"И пробуждается поэзия во мне..."

[Ухтомский]

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочёл до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи -
На головах царей божественная пена -
Куда плывёте вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер - всё движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море чёрное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

О. Мандельштам 1915

[Ulysses62]

В январе этого года не стало малоизвестного, но очень интересного поэта - Валерия Исаянца:

Мирового дерева листочки
поизгрыз вселенский шелкопряд.

Облака - пустые оболочки
от огромных кокнов - летят.

Надо их ловить и делать пряжу,
вся планета - суть веретено.

И да будет всяк, кто сущ, наряжен
в это неземное полотно.

***
В июле - небо. в небе - птицы.
Вдоль горизонтовой тропы
легко секут вороженицы
перворассветные снопы.

Тулят крязянок москворцы,
кольцом уфаисты зависли.
Тронь журавлиные дворцы,
качнись на здешней хоромысле.

Перисторук и клюволиц,
сердцестремителен как пуля,
храни верней семизениц
от небыльцов и небыльниц
в себе сияние июля,
в июле - небо, в небе - птиц.

А ведь Исаянц еще и художник - наверное, по "ведомству" outsider art.

[Ухтомский]

Любовь - вражда

Мы любим и любви не ценим,
И жаждем оба новизны,
Но мы друг другу не изменим,
Мгновенной прихотью полны.

Порой, стремясь к свободе прежней,
Мы думаем, что цепь порвем,
Но каждый раз все безнадежней
Мы наше рабство сознаем.

И не хотим конца предвидеть,
И не умеем вместе жить,-
Ни всей душой возненавидеть,
Ни беспредельно полюбить.

О, эти вечные упреки!
О, эта хитрая вражда!
Тоскуя - оба одиноки,
Враждуя - близки навсегда.

В борьбе с тобой изнемогая
И все ж мучительно любя,
Я только чувствую, родная,
Что жизни нет, где нет тебя.

С каким коварством и обманом
Всю жизнь друг с другом спор ведем,
И каждый хочет быть тираном,
Никто не хочет быть рабом.

Меж тем, забыться не давая,
Она растет всегда, везде,
Как смерть, могучая, слепая
Любовь, подобная вражде.

Когда другой сойдет в могилу,
Тогда поймет один из нас
Любви безжалостную силу -
В тот страшный час, последний час!

Д. Мережковский

[Ухтомский]

Вот дароносица, как солнце золотое…

Вот дароносица, как солнце золотое,
Повисла в воздухе – великолепный миг.
Здесь должен прозвучать лишь греческий язык:
Взят в руки целый мир, как яблоко простое.

Богослужения торжественный зенит,
Свет в круглой храмине под куполом в июле,
Чтоб полной грудью мы вне времени вздохнули
О луговине той, где время не бежит.

И Евхаристия, как вечный полдень, длится –
Все причащаются, играют и поют,
И на виду у всех божественный сосуд
Неисчерпаемым веселием струится.

О. Мандельштам 1915

[Grigory]

А мы опять стоим и в трюме вода
и ты опять твердишь, что надо бежать
И ты опять твердишь, что надо туда,
где не качает, сухо и есть чем дышать

Но ведь и здесь есть шанс, пускай один из десяти
Пусть время здесь вперед не мчится - ползет
И пусть остаться здесь сложней, чем уйти
Я все же верю, что мне повезет

И я, я остаюсь!
Там, где мне хочется быть!
И, пусть, я немного боюсь!
Но я, я остаюсь!

Я остаюсь, чтобы жить!

Ты говоришь, что здесь достаточно зла
и ты спешишь скорей отсюда уйти
Ты говоришь, что мне неволя мила
и свято веришь в правду другого пути

Бежать и плыть, лететь. Куда? Все равно!
Лишь бы туда, где нет и не было нас
Ты говоришь - здесь все погибло давно
и слишком много чужих среди нас

Но я, я остаюсь!
Там, где мне хочется быть!
И, пусть, я немного боюсь!
Но я, я остаюсь!

Я остаюсь, чтобы жить!

Я здесь привык, хоть здесь я, словно в строю,
я вижу все, хоть здесь и мало огней
И на ногах я здесь так прочно стою,
а, чтоб стоять, я должен " держаться корней "

Я здесь привык, я здесь не так одинок,
хоть иногда, но здесь я вижу своих
Когда начнет звенеть последний звонок,
я буду здесь, если буду в живых

Ведь я, я остаюсь!
Там, где мне хочется быть!
И, пусть, я немного боюсь!
Но я, я остаюсь!

Я остаюсь, чтобы жить!

Я остаюсь!
Я остаюсь!
Я остаюсь!


Анатолий Крупнов

[Кирилл Сызранский]

Я остаюсь, чтобы жить!

А получилось, остался, чтобы умереть: альбом с этой песней был выпущен в 94-м, а в 97-м автор умер, не дожив меньше месяца до своего 32-летия.

[Ухтомский]

Ангел

В вечерний час, над степью мирной,
Когда закат над ней сиял,
Среди небес, стезей эфирной,
Вечерний ангел пролетал.

Он видел сумрак предзакатный, —
Уже синел вдали восток, —
И вдруг услышал он невнятный
Во ржах ребенка голосок.

Он шел, колосья собирая,
Сплетал венок и пел в тиши,
И были в песне звуки рая —
Невинной, неземной души.

«Благослови меньшого брата, —
Сказал Господь. – Благослови
Младенца в тиихй час заката
На путь и правды и любви!»

И ангел светлою улыбкой
Ребенка тихо осенил
И на закат лучисто-зыбкий
Поднялся в блеске нежных крил.

И, точно крылья золотые,
Заря пылала в вышине,
И долго очи молодые
За ней следили в тишине!

Иван Бунин

[Кирилл Сызранский]

Демьян Бедный
Никто не знал... (1927)


Был день как день, простой, обычный,
Одетый в серенькую мглу.
Гремел сурово голос зычный
Городового на углу.
Гордяся блеском камилавки,
Служил в соборе протопоп.
И у дверей питейной лавки
Шумел с рассвета пьяный скоп.
На рынке лаялись торговки,
Жужжа, как мухи на меду.
Мещанки, зарясь на обновки,
Метались в ситцевом ряду.
На дверь присутственного места
Глядел мужик в немой тоске,-
Пред ним обрывок «манифеста»
Желтел на выцветшей доске.
На каланче кружил пожарный,
Как зверь, прикованный к кольцу,
И солдатня под мат угарный
Маршировала на плацу.
К реке вилась обозов лента.
Шли бурлаки в мучной пыли.
Куда-то рваного студента
Чины конвойные вели.
Какой-то выпивший фабричный
Кричал, кого-то разнося:
«Про-щай, студентик горемычный!»
. . . . . . . . . . . . . . . .
Никто не знал, Россия вся
Не знала, крест неся привычный,
Что в этот день, такой обычный,
В России... Ленин родился!

[Пряник]

Не кричите, говорите шепотом...
Может быть, поменьше будет лжи.
Собственным готов поклясться опытом,
шепот - самый громкий крик души.

Не кричите, в обморок не падайте,
уходя, не хлопайте дверьми -
просто растворяйтесь в чьей-то памяти,
будьте в людях, будто бы с людьми.

Не кричите! О любви тем более -
самая тишайшая из тайн.
Всю ее - от радости до боли - я
поцелуем расскажу устам.

Не кричите! Так у человечества
слуховой устроен аппарат,
что воспринимает недоверчиво
клятвы, пафос, помпу и парад.


поэт Владимир Дагуров

[Алексан Давидов]

Здесь все меня переживет,
Все, даже ветхие скворешни
И этот воздух, воздух вешний,
Морской свершивший перелет.

И голос вечности зовет
С неодолимостью нездешней,
И над цветущею черешней
Сиянье легкий месяц льет.

И кажется такой нетрудной,
Белея в чаще изумрудной,
Дорога не скажу куда...

Там средь стволов еще светлее,
И все похоже на аллею
У царскосельского пруда.

А. Ахматова, 1958.