Образы алфавита

[Магнолия]

Сообщение от Сашенька

А Наполеон выражался проще - одна схема заменяет дюжину объяснений .

И я о том же. Потому и реставрировала алфавитную таблицу.

Но сейчас проблема не в схеме/таблице, а в живописных образах природных принципов вместо букв. Вот и Менору хотелось бы продублировать образом на живописном полотне.


Другим образом эона "Эарождение" стало ЯЙЦО



Это фото с сайта http://aquatek-filips.livejournal.com/519330.html

Мыслью "образ зарождения - яйцо" проникся создатель знаменитой ювелирной фирмы Карл Фаберже.

[Сашенька]

Встретилась такая менора
http://atil.ovh.org/noosphere/monotheisme.php

[Магнолия]

Сашенька, я посмотрела. В моисеевой меноре основоположением является число 7 для символизации позиции эона на седьмой горизонтали алфавитной таблицы. Мне доводилось видеть и девяти- и десятиствольные меноры. Это такие же "неправильные" миноры, как бывают "неправильные" иконы.

[Сашенька]

Не знала будет ли статья полезна. У меня Музыка любимый инструмент .

[K-Maler]

Сообщение от Магнолия

в живописных образах природных принципов

Символ зарождения - весна. И есть картина Боттичелли с таким названием... Месяц же апрель так называется потому, что в переводе означает что-то вроде "почка" или распускающаяся почка...
Яйцо - да, но у Фаберже это символ Бога Живого, который все может. Мария Магдалина, поздравляя одного из цезарей с Пасхой преподнесла ему яйцо, которое в ее руках стало красным... На Руси это соединилось с некоторыми языческими обычаями, связанными с весной.

[Магнолия]

Сообщение от K-Maler

Месяц же апрель так называется потому, что

Набрала в поисковике "апрель". Чего только не начиталась!!!
Когда дошла до строк " «месяц сожжения деревьев», так как в этом месяце рубили и жгли деревья, чтобы очистить землю под сельскохозяйственные угодья", взяла грабли и пошла в сад убирать прелую листву. Как-никак а_прель!

Сообщение от K-Maler

Яйцо - да, но у Фаберже это символ Бога Живого, который все может. Мария Магдалина, поздравляя одного из цезарей с Пасхой преподнесла ему яйцо, которое в ее руках стало красным...

По преданию, Мария Магдалена отправилась в Рим к императору Тиберию, рассказать ему, что Иисус воскрес. В те времена, как и сейчас, не принято было ходить к властителям без подарков, поэтому она принесла ему простые куриные яйца.
Но Тиберий конечно же не поверил её словам и сказал "как может кто-то воскреснуть из мертвых! Это также невозможно, как если бы это яйцо вдруг стало красным! "И тут же на гразах свершилось чудо - куриное яйцо стало красным!
С тех пор на пасху красят яйца и обязательно хотя бы одно яйцо в красный цвет!

Смысл природного принципа "Зарождение" можно сформулировать так: "Однажды сказанное возможно". Думаю, такая мысль велела Эль Греко показать Марию Магдалину с черепом и книгой.



«Кающаяся Мария Магдалина» Ок. 1589. Доменико Теотокопули (Эль Греко). Музей изящных искусств, Будапешт

И "блуд" в этой метафоре тоже непорочный. Например, сколь долго заблуждалось человечество, пока дошло до решений как возможны авиа- и другие полеты человека?
Пожалуй, именно "Кающаяся" и именно "Магдалина" со сказанным словом может послужить живописным образом эона "Зарождение" (точнее "Зачатие").
Посмотрите, она пальцем указавает на уже известное слово в книге.



По всей видимости, Эль Греко был в числе посвященных.

Из черепа - в книгу! Поблуждаем - и сбудется!

[K-Maler]

Сообщение от Магнолия

По всей видимости, Эль Греко

Эта картина не очень похожа на Эль Греко...
А Мария Магдалина, скорее, символ покаяния, изменения в сознании представления о ходе вещей...

[Магнолия]

K-Maler, мой вывод остается прежним и при иллюстрации его картиной Тициана.



Тициано Вечеллио (Tiziano Veccellio) - итальянский живописец. «Кающаяся Мария Магдалина» создана между 1560 и 1570 годами


Ранний Микеланджело да Караваджо не последовал за апокрифами, выражавшими смысл эона "Зачатие", хотя чуял: "где-то рядом рассыпаны жемчужины знания".



Микеланджело да Караваджо 1573 - 1610
«Кающаяся Мария Магдалина», ок. 1596, галерея Дория-Памфили, Рим




П.П.Рубенс тоже воспользовался "жемчужинами" - символом чужестранной ценности. Однако нечто самое важное он хотел сказать посредством образа сестры Марфы.



Питер Пауэлл Рубенс «Кающаяся Мария Магдалина с сестрой Марфой».

Ма́рфа и Мари́я — персонажи Нового Завета, в доме которых останавливался Иисус Христос.

Различный характер сестёр — практичной Марфы и созерцательной Марии — стали символом различных установок в жизни христиан.

« Женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; у неё была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа же заботилась о большом угощении и, подойдя, сказала: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне. Иисус же сказал ей в ответ: Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у неё.
(Лк. 10:38—42) »

С некоторой натяжкой можно предположить, что праобразами Марии Магдалины и ее сестры Марфы были образы родных братьев Египта и Сета. Египт - образ словесной гипотезы, а мифологический Сет сетил своею сетью пустыню, вылавливая очередное диво. Потом Изида и сын Гор волокли Сета на казнь, чтобы он сказал что-либо вразумительное о выловленном чуде.
Интересно, что и Марфу изображали с ключами (бороздками вниз) и половником.



Saint martha МАРФА. В средневековом манускрипте св. Марфа изображена с поварёшкой

[Магнолия]

Сообщение от K-Maler

А Мария Магдалина, скорее, символ покаяния, изменения в сознании представления о ходе вещей...

Мысль об "изменении в сознании представления о ходе вещей" полностью вмещается в термин "гипотеза".
Напомню: "тез" утверждение чего-то "гип" - низшего, в отличие от "гипер" - высшего. От гипотезы к гипотезе люди добираются до теории. Термин "теория" читается как провозглашение божественного.
Картины гениальных художников "Кающаяся Мария Магдалина" еще раз подтверждают, что слова из буквенных элементов дублируются образами. Кающаяся Мария Магдалина = Гипотеза = Зачатие (почка) теории.

K-Maler, не впервой преклоняюсь перед Вашим искусствоведческим виденьем сути.

[Магнолия]

Послушайте, как жемчужины Рубенса и Караваджо зазвучали у Марины Цветаевой.


МАГДАЛИНА

1

Меж нами — десять заповедей:
Жар десяти костров.
Родная кровь отшатывает,
Ты мне — чужая кровь.

Во времена евангельские
Была б одной из тех...
(Чужая кровь — желаннейшая
И чуждейшая из всех!)

К тебе б со всеми немощами
Влеклась, стлалась — светла
Масть! — очесами демонскими
Таясь, лила б маслá

[SPOILER]И на ноги бы, и под ноги бы,
И вовсе бы так, в пески...
Страсть, по купцам распроданная,
Расплёванная, — теки!

Пеною уст и накипями
Очес и пóтом всех
Heг... В волоса заматываю
Ноги твои, как в мех.

Некою тканью под ноги
Стелюсь... Не тот ли (та!),
Твари с кудрями огненными
Молвивший: встань, сестра!

26 августа 1923


2

Масти, плоченные втрое
Стоимости, страсти пот,
Слезы, волосы — сплошное
Исструение, а тот,

В красную сухую глину
Благостный вперяя зрак:
— Магдалина! Магдалина!
Не издаривайся так!

31 августа 1923


3

О путях твоих пытать не буду,
Милая! — ведь всё сбылось.
Я был бос, а ты меня обула
Ливнями волос —
И — слез.

Не спрошу тебя, какой ценою
Эти куплены масла.
Я был наг, а ты меня волною
Тела — как стеною
Обнесла.

Наготу твою перстами трону
Тише вод и ниже трав...
Я был прям, а ты меня наклону
Нежности наставила, припав.

В волосах своих мне яму вырой,
Спеленай меня без льна.
— Мироносица! К чему мне миро?
Ты меня омыла
Как волна.

31 августа 1923

И еще приведу статью Иосифа Бродского "АНАЛИЗ стихотворенья М.Цветаевой «О путях твоих пытать не буду…» с сайта "Литературно-музыкальная гостиная".

Магдалина
(Отрывок из «Примечания к комментарию»)

Перечитаем цветаевскую «Магдалину». Для начала отметим, что весь этот цикл — это не диалог, но триалог; в худшем случае, драматическая композиция с введением — во втором стихотворении-связке — автора в качестве зрителя/комментатора. Это, впрочем, не существенно, или — пока не существенно. В данную минуту существенно, что самое значительное стихотворение этого маленького триптиха — третье, содержащее не обращение Магдалины к Христу, но Его к Магдалине.

«О путях твоих пытать не буду…» поразительно своим интонационным контрастом по сравнению с двумя предшествующими стихотворениями, главная ценность которых, позволю себе заметить, именно в том, что они этот контраст подготовили.

Причина этого контраста не только в избыточной лексической интенсивности (обычной, впрочем, для цветаевского стиха) «Меж нами — десять заповедей…», но и в двойственности его адресата. Цикл из трёх стихотворений начинается с обращения к конкретному, видимо, лицу и только в третьей строфе перерастает в подобие обращения Магдалины к Христу. Это — более любовная лирика, нежели трактовка евангельского сюжета, о чём в первую очередь свидетельствует сослагательное наклонение, в котором оно написано. Приём этот — типичен для цветаевской лирики: «Кабы нас с тобой — да судьба свела…» — типичен настолько, что двойной фокус «Меж нами — десять заповедей…» колеблется между автопародией и автобиографией: и «тварь с кудрями огненными» вполне может быть принята за перефразу цикла «Подруга».

Я хотел бы ещё подчеркнуть следующее. Обращение Цветаевой с Магдалиной в данном случае — вольное. Вольность эта — естественная не только для любовной лирики, но и для человека, воспитанного в христианской вере вообще. Магдалина для Цветаевой по существу лишь ещё одна маска, метафорический материал, мало чем отличающийся от Федры, или Ариадны, или от Лилит. Речь идёт не столько о вере, сколько о женском архетипе и о его чувственном потенциале, то есть о самопроекции. Самопроекция? Вряд ли. Скорей: проекция Христа на себя. При всей её внецерковности, Цветаева — христианка, и степень чувственности для неё суть иллюстрация степени любви: чувства глубоко христианского. Вполне возможно, что главная заслуга христианства именно в том, что оно сообщило этому чувству метафизическое измерение.

Самое замечательное в цветаевском цикле — это третье стихотворение. «О путях твоих пытать не буду…» производит в контексте цикла впечатление ошеломляющее и завораживающее ещё и потому, что в этом монологе Христа автор отрешается от образа страждущей женщины — от себя и, что называется, берёт нотой выше. Тональность этого стихотворения — тональность, совмещающая прошение, любовь и благодарность за любовь. Это и есть, боюсь, формула христианской любви. Замечательно вообще, а для нашего обсуждения в частности, что в стихотворении этом автор заговаривает голосом мужчины. То есть, отрешившись от себя и глядя на себя извне, героиня слышит голос, звучащий как постскриптум к её и её адресата существованию. Евангельский вообще и индивидуально для Цветаевой смысл третьей части цикла состоит именно в обретении тональности, во имя которой стоит отрешиться от своей собственной. Иными словами: там кто-то есть, и я попробую заговорить его/её/тем голосом.

Для нас, её читателей сейчас, «О путях твоих пытать не буду…» является прежде всего подтверждением существования этой тональности, равно как и мира, из которого эта тональность исходит.

До известной степени стихотворение это выпадает из традиционной версии сюжета Магдалины. С точки зрения канона, мы имеем дело с ситуацией/версией если не прямо еретический, то во всяком случае апокрифической. Более того, «Милая! — ведь всё сбылось…» могло быть сказано только снятым уже с креста, если не просто воскресшим… Это как бы в духе канонической трактовки, которая смешивает вообще трёх женщин: Марию, Магдалину и ещё одну Марию.

…Само имя — Мария Магдалина — анаграмматически содержит в себе имя Марина — тем более что для русского слуха «Мария» и «Марина» не слишком дифференцируются. Анаграмматичность только усиливается от повторяющихся гласных а/и/я и а/и/а и идио-синкратическим эхом в «Мироносица! К чему мне миро?» ещё закрепляется.

«Милая! — ведь всё сбылось…» и вообще всё стихотворение звучит как последние слова, сказанные в этом мире, ибо, в конце концов, Магдалина — последний собеседник Христа в этом мире. И последнее, что он говорит в этом мире:

Я был прям, а ты меня наклону
Нежности наставила, припав.

Это всё уже говорится как бы оттуда, ибо это — воспоминание. При этом нам следует всё время помнить, что это женщина исполняет здесь мужскую партию, что это она смотрит на себя Его глазами извне. Что мы имеем дело с отрешением чрезвычайно радикальным: с переходом в другое качество, в другой пол. Это уже не литературный приём и не маска: это лирика не любовная, но духовная.

Примем во внимание тоже, что любой читатель, а в особенности мужчина, легко узнает свой голос — себя — в «Милая! — ведь всё сбылось…». Строчка эта — житейский выдох, повторяемый многократно, ибо в течение жизни «воскресать» приходится неоднократно, написанное сбывается неоднократно.

Представьте также, что написанное сбывается — и вы это знаете. Что сбывается написанное не только в Писании, но и самими вами. Что сумма написанного вами и есть то, про что сказано в Писании, и что этому пора сбыться, что чаша вас не минует. Что вы для того и пишете эти евангельские стихи, чтобы это сбылось.

И представьте, что Цветаевой, которая любила вас со всей возможной силой заочной любви, больше нет, но остался этот её пятистопный хорей с анапестическими провалами, и что он неотвязно звучит в вашем сознании.

Бродский Иосиф