоит у запертого буфета с конфетами и гладит его гладкий коричневый бок своей ладошкой.
Я не помню момента переезда и свои первые впечатления о новом месте – так, осколки воспоминаний. Помню только, что все сразу полюбили новую квартиру. Всё-таки три комнаты, второй этаж, балкон. У Оли и бабушки была своя комната, у родителей тоже, а я спал в проходном зале. В углу каждой комнаты в полу было закрытое металлической решёточкой вентиляционное отверстие примерно 10х10 сантиметров, для того, чтобы «дышали» полы. Не знаю, делают сейчас так или нет. Играли мы в Олиной комнате, за которой надо было ухаживать. К приходу родителей с работы, в комнате должен был быть порядок, причём игрушки должны быть не просто рассованы по углам, а действительно разложены по своим местам в шкафу. Время от времени родители делали ремонт. Пылесосом белились потолки и красились стены. Чтобы это сделать, нужно было шланг от пылесоса вставить не в отверстие для всасывания воздуха, а в отверстие для выхода воздуха. Распылитель, который входил в комплект пылесоса, одним концом надевался на конец шланга, а другим на литровую банку с побелкой.
Перекрывая пальцем, специальное отверстие на распылителе, родители направляли струю воздуха по другому пути и превращали пылесос в пульверизатор. На стене, почти под самым потолком, отец с матерью натягивали толстую нитку, предварительно выкрашенную синькой. Мы с сестрой и бабушкой командовали: «– Выше, ниже». После того, как нитку выравнивали, её оттягивали от стены и отпускали. Она щёлкала по стенке и оставляла там слабо выраженный голубой след, по которому уже потом кисточкой прокрашивался кант. Этот кант отделял белоснежный потолок от розовой либо желтоватой стены. Через несколько лет взамен этого канта стали приклеивать широкую магнитофонную ленту.
Поздней осенью мы всей семьёй заклеивали щели в оконных рамах и балконной двери. Для этого мама варила по одному ей известному рецепту клейстер. Нам с Ольгой поручалось нарезать из газет длинные полосы бумаги, причем эти полосы срезались с краёв газет так, чтобы на них не было типографского шрифта. Перед заклейкой окон все щели затыкались тряпками и ватой с помощью ножа или отвёртки. Но всё равно кое-где оставались небольшие щели. Во время сильных морозов в этих местах стекло покрывалось небольшой корочкой льда, с узором, напоминающим пушистую еловую лапу. Мы с Олей очень любили нагретыми тёплыми монетками ставить отпечатки на этом льду, но через некоторое время эти отпечатки замерзали, лёд снова становился мутно-молочным, и оставались лишь слабо заметные круги. Клейстер мама варила таким образом, чтобы приклеенная им бумага достаточно крепко держалась на рамах, и в то же время при необходимости, её можно было легко снять. После снятия бумаги никаких следов не оставалось. Следы могли остаться только от типографской краски.
Когда мы покупали какую-то новую мебель, то очень радовались этому. Мы отдали соседям дедушкин дубовый письменный стол под зелёным сукном, а на его место поставили новый полированный стол производства ГДР (Германской Демократической Республики).
На стол мы поставили новую лампу и, отойдя к двери, смотрели, как красиво это смотрится со стороны. На всех письменных столах просто обязано было лежать вырезанное по форме столешницы стекло с понатыканными под него календариками, фотографиями и всевозможными бумажками. Старую мебель не выбрасывали, её или сразу отдавали знакомым, или ставили на всеобщее обозрение посредине двора между домами. Обычно утром оставленной мебели уже не было, её ночью забирали те, у кого не было и такой. Нужно сказать, что модная импортная мебель из прессованной стружки конца шестидесятых – начала семидесятых годов, декоративные торшерчики и люстрочки с крашенными стеклянными плафонами и другие новомодные вещицы нанесли большой вред современным почитателям старины.
Старинную дубовую мебель, мебель из карельской берёзы, потемневшие от времени бронзовые люстры, мраморные чернильные приборы, переворачивающиеся металлические календарики и многие, действительно добротные вещи, присущие только тому времени, выбрасывали не задумываясь. А взамен их ставили НОВУЮ сверкающую зеркалами «Хельгу» и НОВЫЙ хромированный торшер.
Написал крупными буквами слово «НОВЫЙ» и подумалось вот о чём. Когда мы в детстве рассматривали какие-либо новые вещи, мы делали это совсем другими глазами. Мы не просто смотрели на них, мы изучали, как устроен мир, мы получали информацию. Если мы покупали какой-либо значок, то до мельчайших подробностей рассматривали и его лицевую сторону, и то, как сзади сделана застёжка, и как написана цена на обороте. В игрушке же нас интересовала не только сама игрушка, но и то, как она устроена. То же самое касалось и новых ощущений. Пройтись впервые под ручку с девочкой или сходить с ней в кино – было очень странное чувство, а впервые поцеловать её, то вообще останавливалось сердце. Со временем, новых ощущений становилось все меньше и меньше, а вещи, даже совсем новые, не радовали так, как раньше. Глаза уже не рассматривали новые предметы, а лишь мельком, без всякого интереса, пробегали по ним.

Добавлено через 49 секунд
*********************
В раннем детстве, почти у каждого из нас была алюминиевая юла, издающая при вращении негромкий гул. Деревянная пирамидка с разноцветными блинами различной величины и остроконечной, но не острой, а закруглённой верхушкой. Пластмассовые и металлические формы для игры в песочнице и самые разные совочки с ведёрками. Деревянные кубики с наклеенными на них рисунками.
У девчонок была игрушечная посуда и небольшая игрушечная печечка с открывающейся духовкой. Ещё были различные пластмассовые и резиновые пупсики и куклы с закрывающимися глазами и кричащими противным голосом что-то, отдаленно напоминающее слово «мама». Девчачьи дневники-песенники с вклеенными в них вырезками из журналов и открыток и с завёрнутыми страничками-секретами. Хорошие картонные коробки с какими-то ненужными (как я тогда думал) тряпками-нитками и надписью «Рукоделие». Различные пластмассовые катера и глиссеры с батарейками и без них. Труба-калейдоскоп с цветными стёклышками. Кожаные футбольные мячи со шнуровкой и чёрной резиновой камерой с длинным соском.
Оловянные и пластмассовые солдатики со своей авиацией и флотом. Причём более ранние оловянные солдатики были покрашены в зелёный цвет с розоватыми лицами и красными знамёнами. Позже их стали красить только в серебристый цвет, они стали менее массивными и с меньшим основанием-подставкой.
Переводными картинками было обклеено всё, что только было можно - зеркала, гитары, холодильники, кухонная мебель. Причём те переводные картинки совершенно отличались от современных самоклеящихся бумажек. Картинку моего детства нужно было подержать несколько минут в тёплой воде, затем наложить на тот предмет, где должно остаться изображение, и аккуратно, придерживая верхний слой картинки ваткой, вытянуть из-под неё бумажную основу. Для ребёнка это была довольно кропотливая работа.
Самые разные картонные игры с кубиками, где от количества выброшенных очков фишка передвигалась вперёд или назад.
В журналах «Мурзилка» и «Весёлые картинки» можно было вырезать ножницами изображение человечка и одежду на него. Со всех сторон на «одежде» были небольшие бумажные полоски, которые загибались за человечка и за счёт этого «одежда» держалась на нем.
И были небольшие игрушки, развивающие терпение и координацию. Под прозрачным плексигласовым полукруглым колпачком, находился какой нибудь рисунок с небольшими углублениями и несколькими металлическими шариками. Наклоняя игрушку в разные стороны, нужно было добиться, чтобы все шарики стали в углубления. Вспоминается и маленькая шарманка, у которой, при вращении ручки, звучала непонятная мелодия. Лопоухий ослик, ножки и шея у которого были из нитки, с надетыми на неё пластмассовыми цилиндриками. Нитка была натянута, и ослик стоял, но если утопить пальцем дно бочонка, на котором находился ослик, то нитка провисала, и ослик складывался.

Интересной была игра в рыбалку, где маленькой удочкой с магнитиком на конце лески из картонного «водоёма» вылавливались различные бумажные рыбки с металлическими зажимами на носах.
Очень интересными были настольные игры «Футбол», со стоящими на пружинках в углублениях футболистами и мячом в виде металлического шарика и «Хоккей», где игроки управлялись двигающимися вперёд-назад вращающимися ручками. Мозаика, с разноцветными шестигранными пластмассовыми фишками. Ещё были пластмассовые котята, сидящие в ботинке. Если надавить на этих котят, утапливая их в ботинке, то они смешно пищали. В коробках различной величины продавались заготовки для склеивания воздушных змеев и планеров, как без пропеллера, так и с пропеллером.
Пропеллер должен был вращаться от закрученной резинки. Резинок было два типа – наша, квадратная и постоянно рвущаяся и венгерская, которая не рвалась совсем и растягивалась гораздо лучше нашей. Её так и называли – венгерка. Различные металлические заводные четырёхгранными ключами машинки и мотоциклисты, подпрыгивающие лягушки, клюющие землю куры и бегающие мыши с резиновыми хвостиками.
Все дети тогда любили смотреть диафильмы через фильмоскоп. Если разрешали родители, то можно было вечером пригласить к себе нескольких друзей посмотреть диафильмы. Мы выбирали белую стенку или прикалывали на настенный ковёр простыню, делая импровизированный экран и включали проектор. От него шёл приятный запах греющейся плёнки. Каждый кадр мы рассматривали несколько минут. Купить диафильмы было тяжело, и они были неважного качества, так как всё время рвалась либо сама плёнка, либо перфорация. Металлические конструкторы были далеко не у всех ребят. Они были разными по размеру и происхождению – наши и Германской Демократической Республики, а по-простому – ГДРовские. Плохо было то, что расстояние между отверстиями в наших и немецких конструкторах немного не совпадали, и нельзя было комбинировать.
Более дорогими игрушками были железная дорога на батарейках и различные танки, трактора, установки с ракетами и прочая техника на гусеничном ходу. Эти игрушки тоже работали от батареек и управлялись специальным пультом. Пульт находился на метровом электрошнуре, который выходил сзади такой игрушки. С его помощью можно было управлять игрушкой, то есть поворачивать в разные стороны и ездить вперёд и назад. Все ребята нашего двора выпиливали из фанеры фюзеляжи самолетиков, вставляли в них крылья, раскрашивали и крутили над головой. К самолётам приделывали шасси, чтобы можно было посадить самолет.
На трамвае № 5 или №13 мы в 7-8-летнем возрасте, сами, без взрослых, ездили через весь город пострелять в тир у кинотеатра «Комсомолец», садились в трамвай на «Таксопарке», а выходили на остановке «Красная площадь». Ездили обычно зайцами, так как на стрельбу было всего-то копеек пятнадцать, то есть на пять выстрелов.
Не помню точно, где-то в первой половине семидесятых годов появились первые автоматы с электронными играми. Стояли эти автоматы в фойе кинотеатров (кинотеатр «Комсомолец»), или в специально оборудованных для этого комнатах в парках отдыха. (Парк «1-го Мая»)
Лучше всего помню игру с названием «Морской бой». В автомат надо было опустить пятнадцать копеек, и, взявшись за ручки перископа, попытаться светящейся торпедой попасть в проходящее на горизонте судно.
Стрелять можно было всего десять раз, и в случае попадания судно разворачивалось и шло в другую сторону. Выстрел и разрыв торпеды сопровождался специальными звуковыми эффектами. Деньги заканчивались мгновенно.

Другая игра называлась «Охота в джунглях», где по кратковременно появляющейся зверюшке нужно было попасть из пластмассового электронного ружья или пистолета.
В разные игры мы играли как-то периодами, по неделе, по полторы, пока не надоест. То все поголовно начинали играть в шахматы. То мы стреляли из алюминиевых трубок. Пульками служили свёрнутые специальным способом из бумаги дротики. Стрельба проводилась по методу стрельбы из духового ружья, то есть вдох и резкий глубокий выдох в «заряженную» и направленную на цель трубку. Стрелять можно было и сушёным горохом (20 копеек за кило), а из тонких трубок - пшеном. Девчонки в это время прыгали в скакалки, классики и резинки. В резинки прыгали обязательно босиком, чтобы резинка не цеплялась за застёжки туфелек.
Вместе мы играли разве что в «выбивалы» – это когда между двумя «выбивальщиками», бросающими мяч друг другу, прыгало и скакало с десяток человек, пытающихся увернуться от мяча.
Позже мы даже одинаковые книги читали в одно время. Прошёл по телевидению фильм «Красное и черное» – все поголовно и одновременно читали эту книгу. Многие игрушки мы делали сами. Из тряпок шили парашюты для оловянных солдатиков, из досок вырезали мечи и кинжалы, делали луки и всяческие чем угодно (от пластилина до горящих спичек) стреляющие штуковины. Когда кто-то покупал мебель, из упаковочного картона мы делали мушкетёрские плащи, а из деревянных реек – шпаги и мечи, а иногда деревянные ходули. Мы мастерили деревянные тележки на шарикоподшипниках, на которых сами и ездили, используя в качестве буксира мопед или велосипед. Из расплавленного свинца выливали медальоны в виде черепов, солдатиков, медалей и свинчаток, причем литьем занимались каждый раз, как только находили очередную партию свинца. Формой для свинчаток служила пустая спичечная коробка. Игры в подвалах пятиэтажных домов требуют отдельного рассказа.
***********

Добавлено через 2 минуты
Я не могу сказать, что у нас с Олей не было игрушек, нет. Но один раз, когда приближался мой день рождения, я почувствовал, что родители что-то затевают против меня. Я прямо-таки ощутил, что, как и на прошлый день рождения, они готовятся подарить мне вещь, которую и так ДОЛЖНЫ покупать – обувь или одежду, и тем самым хотят лишить меня удовольствия от подарка. Весь мой семилетний организм восстал против этого, и, набравшись смелости, я подошел к отцу. В семье всем руководила мама, но последней инстанцией все равно был отец. «Папа» – сказал я. «Я ведь ещё маленький и хотел бы, чтобы на день рождения мне подарили игрушку, а не рубашку или ботинки». Это я сейчас так гладко изложил свою мысль, а тогда я стоял и что-то мямлил, но родители поняли меня, посмеялись и выдали мне то ли три, то ли пять рублей. « Купи себе то, что хочешь» – сказали они.
Наутро я и Сашка – «Малявка» (Новосельцев), который жил на первом этаже нашего подъезда и был «Малявкой» только оттого, что был моложе меня на пару лет, к открытию магазина «Прогресс» уже стояли под дверью. Мы пошли в игрушечный отдел и, выбирая подарок, замучили всех продавцов.
Вспомнилось ещё вот что. Только что, с небывалым успехом, по всей стра-
не прошел фильм «Кавказская пленница». Вицин, Никулин и Моргунов были настолько популярными, что были выпущены игрушки с изображением их лиц. Представьте себе разрезанное пополам по вертикали яблоко. В плоской грани такой половинки находилось пять дырок для пальцев, а наружная сторона такой половинки была сделана в виде лица Труса в мохнатой папахе, Балбеса в тюбетейке или лысого Бывалого. Сама игрушка была сделана из очень мягкой и пластичной резины, и, двигая вставленными в игрушку пальцами, мы заставляли игрушку кривляться. На внутренней стороне игрушек были чудесные надписи - глупее не придумаешь: « Юрий Никулин – Балбес», «Георгий Вицин – трус», и т.д.
Зимой работниками ЖЭКа заливался большой каток перед моим, 27-м домом. От ЖЭКа же вокруг катка устанавливался деревянный забор и металлические ворота для игры в хоккей. Кстати эти ворота валялись во дворе круглый год, и ни у кого и в мыслях не было отнести их на металлолом. Иногда на льду от сильных морозов появлялись трещины. Чтобы восстановить лед, его нужно было залить водой, предварительно проложив трещины газетами. Делать это нужно было поздним вечером, чтобы уже не было катающихся на катке людей. Я до сих пор не знаю, зачем нужны были газеты.
***********
Несмотря на то, что все жили небогато, почти у каждого из дворовой детворы были и клюшки с коньками, и лыжи, и санки и велосипеды – у кого «Школьник», у кого «Орлёнок», а у кого и «Украина». Чуть ниже «Украины», но выше «Орлёнка» по рейтингу был «Минск». Было модно обвешивать велосипеды всякими приспособлениями. Тут тебе передний и задний багажники, звонок, стояночная подножка, фара и генератор, на вилке переднего колеса спидометр, зеркала заднего обзора, щиток, закрывающий цепь и различные светоотражатели в колесах. На спицы с помощью прищепок крепились трещотки. Пересечения спиц были оплетены цветной проволокой. Или же двухколесные велосипеды, у которых по бокам заднего колеса были маленькие приставные колёсики, которые при ненадобности легко снимались.
Самыми редкими у нас были педальные автомобили и педальные лошадки. (Очень хочется вставить выражение «Конь педальный», да некуда.) Лошадок поворачивали не рулём, а поводьями.
Из-за этих поводьев вспомнилась еще одна игрушка того времени. Это была так называемая «Сбруя», сшитая из кусочков кожи с дерматином и увешанная колокольчиками. Сбруя надевалась на грудь и плечи одного из играющих, который под звон колокольчиков бежал спереди, изображая коня. Второй играющий бежал за ним следом, держась за поводья. Смысл игры заключался только в беготне и ни в чём больше. Ну а самой распространенной игрой моего раннего детства была, конечно же, игра в войну. У каждого из нас, включая некоторых девчонок, был целый арсенал игрушечного оружия.
Но никто не хотел быть немцами, и приходилось играть в Чапая и белогвардейцев, которые хоть и белые, но вроде бы и не совсем не наши. А чаше всего мы играли в тех героев, о которых только что прошёл фильм. Современные дети вряд ли играют в войну, сейчас в героях ходят супермены и ниндзя. Но мы росли на других книгах, и смотрели другие фильмы. Серьёзными, взрослыми фильмами, которые мы смотрели в детстве и которые показывали ко всем праздникам, были «Чапаев», «Котовский», «Щорс», «Алеко Дундич», «Щит и меч», «Ставка больше, чем жизнь», «Майор Вихрь», «Юность Максима», «Ленин в Октябре» и, конечно же «Белое солнце пустыни».
Из комедий помню «Волга-Волга», «Весёлые ребята», «Весна», «Карнавальная ночь», «Операция Ы.» и «Кавказская пленница». Начали показывать сериалы «Следствие ведут знатоки» и «Кабачок 13 стульев», передачи «КВН», «Алло, мы ищем таланты», «А ну-ка девушки» и «А ну-ка парни» и, конечно же « Голубой огонёк» перед Новым годом.
Мы читали не о Гарри Потере, а о Незнайке и об Элли из «Волшебника изумрудного города», а из иностранных героев любили Чипполино, пятнадцатилетнего капитана и Герберта из «Таинственного острова». Не было ни одного мальчишки, который бы не рисовал каких-либо танковых или авиационных сражений. На танках и самолетах обязательно были нарисованы красные звёзды и фашистские кресты, и пунктиром обозначалась траектория полёта пуль и снарядов с неизбежным взрывом в конце.
Покататься на трёхколесных велосипедах, лошадках и машинках можно
было в каждое воскресенье в детском парке Щорса у кинотеатра «КОСМОС», перед детским сеансом на 10.00. и стоило это, как и кино 10 копеек. Сколько нам было лет, когда мы с друзьями ходили в «Космос» я не помню.
Наверное, очень мало, раз мы боялись войска злодеев из фильма «Сказка о царе Салтане.» А по другим фильмам, где в главных ролях дети («Акваланги на дне», «Неуловимые мстители»), можно было заметить, как ты рос. Когда смотрел эти фильмы впервые, то герои этих фильмов казались взрослыми, через несколько лет – ровесниками, а ещё через несколько лет – детьми.
На стройках мы доставали «липучку» – удивительно липкую даже к рукам резину. Она была бичом девчонок, так как мы кидались этой резиной и зачастую попадали им в волосы.
Катаясь на велосипедах, мы постоянно прокалывали колеса, так как везде валялось очень много гвоздей. Гвозди валялись из-за того, что квартал был только что отстроен и ещё из-за того, что самым удобным топливом для костров были деревянные ящики из-под овощей и фруктов. Ящики мы воровали (не считая это воровством) у овощных магазинов и жгли их в большом количестве. На соседней стройке всегда можно было найти резину-каучук, которой строители затыкали щели в панельных домах. Резина эта была как толстая сарделька, только длинная, по полтора-два метра, и зачастую, когда не было чем устранить очередной прокол колеса, мы просто вынимали камеру, а вместо неё вставляли эту резину. Правда, велосипед от этого становился тяжелее и не так амортизировал, да и резина быстро изнашивалась. Если была нужна какая либо проволочка – пройди вдоль дороги метров пять – обязательно найдёшь. Телефонизация шла полным ходом, везде проводили телефоны и валялись обрезки телефонных кабелей из меди в красивых разноцветных оплётках. Мы любили плести из них разными способами перстни и брелоки для ключей. Ближайшие телефоны-автоматы были достаточно далеко, у магазинов «Колос» и «Космос», и звонок стоил 2 копейки. Да и в первые годы телефонизации звонить было особо некуда и некому. А уже через каких-то пару лет можно было позвонить однокласснице и спросить, что у нас задали по русскому.
Отношение сотрудников Государственной Автомобильной Инспекции (гаишников) к нам – ребятне на велосипедах, было очень простое. Для них было неважно, нарушали мы правила уличного движения или нет. Раз мы ехали по дороге с транспортом, то гаишник просто обязан был что-то сделать. Он подзывал нас к себе жезлом, после чего «спускал» нам колеса, выкручивая из них золотники и кладя их себе в карман.

Добавлено через 3 минуты
Все права защищены, использование текстов и перепечатка - ТОЛЬКО С ПИСЬМЕННОГО РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА

Помним наш неописуемый восторг, когда в очередной раз у нас хотели выкрутить золотники и не нашли их, так как вместо камер, под покрышками была резина-каучук. Вспомнилось ещё и то, что пешеходные переходы в шестидесятых, обозначались не полосатой «зеброй» как сейчас, а двумя рядами вмонтированных в асфальт блестящих металлических полусфер сантиметров по пятнадцать в диаметре. Такие полусферы дольше всего сохранялись на пересечении улиц К.Маркса и переулка Пархоменко (переулок между Красной площадью и памятником Ленину.)

***********
В начале 60-х еще часто встречались первые советские телевизоры КВН-49. У них был небольшой экран (наружный диаметр 17х14.5 см.), перед которым, как правило, была линза, увеличивающая изображение.
Линзы были круглые или овальные и заполнялись глицерином через
небольшое отверстие, которое закрывалось пробкой. Народ приспособился сливать глицерин и замачивать в нем обувь, чтобы она не промокала в дождливую погоду, а вместо глицерина заливалась вода, благо эффект был практически тот же. В дальнейшем линзы сразу стали выпускать с водой.
Году в семидесятом, когда еще не было границ между Украиной и Россией, я поехал к двоюродным братьям Саше и Коле Ткачёвым в Белую Калитву. Поперёк комнаты, в которой они жили, стояли книжные стеллажи, сплошь заставленные книгами и такими линзами. Верхушки у линз были спилены, а сами линзы переделаны под аквариумы. Всё это, вместе с мигающей, очень модной тогда светомузыкой, производило сильное впечатление. Сейчас такие телевизоры и линзы найти практически невозможно. Первый цветной телевизор появился у нас году в 69-м – 70-м.
В газетных программах телепередач того времени, передачи по цветному
специально обозначались – (ЦТ), а если программу читал диктор радио или телевидения, то он объявлял – «Цветное телевидение». В основном это были « В мире животных» и «Клуб кинопутешественников ». До цветного телевидения в магазинах продавалась специальная цветная плёнка, создающая иллюзию цветного изображения. Плёнка эта вставлялась в телевизор поверх кинескопа и была разноцветной – сверху голубая, снизу зелёная, в середине ещё какая-то. Когда показывали природу, так вроде бы всё хорошо, всё правильно. И небо голубое, и травка зеленеет. Но если показывали крупным планом хоккеистов Харламова или Фирсова, то всё сразу становилось понятным из-за их цветных полосатых лиц. В Луганске (Ворошиловграде) тогда было всего два телевизионных канала. Трансляция начиналась около девяти утра и продолжалась до двенадцати, затем перерыв и опять с половины пятого до одиннадцати вечера. В перерыве на экране была настроечная таблица с непрерывным гулом, а после появления цветного телевидения, иногда, вместо таблицы были вертикальные цветные полосы. В первое время после покупки цветного телевидения, именно на передачи по цветному, к нам вечерами приходили соседи. Посидят, посмотрят, вздохнут и уйдут. Цветной телевизор стоил бешеных денег, около семисот рублей, и куплен был, конечно, в кредит (тогда кредиты были беспроцентными, товар отпускался как бы в рассрочку). Когда где-то через пол года такие телевизоры подешевели на триста рублей, то родители были просто в шоке.
*************

Когда мне было около семи лет, мне часто снилось, что за мной летает и
гоняется какое-то страшилище. Во сне я прятался от него в подвале нашего дома, а страшилище почему-то не могло попасть в подвал, но засовывало туда руку. Рука вытягивалась бесконечно и шарила в темноте, пытаясь найти меня, и останавливалась рядом, буквально в двух-трёх сантиметрах. А один раз мне приснилось, что Оля умерла, и, проснувшись, я долго плакал и не мог успокоиться. Родители пытались узнать причину моего плача, но я стеснялся им рассказать и молчал, как партизан на допросе. А уже через несколько часов, придя из школы домой, мы дрались с Олей, как ни в чём не бывало, из-за какой то ерунды.
***********

Если в город, в кинопрокат, привозили какой-либо новый нашумевший фильм, родители старались прийти с работы пораньше, чтобы успеть поужинать и попасть на вечерний сеанс. Иногда они созванивались и встречались после работы сразу у кинотеатра, и тот, кто приходил первым, покупал билеты. Перед кассами всегда была очередь. Если прийти с работы пораньше не удавалось, то ужин заменялся бутербродами, состоящими из «городской» булки и «докторской» колбасы, причём шуршать газетой, разворачивая бутерброд, начинали сразу, как только в зале выключали свет.


В кинотеатры тогда ходили очень часто, минимум раз в одну – две недели, мо-
жет быть оттого, что по телевидению не показывали таких фильмов, тем более в цвете. Мы заходили в зал, рассаживались по местам и ждали начала сеанса. Плавно гас свет и в разные стороны с закрытого экрана медленно разъезжались массивные шторы красного или зелёного цвета (кинотеатр «Украина»).
Снаружи кинотеатра всегда висело две рисованных афиши - справа - «СЕГОДНЯ» и слева - «СКОРО». Это было местом встреч перед фильмом: «Встречаемся без двадцати восемь у «СКОРО»».
Сначала показывали киножурнал, который как бы подготавливал, настраивал зрителя на просмотр фильма. Мы терпеть не могли политические киножурналы и любили, когда вместо них показывали сатирический журнал « Фитиль », или журнал «Хочу всё знать».
После журнала контролёр быстро запускал в зал опоздавших, и мы погружались в царство кинематографа.
В кинотеатре «Комсомолец» было целых три зрительных зала. Залы назывались просто – красный, голубой и зелёный и показывали три различных фильма одновременно. Если в фильме показывали кусочек женской обнажённой груди, то на афишах писали «Дети до 16 лет не допускаются», и действительно - детей не пускали. Пример тому – ковбойский боевик «Золото Маккены», где из-за купающейся в реке индианки на фильм не пропускали детей. Точно так же в магазинах продавщицы не отпускали детям сигареты и спиртное. Когда я был совсем малышом, один раз с родителями я был в старейшем кинотеатре города «Октябрь», где в фонтане, в фойе, плавали настоящие живые рыбки, а перед вечерним сеансом выступали музыканты, но помню об этом я очень плохо. Во всех кинотеатрах были буфеты, и на вечерних сеансах там всегда выстраивалась очередь, так как многие пришли прямо с работы и хотели перекусить. Летом мы ходили и в открытый кинотеатр «Молодая гвардия» в сквере «30 лет ВЛКСМ». Школьниками мы любили этот кинотеатр за то, что там можно было покурить прямо во время сеанса. Не было сеанса, чтобы кто-то из последних рядов не запустил бы пустую бутылку из-под пива под ноги зрителям. Бутылка долго и с шумом катилась в сторону экрана по наклонному асфальту, а если за что-то цеплялась, то ей всегда помогали продолжить путь.
Гораздо раньше на месте этого кинотеатра было кладбище, и только в послевоенное время его снесли и на его месте сделали сквер «30 лет ВЛКСМ» с кинотеатром. Году в 1975 через этот сквер рыли траншею для водопровода, и в ней были видны разрушенные экскаватором склепы из красного кирпича, по скверику были разбросаны кости, а по классам в 30-й школе «гуляло» несколько черепов. Я сам, по детской глупости, подложил такой череп в портфель однокласснице – Ларисе Демидовой.

**************

Добавлено через 3 минуты
Почти в каждой семье был металлический или стеклянный сифон для газированной воды, и родители всегда посылали нас заправлять их в специальные пункты. На стеклянных сифонах должен был быть матерчатый чехол, который в случае взрыва сифона должен был защитить окружающих. Без такого чехла стеклянные сифоны не заправляли. Заправка сифона без сиропа стоила 7 коп, с сиропом – 15 копеек, но тогда из сифона, почему то текла только сладкая пена. Никто и не думал о том, что придет время, и мы станем покупать питьевую воду. Водопроводы все были только что построены, причем все сразу, воду на ночь не отключали, и как следствие, вода была действительно прозрачная, уж не знаю как насчет других характеристик. Да и планета тогда была еще не совсем убита человеком, вода даже в реках была в десятки раз чище, чем сейчас в водопроводе. Когда в 50-х годах мои двоюродные братья Ткачёвы ездили в пионерлагерь, то умываться все ходили к реке Северский Донец, и чистили зубы, стоя по колено в воде. И не потому, что не было водопровода, а потому, что вода в реке действительно была чистая.
Где-то в 1969-1970 году я первый раз увидел шариковую ручку. До этого на уроки по каллиграфии (а были и такие) в шитых мешочках мы носили чернильницы – непроливайки и перьевые ручки в плоских деревянных пеналах. Мы сидели за монолитными зелёными партами с откидными крышками и углублениями – вверху в центре парты под чернильницу-непроливайку, а вверху по бокам – под ручки. Писали в тетрадях в косую линейку, с лежащим на первой странице листом промокательной бумаги.

На других уроках мы писали обыкновенными чернильными ручками, так было удобнее. Чтобы заправить такую ручку чернилами, нужно было открутить с задней части ручки колпачок. Под этим колпачком была или пипетка или специальный винт с поршнем на конце. В ручке создавалось разряженное пространство, и чернила всасывались. Вечно все ходили в кляксах и руки были перепачканы чернилами. Так как достать сменную ампулку на шариковую ручку было невозможно, то мы приспособились заправлять пустые ампулки. Для этого из пустой ампулы плоскогубцами или зубами вытаскивался металлический наконечник, затем иголкой из него выдавливался шарик, а наконечник вставлялся на место. Ампула вставлялась в пузырек с чернилами и методом «всоса» заполнялась чернилами. Не вынимая ампулу изо рта, чтобы не вытекли чернила, нужно было концом наконечника надавить на шарик, чтобы он встал на место. На этом процесс не заканчивался. В стол загонялась кнопка, и во внутренней треугольной прорези кнопки нужно было вращать концом ампулы, завальцовывая шарик. Всё равно чернил выходило гораздо больше, чем надо и ампулки хватало на пол дня. Ну и конечно все руки и губы были в чернилах. Позже эти ампулки стали называть стержнями.
В продаже появились гигантские ручки-сувениры. Длиной до сорока сантиметров и шириной с пятак, со вставленным под плексиглас календариком или открыткой, ручки представляли собой сувенирную продукцию. Писать такой ручкой было невозможно, но я в течение дня стойко переносил все тяготы и писал ей только для того, чтобы посмеялись другие.
Так, классе в 7-м, мы с ребятами вставляли стержни в обыкновенные гусиные перья, и чем больше было перо, тем считалось лучше. Были сувенирные ручки – «Гвоздь», в виде большого гвоздя, ручки в виде ружей, отбойных молотков и другие, 2-х, 3-х и 4-х цветные.
Ну, а иметь фломастеры было просто чудом. Они были на спирту и очень быстро сохли. Для того чтобы ими можно было пользоваться ещё, мы наливали в них одеколон. И как последнее средство – вынимали из них стержни с красителями и вставляли их обратной стороной. Самыми лучшими карандашами считалась коробка из 36 карандашей разных цветов под названием «Искусство». Коробка, опираясь на подножку, могла стоять почти вертикально. Карандаши располагались в несколько ярусов один выше другого.
Простой карандаш с резинкой на конце был редкостью. Обычно резинка стиралась задолго до того, как заканчивался карандаш. Нам приходилось из обычного ластика вырезать и вставлять новую резинку, но держалась в карандаше она гораздо хуже.


К первому сентября мы все готовились очень тщательно.
Вместе с родителями мы ходили в канцтовары на закупку тетрадей, линеек, ручек, обложек для тетрадей и всего того, что нужно школьнику. Как это ни странно, за лето мы успевали соскучиться по школе. Мы с удовольствием расчерчивали красным карандашом поля в тетрадях, подписывали дневники, надевали на тетради обложки и оборачивали новые, только что полученные в школе учебники в бумагу. Наряду с новыми, зачастую в школах выдавали и учебники, уже бывшие в употреблении.
Мы аккуратно раскладывали новые карандаши в новые деревянные пеналы и ни за что не могли поверить в то, что через какую-нибудь неделю после начала занятий, от аккуратности не останется и следа, а портфель будет напоминать мусорник.
От школьного времени навсегда осталась одна привычка - если нужно было быстро сообразить какому дню недели соответствует какая-то дата, то надо в уме представить себе развёрнутые страницы дневника.
*************
Для того чтобы попасть в школу осенью или ранней весной, то есть тогда, когда на улице грязь, нужно было сначала вымыть обувь. Так как СШ № 14 стояла на отшибе и квартала и города, а квартал Шевченко еще не был до конца заасфальтирован, то выход для поддержания чистоты в школе был найден очень простой – мыть обувь. Для этого справа и слева от входа в школу устанавливалось несколько металлических ёмкостей с водой. Рядом с ними стояли палки с привязанными на концах тряпками. На входе стояли дежурные с красными повязками на рукавах и не пропускали в школу учеников в грязной обуви. Когда я, в связи с переездом на новое место жительства, перевёлся в СШ № 30, то увидел там другой метод борьбы за чистоту – сменную обувь. Точно такие же дежурные не пускали в школу учеников без сменной обуви. Вместе с ними находился и классный руководитель того класса, который был дежурным по школе. Процесс переобувания происходил в раздевалке. Дежурный класс приходил в школу раньше на пол часа, чем обычно. Классный руководитель записывал опоздавших для дальнейшей разборки, раздавал повязки и расставлял по местам дежурств. На «танкоопасном» направлении, то есть на главном входе в школу, он расставлял самых крепких ребят, и сам неотлучно находился там же, чтобы дежурных не поколотили старшеклассники, у которых не было сменки и которых мы обязаны были не пускать в школу.
Ношение джинсов и джинсовых курток в школе было запрещено. Разрешали их носить разве что на субботнике, как рабочую форму одежды. В школу все ходили только в школьной форме. Для ребят продавались коричневые или синие форменные костюмчики с жёлтыми металлическими пуговицами, а для девочек коричневые же платьица с чёрными либо белыми передниками. И если ребята в старших классах уж могли ходить в разных пиджаках и брюках, то девчонки до самого выпуска ходили только в форме, но могли поверх неё одеть какую либо кофту.
В СШ №14, где я учился до седьмого класса, полы были паркетными и обильно натирались мастикой. На всех переменах малышня первого и второго классов дружно высыпала в коридор и играла во всадников. После разделения на две команды, одни садились на спину другим и должны были стянуть чужого игрока с чужой спины на пол, в результате чего к концу дня мы были как куски промастиченной тряпки.

--------------------------------------------------------------------------------

Добавлено через 4 минуты
Вспоминается еще один случай, показывающий мою детскую бестолковость. Из старых пластмассовых расчесок, мыльниц или других пластмассовых предметов мы запускали дымовухи. Почему-то это так и называлось – запустить дымовуху. Эту пластмассу нужно было сломать, сложить вместе и плотно обернуть фольгой. После этого через надорванный уголок фольги пластмасса поджигалась, а открытый огонь надо было задуть так, чтобы дымовуха не горела, а только тлела и дымила. Дым был очень густой и удивительно едкий. Так вот, во время зимних каникул, когда я ходил в цигейковой шубке, мы с пацанами сделали дымовуху, положили её в водосточную трубу пятиэтажного дома и решили посмотреть, как дым пойдет через верх. Но он почему-то весь выходил снизу. Так же, как герои Великой Отечественной Войны закрывали грудью амбразуру врага, я, недолго думая, закрыл своей задницей нижнее отверстие трубы. Я не помню сейчас, пошел ли дым сверху или нет, помню только, что я наглотался дыма, и у меня сильно текли слезы. Когда я пришел домой, мама не могла понять, что же это воняет. Она почувствовала запах, шедший от шубы, и чуть не потеряла сознание. Половину каникул пришлось провести дома, пока шубка болталась на балконе на вешалке.
Примерно через год мы с ребятами нашли старый использованный противогаз и решили проверить проходит ли через него такой едкий дым. И хотя дымовуху мы подносили к самому фильтру противогаза, дышать можно было вполне свободно. Все-таки военная промышленность всегда работала у нас на совесть. А когда из интереса решили вдохнуть с обратной стороны фильтра, то чуть глаза не выскочили из орбит. Вот что значит процесс познания на собственном опыте. Только теперь я понимаю, что почувствовала мама, когда понюхала мою шубу.
Одной из жестоких зимних забав было лизание в мороз ручки от подъездной двери. Находился, какой нибудь балбес, которому внушалось, что покрытая инеем металлическая ручка от подъездной двери по вкусу напоминает мороженное, и предлагалось лизнуть её. Язык примерзал мгновенно и намертво. В лучшем случае через несколько минут удавалось спичками подогреть ручку и язык сам отлипал. Причем ручку нагревали те, кто уговаривал её лизнуть. В худшем – язык отдирался с кровью или же балбес стоял у ручки с высунутым языком пока не появлялся кто-нибудь из взрослых и приходилось мычать, чтобы обратить на себя внимание, так как уговорившие лизнуть ручку куда-то исчезали. В этом случае балбес перемещался вокруг дверной оси вместе с поворотом открывающейся двери и ждал еще несколько минут, пока взрослый не возвращался с горячим чайником. Он поливал ручку горячей водой до тех пор, пока язык сам не отмерзал от ручки. Я так хорошо об этом знаю, потому что сам стоял у двери с высунутым языком. После того, как тебя «отлепили» от двери, смыслом всей оставшейся жизни становилось мщение. Отомстить хотелось не столько тем, кто над тобой подшутил, а самому себе, своей глупости. Для этого надо было найти очередного балбеса, лучше двух, а еще лучше, чтобы у каждой двери в каждый подъезд стояло по балбесу с высунутым и примерзшим языком. Только после этого ты понимал, что не самый тупой на этой планете и можно было вздохнуть всей грудью и жить дальше.
К дверям обязательно была прибита пружина из старой кровати, чтобы дверь всегда была закрыта, и из подъезда не выходило тепло. Дверь по периметру оббивалась полосками войлока. Но в щели дуло все равно, так как закрыть дверь из-за впрессованного ногами в порог снега было нельзя. Бабки вечно кричали, чтобы мы не хлопали дверью, а придерживали её. Но нам было некогда ее закрывать, все делалось только бегом, и в момент удара двери о фрамугу, мы были уже за несколько метров от подъезда. Стёкла из таких дверей, конечно же, были давно выбиты, и их место навсегда заняла фанера. Летом же пружина с такой двери не снималась, а дверь попросту подпиралась кирпичом.
***********
Бабушка, которая жила вместе с нами, была очень тихой и спокойной женщиной, настолько тихой, что никогда в жизни не ругала нас с Олей. Бабушка только говорила нам: «Не надо так делать, это нехорошо» и объясняла почему. Например, почему нельзя есть промасленные блинчики, предварительно выев в блине дырки для глаз, рта и носа и прилепив его на лицо.
Родилась она в 1900 году и получила образование ещё до революции. Она закончила Mittelshulle (немецкую среднюю школу) где-то в Донецкой области, в немецком поселке под названием Нью-Йорк (сейчас Новгородовка), и до самой старости помнила немецкий язык, помогая мне и Оле с уроками по иностранному языку. В молодости, когда она ездила в гости к сестре с мужем в Москву, то слушала у них и Есенина и Маяковского, которые приходили к ним в гости. Всё свое время она проводила в хлопотах по хозяйству, или с книгой в руках, изредка покуривая папироску «Беломорканал» – дурная привычка, оставшаяся у неё с войны. Нередко за наши с сестрой проказы доставалось и ей, так как она всегда была дома и вовремя не останавливала нас.
В зале и родительской комнате висели красивейшие занавески с розочками. Один раз я случайно чем-то зацепил розочку, и она порвалась по текстуре строго вниз с приятным треском. Нам очень понравился этот звук, и через полчаса в обеих комнатах с багетов свисали только полоски шириной не больше пяти сантиметров. Причем те розочки, которые не хотели рваться, приходилось надрезать ножницами. Так как нам не хватало роста, чтобы дотянуться до верхних розочек и закончить начатое дело до конца, то приходилось использовать стулья и стол. Бабушка в это время читала Ромена Ролана. А если стул поставить на письменный или обеденный стол, то возюкая руками по потолку и приговаривая «Снежок! Снежок!», можно было добиться обильного выпадения осадков в виде засохшей побелки. По мере того, как в этом месте заканчивалась побелка, стол и стул передвигались. Мало того, что потом надо было убирать разлетевшуюся по всей комнате побелку, так родителям нужно было забеливать до бетона протёртые пятна. Бабушка изучала Антона Павловича Чехова.
Шпильку для волос я голой рукой воткнул в заставленную шкафом розетку. Бабушка в это время перебирала гречневую кашу. Электрик часа четыре не мог сделать в подъезде освещение, так как пробки все время выбивало, а о существовании этой розетки никто не помнил.
Ножницами я перерезал провод под напряжением от настольной лампы, и лампа взорвалась. В лезвии ножниц током была пробита сквозная дырка диаметром миллиметра в три, но, видимо Господь решил оставить меня на этом свете. В это время бабушка усиленно штудировала журнал «За рубежом» и ругала американского президента. И, конечно же, когда родители приходили домой с работы, доставалось всем троим. Нас с Олей разводили по «углам», меня – в кладовку, а Олю в туалет или наоборот. При этом там выключали освещение, чтобы нам было страшнее. Мы не боялись темноты, и, глядя на вертикальную полоску света, пробивавшуюся снаружи через дверную щель, терпеливо ждали конца наказания. Слышно было, как кто-то поднимался в коньках по лестнице, что-то шипело и скворчало на кухне, негромко работал телевизор, за стенкой поругивались соседи, а мы всё сидели и сидели. Потом родители брали с нас обещание никогда так больше не делать. Мы покорно обещали так больше не делать, и действительно, именно ТАК мы больше не делали, а делали что-то другое, ведь детская фантазия безгранична.
**********

--------------------------------------------------------------------------------

Добавлено через 5 минут
В пионерских лагерях, на линейки и смотры, мы носили парадные рубашки с алюминиевыми пуговицами золотистого цвета, погончиками, нагрудными карманами и эмблемой на левом рукаве в виде костра. У некоторых ребят были и ремни с такими же эмблемами на бляхах, но далеко не у всех. На голову, во время смотров пионерских отрядов, нахлобучивалась красная или голубая пилотка со свисающей спереди кисточкой. Октябрятских значков было два типа.
Первый – пластмассовый значок в виде звёздочки с фотографией маленького Ленина в центре, а второй
– обыкновенная алюминиевая звёздочка. Все дети были пионерами, и у каждого был один или два пионерских значка. Значков было великое множество. Особенно много их было в пионерских лагерях, где во всём присутствовала соревновательная система – между отрядами и звеньями. За занятые места присуждалось определённое количество значков, которые прикреплялись к знамени отряда и подсчитывались в конце потока.
Позже, когда я вступил в комсомол, было модно носить не просто комсомольские значки, а значки старого образца. Это были значки из бронзы с красной эмалью, где поверх пятиконечной звезды были буквы ВЛКСМ. Эти значки и тогда встречались достаточно редко.
Я и моя сестра Оля ездили в пионерлагерь «Орлёнок», в село Жёлтое. Поездка для нас была целым событием. Как и обычно, сначала туда не хотелось ехать, а потом оттуда не хотелось уезжать. Мы готовились к поездке в лагерь, тщательно отбирая туда свои нехитрые детские пожитки. Обязательно покупался одеколон – лучшее средство от комаров. Причем самым лучшим считался «Гвоздика», затем «Тройной», «Русский лес», а уж потом все остальные.
Специально для лагеря мы покупали новые пластмассовые мыльницы с мылом, зубные щётки и пеналы для щеток. Я запомнил «Детское» мыло, «Земляничное» и «Глицериновое». В продаже было несколько разновидностей зубных паст. Пенящихся паст тогда не было вообще. Была какая то жижа из перетёртого мела, с какими то добавками. Запомнились «Особая», «Апельсиновая», «Кедровая» и «Детская», которая продавалась почему-то в аптеках. Самой ужасной была «Мятная» зубная паста, которая представляла собой прозрачную студенистую массу бледно – зелёного цвета с сильным вкусом мяты. Достаточно популярными были и зубные порошки. Уже гораздо позже, году в 1974, когда в моду в очередной раз вошли белые парусиновые туфли, я каждый вечер, перед тем как идти гулять, надраивал эти туфли одёжной щёткой зубным порошком.
Лагерь находился в пяти минутах ходьбы от Северского Донца. Каждый день нас водили купаться. У лагеря был свой, огороженный и оборудованный грибками пляж с большой ярко раскрашенной красками бетонной черепахой, лежащей в самом центре пляжа. Эта черепаха до сих пор валяется на остатках грязно-серого песка на месте бывшего лагерного пляжа. Мы визжали от восторга, копошась в огороженном металлической сеткой лягушатнике, и кидая друг в друга проплывающей мимо «вьетнамкой» (вид резиновых тапочек). Пару раз на двухпалубном!!! теплоходе мы плавали вверх-вниз по Донцу на прогулку. Рядом располагался пионерлагерь «Дружба» и когда они на другом!!! теплоходе проплывали нам навстречу горнисты и барабанщики играли приветствие. Вы можете представить себе сейчас хоть бы один теплоход на Северском Донце? Игрушек в лагере почти не было, там много времени уделялось различным конкурсам, смотрам самодеятельности и прочим, спортивным и военно-патриотическим играм, где сразу было задействовано много детей. Разве что малышне выдавали разноцветные марлевые сачки, и они носились по полянам как отряд Дуремаров. Всегда были краски и бумага, мячи и бадминтон. Кормили в пионерлагерях очень неплохо, но всё равно хотелось сладкого. А когда на родительский день (не только для встречи с детьми, но и для того, чтобы выпить с друзьями на берегу рюмочку-другую и покупаться) приезжали родители, то они часто оставляли нам из сладостей сгущённое молоко. Гвоздём в банке пробивалась маленькая дырка, через которую можно было долго сосать сгущёнку. Некоторые делали в банке две дырки, чтобы ещё и воздух поступал в банку, но это было в корне неверно, так как сгущёнка заканчивалась не вдвое быстрее, а сразу, внезапно и до следующего родительского дня.

***********
Самым счастливым временем было время летних каникул. Утром, около половины девятого, вся ребятня уже была на улице. Мы бегали по асфальту, сплошь утыканному дырочками из-под модных тогда женских туфель на каблуках-шпильках, и поливали друг друга водой из брызгалок. Брызгалки делали из мягких пластмассовых бутылочек из-под импортного шампуня. Наш, «советский» шампунь был в стеклянных пузырьках, о пластиковых бутылках никто тогда и не знал. У одного или двух счастливцев были водяные пистолеты. После того, как солнце поднималось повыше, мы доставали увеличительные стекла и начинали что-то выжигать. Просто на палке выжигать было малоинтересно. Интересно было выжигать на лавке или подъездном подоконнике, потому что сначала вспучивалась краска, и лишь затем горела древесина. Или мы по садистски жгли увеличительным стеклом какую нибудь сидящую на абрикосовом дереве несчастную гусеницу. Мы поджигали пластмассу, которая при горении начинала капать на землю огненными капельками, находили каких-нибудь насекомых, чаще всего клопов-солдатиков и расправлялись с ними.
Все ждали 10-ти утра, когда должен был начаться фильм «Четыре
танкиста и собака». Каждые несколько минут мы спрашивали у прохожих время, чтобы не прозевать начало. Мы просились у бабушек посмотреть фильм к кому-нибудь одному, рассаживались на полу и смотрели. Показывали сразу по две серии, после фильма мы его долго обсуждали и переживали фильм еще раз. Только теперь я понимаю, что это и было настоящее счастье, а тогда было просто хорошо.
Из мультфильмов мы больше всего любили «Маугли», «Бременские музыканты», «Необыкновенный матч» и «Шайбу-шайбу». Позже к ним добавился «Ну, погоди!». А когда вышла пластинка по мультфильму «Бременские музыканты», то мы могли слушать её десятки раз подряд.
**************
Личных автомобилей в конце шестидесятых было очень мало. По улицам ездили отечественные легковушки «Москвичи», «Запорожцы», «Жигули» и «Волги». Иномарок не было. Среди «дальнобойных» грузовиков, наоборот,
преобладали иностранная «Татра» и грузинская «Колхида», «Камазов» ещё не было.
Все ездили на общественном транспорте, который днём был полупустым, а в
часы пик брался штурмом. Билет в трамвай стоил 3 копейки, в троллейбус –
4, а в автобус – 5. В некоторых трамваях и троллейбусах были контролёры
которые продавали билеты (а позже талоны) и проверяли их, а в некоторых
были билетные кассы. Эти кассы представляли собой металлическую коробку с прозрачной крышкой и горизонтальной резиновой дорожкой внутри, на
которую падали монетки. Касса работала просто – пассажир бросал монетки в прорезь кассового аппарата, поворотом ручки выдвигал себе билет и отрывал его. С поворотом ручки одновременно перемещалась и резиновая дорожка под крышкой и монеты со звоном падали в коробку.
Прозрачная крышка давала возможность другим пассажирам видеть, что человек действительно заплатил за проезд. Можно было оторвать и десять билетов и, разорвав их по перфорациям в местах для отрыва, раздать товарищам. И хотя оторвать себе билет можно было и, не бросая монеток, люди исправно платили, было стыдно не заплатить и даже не возникало такой мысли. Я не могу представить себе такую кассу в современном транспорте, владелец разорился бы в самое ближайшее время.
************

--------------------------------------------------------------------------------

Добавлено через 7 минут
В магазинах в конце шестидесятых, по мне (в то время ребенку 7-10 лет), было не так-то и пусто. Для меня главным было то, что в продаже всегда было мороженное и конфеты. Справедливости ради надо сказать, что когда к нам приезжала родня из города Белая Калитва Ростовской области, то она основательно запасалась продуктами, так как по сравнению с нами у них было голодно. Прошу прощения, но не могу не вставить не совсем приличную частушку того времени:

Пьём вино за рубль семь,
Мяса нет у нас совсем.
Яйца видим только в бане.
С Новым Годом, ростовчане!!

Видимо всё-таки не просто так, в конце 50-х годов в Новочеркасске произошёл «голодный» бунт против Советской власти, который был подавлен большой кровью. Как раз незадолго до этого мои родители заканчивали Новочеркасский политехнический институт. Они рассказывали, что под Новочеркасском в то время стояла конная дивизия имени Будённого. Постепенно всех коней пустили на убой, так как людям нечего было есть. Народные умельцы тут же сочинили песню:

Товарищ Будённый, война на носу,
А конница Будённого пошла на колбасу.

Как всегда я опять увлекся и попал не в своё время. Возвращаемся из пятидесятых в середину шестидесятых.
В кондитерских отделах середины шестидесятых годов можно было увидеть расставленные в пирамиды сахарные головы. Отец иногда покупал такую голову и колол её на крупные куски ножом. От ударов лезвия большого ножа сахар раскалывался на кусочки, а сахарные крошки разлетались по кухне. Уже потом, эти поколотые отцом кусочки сахара, кололись на более мелкие кусочки специальными щипчиками для сахара. Этот сахар был на удивление сладким и чай с таким сахаром пился только вприкуску.
В пирамидах других отделов стояли «Завтрак туриста», «Килька в томате» (33 копейки банка) или сгущённое молоко (55 копеек), сливки и кофе с какао со сгущённым молоком. А вот шпрот, лососевых консервов, сардин и тем более икры в магазинах не бывало никогда. Изредка родители где-то доставали такие консервы, отец их ставил в сервант, и доставались они оттуда только в праздники. Доставали и импортные сардины, которые открывались специальным ключом, на который накручивалась крышка. И хотя весь дефицит также покупался за деньги, никто не спрашивал, где купил, а спрашивали, где достал?
Из рыбных консервов в свободной продаже всегда были «Завтрак туриста»,
килька в томатном соусе и тефтели. Кстати, килька в томате (33 коп.) и икра из кабачков были удивительно вкусными, и являлись неизменным содержимым наших рюкзаков в многочисленных, по тем временам, походах и поездках по местам боевой славы. Из напитков лучшими считались «Крем-сода», «Ситро», «Буратино», и «Грушевый». Самым дорогим, но не очень вкусным напитком был «Тархун», светло зеленого цвета. И если стакан «Ситро» стоил 10 копеек (бутылка 35 – 40 копеек, точно не помню), то «Тархун» целых 60 копеек. Видимо из-за изменения технологии вкус некоторых «оставшихся в живых» напитков изменился далеко не в лучшую сторону.
Чай. Импортного чая было два вида – индийский и цейлонский. А лучшим чаем считался чай, смешанный из трёх сортов в равных пропорциях – индийского, грузинского чёрного байхового и краснодарского. Запомнился и грузинский зелёный чай в больших плитках.
В отделе, в котором продавались макароны, вермишель, горох и разные другие крупы, витрина представляла собой такой шкаф, в котором вместо полок были ящики, наклоненные в сторону покупателей. Расфасованных круп и макаронных изделий не было, и для того, чтобы, что-то продать, продавщица сворачивала кулёк из толстенной обёрточной бумаги и насыпала в него это что-то большим алюминиевым совком. Кстати, целлофановых пакетов тоже не было и всё, от сосисок, сахара, масла и до копченой рыбы заворачивалось в грубую и толстую бумагу. Если родители приходили с работы и приносили с собой в авоське продукты, которые они купили по дороге домой, то самое интересное было разворачивать такие бумажные свёртки, которые отличались друг от друга только размером. И пока свёрток из этого полукартона-полубумаги не развернёшь, никогда нельзя было догадаться, что там – селёдочное масло, сосиски или халва. Когда я или Оля шли в магазин купить несколько килограмм муки или сахара, то бабушка вместо тары давала нам наволочку.
Макароны были длинной сантиметров по 30, и были такими твердыми, что когда их ломали, они не ломались, а кололись с каким-то сухим треском. После варки, если сразу не перемешать их с маслом, они слипались в один нераздирающийся ком. Иногда даже казалось, что макароны слиплись уже во время варки, а некоторые и до неё, только от одного вида кастрюли с кипятком. В очереди все хозяйки задавали друг другу риторический вопрос: «Не слипаются?» Но так как купить что-нибудь другое было нельзя из-за отсутствия в продаже этого самого другого, то, всё равно раскупалось всё, не взирая на то, что что-то там слипается или не слипается.
Году в семьдесят четвёртом появилась очень странная вермишель, непривычно тёмно-жёлтого цвета. Она была очень длинная, сантиметров по сорок, а затем изгибалась в другую, противоположную сторону. Видимо на этом изгибе она висела в сушильных камерах на заводе. На ощупь она была гладкой, как будто полированная и с каким-то блеском. Чтобы сварить такую вермишель, её надо было или поломать, или варить в большой кастрюле, вставив одним концом в воду, и наблюдая, как по мере сваривания, вермишель изгибалась и постепенно опускалась в кастрюлю.
В небольших плоских пакетиках, бумажных снаружи и покрытых целлофаном изнутри, продавались почти готовые супы. Высыпал их в кипяток, покипело минут пятнадцать и суп готов. Помню несколько названий – « Суп особый», «Суп вермишелевый с мясом», и «Суп овощной». В «Супе вермишелевом с мясом» была не вермишель, а небольшие звёздочки из теста, а мясо представляло собой прокрученный через мясорубку и высушенный фарш.
О мясных отделах мне писать нечего, напишу лишь, что когда мясо всё-таки привозили, то туши на крючьях вывешивали не в подсобных помещениях, а прямо за витриной, и мясник легко оттяпывал тот или другой кусок по просьбе покупателей неподъёмным на вид топором. Представьте, какая ругань стояла в очереди. В колбасном отделе продавалось очень «много» сортов колбасы, сейчас постараюсь вспомнить и перечислить все.
Варёная колбаса: « Докторская», «Останкинская» и « Любительская», а лет на пять позже к ним присоединились «Детская» и похожая на кирпичик чёрного хлеба «Чайная». Всё. Других колбас в свободной продаже не было.

--------------------------------------------------------------------------------

Добавлено через 8 минут
Все права защищены, использование текстов и перепечатка - ТОЛЬКО С ПИСЬМЕННОГО РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА
Полукопчёные колбасы «Краковская» и «Одесская», «Охотничьи колбаски», «Московская» и «Сервелат», печень, паштеты в природе существовали, но купить их было нельзя. В продажу они не поступали, их можно было достать по блату. Зато «выбрасывали» буженину, грудинку и корейку, дорогущие, но очень вкусные. А какими вкусными были молочные сосиски? Стоили они, кажется, 2.20 за килограмм. Они были в целлофановой оболочке, продавались длинными цепочками. После варки, сосиски надо было подержать под холодной водой и, надавливая на конец сосиски, выдавить ее из целлофана, как пасту из тюбика. При выдавливании сосиска приятно поскрипывала - вжик, вжик. Иногда, когда сосиску не сразу подставляли под воду, шкурка сосиски намертво прилипала к целлофану, и нужно было выгрызать ее оттуда. Ну а пельмени? По размеру с добротный вареник, без малейшей примеси сои, они имели удивительный вкус и аромат. Современные пельмени не идут с ними ни в какое сравнение. То ли холодильные установки тогда работали хуже, то ли доставка продуктов домой была гораздо дольше по времени, но зачастую в коробке с пельменями после вскрытия обнаруживался один большой комок. Другое дело – мясные и рыбные продукты. Родители вечно что-то доставали, где-то что-то «выбрасывали» в продажу. Здесь были проблемы, так как дефицитных продуктов в продаже не было, но нас (детвору) это не интересовало. Удивительным было то, что при дефиците продуктов в магазинах, во все праздники, а праздновать тогда любили и умели, столы у всех были очень хорошо накрыты.
В кондитерских отделах продавались конфеты «А ну-ка отними», «Весёлые человечки», «Белочка», «Кара-кум», «Ананас», «Мишки на севере» и много-много других сортов, многие из которых выпускаются в России и сейчас.
Самыми дешёвыми конфетами были подушечки – по 80 копеек за килограмм. Когда-то, ещё в 1943 году, в газетном кулёчке, такие подушечки привез из госпиталя в эвакуацию в среднюю Азию моему отцу мой дед, которого комиссовали после тяжелого ранения. Это были маленькие карамельки с
яблочным повидлом внутри, сделанные в виде маленьких подушечек и обвалянных в сахаре. В годы перестройки и последующим за ней развалом Советского Союза, во время отсутствия в магазинах, как сахара, так и алкогольных напитков, из таких подушечек гнали самогон.
В металлических коробочках продавались разноцветные конфеты «Монпансье» в форме различных фруктов и ягод.
Ещё были вкусные молочные ириски «Кис-Кис» и «Золотой ключик», причём если ириска крошилась, то это была хорошая конфета, а если тянулась, то ни то, ни сё. Но самые редкие конфеты можно было купить в день выборов. Выборы были весной. Мы с Олей не знали, что или кого, куда и зачем выбирают, но настроение царило праздничное, так как с утра на улицах играла музыка. Родители куда-то уходили, а через некоторое время возвращались домой с хорошими продуктами, среди которых были и конфеты в очень красивых обёртках, такие как «Песни Кольцова». С раннего утра на избирательных участках работали буфеты, где продавали дефицитные продукты. Кто приходил на выборы попозже, рисковал остаться без дефицита. Таким образом, добивались раннего окончания голосования, чтобы можно было пораньше отрапортовать руководству. Но многие ходили пораньше не только из-за продуктов, а просто хотели отделаться от всего этого побыстрее, чтобы день был свободным. У многих из нас были целые коллекции различных фантиков – так мы называли конфетные обёртки. Фантики складывались особыми способами в квадратики, ромбики и треугольники и ударом ладошки сверху по лежащему фантику его можно было перевернуть (выбить), что мы и делали, выигрывая их друг у друга.
Фантики у «Гулливеров» были с разными рисунками. На одном Гулливер тянул флот противника, на другом, через его широко расставленные ноги проходила армия, на третьем было крупно нарисовано лицо Гулливера, рассматривающего лилипутов, на четвёртом он сражался с осами.
***********
Очень хорошо помню школьные столовые. Во время больших перемен столовые брались штурмом, так как хотелось не только успеть поесть, но и поиграть, а в старших классах и перекурить. Когда я учился в начальных классах, порция «второго» стоила 15 копеек, и состояла из размазанного по тарелке гарнира, чаще всего картофельного пюре с рыжей подливой, котлеты и здоровенного ломтя солёного бочкового огурца жёлто-зелёного цвета с пустой треугольной серединкой. За 10 копеек можно было купить свежайшее и очень вкусное пирожное «Школьное», или «Домино», или круглый коржик с дыркой посредине, весь усыпанный арахисом, за 9 копеек коржик «Солнышко» и по пятачку жареные пирожки с повидлом или ливером.
Одним из лакомств, которое исчезло из продажи, была жареная картошка, расфасованная в целлофановые пакетики. Картошка была нарезана тоненькой соломкой и обжарена до хруста на подсолнечном масле. Стоил такой пакетик десять копеек. После еды все руки были в масле. Эта картошка была прародительницей современных чипсов, только в отличие от чипсов сделана из настоящих продуктов. Другим лакомством был небольшой брикет прессованного кофе с молоком и сахаром, размером чуть больше спичечного коробка и стоивший пятнадцать копеек. До варки этот брикет никогда не доходил, он был настолько вкусным в твердом виде, что мы с удовольствием грызли его и так. Так же мы любили брикеты с киселем и сливочным кремом. Любили и два аптечных товара – гематоген и витамин «С» в крупных таблетках-шайбах белого цвета.
Самым дешёвым мороженным было «Фруктовое» – по 7 копеек. Другое мороженное стоило по 9,10, 11, 13,15,19, 20, «Эскимо» по 22 и «Каштан» по 28 копеек. Первый раз в Луганске мороженное « Каштан» я увидел году в 72-м и был поражен его необычным вкусом. Мороженное было разной формы – и в брикетах с вафлями по обе стороны, и в вафельных стаканчиках с приляпанной сверху бумажкой, и в картонных стаканчиках. Если мороженное продавалось не в магазине, а в киоске, то весь киоск, а вернее там, где не видел продавец, был обклеен бумажками от стаканчиков с мороженным. Делалось это просто – снимаешь бумажку с мороженного – ЛЯП! И всё, готово. К картонным стаканчикам впридачу давали и деревянную палочку. Редко можно было доесть мороженное, чтобы у такого стаканчика не выпало бы дно.
Мороженное в вафельных стаканчиках считалось тем лучше, чем сильнее был зажарен стаканчик. Если он был тёмного цвета, то он хрустел, и все пытались взять именно такие стаканчики.
Точно так же в школьных столовых, детсадах и пионерлагерях, при раздаче компотов из сухофруктов, все хотели взять себе стакан, в котором плавали не какие-то сухофрукты вообще, а именно груша, желательно две и побольше размером.
Ну, а если давали какао или кофе с молоком, то обязательно надо было вытащить из стакана противную пенку.

***********

Добавлено через 9 минут
В дни зимних каникул каждый из нас обязательно был на новогодней ёлке, которая устраивалась в ДК «Строителей». В школе нам выдавались пригласительные билеты на ёлку, с указанием даты, времени и места проведения. После кукольного спектакля и хоровода малышей вокруг ёлки, с традиционным вызовом Снегурочки нам раздавали подарки. Для этого нужно было выстоять небольшую очередь в один из двух «сказочных», сколоченных из фанеры и раскрашенных домиков.

Мы просовывали в окошко свой пригласительный билет. От него отрывали корешок и нам выдавали подарок, состоящий из пакетика со сладостями. В него обязательно входили разные конфеты, мандаринка и небольшая пачечка вафель. Мы с ребятами проверяли, у кого какие конфеты находились в подарках, но к нашему удивлению, у всех было одно и то же.
Мы очень любили «Новый год», из-за украшенной ёлки, подарков и всех тех маленьких мелочей и суеты, которые отличают этот праздник от других. Родители приносили откуда-то ёлку, отец привязывал её к ножкам перевернутой табуретки и для устойчивости накладывал на дно табуретки кучу всяких металлических грузов – ступок, гирь и молотков.
(В нашем регионе ёлок никогда не было, были молодые сосенки, но всё, что было зелёным и колючим, называли ёлками.) Сначала ёлка источала какую-то морозную свежесть, а потом, по мере оттаивания ёлки, квартира наполнялась хвойным запахом. Если на ёлке были шишки, то время от времени они потрескивали, раскрываясь от тепла. Мы с Олей помогали наряжать ёлку, привязывали ниточки на новые игрушки и шоколадные конфеты и подавали их родителям. Больше всего мы любили стеклянные игрушки на прищепках, так как их было удобно цеплять, но их было очень мало.
Ёлку украшали гирляндами флажков, на которых были изображены весёлые человечки, Айболит, Чипполино, Бармалей и другие сказочные персонажи. Концы веток и табуретка, на которой стояла ёлка, были укутаны ватой, изображающей снег. У основания ёлки обязательно устанавливался Дед Мороз из ваты и папье-маше. После новогодней ночи родители разрешали нам снимать с ёлки по одной конфете в день, и они очень скоро заканчивались. Но детское внимание не такое, как у взрослых, и, рассматривая ёлку в очередной раз, мы могли найти на ней конфету даже несколько дней спустя.
Во всех магазинах, детсадах и школах витрины и окна были разрисованы художниками рисунками на новогоднюю тему, а сами помещения украшали большими разворачивающимися игрушками из гофрированной разноцветной папиросной бумаги.
В основном это были шары, месяцы, рыбы или попугаи с гофрированным туловищем. На ёлке висели размотанные рулончики серпантина – длинные полоски цветной бумаги. Саму ёлку посыпали конфетти из пакетиков - маленькими цветными бумажными кружочками.
После празднования Нового года, в десятых числах января, начинался массовый выброс новогодних ёлок. Квартал Шевченко был довольно большим жилым массивом с множеством восьмидесятиквартирных домов, и ёлками были забиты все мусорники. Некоторые ленились оттащить ёлку на мусорник и выбрасывали её прямо с балкона. (Наверное, традиция выбрасывания мусора с балкона будет жить в нашем народе вечно). Сначала я и другие пацаны (сейчас слово пацаны режет слух, а тогда мы только так и говорили) зажигали только несколько ёлок, затем всё больше и больше, потом вообще переставали их жечь, специально устраивая перерыв для того, чтобы собрать как можно больше ёлок. Мы стаскивали их десятками, со всей округи и складывали в одну кучу. Когда куча становилась не просто большой, а огромной, а у нас заканчивалось терпение, мы одновременно поджигали её со всех сторон. То, что стаскивалось в течение часа, сгорало за пару минут, но домой мы возвращались счастливые, продымленные насквозь и с чувством выполненного долга, в предвкушении завтрашнего дня и очередного большого костра.
Почти каждый день, к шести часам вечера, я или Оля должны были вынести мусор. Мусорная машина подъезжала в одно и то же время, мы опрокидывали в неё вёдра или бросали мусор, завёрнутый в газеты и перетянутый верёвочкой. Мусорщики в это время загружали в машину мусор, оставленный за загородкой. И хотя машина была небольшая, но она была оборудована прессом, и когда контейнер в машине заполнялся, включали пресс, мусор спрессовывался, и опять было много места.
Одной из самых неприятных обязанностей, которая на нас возлагалась, была сдача стеклотары. В приёмные пункты, если они работали, а работали они редко, постоянно были очереди. Пол-литровая бутылка из-под ситро или пива стоила 12 копеек. Пиво разливалось в бутылки различных цветов, и прозрачного и светло-зелёного, это только сейчас в темно-коричневый и темно-зелёный цвет. Кстати, в пивных бутылках, под металлической крышкой, можно было зачастую увидеть пробковую прокладку, а сейчас пробку заменила резина.
Как ни придешь сдавать посуду – тары нет.
– А по 10 возьмете?
– Ладно, что с вами делать.
И приёмщик принимал бутылки с таким выражением лица, будто бы делал нам огромное одолжение. Самое противное было сдавать баночки из-под майонеза, так как они почти ничего не стоили, всего 3 копейки за штуку. Непонятно почему, баночка из-под сметаны точно такого же размера, но чуть другой формы, стоила 10 коп. Молочные бутылки и баночки со сметаной закрывались крышками из плотной фольги. В зависимости от цвета крышки, можно было, не читая тиснёных надписей на крышке, знать, что именно находится в этой бутылке. Молоко – белый цвет, топлёное молоко – желтоватый, кефир – зелёный, ряженка – белые и желтоватые полосы. Вполне возможно, что на разных заводах или в разных регионах были другие варианты обозначения продукта тем или иным цветом. А вообще, молочную стеклотару мы сдавали редко, она всегда обменивалась на новые молочные продукты. В одно время, уже гораздо позже, где-то во времена развала Советского Союза, молочные продукты даже не отпускали, если не было тары на обмен.
Больше всего я любил покупать молоко в трехгранных пакетах из плотной непромокаемой бумаги. Вскрыть такой пакет можно было только ножом или ножницами, потому, что при попытке оторвать уголок пакета рукой, он зачастую просто размочаливался и все.

А главное, что после молока в пакетах, не нужно было в авоське тащить бутылки на обмен. Налив в такой пустой пакет воды, можно было запустить его в проходившую под балконом кошку. Одно время по дворам ходила молочница, продававшая молоко на разлив. У неё была тележка, на которой стояла пара бидонов с молоком. Сначала она стучала половником по откинутой крышке бидона, а затем кричала громким противным голосом: « Ма-А-лако!!!» с ударением на втором слоге и кричала этот слог на два тона выше, чем всё слово. Впрочем, молоко было хорошее.
Время от времени родители покупали большой кусок брынзы. Она была настолько солёная, что для того, чтобы можно было её съесть, мама нарезала её сантиметровыми ломтиками, раскладывала в глубокой посудине и заливала кипятком. Через несколько минут эту посудину ставили прямо на стол, мы вылавливали из неё вилками необычайно вкусные кусочки и ели. Брынза была тёплой, упругой и слегка поскрипывала при разжёвывании.
Иногда, обычно в выходные дни, когда отцу нечего было делать, он посылал меня в магазин за сметаной. Мне вручался трехлитровый алюминиевый молочный бидон, деньги, и указания взять сметаны на разлив около двух с половиной литров. Что немаловажно, крышка бидона вставлялась в него, как снаряд в пушку, а не закрывала его сверху. Я приносил сметану домой, под крышку бидона для большей плотности прокладывалось чистенькое полотенце, и начинался процесс взбивания масла вручную. Руки играли роль промежуточного звена между трясущимся бидоном и трясущимся отцом.
Отец скоро уставал, от тряски на табуретке расшатывались ножки, а масла все не было. Он все чаще и чаще начинал заглядывать в бидон, и потихоньку подключал к делу членов семьи. Сначала меня, затем, Ольгу и, наконец, маму, с тоской поглядывая на старенькую бабушку и на нашу собаку Ренку. С тоской, потому что бабушка физически не могла взбивать масло, а собака тоже не могла взбивать масло в силу особого устройства своих дрыгательных конечностей. В конце концов, масло было взбито, многократно промыто, выложено на тарелку и взвешено. Начинался процесс пересчета стоимости сметаны в стоимость получившегося масла, проб масла на вкус, сравнение со стоимостью и вкусом магазинного продукта. Отец нам доказывал, что такое масло гораздо вкуснее и выгоднее, хотя мы и не спорили. Мы хотели только одного – чтобы от всех нас отстали с этим маслом и желательно навсегда. Короче говоря, все были при деле. Мне интересно одно. Если сейчас взять в магазине сметану, возможно ли вообще когда-нибудь взбить из нее масло?
**************

--------------------------------------------------------------------------------

Добавлено через 10 минут
На многих автобусных остановках или возле магазинов стояли автоматы с газировкой. Копейка – получи стаканчик простой, трюшка – получи с сиропом. (Слова трюшка, трёшка и трояк сейчас почти не употребляются в связи с отсутствием трёхкопеечной монеты и трёхрублевой банкноты). Про СПИД и прочие ужасные болезни никто тогда и не слышал, а потому люди спокойно пили из общих стаканов. Немного отвлекусь. Когда появился СПИД, то власти первым делом запретили бритьё в парикмахерских, чтобы избежать заражений
через порез бритвой. О том, что можно брить только разовыми бритвами, никому просто не пришло в голову. Этот запрет действует и до сих пор.
Так вот, вернусь к стаканной теме. Гранёные стаканы в автоматах были всегда, и только изредка, у тех автоматов, рядом с которыми находились удобные для выпивки дворы с беседками, стаканы временно отсутствовали. Они были такими же, как и сейчас, недаром существует шуточное выражение «триста лет гранёному стакану». Перевёрнутым стаканом придавливалась специальная сетчатая пластина в моечном отделении и множество струек, как изнутри, так и снаружи ополаскивали стакан. Когда в автомат кидали три копейки, то сначала тёк сироп, и лишь потом вода. Так что те, кто хотел более сладкую воду, мог после первой трёшки и получения порции сиропа, убрать стакан в сторону, а после того как вода проходила, с очередной трёшкой в этот же стакан поступала вторая порция сиропа, на этот раз уже с водой.
Газировку можно было купить и на розлив, по-моему, по 4 копейки. На специальной тележке-столике находилось три вертикальные колбы с разными сиропами. Колбы были сантиметров по пять в ширину, с разметкой по вертикали, для точной дозировки сиропа. Поворотом краника продавщица наливала сироп, а затем доливала в стакан воду.
Еще хорошо запомнилась продажа сока на разлив. Перед продавщицей на столе стоял металлический держак, на котором висело три стеклянные колбы, широких сверху и узких снизу. Колбы имели сверху крышку из нержавейки, а снизу краник. Прилавки были из тёмно-серого мрамора, и на них обязательно стояли солонка и стакан воды. В стакане торчала ложка, привязанная толстой пожелтевшей леской к прилавку за просверленную ручку. Когда сок в колбе заканчивался, продавщицы выливали в неё сок из трёхлитровых банок, предварительно раскрутив банку, чтобы взболтать осадок. Делали они это на удивление ловко и быстро, так, как это делают некоторые бармены, жонглируя бутылками.
Почти каждый двор был «оборудован» стаканами. Опытный глаз рядового советского алкоголика мог в течение минуты найти под козырьком любой беседки, либо в кроне рядом стоящего дерева перевёрнутый вверх дном стакан. Вверх дном – это для того, чтобы внутрь стакана не попадала пыль, дождь, снег. Кстати, в основном пили не водку, а креплёное вино.
Портвейн 777, БIЛЕ МIЦНЕ (Биомицин), Массандровские портвейны и другие.
Из сухих вин популярны были «Ркацители» и «Рислинг». Более дорогими винами были сухие вина «Старый замок», «Каберне», «Перла» и «Бычья кровь», а во второй половине 70-х можно было достать португальские портвейны «Порто» и «Дон Хозе», но эти вина были совсем другого класса.
Водки было два сорта – «Московская особая» и «Столичная», соответственно по 3.62 и 4.12. Водка «Экстра» была выше по классу и имела закручивающуюся пробку. Чтобы немного разнообразить вкус водки, её иногда настаивали на мандариновой или апельсиновой цедре.
Году в 1990, когда Советский Союз трещал по всем швам, в Уссурийске я прочитал в газете (кажется «Дальневосточный комсомолец») анекдот, который тогда поразил меня своей смелостью, хотя он был уже о покойном лидере страны. Приведу его по памяти:
Леонид Ильич Брежнев получил по почте письмо: «Дорогой Леонид Ильич! Пишет Вам группа старых большевиков Ленинского призыва. Что же это такое в стране творится? На водочной пробке перестали делать ушко. Руки у нас уже не те, что прежде, и нам неудобно без ушка открывать бутылки. «Надо будет дать указание министру торговли» – подумал Брежнев, направляясь на кухню. Там он достал из холодильника бутылку «Экстры», открутил пробочку, и, наливая себе рюмочку водки, подумал: «Для чего здесь ещё ушко нужно? Эх, привередничают старички».
Чтобы закончить стаканную тему, вспомню год 1977-й. Я тогда учился на первом курсе Ворошиловградского Высшего Военного Авиационного Училища Штурманов. (Название даю целиком, чтобы не забывали, что такое училище было). Находясь в наряде по кухне, на мойке посуды (ванна 2-й этаж) мы с ребятами били эти стаканы десятками. Дело было вот в чём. Если стакан поставить на стол и сверху, с высоты трёх-четырёх сантиметров бросить в него, держа за цоколь, электрическую лампочку так, чтобы она точно вошла в стакан, то толстый стакан раскалывался на две части, а тонюсенькая лампочка оставалась цела. Это было настолько необычно, что мы не могли остановиться.
************
Недалеко от нашего дома находилась ученическая парикмахерская, в которой девчонки-практикантки издевались с ножницами в руках надо мной и моими товарищами. Это называлось учебной стрижкой. Как ни странно, эта парикмахерская существует до сих пор. Так как стрижка в такой парикмахерской стоила гораздо дешевле, чем в обычной, (всего 15 копеек) родители с удовольствием пользовались этой экономией и гоняли нас стричься только туда. То, что одеколон зачастую попадал не на голову, а в глаза – было не страшно, и то, что зачастую подстрижены мы были не совсем ровно – тоже. Зато там были настоящие парикмахерские кресла, и, накачивая в них педалью воздух, нас поднимали повыше, так, чтобы парикмахеру было удобнее работать, и чтобы таких шкетов как мы, было видно в зеркале. Нам это очень нравилось, особенно момент спуска. Стрижек было целых три – канадка, полубокс и налысо.
Чуть позже, когда мне было лет пятнадцать, и когда я и мои ровесники, думали что мы уже очень крутые и взрослые, среди молодёжи вошло в моду
носить с собой алюминиевые расчёски с длинной и тонкой рукояткой для укладки волос. Мы затачивали эти рукоятки, кто под отвёрточку, а кто и под шило, мотивируя это тем, что, мол, за нож «менты повяжут», а так это расчёска и ничего больше.
А вот в 1976 году, после летних каникул мы с ребятами пришли в школу с отпущенными до плеч волосами. Волосы мылись, чуть ли не каждый день, сушились и укладывались феном и расчесывались исключительно массажной щёткой, ведь вокруг были симпатичные девчата. Как раз в то время в продаже впервые появился шампунь «Яблоко». Этот шампунь был в высоких пластиковых бутылках, а самое главное – его хотелось нюхать и нюхать, так как он имел высококонцентрированный запах свежего яблока. Тогда в моде были хиппи, джинсы, группа «Биттлз» и все такое, как тогда считалось несоветское, а значит плохое. Считалось, что раз ты носишь длинные волосы, то преклоняешься перед западом. По принципу «Сегодня ты изменил жене, а завтра изменишь Родине».
Джинсы на подлинность проверялись так. Настоящие американские джинсы, если их поставить, должны были сами стоять на полу, настолько плотный в них должен быть котон. Джинсы носились в обтяжку, настолько туго, что впервые их нужно было надевать или лежа, (иначе не налазили) или мокрыми, и они должны были высохнуть прямо на тебе и принять «твою» форму. Мы носили джинсы «советского» производства из совсем другой ткани и совсем другого цвета, и чтобы они хоть немного походили на настоящие джинсы, то натирали их на передних частях бёдер разбитым белым кирпичом. Снизу, по канту брючины, пришивалась бахрома либо плоскогубцами зажимались круглые металлические заклёпки или копеечные монеты. Если мы шили в ателье брюки (а ввиду скудности торговых прилавков шили тогда очень часто), то брюки должны быть непременно расклешёнными и желательно с манжетами. Рубашка обязательно должна была быть приталенной, а если носилась под пиджак, то длинный и острый конец воротника выпускался поверх ворота пиджака. Носки должны были быть только ярко красного цвета и желательно махровыми. Лучшей обувью считались туфли на платформе. Платформа отклеилась у меня дней через пять после покупки, и чтобы – не дай Бог – родители не сдали туфли назад в магазин, я пришивал её к туфлям цыганской иглой обыкновенной чёрной ниткой.
Хватало на день-два, а затем опять приходилось пришивать. Ценилась чешская обувь фирмы «Цебо» - практически единственная импортная обувь, которую ещё как-то можно было достать. Каждый пытался выделиться перед другими как мог, это называлось «повыпендриваться». Конечно же, в школу в такой одежде мы не ходили, так мы одевались для другой, нашей жизни. Так вот, наш классный руководитель (учился я тогда уже в 30-й школе) – Федорченко Валентин Иванович не пускал нас в школу, пока мы не подстрижемся. А учиться то надо. И я подговорил ребят подстричься под спортивную канадку, а проще говоря, почти налысо, под расческу, как бы назло. Когда пришли в парикмахерскую, то подстриглись только я и еще кто-то один. Остальные ребята посмотрели на нас и сдрейфили, попытались перевести все в шутку, якобы они над нами подшутили. Родителей всё равно вызвали в школу на пропесочивание, говоря, что это центральная школа, а не место для зеков. А вообще то я часто придумывал различные каверзы, потому, что был очень и очень начитан и оттого у меня хорошо работала голова.

Добавлено через 10 минут
Все права защищены, использование текстов и перепечатка - ТОЛЬКО С ПИСЬМЕННОГО РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА

До 1972 года, когда мы жили на квартале Шевченко, родители просто выключали у меня свет в комнате и чтобы почитать ещё хоть чуть-чуть, приходилось читать под одеялом при свете фонарика. Когда же я стал учиться в старших классах, то мог читать сколько угодно. После занятий в школе во вторую смену, три раза в неделю мы ходили в бассейн «Динамо», на группу «Здоровье», где сначала около часа гоняли в футбол или баскетбол, а потом час плавали в бассейне. После этого мы ещё гуляли в сквериках, либо на «дураковке» - сквер на площади Героев Великой Отечественной войны, либо в скверике 30 лет ВЛКСМ. «Дураковкой» сквер назывался в народе из-за стоящих рядом с ним облисполкома и обкома партии, да так его называют и сейчас.



Когда около десяти вечера я приходил домой, то очень хотелось есть, и я накладывал себе в пару тарелок различную еду. Выражение моего лица наверняка походило на выражение морды бегемотика из мультика «Ну, погоди!», когда он с любовью и предвкушением счастья расставлял на стадионе городки. (Какое чудесное словосочетание – предвкушение счастья.) Чашки с питьём и тарелки с едой я расставлял на стуле и на полу возле кровати. Я выбирал себе пару книг на ночь, ставил рядом радиоприёмник «VEF-SPIDOLA» с включенным «Голосом Америки» и только после этого приступал к еде и чтению, которое длилось до двух-трёх часов утра.
За мою начитанность меня очень любила наш завуч по воспитательной работе, преподаватель литературы Татоли Тамара Александровна, педагог от Бога. Любила, и частенько защищала меня, после того, как я делал очередную проказу.


А различные проказы я делал часто, была бы идея. Но я никогда ничего не делал лишь бы сделать плохо, наверное, как и другим, мне хотелось как-то самовыразиться. Идеи я черпал, откуда только мог, то вычитаю что-то, то услышу, то придумаю сам. Еще в первом или во втором классе я на большой перемене натёр красным стручковым перцем концы ручек у всего класса. Через пять минут после начала урока в классе стоял рёв. Ревели все, и я в том числе, так как у меня все руки были в перце, а от рук перец попал и в рот и в глаза. А я всего лишь хотел помочь учителю и отучить товарищей грызть концы ручек.
Из СШ № 14, я плохо помню имена и фамилии учителей, хотя некоторых внешне помню очень хорошо. Помню одну учительницу начальных классов, которая не могла что-то объяснить моему однокласснику, и за это била его головой о доску, взяв руками за уши – вдалбливала гранит науки.
Как-то отец рассказал мне о своем брате, хулигане военных времён по призванию, который в школе повыкручивал лампочки в классе, а затем вновь вкрутил их на место, проложив на самый кончик цоколя комочки жёваной промокашки. Пока промокашка была мокрой – ток проходил. Но стоило ей высохнуть, а при прохождении тока сохла она очень быстро, то свет пропадал. Мы как раз учились во вторую смену и занятия должны были быть до 20.30. В клубе Маяковского в 20.00 начинался классный фильм. Короче говоря, мы посмотрели этот фильм всем классом, так как в том кабинете, где у нас должен был быть последний урок, вырубило свет. Жалко только, что кабинет заперли и мне не удалось забрать промокашки. Утром электрик отнёс их директору и начался разбор полётов. На меня кто-то настучал, а может, классный и так догадался, чьих это рук дело.
Однажды я и мой дружок-одноклассник Вовка Ковганец (умер в 2000г.) между выпускными экзаменами после окончания десятого класса болтались возле школы, пока не натолкнулись на завуча Тамару Александровну, которая несла домой из школы огромные пачки исписанных тетрадок для работы на дому.
Она тут же запрягла нас, и после того, как мы занесли к ней в квартиру тетради, ввиду сильной жары на улице, налила нам – выпускникам, но ещё ученикам! – по трети стакана холодного сухого вина Ркацители. И хотя вино было почти без градусов, по советским временам это был поступок с большой буквы, и ничего кроме уважения к ней нам не добавил. У меня был чисто гуманитарный склад ума и с такой же силой, как меня любили учителя гуманитарного направления, с такой же силой я чувствовал нерасположение ко мне «технарей», так как сильно плавал по техническим наукам, а попросту был тупым как пробка. Только преподаватель НВП – начальной военной подготовки – подполковник Матус (школьная кличка «Плинтус») относился ко всем ровно и всегда был спокоен, как подбитый танк.
Не знаю, был ли я самым худым в классе, но то, что был самым длинным – это точно. Свой рост я использовал на благо одноклассников мужского пола.
Как-то я заметил, что когда девчонки вытирают тряпкой доску в классе, то при поднятии руки вверх, для того, чтобы вытереть верхнюю часть доски, у них сильно поднималась юбка. Во время дежурства по классу самых симпатичных наших девчонок, я (по просьбе товарищей) специально писал на доске мелом под самый верхний обрез доски какую-то чепуху, которую дежурным приходилось стирать. Мы с ребятами с видом ценителей и с идиотскими улыбками на лицах, рассаживались за первыми партами, как в кинотеатре на первых рядах, задавая, друг другу вопросы: «Здесь свободно?», а девчонки вытирали доску, делая вид, что очень стесняются, старательно придерживая юбки свободной рукой.

***********

Животных в то время люди держали почему-то гораздо меньше, чем сейчас. Мы с Ольгой смогли уговорить родителей завести собаку только в 1973 году, уже на новой квартире с большим коридором. Справедливости ради надо сказать, что и отец всегда хотел иметь собаку, и что он её и принес, не поставив в известность даже маму.
Иногда по кварталу Шевченко проезжала «живодёрка» – машина для отлова «диких» собак и кошек. Некоторых ловили палкой с петлёй на шее, а некоторых просто отстреливали из ружей. Нам было очень страшно и жалко животных. Делалось это днём, когда все взрослые кроме бабушек были на работе. Придя с работы и послушав наши жалобы, родители страшно возмущались, но ничего не делали. Время от времени на телеге проезжал какой-то старьёвщик, который менял старые тряпки на катушки с нитками, напёрстки или глиняные свистульки, если тряпки приносили дети. Нам бабушка никогда не давала никаких тряпок, все донашивалось полностью, одежда латалась, носки штопались. А то, что уже не носилось, отправлялось в деревню, а с 80-х годов на дачу. А нам так хотелось свистульку. Как и во все времена по квартирам ходили цыгане. Помню, что однажды бабушка открыла дверь цыганке, и та попросила у неё на хлеб. Бабушка по простоте душевной отрезала цыганке краюху хлеба, за что незамедлительно была покрыта трёхэтажной руганью, мол, просила не хлеб, а на хлеб.

[Бирюза]

Все права защищены, использование текстов и перепечатка - ТОЛЬКО С ПИСЬМЕННОГО РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА***********
Когда нам (подъездной детворе) исполнилось лет по 7, и мы начали играть со спичками, то поджигали так называемую серу. В подъездах, в бетонных лестницах с этажа на этаж, были углубления, в которые вставлялись перилла. После установки перилл, эти места заливались какой-то вязкой жидкостью, которая со временем становилась твердой. Вот это и было той самой серой. Для того чтобы поджечь эту серу, нужно было выковырять ее оттуда, что мы и делали с невероятным упорством. Поджигалась она с трудом и страшно воняла. До сих пор не знаю, откуда мы узнали, что эта штуковина горит, тем более что поджечь её, не выковыривая, было просто невозможно.

Читать дальше... 

Все спички продавались только в коробочках, склеенных из тончайшего деревянного шпона и темно-голубой бумаги. Очень многие продавцы не отпускали детям спичек, не говоря уже о сигаретах. А увидеть курящую женщину на улице было практически невозможно. На неё чуть ли не показывали пальцем, и сразу ставилось клеймо женщины «лёгкого поведения». Не было и поголовного увлечения подростками пивом. Зато каждый из нас занимался каким либо спортом, рисованием или музыкой, мы читали книги и обязательно что-то коллекционировали.
На спичечной коробке обязательно была этикетка, а спички были с головкой коричневого цвета. Когда появились спички красного и зелёного цвета, это было настолько необычно, что такие спички старались не жечь, откладывая их на потом. Некоторые курильщики, для красоты, носили спички в специальных алюминиевых и позолоченных футлярчиках для спичечных коробков, а сигареты в портсигарах.
Зачастую дома нечем было зажечь газ, так как спички уносили курильщики. Каждый раз, уходя на работу, они брали из дому коробок. Исключение составляли те курильщики, которые курили «Приму». Пачка «Примы» стоила 14 копеек, и при покупке сигарет было удобно брать сразу на 15 копеек
и сигареты и спички, тем более что тогда были 15-ти копеечные монеты. Приходилось покупать электрозажигалку, которая работала от сети 220в.
В продаже появились спички «Хозяйственные», которые отличались от обыкновенных спичек размером коробки. Коробка была раз в 10 больше обыкновенной и не имела выдвижного отсека со спичками, а вскрывалась сверху.
В продаже появились спички «Хозяйственные», которые отличались от обыкновенных спичек размером коробки. Коробка была раз в 10 больше обыкновенной и не имела выдвижного отсека со спичками, а вскрывалась сверху.

В продаже появились спички «Хозяйственные», которые отличались от обыкновенных спичек размером коробки. Коробка была раз в 10 больше обыкновенной и не имела выдвижного отсека со спичками, а вскрывалась сверху. Написал «для прикола», и подумал, что интересно, как за сравнительно небольшой промежуток времени поменялся жаргон. Если раньше говорили: «класс, клёво, хиппово», то сейчас – «прикольно».
В самых ранних моих воспоминаниях отец курил сигареты «Друг», «Шипка» и «Новость». Они были очень короткими и имели бумажный гофрированный фильтр белого цвета.
А в начале семидесятых рынок заполонили болгарские сигареты – «Родопи», «Стюардесса», «Ту-134» и «Опал». Лучшими из болгарских были «БТ» – Болгартабак (называли Бычок Тротуарный) в жёсткой пачке.


С ними безуспешно пытались конкурировать наши «Космос» и успешно конкурировали «Союз-Апполон». Очень крепкими, но дешёвыми, а самое главное – необычными из-за сладкой папиросной бумаги из сахарного тростника были кубинские сигареты «Легерос» и «Партагас».
Неплохими считались сигареты «Столичные» в жёсткой, а не в мягкой пачке, «Ростов на Дону», и «Наша марка». Чаще всего фильтры в этих сигаретах были из искусственной ваты. Мы вынимали такой фильтр из сигареты, клали его на боковую поверхность каблука и поджигали. Фильтр загорался и начинал плавиться. В этот момент его надо было затушить нетронутой боковой стороной с серой от спичечного коробка, придавливая его к каблуку. После этого часть серы вместе с расплавленным фильтром оставалась на каблуке, и можно было зажигать спички от каблука.
Из сигарет без фильтра хорошими считались «Прима», «Ватра» и «Астра» (Астма). Самыми крепкими и неважными сигаретами были «Памир» и «Черноморские» (в народе их называли «Нищий в горах» и «Гибель эскадры»). В шутку говорили, что они состояли только из удобрений, а в «Приму» и «Ватру» кроме удобрений и селитры, добавлялся ещё и табак. Изредка из Крыма можно было привезти диковинные для нас «Золотой пляж» Феодосийской табачной фабрики, ну а совсем нереальным было достать «Мальборо» Кишинёвской табачной фабрики.



Лучшими зажигалками были «Огонёк» и «Ватра», которые зажигались столько раз, сколько их зажигали. А вот про красивую хромированную Ленинградскую зажигалку «ЛЕНЕМАЛЬЕР», даже придумали пословицу, которая в смягченном виде звучала так: « Хочешь помучиться – купи зажигалку «ЛЕНЕМАЛЬЕР»». Вместо слова «помучиться» стояло другое слово, означающее сексуальные отношения. Несмотря на красивый внешний вид примерно через месяц эксплуатации она начинала зажигаться где-то один раз из десяти.
Написал пословицу о зажигалке и вспомнил другие присказки и прибаутки, которыми мы часто и густо портили свою речь. Так, на чью нибудь просьбу: «Дай», мы тут же отвечали: « Если каждому давать – поломается кровать», совершенно не зная и не понимая, что этот стишок имеет вульгарный смысл, и что это вообще значит. Для нас он было просто смешным стишком. Или такой пример. Если мы где нибудь находили дохлую кошку или собаку, то надо было обязательно сказать заклинание: « Тьфу, тьфу, тьфу три раза, не моя зараза, кто её убил, тот и полюбил». Мы считали, что если этого не сказать, то случится что-нибудь очень плохое, и вообще старались обходить это место.
В середине семидесятых годов изредка стали появляться иностранные одноразовые зажигалки. Они были настолько лучше наших, что умельцы наловчились вставлять в них клапан для заправки, чтобы не выбрасывать их. Те же, кто не мог этого сделать, даже после того, как в зажигалке заканчивался газ, не мог её выбросить и просто хранил ее. Точно так же чуть позже «коллекционировали» и банки из-под импортного пива, и пачки из-под сигарет. Дети гор, да и только. Мы были настолько отсталыми, да, наверное, отсталые и сейчас, что иной раз просто удивляешься.
Раньше, во время показа многочисленных художественных фильмов про войну, я страшно обижался, когда слышал из фашистских уст выражение «русише швайн». Обижался до тех пор, пока после окончания нашего штурманского училища в 1981 году не попал по распределению в Германию. Я увидел что там, в телефонных будках!!! спокойно лежат телефонные справочники. Я увидел, что в туалетах на вокзалах и в кинотеатрах настолько чисто и пахнет лимоном, что хоть чаи гоняй. После увиденного я начал понимать, что как это ни горько, но доля истины в этом выражении есть. Ещё, глядя иностранные фильмы, я удивлялся тому, что, зайдя с улицы в дом, они не снимают обувь, и думал, что это именно они свиньи. А они просто не плюют и не сморкаются на землю себе под ноги, и на улицах чистота и нет мусора. Эти улицы каждую ночь моют и пылесосят. Но чисто там не от постоянных уборок, а оттого, что не мусорят. Всё дело в воспитании. У нас все родители говорят детям, чтобы те осторожно и только на зелёный свет переходили дорогу. А сами, когда переходят дорогу вместе с тем же ребенком, посмотрев налево направо, переходят дорогу и на красный свет. В результате у ребенка откладывается в голове, что на красный свет переходить дорогу всё-таки можно, только надо или вырасти, или смотреть по сторонам. Я жил в Германии пять лет и твёрдо знаю, что немец никогда не пойдет на красный свет, даже если дорога будет совершенно пустой. И это касается всего. Нельзя быть культурным в одном и некультурным в другом. Культура это точно такая же штука, как и беременность – либо она есть, либо её нет. К моему глубокому сожалению, и меня родители таскали на красный свет, и пять лет жизни в Германии не смогли сделать из меня культурного человека.

Добавлено через 32 секунды
Конечно же, нельзя не рассказать об агитплощадках. Посредине квартала Шевченко, из досок была сбита небольшая сцена, в конце которой поднималась вертикальная, покрашенная в белую краску деревянная стена. Эта стена заменяла собой экран, на которую кинопередвижкой проецировались фильмы. Перед сценой в землю были вкопаны около двух десятков лавок без спинок. Летом, по субботам, около семи часов вечера, к агитплощадке подъезжал автобус с «артистами». Родители посылали нас «сгонять» узнать, что за фильм будет сегодня. Многие жители квартала вечером подтягивались к агитплощадке. Бабки приходили заранее, чтобы занять места на лавках, а мужики попозже, к самому фильму, показ которого начинался с наступлением темноты. Каждый раз коллектив художественной самодеятельности какого-либо предприятия давал концерт. В это же время для детворы проводились какие-то конкурсы или викторины, на которых разыгрывались различные игрушки. И хотя призы были копеечными, мы всё равно очень радовались, выиграв игрушку. Потом был фильм.
Вместе со всеми фильм смотрели и пару патрулей с красными нарукавными повязками ДНД - добровольной народной дружины. В народе их называли на смеси русского и украинского языков – Дэ Нэ Дэ – лишь бы не дома. Это были 2-3 коллеги по работе, которые прогуливались вечерами по людным местам и делали вид, что следят за порядком. За несколько таких дежурств полагался отгул.
Пахло вином и сигаретами от обступивших площадку мужиков, плёнка была заезженная и постоянно рвалась, и все дружно кричали: «Сапожники!» Чаще всего привозили фильм о том, как лётчика во время подводных съёмок ранили акулы, а маленькому мальчику пришлось затащить его в самолёт и самому привести самолёт на аэродром вылета. Видимо фильмы получали в одном и том же месте, выбирать было не из чего, и разные киномеханики выбирали один и тот же фильм. Но иногда попадались и те фильмы, которых мы не видели. Было очень хорошо ещё и то, что, несмотря на темноту и наш ещё очень малый возраст (5-7-10 лет), родители знали, где мы и разрешали нам досмотреть фильм. Я до сих пор не знаю, для чего проводились такие мероприятия. Может быть, агитировали работать на том или ином предприятии?

*************
Летом мы очень любили строить во дворе шалаши. Для этого мы выносили из дома, какие то покрывала и всякую всячину, чтобы можно было сделать подобие, какого либо жилья. Мы приносили с собой и разную еду. Чистились вкрутую сваренные яйца, огурец разрезался вдоль на две части, на разрезанной поверхности делалась крестообразная насечка ножом, посыпалась солью, и половинки тёрлись друг о друга – всё, как у взрослых. И вот что интересно. То, что мы не любили кушать дома, на улице съедалось с большим удовольствием. Правда, вот не знаю, что было бы с борщом. В раннем детстве у меня с ним были проблемы – я не мог доедать из борща гущу.
Мы часто ходили в походы. В школе заранее объявляли, что в такой-то выходной мы идём в поход. Мы приходили с рюкзаками, набитыми провизией и бутылками с лимонадом, брали с собой мячи, бадминтон и другие игры и уходили куда-нибудь за город с двумя-тремя преподавателями. Одеты мы были в спортивные трикотажные брюки, с отвисшей тканью на коленях, (как тогда говорили с отвисшими коленками) и кеды. Только в первый день после стирки, брюки еще как-то умудрялись держать форму. Позже спортивные брюки заменили джинсы. Предметом горячего обсуждения были рюкзаки. Лучшим считался рюкзак с самыми широкими лямками и максимальным количеством карманов и карабинчиков.


Обсуждению подвергались и спальные мешки, и кеды, и фонарики и фляги, и другой походный инвентарь. У некоторых были и компасы, правда, ими никогда не пользовались, но иметь его хотелось всем. Не было семьи, в которой бы не было хоть какого нибудь рюкзака.
В 1973 году родители поменяли квартиру и переехали на ул. К. Маркса, в дом № 9. Отец рассказывал мне, что когда после войны они жили на ул. Ворошилова в полуподвальной квартире, и он проходил мимо этого дома на К. Маркса, то и представить себе не мог, что когда-нибудь сам будет здесь жить. Тогда он считал, что в этом доме живут чуть ли не боги.
Я перешёл на учёбу в 7-А класс СШ №30. Классным руководителем там был учитель физики Федорченко Валентин Иванович (подпольная кличка «Пенчо»). Походы стали не только времяпровождением за городом, но и приобрели тематическую направленность. Валентин Иванович был молодым учителем, и мы были первым классом, на который его назначили классным руководителем. Он был холостяком, и много свободного времени проводил с нами. Являясь фанатом туризма и фотодела, он пытался и нас увлечь этим. Он «выбивал» автобусы у предприятий, где работали руководителями наши родители, так называемую шефскую помощь, и возил нас по местам боевой славы. Мы ездили в Краснодон, Молодогвардейск и Ровеньки, на Миус – фронт, Саур-могилу и уж не помню куда. Занимались мы и поиском могилы неизвестного солдата. Костяком группы, не пропускавшим ни одной поездки, были Игорь Макогоненко, Володя Ковганец, Владик Мишин, Сергей Резник, Олег Родченко, Гена Загоруй, Гена Чмеренко и я. Один раз мы даже проводили эксгумацию, в надежде найти орден похороненного там человека.
И всё это официально, через военкомат, санэпидемстанцию, сельсовет и другие инстанции. О том, что орден там был, нам рассказали женщины, которые в войну и похоронили этого офицера. Мы хотели по номеру ордена, через архивы министерства обороны, узнать, что за офицер был там похоронен, и разыскать его родных и близких.
Не было транспорта - отправлялись в путь на электричке. Мы встречались с матерью Олега Кошевого, с братом Третьякевича и ещё с кем-то из молодогвардейцев, к сожалению, уже не помню с кем. Но все это не прошло даром, и то, что из нашего класса все вышли нормальными порядочными людьми – в этом большая заслуга нашего классного руководителя.
После очередного похода под его руководством, мы делали очередную
стенгазету на пол стены с множеством фотографий. А что такое сделать большую стенгазету? Это, значит, не болтаться вечерами по улицам без дела, а работать в школе и быть под присмотром.
Через день – два вся стенгазета из чувства зависти была уже исчёркана и разрисована ребятами из параллельных классов, которые гораздо реже ходили в походы.

--------------------------------------------------------------------------------

Добавлено через 1 минуту
А вот ещё о детской зависти. В десятом классе я носил полушубок моего деда, который был у него еще до войны. Он был пошит очень добротно и хорошо сохранился.
С каракулевым воротником и пыжиковой подкладкой он смотрелся очень здорово и необычно. И хотя подкладку надо было время от времени подшивать, так как она постоянно рвалась и висела клочьями, я любил его носить. Уже гораздо позже, лет через двадцать, на вечере встречи выпускников, я узнал от Олега Родченко о том, что подкладка не рвалась, а её рвали именно они с Володей Ковганцом и Владиком Мишиным, так как у них не было такого полушубка.
У Владика Мишина отец преподавал в Ворошиловградском машинституте. Как и всякий умный человек, он мог пошутить над собой, подурачиться в кругу близких и друзей. Однажды дома он прилепил себе на лысину чуть выше лба стрелу на присоске от детского лука, и, расхаживая по квартире, уверял домашних, что он единорог. Каково же было его удивление, когда после снятия стрелы, он увидел идеально ровный круглый след тёмно – бурого цвета, который остался у него на голове. Создавалось впечатление, что на лоб ему была поставлена банка и стояла там не менее суток. А лекции то студентам читать надо. И он заклеил отметину лейкопластырем крест-накрест. Владик, конечно – же, рассказал обо всём нам. Мы посмеялись и забыли. Но когда через пару дней отец Владика пришел на родительское собрание с лейкопластырем на лбу, а мы, слоняясь под дверью в класс, увидели его, нас прорвало. Мы отворачивались и безуспешно пытались подавить в себе приступы смеха. Но как только снова видели свирепые взгляды его бешено вращающихся глаз и кулак, который Владик показывал нам, держа его за спиной, мы смеялись с новой силой.

***************

Иногда в школах проводились мероприятия по сбору металлолома и макулатуры, и занимались этим в основном младшие классы. Возле школы, на какой-либо площадке с удобным подъездом, стояла пара преподавателей, которая на глаз определяла вес того или иного металлического предмета, который мы приносили. Предмет определялся в одну из двух куч. Большая куча была с черным металлоломом, а маленькая с цветным. За килограммовый предмет из цветного металла записывали в десять раз больше – десять килограмм. Помню, с каким упорством, граничащим с тупостью, мы тащили на металлолом две дюралевые урны от кинотеатра «Космос» до СШ № 14. Для нас они были неподъёмными по весу, и весь этот путь (больше километра) мы катили их. Мы не могли их бросить, потому что они были из цветного металла и нам записали бы за них очень много. Учитель, стоящий на приёмке металла, не разрешил их сдавать на лом, так как они были целыми. Пришлось за углом разбить эти урны и сдать другому учителю, в результате чего наш класс занял первое место. Сбору металлолома пытались придать соревновательную систему. Соревнования шли между звеньями, классами и школами. Межшкольные результаты соревнований мы узнавали через два-три дня и, в зависимости от результатов, чему-то радовались или огорчались. И если для сбора металлолома специально отменялось пару уроков, то с макулатурой было проще. Её надо было принести с собой, когда идешь на занятия. Те же, кто не принёс макулатуру, в течение часа должны были её принести. Достаточно было пробежать по подъезду, постучать в несколько дверей и ты был нагружен связками старых газет и журналов.
А что касается соревнований, то…
«Социалистическое соревнование – дело всенародное. В стране не может находиться ни один трудовой коллектив, не вовлечённый в систему соцсоревнований. Вот почему первоочередной задачей нашей родной коммунистической партии является вовлечение в соцсоревнование как можно больше трудовых коллективов…» – хотите, верьте, хотите, нет, но этот бред я шутки ради выучил наизусть на урок обществоведения в девятом классе, получил за это пятёрку, и помню до сих пор.
Получить макулатуру было не проблемой из-за огромных подписок на газеты и журналы. Только наша семья в различное время выписывала для нас с Олей: газету «Пионерская правда», журналы «Мурзилка», «Весёлые картинки», «Юный натуралист», «Костёр», «Пионер», «Вокруг света», «Zeitung» на немецком языке. Выписывались и журналы для взрослых: «Огонёк», «Мир», «Звезда», «Юность», «Наука и жизнь», «Работница», и много других. В иные дни почта не влазила в почтовый ящик, и торчала вокруг ящика. Одна «Литературная газета», со своей знаменитой 16-й страницей, занимала весь ящик. Подписка была сравнительно недорогая, а главное, каждый день что-то новое. И, невзирая на большое количество прессы, мы с Ольгой постоянно ругались, кто будет первым читать тот, или иной журнал. Перед праздниками родители считали, кого и с каким праздником надо поздравить и считали какое количество открыток нужно купить.
Выбор и покупку открыток поручался нам с Ольгой, а подписывали их родители. Тогда далеко не у всех были телефоны, и поздравления почтовой открыткой или телеграммой были очень популярными. Телеграммы адресат получал именно на том бланке, который на почте заказывал отправитель.
Я не думаю, что родителей заставляли делать большое количество подписок, даже знаю наверняка, что подписывались они добровольно, но ведь было и по-другому. Когда в 1981 году я окончил наше штурманское училище (ВВВАУШ им. Пролетариата Донбасса), то по распределению попал служить в Германию, на аэродром Кётен. Я и два летчика жили в одной трёхкомнатной квартире холостяков. По существующему тогда негласному положению, каждый офицер и коммунист, (а почти все офицеры были коммунистами) должен был выписывать одну военную и одну партийную газету, а также один военный и один партийный журнал. Я где-то сказал, что это неправильно, и что раз мы живем в одной квартире, как бы семьей, то нам ни к чему три партийных газеты с тремя журналами и три военных газеты с тремя журналами.
Это дошло до замполита полка подполковника Тимофеева. И с этого времени, он два года пропесочивал меня на всех партсобраниях за то, что я неправильно понимаю политику партии и правительства в вопросах подписки.

****************

На летние каникулы родители часто отвозили меня в деревню, к бабушке по материнской линии. Дедушка погиб в войну в Миусских плавнях – его пулей сшибло с плота в ночном бою во время переправы через большой тогда Миус. Он был первым трактористом на селе (ещё на тракторе Фрабзон), потом секретарём райкома партии по сельскому хозяйству, а в войну - комиссаром партизанского отряда «За Родину» и его награды до сих пор хранятся в посвящённом ему уголке музея с. Покровского. Деревня находилась в Ростовской области, под Таганрогом, там, где в войну шли страшные бои, и вдоль реки Миус стоял Миус-фронт. У бабушки был небольшой саманный дом из двух комнат, крытый камышом.
Саманные кирпичи делали так. В назначенный день на стройку (на местном диалекте это называлось на толоку) собиралось пол улицы, и все соседи мужского пола вместе с детьми месили ногами мокрую глину, перемешанную с соломой. Иногда по этой глине под узду водили лошадей. Получившейся смесью набивали специальные формы для больших кирпичей. Из форм кирпичи вынимали ещё совсем сырыми и рядами раскладывали под солнцем на траве до полной просушки. Сушиться они могли неделями, в зависимости от погоды. Впервые я месил саман в шестилетнем возрасте. Я работал вместе с дядей Володей, братом моей мамы и жившим вместе с бабушкой, большого любителя таких строек из-за следовавшего за стройкой обильного застолья.
Из таких кирпичей дом получался необыкновенно тёплым и долговечным. Село Покровское располагалось на реке Миус, и многие улицы имели большой уклон в её сторону. Я быстро сдружился с местными ребятами. После сильных дождей мы бегали вдоль бурлящего ручейка вдоль улицы и собирали вымытые из земли патроны. Патроны были различных размеров и калибров. Если учесть, что это был 1966 год, то есть после войны прошел уже двадцать один год, то можно только удивляться, какое несметное количество патронов валялось в округе.
У каждого из нас была большая коллекция патронов, которую мы старательно прятали как от взрослых, так и друг от друга.
Патроны были везде, и в балке, в которую упирался конец огорода, и в самом огороде, и даже в заборе из мергеля, который отгораживал двор от улицы. Я тогда не мог понять, каким именно образом патроны попали в тоненькие щели между камнями. Щели были настолько узкими, что туда с трудом протискивалась моя маленькая ладошка. Только гораздо позже я понял, что и послевоенной детворе нужно было где-то прятать патроны. У моих двоюродных братьев Саши и Коли коллекции были посолидней. Во-первых, они были гораздо старше меня и имели возможность прошерстить близлежащие окрестности лет на десять раньше, чем я. Во вторых, они сначала жили, а затем гостили у бабушки месяцами из года в год, а не приехали как я - впервые и на две-три недели. Так вот, среди их сверстников в «коллекциях» зачастую можно было найти холодное и огнестрельное оружие. Непонятно одно – куда все это делось?

*************




Добавлено через 4 минуты
Отец рассказывал мне, что в 50-х годах на железнодорожном вокзале, для того, чтобы проводить кого-нибудь до вагона, нужно было покупать так называемый перронный билет. Только при наличии такого билета можно было пройти на перрон. Перрон был окружен оградой, а на входе стояли контролер и милиционер из дорожной милиции. При мне такого уже не было, и к вагонам можно было подойти свободно. Особенно интересно было встречать людей, которые возвращались с юга. Так как в Крыму и на Кавказе фрукты были гораздо дешевле, чем в Ворошиловграде (!), то все, кто отдохнул на Чёрном море, привозили с собой и виноград с инжиром, и персики с айвой и даже груши. Для этого на юге продавались специально сделанные из тоненькой фанеры и проволоки ящики с большими щелями, очень прочными и лёгкими. И когда из поезда одновременно выходил целый поток людей с одинаковыми ящиками, то это смотрелось интересно.
*******
Футбол конца 60-х в Ворошиловграде был не просто футболом, а Футболом с большой буквы. Стадион «Авангард» был всегда забит до отказа. Тогда он вмещал 40000 человек, а не 26000, как сейчас. «Заря», с приходом на тренерскую работу Зорина, уверенно держалась в верхней части таблицы. Году в 1971-м, когда мы с ребятами зайцами пробрались на стадион посмотреть на очередную футбольную игру «Зари» Ворошиловград, я случайно бросил взгляд на противоположную трибуну и очень удивился. Я увидел тысячи рук, постоянно поднимавшихся к лицу и снова опускавшихся. Это тысячи болельщиков два тайма подряд плюс перерыв щелкали семечки. Я думаю, за один матч съедалось несколько мешков. На подходах к стадиону со всех сторон сидели бабки, продающие семечки. 5 копеек большой стакан, 3 копейки малый, а детворе за копейку давали горстку семечек.

************

Когда мне исполнилось тринадцать лет, родители купили мне мою первую гитару. Играть на гитаре тогда было очень модно. Постепенно я научился играть довольно неплохо, и хотя сейчас гитары у меня нет, за жизнь их было у меня с дюжину. В свободной продаже гитар не было, и когда они появлялись в магазине, их сразу разбирали. В связи с большим спросом, промышленностью были выпущены гитары с МЕТАЛЛИЧЕСКИМИ! корпусами перламутрово-голубого цвета. Это было шедевром Минмузпрома. Ни о какой акустике, конечно – же, не могло быть и речи. Зато такая гитара стоила 7.50, а не 13.50 или 18 рублей. Некоторые ребята устанавливали на обычные гитары звукоприемники, которые сами изготавливали из трубок, оторванных с телефонов - автоматов, и в результате получали электрогитару. Другие, в том числе и я, приделывали на гитару дополнительные колки и делали двенадцатиструнку, купить которую было совсем нереально. Во всех школах, ПТУ, институтах и заводах создавалось тысячи вокально-инструментальных ансамблей. Гитары, ёники, ударники. В пионерской комнате, которая находилась в бывшем бомбоубежище в подвале нашего дома по улице Карла Маркса 9, тоже был создан ансамбль. Старое – престарое пианино, на котором лет сто не игралось ничего, кроме собачьего вальса, было мгновенно превращено в клавесин при помощи канцелярских кнопок, приколотых на молоточки в тех местах, где молоточки ударяли по струнам. Старые электрогитары выделил завод «20 лет Октября», шефствовавший над пионерской комнатой, и которому принадлежал весь дом. Слава богу, что над пионерской комнатой жили алкоголики Рая и Ваня, которым ни до чего не было дела кроме своих постоянных разборок и драк. Нормальные люди могли просто сойти с ума от того страшного шума, который мы называли музыкой.
Неизменными нашими спутниками были радиоприемники. Мы ловили «Голос Америки», «БИ БИ СИ», «Свобода» или любые другие радиостанции, на которых можно было послушать зарубежную музыку.
А когда появились переносные магнитофоны «Маяк», «Весна» и «Электроника», то мы с ними не расставались. Жалко только, что они постоянно зажёвывали плёнку и что быстро садились батарейки. Мы постоянно проверяли по индикатору на магнитофоне, надолго ли еще хватит батареек. Батарейки тем дольше служили, чем тише играл магнитофон. Когда батарейки совсем садились, мы вставляли их между дверью и фрамугой, и, потихоньку закрывая дверь, чуть-чуть приплющивали их. Когда-то мы с Олей так кололи грецкие орехи. Индикатор опять начинал показывать напряжение, и магнитофон начинал работать, но совсем недолго, максимум пол часа. На переносных магнитофонах плёнка в кассетах не рвалась, а только растягивалась, наматываясь на валики, а вот магнитофонная лента «Свема» для стационарных магнитофонов шестидесятых и семидесятых годов рвалась постоянно. Отец склеивал ее уксусной кислотой. Место разрыва он аккуратно подравнивал ножницами, смазывал обе части ленты кислотой и прикладывал друг к другу. Несколько секунд, и все готово. Уксусная кислота продавалась тогда в трёхгранных бутылочках грамм на сто пятьдесят - двести, закрывалась натуральной пробкой и заливалась сургучом. Помню, что дефицитом был пассик для магнитофона - небольшая резиновая ременная передача.
А вечером мы шли гулять. Тёплыми летними вечерами мы с ребятами и девчатами нашего двора собирались в беседке и слушали хорошую музыку. Слушали, а в груди сжималось и замирало сердце в ожидании чего-то большого и светлого, а впереди была бесконечность. Впереди была вся, еще неизведанная тобой жизнь, жизнь, которая только-только начиналась, и весь мир в этой жизни был только для тебя…

--------------------------------------------------------------------------------

Добавлено через 4 минуты
все права защищены, использование текстов и перепечатка - ТОЛЬКО С ПИСЬМЕННОГО РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА

Э П И Л О Г.

Я не написал о фиксаже, ванночках и красном фонаре в ванной комнате, о пускании в плавание корабликов из скорлупы грецких орехов в весенних ручьях. О чешках, туфлях на платформе, калошах с красной сердцевиной, о стуке сабо на деревянных подошвах. О варежках, свисающих из рукавов на резинках от трусов. О цыганских петушках и звёздочках на палочках, о первой сладкой вате. О передвижных зверинцах. О самокатах. О «Пионерской зорьке» по утрам и обязательном художественном фильме после окончания программы «Время» в 21.30.
О спичечной сере, зажатой между двумя болтами в одной гайке. О том, как можно гвоздём выдолбить в асфальте дырку, набить её серой от спичек, вставить гвоздь в эту же дырку и кинуть сверху кирпич. О патронах от мелкашки из мусорника ДОСААФского тира на трамвайных рельсах. О том, что можно очень осторожно разорвать новогоднюю хлопушку, извлечь из неё два картонных кружочка с серой посредине, положить этот «взрывпакет» в людное неосвещённое место и ждать, когда кто-нибудь на него наступит.
О металлических кошельках для мелочи с пружинными отсеками для монет. Об авоськах и пластиковых ручках для этих авосек, чтобы не резало руки, если авоська тяжёлая. О подушечке для иголок, висящей на стене в бабушкиной комнате. О первом магазине самообслуживания - Ворошиловградском гастрономе – самом крупном магазине самообслуживания того времени на Украине. О том, как из двух китайских фонариков сделать один, но длинный, на четыре батарейки и о том, что самый лучший фонарик, это тот, у которого самая маленькая «точка», и который дальше «бьет». Я не написал о том, что можно оставить у магазина велосипед, не опасаясь, что его угонят за то время, пока ты покупаешь хлеб. Об игре «Зарница» в пионерлагере с пришитой бумажной звёздочкой на груди и о слезах, когда её оторвал, а значит «убил» тебя противник. О ночном шествии с факелами к пионерскому костру.
О том, как чудесно пахнет карбид и о том, как он горит, попыхивая в лужице. О том, что ещё до появления жвачки мы жевали смолу с фруктовых деревьев. О деревьях с шелковкой - штук пять возле школы, и три возле кладбища - и это на всех пацанов квартала Шевченко.
О первых целлофановых пакетах с рисунками, привозимых то ли из Польши, то ли из Грузии. О самодельных сумках из мешковины с нанесёнными через трафарет портретами Боярского и Леннона. О летних трудовых лагерях в колхозах и «отработках» в школе.

О том, что в реке Северский Донец можно было наловить пескарей для жарки.
О чёрных пятнах на потолках в школьных туалетах от приляпанных к побелке и сожжённых спичек.
Вспомните фарфоровых рыбок в сервантах почти каждой квартиры, керогазы и примусы, коромысла и рукомойники у бабушки в деревне. Маленькие флажки, приколотые к лацкану пиджаков на демонстрациях и металлические набалдашники с серпом и молотом на древках знамён. Чугунные утюги на газовой камфорке. Кровати с пружинными сетками и никелированными шариками в спинках. Тряпичные маленькие подушечки для иголок.
Попытки обмануть продавщицу, дав ей вместо двадцатикопеечной монеты трёхкопеечную, предварительно натерев её ртутью и положив её гербом вверх.
Вспомните лото по копеечке вечерами, ужасную стоматологию с постоянным словом «удалить», вылизанные в детстве акварельные краски из-за названия «Медовые». Напечатанное через копирку «Собачье сердце» Булгакова, несуществующие сейчас уроки астрономии и черчения с готовальнями кожаными снаружи и бархатными внутри. Деревянные линейки, которые мы портили, устраивая на них бои, как на саблях.
Бело-синие рулончики пистонов для чёрных игрушечных пистолетов. Игрушечные помповые ружья с пробками на леске вместо пуль, переламывающиеся для зарядки. Полное отсутствие туалетной бумаги. Отсутствие рекламы по телевидению. Канцелярские счёты у продавцов и нанизанные на стоящую подставку-спицу бело-фиолетовые чеки. Горячий хлеб, отпускаемый грузчиками прямо с лотков хлебной машины при привозе в магазин. Механическая счётная машинка «Железный Феликс», стук пишущих машинок под окнами учреждений и стук домино во дворах по вечерам. Холодильники «ЗИМ» и «Днепр» с ручкой-рычагом, а у кого их нет - мясо зимой в авоське за форточкой. Гибкие маленькие грампластинки синего цвета из журнала «Кругозор».
Кубик Рубика в конце 70-х начале 80-х. Посылки в заляпанных красно-коричневым сургучом фанерных ящиках с лохматыми верёвками. Писающие мальчики на дверях туалета. Первые шариковые ручки с постоянно вытекающей именно в карман пастой.
А бесплатное получение квартир по очереди? А мизерная квартплата и коммунальные услуги? А почти бесплатные ясли и детские сады? Все спортивные секции - бесплатно! А в пионерлагерь почти на месяц за копейки! А хочешь - на второй поток! А бензин по 8-12 копеек за литр!
Медицина, школы, институты – бесплатно! А практическое отсутствие беспризорных детей и бомжей!
А ГОРДОСТЬ ЗА ТО, ЧТО ТЫ ЖИВЁШЬ В ЭТОЙ СТРАНЕ!!!!
Я не написал о многих очень простых мелочах - у каждого своих и одинаковых для всех. Вспомните сами звуки, запахи, вещи и ощущения того счастливого времени. Ведь из этих самых мелочей и состояла вся наша жизнь…

================================================== =========

Ищу спонсора для издания книги. Около ста цветных и чёрно-белых иллюстраций.
================================================== ==========
Буду рад любым отзывам.

[dedulya37]

Сообщение от Бирюза

Буду рад любым отзывам

Хоть мой покойный брат на год старше Вас, всё написано как будто про него и меня.
Всё - чистая правда. Всё так и было. СПАСИБО !.

[gorelov]

Вы, кажется, начали тему с цитирования Рэя Бредбери? В "Марсианских хрониках" [1]он неплохо, словами одного героя, отметил:

У американцев искусство всегда особая статья, его место - в комнате чудаковатого сына наверху.

[Бирюза]

gorelov, это так. Очень люблю Бредбери. Мне кажется, он очень боялся старости, у него много вещей пронизано тоской по прошлому.

[gorelov]

Меня больше волнует, что мы в РФ так увлеклись всеми этими "Почему Россия не Америка", что и у нас так же к искусству стали относиться, хотя может так всегда и везде было.

[Jasmin]

Бирюза, написано "около ста черно-белых иллюстраций". Можно посмотреть иллюстрации?

[Бирюза]

Никогда не стремился и не хотел быть похожим на американцев. Мы разные. Нам есть чем гордиться у себя, а им у себя. Но это другая тема.

Добавлено через 2 часа 25 минут
Jasmin, постараюсь некоторые сбросить. Трудоёмко.

[Бирюза]

Фотки где мои, где интернетовские. Обо всём по чуть-чуть.

[Бирюза]

........................