Боб Кошелохов, Без названия (диптих), 138 х 138 см., 2009 г., холст/масло
Искусство и жизнь по Б.Н.Кошелохову
"Критикам, которые сомневаются в значении Б.Н.Кошелохова, советуем обратить внимание на неоновую надпись "ТИТАН" на углу дома по Невскому и Литейному проспектам, где живет художник"
"Титан" - теперь такая же легендарная надпись, как и весь образ Бориса Николаевича Кошелохова, о ком существуют и письменные, и устные предания. Может быть, предчувствуя именно такую свою роль в истории современного искусства и художественного быта Петербурга, Б.Н.Кошелохов назвал сплотившуюся вокруг него в 1976 году группу художников словом "Летопись". Известно, что Б.Н.Кошелохов учит искусству афоризмами. Они позволяют истолковать его художественное мировоззрение как сплав косности в исконно русском смысле этого слова (на Руси глаголом "коснеть" описывался ход исторического времени спереди назад, из будущего в прошлое, где произошло главное событие всех времен - явление Спасителя) и героического авангарда. "Художник - летописец, он должен все фиксировать; но картину надо писать, как давить прыщи или стукаться об угол - чтобы голова была в крови". Стихийный архаизм Б.Н.Кошелохова проявился, в частности, и в том, что, оказавшись в Италии в 1978 году, он воспринял модернизм 1910-20-х годов как некий раритет, а живую силу признал в римских камнях, колоннах, дорогах, россыпях замков, почувствовав, как мало мы отличаемся от древних, ведь "вопросы те же самые: что такое любовь; неважно, едешь ли ты в двуколке или летишь в реактивном самолете".
Читать дальше...
Однако мы здесь обгоняем течение рассказа: вот некоторые подробности биографии Б.Н.Кошелохова. Он родился в 1942 году в промышленном уральском городе Златоуст, в детстве многократно сбегал из дома; выбор профессии в 16 лет объяснялся этой же страстью к воле, а значит - путешествиям: хотел поступить в железнодорожное училище, тогда еще военное, в роту машинистов, но, поскольку она уже оказалась укомплектованной, пошел в электромеханики. Некоторое время плавал электромехаником на судах Одесского порта приписки, затем вернулся в Златоуст и окончил 11-й класс. Чтобы выбрать жизнь дальше, в обществе двух друзей ткнул пальцем в карту, (глаза были завязаны), и попал прямо в город Ленинград, куда и приехал в 1962 году. Поступил на первый курс Мединститута, где в группе оказался один восточный немец - знаток экзистенциализма: организовали кружок по изучению текстов Киркегора, Хайдеггера, Ясперса, Камю; тогда же читал Гуссерля. Интерес к философии у Б.Н.Кошелохова лет с семи, и возник он благодаря случайному обстоятельству: тогда в детстве старший брат его товарища Юры Кислухина, философ, студент Свердловского университета подсунул мальчикам сначала Ницше, а потом Достоевского. До 1974 года Кошелохов, по его собственным словам, только и делал, что читал. В настоящее время имущество Б.Н.Кошелохова состоит из картин, скульптур и пастелей, стильной черной кофеварки фирмы Крупп, похожей на механический станок, и штабеля сочинений все тех же Хайдеггера и Киркегора на подоконнике возле диванчика. Об исключительной любви Кошелохова к философским книгам свидетельствуют очевидцы: Тимур Новиков рассказывает, что в период "Летописи" неоднократно встречал Б.Н. на улице с Гельвецием подмышкой. В "Сайгоне" у Кошелохова было прозвище "Философ", потому что он обычно вел беседы с посетителями, объясняя им природу вещей при помощи отрицания, (говоря, например, что ложка - вовсе не ложка, а чашка - совсем не чашка; как это делал герой дзеновского рассказа Сэлинджера "Тэдди", который хотел объяснить детям, что трава - это трава, а слово "трава" - лишь слово и ничего больше). Именно эта дзеновско-сократовская практика привела Кошелохова к важнейшему событию его жизни: встрече с учителем, художником Валерием Клевером (настоящая фамилия его была Клеверов, а Клевер - артистический псевдоним в соединении с прозвищем). Однажды, в 1974 году в "Сайгон" зашел человек и спросил Философа. Это был Володя Полетаев, страстный почитатель религиозной философии и в будущем участник "Летописи". Первая беседа Полетаева и Кошелохова продолжалась трое суток; через некоторое время Полетаев рассказал Кошелохову о другом своем друге, нелюдиме. Кошелохов с ним познакомился - его звали Валерий Клевер, и, вопреки всем разговорам о некоммуникабельности Клевера, они вдвоем немедленно отправились автостопом в типичное для ленинградских хиппских 1970-х паломничество в Печерский монастырь к настоятелю-иконописцу отцу Алипию.
Картины Клевера, профессионального оформителя, представляли собой политический сюр, возможно, соц-арт, и не они впечатлили Кошелохова, но обращенные к нему слова: "Ты - художник". Клевер не объяснял Кошелохову искусство, не научал его профессии, но присвоил ему образ, запретив при этом писать картины красками и создав, таким образом, своеобразную дзеновскую переклинку в мозгах. Кошелохов так сформулировал этот принцип современного искусства, широко известный на западе по-Бойсу: "Каждый человек - художник, художник не обязательно должен уметь что-то на чем-то пачкать; увидеть - главное, и удивиться". Следуя по пути актуального искусства конца 1950-х - 60-х годов, открывшего реальный предмет как художественное средство, Кошелохов придумал "концепты" - композиции из найденных на помойке вещей, (первым пластически интересным трофеем был старый пень, который художник описывает словами "живая пыль", другим стала стойка от машинки Зингер). Один из таких ассамбляжей Кошелохов соорудил в 1976 году, прикрепив к основе ночной горшок и над ним больничную утку. Произведение называлось "Восклицание" и судьба его была вполне диссидентской: Б.Н. оказался единственным художником, дошедшим со своей работой до места организации выставки в честь погибшего Евгения Рухина - милиционеры, похватавшие остальных участников акции, которые, конечно же, несли с собой картины, пропустили Кошелохова, не отличив в нем художника. Как-то раз Клевер пришел к нему и сказал: "Боб, бросай все и занимайся живописью". Как предполагает сам Б.Н.Кошелохов, Клевер давал ему советы, не особенно задумываясь, но Кошелохов видел в этих словах откровение: 2 ноября 1975 года он написал первую картину маслом - натюрморт с прозрачной шляпой, под которой ясно читались прориси иконы. Краски были позаимствованы у Полетаева, и вещи в его комнате стали первыми живописными сюжетами Кошелохова, который с яростью переписал все, что мог в этом интерьере, и градусность его живописи вызвала у хозяина мистический ужас. "Боб, ты меня задушил", - сказал Полетаев, осмотрев красочные изображения своего имущества.
Кошелохов чувствовал живопись на уровне цвета: "Должно быть что-то живое: красное должно жить с синим; я в 32 года, - говорит он, - был ошеломлен, когда узнал как получить зеленую краску". Это экспрессионистское чувство живописи стало важнейшим личным опытом Кошелохова, который он уже мог сообщить другим. В 1976 году Клевер эмигрировал и так дал почувствовать Б.Н., что такое сиротство, но и свобода тоже. Кошелохов организовал "Летопись", устав которой отличался суровостью: члены группы собирались по пятницам друг у друга, чтобы говорить о живописи; на собрания допускались только те, у кого были свежие картины, (их, еще мокрыми, истово тащили на сходку экспрессионистов через весь город). Кошелоховым владела идея соединить экспрессионизм, фовизм и дадаизм в единое целое. "Живопись самодостаточна и необъятна, - говорит он, - и бежать, как бегуны, каждый свою дистанцию, надо по естеству; птичка летает, а как летает - спроси: упадет; всех художников можно разделить на две группы: тех, кто творит палитру на холсте, зовет в сотворчество (я и зритель - одно и тоже), и тех, кто делает палитру на палитре, ремесло выдает за творчество, закрывается от зрителя". В 1977-78 годах Кошелохов продолжал писать картины, используя для этого кисть и краски; позднее перешел на мастихин и холсты больших размеров. В качестве подрамников служили разные предметы, найденные на помойках - рамы от кроватей или диванов и т.п. Холстами легко служили ковровые дорожки.
В 1978 году Кошелохов совершил поступок, много способствовавший ускоренному обрастанию его фигуры легендами: он женился на итальянке по имени Лючиана Жиронда-Виральди и после торжественных проводов 19 мая уехал жить в Италию. В те годы отъезд за границу был равносилен путешествию на тот свет, собственно, с такой интонацией друзья и провожали отъезжающих. Каково же было общее потрясение, когда 6 сентября Кошелохов вернулся в Ленинград и стал первым и единственным выходцем из потустороннего мира. По его собственным словам, он решил не менять железную клетку на золотую. Встреча с родиной была жесткой. Кошелохову с трудом удалось получить временную прописку. Он трудился в охране Ленметростроя. Дружба с прорабами способствовала занятиям деревянной скульптурой (начальник смены помогал Кошелохову пилить дерево, подсказывал, где брать тряпки для живописи). Почти вся скульптура, однако же, погибла вследствие бездомности и бродяжнического образа жизни художника. Но Кошелохов, надо сказать, никогда не чувствовал себя лишенцем: его влекла жизнь там, где большой и грязный город, где "плюются, ругаются, дерутся, писают"; где, слоняясь по улицам, "можно делать наброски ногами".
Кошелохов тяготел к работе большими сериями картин и скульптур. В 1992 году он начинает изготовление суперпроизведения, составленного из тысяч (31 декабря 1999 года их число достигло шести тысяч ста двадцати пяти) пастелей. Вообще повышенная продуктивность, серийность и быстрота изготовления произведений - отличительные признаки главных современных художников , вспомним ли мы Пикассо, или Уорхола, или Кабакова.
Из нашего разговора: "Я выйду на час-полтора и вернусь, чтобы договорить." - "Пойди, пойди, - отвечает Б.Н. - А я пока пять пастелек сделаю".
Можно также привести в пример младшего современника и участника группы "Новые художники" Валерия Черкасова. Однажды Черкасов и Тимур Новиков пришли в гости к Кошелохову. Борис Николаевич показал им 20 новых картин. На что Черкасов заметил, что располагает пятьюстами недавно оконченных произведений. "Может быть, пригласишь посмотреть?" - спросил Б.Н. "Они у меня с собой", - ответил Черкасов, извлекая из кармана мыльницу, перетянутую резиночкой. В мыльнице действительно лежала стопка маленьких картинок.
Глобальный проект называется "Two Highways", что предполагает два пути мистического передвижения жизней, душ, тел, мыслеформ: по земле и над землей; и конкретно с юга Европы на Аляску, оттуда в Америку и потом через Атлантический океан опять к Европе. Идея движения, искусства, как передачи энергетического импульса, образ жизни в движущемся опыте очень важны для Кошелохова. Что "неизбывно интересно: человек как открытая система, количество энергии, входящее в систему, больше, чем выходящее ничто; что же за этим стоит? Назовем это Бог или…" За этим названием встает, должно быть, и конкретная картина - автобан из Триеста в Палермо, двенадцать рядов в одну сторону, по горам, по солнечной долине днем, под снопами светофоров ночью: Кошелохов проделал этот путь на ситроене в одиночку, совершив анархический побег из золотого итальянского дома, откуда он до этого уходил и не так далеко, чтобы рисовать свои пастели, читать и пить под оливами.
Описание искусства и жизни по Кошелохову позволяет сделать теперь безошибочный вывод, что Кошелохов в 1970-х годах был ближе, чем кто-либо другой к тому, что называется современным искусством. С течением времени прирожденные качества не изменили Кошелохову. Наоборот, он обнаружил, несмотря на анархическую жизнь, крайнее постоянство своих эстетических воззрений. Однако у его живописи с годами меняется температура. Его работы становятся более лаконичными, краски стынут, линия оледеневает, формы обретают твердость, что он сам объясняет холодом ответственности, потому что "свобода - не вольница". Этот холод свободы напоминает льдистое веселье бессмертных в романе Гессе "Степной волк" - библии ленинградских 1970-х. При этом живопись Кошелохова не утрачивает своего физиологического, то есть жизненного измерения. Ее образы, как побеги, как "детки", неуловимо связаны с пластикой самого художника, хочется сказать, с его костной тканью, формой лобных долей, строением руки, с фактурой немногих важных вещей, как заслуженные шахматные фигуры, которые Кошелохов не отчуждает от себя наравне с искусством; с которыми он вошел в историю искусства, жестко следуя девизу древних римлян - воинов и философов - omnia mea mecum porte. (Екатерина Андреева)
__________________
Дух дышит, где хочет.
Инвестируйте в искусство!
Эти 6 пользователя(ей) сказали Спасибо bykinist за это полезное сообщение:
15.02.2013, 22:11
Боб Кошелохов, Без названия (диптих)
Линейный вид
Похожие темы