Музей для города-музея
Итальянцы весьма скептически относятся к попыткам построить что-нибудь современное в своих городах-музеях. Незадолго до открытия MAXXI мэр итальянской столицы Джованни Алемано объявил о планах либо снести, либо перенести куда-нибудь самую авангардную постройку Рима, павильон, в котором находится римская святыня эпохи императора Августа — алтарь, известный как Ara Pacis. Работу американского архитектора Ричарда Мейера не назовешь иначе как скромной: белый мрамор, стекло, лестница, похожая на руину. Но павильон с момента открытия в 2006 году подвергался суровой критике. Мейера обвиняли в том, что он предпочел не вписывать здание в окружающую среду. Его постройку сравнивали с фашистской архитектурой Италии эпохи Муссолини (что, надо сказать, является комплиментом, ибо эпоха дуче породила несколько стопроцентных шедевров).
Но MAXXI как будто окружен магическим меловым кругом. Эта постройка намного более безжалостна к городской среде Рима, чем павильон Мейера. Тем не менее яростных критиков Захи Хадид немного.
Смелости римских властей мы можем только позавидовать. Еще свежа в памяти история с Мариинским театром в Санкт-Петербурге. Несколько лет назад директор Мариинки Валерий Гергиев выбрал проект Эрика Мосса, который, как и MAXXI, абсолютно не вписывался в историческую ткань города. Прогрессивные питерцы возликовали, но после государственных конкурсов и проектных согласований все закончилось проектом, похожим на супермаркет средней руки, а о Моссе забыли, как о страшном сне.
Рим же пошел до конца. И судя по всему, горожане приобрели очередной повод для гордости. По крайней мере, отзывы международной критики всецело положительные. Критик New York Times, например, приветствовал MAXXI такими словами: «Вера Рима в Заху Хадид и новый мир, который она представляет, полностью оправдалась… Целое поколение римлян теперь может выходить из дома с чувством, что диалог с прошлым в городе не будет больше односторонним». Он считает, что MAXXI пришелся бы по вкусу папе Урбану VIII, покровителю римского барокко, и яркому представителю этого направления скульптору и архитектору Джанлоренцо Бернини.
За свои 150 миллионов евро итальянцы получили архитектурное чудо, иррациональный кунштюк с неповторимым характером. Но не только. С открытием MAXXI связываются самые радужные надежды на перемены в консервативной культурной политике страны. Для тех, кто не готов жить в музее под открытым небом площадью 300 тысяч квадратных километров, MAXXI площадью 29 квадратных километров символизирует ветер перемен. Открытие музея совпало с презентацией нового крыла римского музея современного искусства (MACRO) и ярмаркой под девизом «Дорога к современному искусству». Архитектор MACRO Одиль Дек радостно возвестила в интервью влиятельной газете Corriere della Sera: «Город наконец-то пробудился от долгого сна и решил стать актуальным».
Макароны с футуризмом
Главным произведением искусства в MAXXI пока является само здание. Его и презентовали на полгода раньше, чем сам музей: 12 ноября 2009−го толпы журналистов, светских персон и личных друзей Захи Хадид уже имели возможность как следует рассмотреть интерьеры. Удивительно, но MAXXI стал всего лишь тринадцатым реализованным проектом Хадид, к тому же самой крупной постройкой, которую она когда-либо делала.
Заху Хадид принято называть starchitect, архитектором-звездой. Она принадлежит к числу самых уважаемых и передовых зодчих планеты. Главная особенность звезд от архитектуры — это, с одной стороны, наличие богатой клиентуры по всему миру, от Нью-Йорка до Дубая, и с другой — огромное количество нереализованных, но смелых проектов. Пригласить такого архитектора к участию в каком-либо конкурсе считается большой удачей. Но до строительства дело часто не доходит, поскольку смелость звезд сталкивается с противостоянием местных властей. Норман Фостер, например, не будет заниматься расширением и перестройкой ГМИИ им. Пушкина, хотя директор музея Ирина Антонова видела в этой роли только его. Даниэлю Либескинду не дали построить здание на месте башен-близнецов в Нью-Йорке, работу поручили намного более сдержанному архитектору из местных, который учел интересы девелоперов и общественных организаций. На долю Захи Хадид выпало немало разочарований в заказчиках. Самое суровое постигло ее в Великобритании — стране, где уроженка Багдада постоянно живет с 1980 года. В 1994 году ее бюро выиграло конкурс на перестройку Национальной оперы Уэльса. Но местная элита сомкнулась в едином порыве с рабочим классом и поставила проект под сомнение. Многим показалась неоправданной цена, а формы здания вызывали ассоциации с Меккой — местные власти побоялись гнева мусульман.
С Россией Хадид связывает участие в конкурсе на постройку музея в Перми (третье место) и любовь к русскому авангарду, который был в большой моде, когда она училась в школе Ассоциации архитекторов в Лондоне. Хадид сформировала свой стиль под непосредственным влиянием Казимира Малевича и Василия Кандинского. В швейцарской галерее Гмуржинской даже сделали выставку русского авангарда и проектов Хадид — все ее проекты начинаются с абстрактных рисунков и картин. Ее архитектурное мышление часто называют слишком художественным, и действительно, даже в абстрактных эскизах она пользуется приемами, не переводимыми в реальный материал, например размывками линий. Не менее значительную роль в ее работе играет компьютер. Программы по созданию 3D−моделей — главный инструмент современного архитектора. Они дают невероятную свободу действий, ведь спроектировать можно все что угодно, любую изогнутую линию, любой объем. Проверка надежности таких конструкций тоже автоматизирована, архитектору достаточно вбить параметры (материал, плотность грунта и т. д.). Так возникает архитектура, не зависимая от контекста, от здания, выращенного в колбе лаборатории.
В отличие от павильона Ara Pacis район Рима, где возвели MAXXI, не самый живописный — ничем не примечательные военные бараки Монтелло. Сверху здание напоминает железнодорожную развилку. Несколько S-образных объемов налезают друг на друга. Интерьер заполнен эффектными лестницами и спусками, на прорисовке которых обычно архитекторы и оттягиваются: тут можно вспомнить и здание арт-фонда Caixa Madrid, построенное в столице Испании дуэтом Херцог—де Мерон, и Музей Киасма в Хельсинки работы американца Стивена Холла, автора одного из лучших музейных зданий США — Музея Нельсона Аткинса в Канзасе. Хадид как будто бы диктует зрителю маршруты, выстраивает церемониальные проходы между этажами и отсеками. Обилие плавных форм заставило итальянцев окрестить MAXXI «макаронами», и это сравнение кажется уместным.
«Будь это аэропортом, я бы понял, но музей…» — пишет анонимный комментатор на итальянском сайте по архитектуре. Он, что называется, не в теме. Музеи давно имитируют общественные места. Эпоха храмов искусства кончилась лет сорок назад, когда в Париже англичанин Ричард Роджерс и итальянец Ренцо Пьяно построили Центр Помпиду. Здание, напоминающее вокзал напополам с супермаркетом, стало эталонной структурой для музеев современного искусства. Статику сменила динамика. Чем больше усилий зритель предпринимает для того, чтобы понять произведение искусства, тем увлекательней становится сама музейная среда. Музей рассматривается как живой организм, внутри которого кипит научная работа, идет взаимодействие с искусством и со зрителем. Концепция динамичного музея коснулась и музейной начинки. В Центре Помпиду применили революционную для того времени систему двигающихся стен, из которых можно выстроить пространство любой конфигурации. В MAXXI Заха Хадид пошла еще дальше. Изначально она хотела, чтобы живопись подвешивали к железным конструкциям и чтобы картины висели в воздухе. От этой идеи отказались, но вариантов работы с выставочным пространством в MAXXI тем не менее предусмотрено немало.
Наверное, папе Урбану VIII действительно понравилась бы смелость Хадид. В эпоху барокко архитекторы стремились строить так, чтобы здание было плавным, единым целым с минимумом прямых углов. И римские архитекторы действительно были первыми в этом стиле. Овальный купол церкви св. Карла у четырех фонтанов, построенный Федерико Борромини, чудо барочной мысли, выглядит не менее современно, чем MAXXI. В использовании изогнутых объемов Хадид продолжает барокко. В музее еще несколько отсылок к славным традициям. Например, при всем безумстве форм у здания MAXXI есть атриум, классическая деталь римской архитектуры. А черные перила лестниц на фоне необработанного бетона напоминают цветовую гамму библиотеки Лауренцианы, шедевра маньеризма, построенного по рисунку Микеланджело.
Пусть ассоциации с классикой Рима выглядят натянутыми. В истории Италии есть примеры и поближе. Главными поклонниками MAXXI, наверное, были бы итальянские футуристы. В их манифесте, изданном в 1909 году, лидер группы Филиппо Томмазо Маринетти призывал взорвать музеи. Стиль Хадид часто называют деконструктивизмом — свободной перетасовкой архитектурных элементов. Она воплотила мечту футуристов, взорвала классический музей и превратила его в набор динамичных линий. Вспомним, что «динамизм» — любимое слово футуризма, стремившегося в живописи и скульптуре передать движение поезда, автомобиля или птицы.
Местечковый глобализм
Итак, полдела сделано. Построен очередной шедевр международного класса. А как обстоят дела с самим музеем? Ведь он не может быть просто зданием. Должны быть коллекция, выставки, посещаемость. И вот тут-то MAXXI сталкивается с целым рядом проблем, решение которых отложено на неопределенный срок.
С посещаемостью пока все отлично — спасибо архитектору. За три дня с момента открытия музей посетило 74 тысячи человек, как сообщила газета La Repubblica. Сотрудник министерства культуры Италии Марио Росси сравнивает MAXXI с недавно открытым Музеем Акрополя в Афинах, который за год посетило полтора миллиона человек. Если приток посетителей, интересующихся первой за несколько столетий архитектурной диковиной Италии, не иссякнет, у MAXXI есть шанс повторить успех греческого музея.
Однако долгосрочной стратегии у MAXXI нет. Коллекция музея пока состоит всего из 298 предметов — это до смешного мало, иные частные фонды Испании, Франции или Германии владеют в несколько раз большим количеством вещей. Из них 169 приобретены в коллекцию, 95 подарены, остальные пришли из других источников (например, перемещены из других государственных собраний). Главные хиты MAXXI преподнесены в дар миланской галеристкой Клаудией Джан Феррари, что неудивительно: Милан, в отличие от Рима, может похвастаться более или менее развитым арт-рынком. Джан Феррари была большим энтузиастом постройки музея современного искусства в Милане, но проект Даниэля Либескинда столкнулся с кризисом и временно отодвинулся. Галеристка передала MAXXI легендарное видео Мэтью Барни Cremaster 5, огромное полотно немца Ансельма Кифера, инсталляцию французской звезды Кристиана Болтански «Вероника» и другие работы, чья общая стоимость выше, чем цена всей остальной коллекции. Есть в музее и Уорхол, правда, поздний, не самый известный, есть и Билл Виола — ранний и не самый дорогой.
Первой выставкой здесь стала ретроспектива итальянского художника Джино де Доминичиса. Пик его активности пришелся на 1970−е годы. Куратором выступил Акилле Бонито Олива, художественный критик, прославившийся как идеолог движения трансавангардистов, итальянских живописцев 1980−х годов, ныне практически забытых. Выбор организаторов вызвал неоднозначную реакцию. Известный куратор Франческо Бонами назвал музей «MAXXI-провалом» и выразил крайнее удивление, что музей искусства XXI века открывается проектом Оливы, человека прошлого столетия, и работами Доминичиса, художника, для Италии неактуального. Музейщики защищают свой выбор: для начала Италии нужно понять, что предшествовало новому тысячелетию. Рядом с Доминичисом показывают проекты итальянского функционалиста Луиджи Моретти. Это логично: Моретти работал над последней крупной попыткой модернизации Рима — районом несостоявшейся из-за Второй мировой войны Всемирной выставки 1942 года, известным как EUR.
EUR стал примером неудачной модернизации эпохи фашизма. MAXXI может попасть в похожую историческую ловушку. Всецело приветствовать появление столь прогрессивного музея итальянцам мешает тот факт, что его построили в эпоху Сильвио Берлускони. Не станет ли современность, воплощенная в MAXXI, со временем символом показухи, возведенным в трудные для страны времена, да еще на государственные деньги?
Вспоминается другой пример из истории взаимоотношений Италии с современностью. В Неаполе есть метро. Оно регулярно попадает в рейтинги самых красивых подземок мира. Действительно, каждая станция похожа на галерею современного искусства. Дизайн граничит с гениальностью. Помогло ли это Неаполю? Нет. Город не превратился в безопасное, уютное место для жизни. Уровень преступности не снизился. Экономический рост… О нем можно временно позабыть. Зато поток приезжих не иссякает. Все хотят побывать в музее Каподимонте, посмотреть на Караваджо, съездить в Помпеи и Геркуланум. Туристов не смущают разруха и грязь на улицах. Их радуют эмоциональные всплески местных, на грани поножовщины. Так и в Риме мы восхищаемся католицизмом, потому что он оставил после себя произведения, которые мы любим. Хотя в контексте современной либеральной Европы церковь не назовешь иначе как репрессивной машиной.
Станет ли MAXXI доказательством того, что Италия вошла в глобальный мир, это еще вопрос. Но блистательная авантюра Захи Хадид уже вписалась в сложную и неоднозначную историю Вечного города и выступила очередным примером гениальной показухи в политически сомнительные времена.
http://www.expert.ru/printissues/exp...0/33/rim_v_3d/
26.09.2010, 01:26
Рим в 3D
Линейный вид
