Елена Баснер - арест уважаемого эксперта! Ваше мнение?

[osamnen]

Сообщение от Магнолия

Русским музеем сейчас занимается Следственный комитет СПб.

Думаете справятся?
Шестой подвиг. Геракл очищает Авгиевы конюшни.

Несказанно богат был царь Элиды Авгий. Бесчисленные стада его быков и овец и табуны коней паслись в плодородной долине реки Алфея. Триста коней с ногами белыми, как снег, было у него, двести - красных, как медь; двенадцать коней были все белые, как лебеди, а у одного из них блестела во лбу звезда.

Так много было у Авгия скота, что слуги не успевали чистить хлева и конюшни, и за много лет в них накопилось навоза до самых крыш.

Царь Еврисфей, желая удружить Авгию и унизить Геракла, послал героя чистить Авгиевы конюшни.

[Питер-С]

Сообщение от Магнолия

Русским музеем сейчас занимается Следственный комитет СПб.

- я прочитала это в новостях.
- я смотрю в окошко.
- я - Следственный комитет
- я - Русский музей

Подчеркните пожалуйста нужное...

[Магнолия]

Сообщение от Питер-С

Подчеркните пожалуйста нужное...

Информирована о работе следственного комитета.

[osamnen]

Сообщение от Питер-С

- я прочитала это в новостях.
- я смотрю в окошко.
- я - Следственный комитет
- я - Русский музей

Подчеркните пожалуйста нужное...

Наверно можно и; я смотрю в окошко и вижу пауков в банке.
http://expertmus.livejournal.com/172432.html

[Маруся]

Сообщение от Магнолия

Русским музеем сейчас занимается Следственный комитет СПб.

Сообщение от Магнолия

Информирована о работе следственного комитета.

Магнолия, пожалуйста, хотя бы в двух словах: если СК занимается Русским музеем, то на каком основании и чем, собственно, занимается?
И если у Вас есть информация об их работе, - то каковы результаты?

[Магнолия]

Сообщение от Маруся

и чем, собственно, занимается?

В отличие от прокуратуры, которая чаще опирается на заявления, Следственный Комитет исследует криминальные факты, касающиеся интересов государства, независимо от источника информации.
В данном случае, в суде возник вопрос: какая картина (подлинник или копия) находится в Русском музее, и каким образом совершена подмена, если в музее копия.
Категория нравится/не нравится здесь не годится.

[Маруся]

Сообщение от Магнолия

В отличие от прокуратуры, которая чаще опирается на заявления, Следственный Комитет исследует криминальные факты, касающиеся интересов государства, независимо от источника информации.

Ну что тут скажешь: блажен - кто верует... (во всех смыслах). И "нравится / не нравится" здесь, действительно, ни при чем.

П.С.
На будущее предлагаю различать следственные действия в рамках возбужденного уголовного дела от "неких занятий" (от слова "заниматься"), которые СК может/не может осуществлять с юридическими лицами федерального подчинения по собственному желанию...

[Artem]

Туман над Русским

13 апреля 2015 13:06

Сотрудники Русского музея, дающие свидетельские показания по делу Елены Баснер, представляют музей в неожиданном свете

В начале 2014 года Елена Баснер, искусствовед, бывшая сотрудница Русского музея, являвшаяся в тот момент официальным консультантом шведского Аукционного дома Bukowskis, была арестована по подозрению в мошенничестве в особо крупном размере. В конце 2014-го следователи передали дело в суд, на сегодняшний день состоялось уже шесть заседаний. Русский музей официально не является фигурантом уголовного дела о продаже Еленой Баснер, его бывшей сотрудницей, фальшивой работы Бориса Григорьева. Но в процессе допроса сотрудников музея суд уже выяснил, что они далеко не всегда соблюдали правила и инструкции, привлекали к сугубо внутренним действиям посторонних лиц, использовали имя музея в частных коммерческих интересах. Слова сотрудников, может быть, и не делают музей подозреваемым в причастности к манипуляциям с фальшивками, но явно влияют на его репутацию.

Экспертизы налево

История с продажей подделки картины Бориса Григорьева началась еще летом 2009-го: тогда петербургский коллекционер Андрей Васильев купил эту работу при посредничестве своего знакомого, издателя Леонида Шумакова, который сообщил, что есть картина с очень убедительной историей и что за нее просят 250 тысяч долларов. Васильев купил картину, но когда он на следующий год привез ее в Москву на выставку, то услышал от сотрудников Центра Грабаря неожиданное для себя заключение: эта работа уже была у них на экспертизе и признана абсолютной фальшивкой. Васильев потребовал у продавца назад свои деньги и узнал, что за продажей стояла Елена Баснер: она сообщила Шумакову о подлинности работы, и ей были переданы деньги. Тогда же Васильев узнал, что у купленной им фальшивки есть брат-близнец в Русском музее – подлинная работа Бориса Григорьева "В парижском ресторане". И что некоторые сотрудники музея хорошо осведомлены о состоявшейся сделке.

В ходе розыскных действий петербургские следователи провели несколько обысков в Русском музее. Они обнаружили фотографии работы Григорьева и некоторые текстовые файлы, имеющие к ней прямое отношение. Следствие посчитало необходимым присоединить эти файлы к материалам дела, а сотрудников, имевших к ним отношение, допросить как свидетелей. Сейчас они дают показания в суде.

Читать дальше... 

Сергей Сирро, заведующий отделом технологических исследований ГРМ, рассказал, что в 2011 г. Андрей Васильев обратился в музей с просьбой провести исследование купленной им работы, чтобы окончательно установить, является она подлинником или фальшивкой. Из рассказа Сирро суду стало известно, что в ходе исследования работ у отдела возникли проблемы с точным определением состава и возраста красящих пигментов. Если бы удалось обнаружить фталоциановые пигменты, которые российские художники начали использовать только во второй половине XX века, после смерти Бориса Григорьева, сразу стало бы понятно, что это фальшивка. Сотрудники ГРМ провели весь комплекс исследований, за исключением определения возраста картона и пигментов – такого оборудования и специалистов в музее нет. Поэтому, как рассказал Сирро, экспертизу картона проводил Эрмитаж. А хороший знакомый Елены Баснер Андрей Крусанов, известный петербургский знаток искусства русского авангарда, химик по образованию, взял образцы пигментов с картины и поехал с ними в Москву. Откуда вскоре привез заключение – фталоцианы есть, картина поддельная.

На вопросы судьи и прокурора, почему к этой ответственной работе был привлечен посторонний человек, не сотрудник музея, господин Сирро ответил: "Ну, может, ему это было удобно, он ехал в Москву и вызвался отвезти образцы".

В ходе допроса в суде Сергей Владимирович сообщил, что специалисты музея нередко выдавали некие частные заключения на картины, которые позволяли их владельцам потом продавать эти работы. Сергею Сирро предъявили аналогичное "частное мнение" – неофициальное экспертное заключение, на котором стоит его подпись, а также еще двух его коллег по музею. И тогда Сергей Владимирович подробно рассказал, что он и его коллеги многократно выдавали "частные заключения", что обычно на них ставилась печать отдела кадров Русского музея для подтверждения подписей, что каждое заключение стоило 10 тысяч рублей и что деньги шли напрямую сотрудникам, минуя кассу. Иногда такие заключения делались на бланках музея, иногда нет. По словам Сирро, он помнит, что выдал 15–20 таких заключений, а всего, как он считает, специалисты ГРМ с 2000 года выдали 150–200 подобных неофициальных экспертиз.

Забыть нельзя запомнить

Юлия Солонович, старший научный сотрудник отдела рисунка ГРМ, рассказала, что еще в апреле 2009 г. попросила Сергея Сирро сделать фотографию картины, хранящейся в Русском музее, – по ее словам, начиналась подготовка к выставке работ Бориса Григорьева. При этом выяснилось, что Солонович нигде не зафиксировала факт съемки, хотя это положено по инструкции. И что выдачу работ из хранения она тоже далеко не всегда фиксирует в журнале – например, по словам Солонович, если работу хочет посмотреть сотрудник музея, это не отражается в документах. И что при поступлении в хранение новых работ их не фотографируют.

На вопрос судьи Анжелики Морозовой – почему же именно эту работу она решила сфотографировать в далеком 2009 году, а не любую другую из десятков картин для выставки? – Юлия Львовна ответила, что хотела уточнить технику исполнения и еще какие-то нюансы. На следующий день в отдел пришли реставраторы, которые начали отбирать работы для выставки, и картину "В ресторане" снова извлекли из папки и осмотрели. Но когда через три месяца Юлия Солонович пришла в гости к Елене Баснер и увидела клон работы Григорьева, она, по ее словам, не смогла вспомнить, что недавно дважды осматривала ее копию в музее. Хотя при этом четко назвала все имена реставраторов и другие обстоятельства той процедуры.

Елена Баснер, по словам Солонович, сказала, что редко удается увидеть такую большую и хорошую композицию Григорьева, что она из какого-то старого собрания. На этом тогда, в квартире Баснер, разговоры о картине прекратились, дамы пошли пить чай. На многочисленные изумленные вопросы судьи – почему старший научный сотрудник не поинтересовался подробностями происхождения работы и другими деталями ее судьбы? – Юлия Владимировна односложно отвечала, что доверяла мнению Баснер и не помнит. Напомним: эта работа была через несколько дней продана Васильеву за 250 тысяч долларов, аналогичные работы Григорьева на аукционах стоят гораздо больше – но старший научный сотрудник ГРМ не проявила к ней никакого профессионального и даже обычного человеческого интереса. Не смогла вспомнить Юлия Владимировна и тот факт, что во время визита в квартиру Баснер ее сфотографировали рядом с фальшивкой.

Скупо и односложно госпожа Солонович отвечала на вопросы судьи и прокурора о том, почему же она, узнав в процессе подготовки выставки Григорьева о картине-близнеце и о том, что музейный Григорьев подлинный, ничего не сообщила об этом Баснер. Юлия Львовна говорила только "не знаю" "не помню". После слов Солонович, что "Елена Вениаминовна сама позвонила, она не была уверена в нашей правоте…", судья Морозова даже засмеялась: "А вы-то сами были в ней уверены? Вы можете на чем-то настаивать?" "Я не знаю, как объяснить", – попыталась ответить Юлия Солонович. "Ладно, видимо, мне придется объяснять…" – сказала судья.

Показания еще нескольких сотрудников Русского музея будут заслушаны на следующих судебных заседаниях.

Прямая речь

Григорий ГОЛДОВСКИЙ, заведующий отделом живописи XVIII – начала XIX в., врио заместителя директора ГРМ:

– Частные экспертные заключения, которые выдают наши сотрудники, с точки зрения закона абсолютно правомерны. Сотрудник вправе написать свое мнение и попросить отдел кадров заверить его подпись. В тех случаях, когда фразы о подтверждении подписи нет, это фальшивка, как и использование в таких случаях бланка музея. Свои заключения наши сотрудники пишут не на бланках, и они не объявляют себя сотрудниками музея, а просто ставят свои подписи как частные лица. Я тоже делал такие заключения несколько раз, по просьбе людей, которые меня хорошо знают. В последние годы внутренними инструкциями музея на таких частных экспертизах запрещено ставить печать отдела кадров для подтверждения подписи специалистов. Сам музей оказывает такого рода услуги: по уставу ГРМ является экспертным учреждением, но экспертизы мы делаем только по запросам учреждений, а частным лицам оказываем консультационные услуги. Их мы тоже оформляем официально, с приемом на временное хранение, с фиксацией, с обсуждением на атрибуционном совете. В этом случае оплата за консультацию вносится официально, через оформление договора. Такого рода консультации приносят музею около семи миллионов рублей в год. Что касается оборудования для определения фталоциановых пигментов, то у нас редко возникает в этом необходимость: у нас есть все остальное нужное оборудование для не повреждающего исследования, и только когда нет однозначного мнения, мы обращаемся в другие экспертные учреждения. Что касается участия Андрея Крусанова – я думаю, что его просто попросили как курьера, потому что он ехал в Москву. И фотофиксация новых работ, поступающих в музей, обязательно проводится. К сожалению, многие слова наших сотрудников, произнесенные ими на заседаниях, говорят о том, что они не очень поняли, что выступают в суде.


http://novayagazeta.spb.ru/articles/9618/

[K-Maler]

Сообщение от Artem

Но когда через три месяца Юлия Солонович пришла в гости к Елене Баснер и увидела клон работы Григорьева, она, по ее словам, не смогла вспомнить, что недавно дважды осматривала ее копию в музее. Хотя при этом четко назвала все имена реставраторов и другие обстоятельства той процедуры

Невозможно не помнить такую картину через три месяца. Спросите себя. Форумчане, не сотрудники музея, не "эксперты высочайшего уровня", видели (не подлинник) всего лишь фотографию этой картины три месяца назад, в ходе нашего обсуждения события... И что? Кто-то может сказать, что не помнит картины?

[Artem]

Дело Баснер» – это возможный детонатор «дела Русского музея»

15/04/2015

Для Следственного комитета «дело Баснер» – это возможный детонатор «дела Русского музея». Такое предположение я высказано давно, еще в самом первом материале, посвященном «делу Баснер». И судебный процесс это подтверждает. Все меньше внимания уделяется известному искусствоведу Баснер, все больше известному музею национального искусства. Одной из побочных линий этого процесса стало выяснение обстоятельств выдачи частных экспертиз сотрудниками Русского музея.


Нелегальны ли «нелегальные экспертизы»?

После допроса зав. отделом технологических исследований Русского музея Сергея Сиро на суде 19 марта 2015 г., где он разгласил некоторые интересные подробности об экспертизах, которые музей делает, в частности, об обстоятельствах частного экспертного заключения по поддельной картине Б.Григорьева, которую им сдал на экспертизу А.Васильев, появились два интересных документа. Первый – это большое интервью А.Васильева, которое он дал корреспонденту радио «Свобода» (на сайте с 21 марта), второй – статья в «Коммерсанте» за 24 марта.

В обоих документах дана одна и та же интерпретация частных консультационных заключений, которые давали сотрудники ГРМ. Так интервью Васильева на сайте радиостанции украшено примером: «Экспертное заключение об исследовании картона «Пастораль», поступившего с авторством Б.Д.Григорьева (?)». Заключение не имеет даты, под ним три подписи: С.В.Римской-Корсаковой, С.В.Сирро и М.В.Черкасовой, печать отдела кадров ГРМ и запись инженера отдела кадров ГРМ: «Подписи сотрудников музея (фамилии) заверяю».

Самое странное – отсутствие даты не только под заключением, но и под заверительной записью инженера отдела кадров. Может быть, это подделка, поэтому на сайте радиостанции указано: «О подлинности судить невозможно. Предоставлена Андреем Васильевым». И тут же написано: «Классическая нелегальная экспертиза искусствоведов ГРМ».
«Нелегальный» – значит «незаконный». Идея понятна: обвинить сотрудников ГРМ в незаконном промысле.

Стилистика статьи «Коммерсанта» также выдает сотрудничество журналиста с А.Васильевым, в чем нет криминала, но что демонстрирует ход мысли Васильева. «На судебном процессе <…> впервые выяснились скандальные подробности о регулярной практике проведения специалистами музея нелегальных экспертиз, способствовавших обороту подделок на антикварном рынке».
Опять тот же термин – «нелегальные экспертизы». И упоминается «нелегальная экспертиза» картины Н.Калмакова, которую в ГРМ выдали А.Васильеву. Документ подписан Сирро, сотрудницей его отдела М.Черкасовой и кем-то еще из ГРМ.
Вот диалог на судебном заседании 19 марта:

Прокурор. А общее количество заключений за 10 лет? <В 2000 – 2010 гг., это, кстати, 11 лет>
Сирро. Официальных или?..
Прокурор. В частном порядке.
Сирро. Я уже говорил… я не каждое подписывал…. Ну, 100.
Прокурор. Около 100?
Сирро. 100, может, 150.

Пушкарская также привела слова главного хранителя ГРМ И.И.Карлова: он подтвердил, что «сотрудники музея брали частные заказы на проведение исследований без ведома руководства - «в нарушение внутренних инструкций, этического кодекса музейного работника, международных норм и профессиональных приличий»».

Журнал «Город 812» направил письмо директору ГРМ В.Гусеву с просьбой предоставить редакции текст внутренних инструкций ГРМ, в которых содержатся запреты на исполнение сотрудниками ГРМ «частных заказов на проведение исследований без ведома руководства», которые сотрудники пишут не на бланках ГРМ, а подписывают собственными фамилиями; текст «этического кодекса музейного работника»; дать ссылки на «международные нормы», которые упомянул И.Карлов.

Главному редактору журнала быстро ответил врио директора ГРМ И.Карлов (директор В.Гусев в командировке). Вот фрагменты его ответа от 26 марта 2015 г.:

Читать дальше... 

«Мои слова в «нарушение внутренних инструкций» обозначают, что в музее действует «пакет» внутренних документов, составленных на основании утвержденного Министерством кулуьтуры РФ Устава (в различных редакциях – 2011, 2006, 2005, 1994 гг.), – это приказы, положения, формы договоров и др., которые четко регламентируют порядок оказания консультационных услуг научно-исследовательского характера. Следовательно, любые иные способы предоставления подобного рода услуг со стороны работников музея являются нарушением (несоблюдением) указанных инструкций.

Предоставить Вам тексты инструкций, содержащих прямые запреты на выполнение в рабочее время «частных заказов» не можем, так как это само собой разумеется, и необходимости в существовании такого рода спецальных инструкций нет. Согласно трудовому законодательству в рамках своей компетенции и должностных обязанностей сотрудники музея исполняяют поручения непосредственного руководства. Соответственно их т.н. «частные заказы» во внерабочее время находится вне рамок трудовых отношений с организацией-работодателем».

Сразу замечу, что раз нет прямых запретов, на исполнение «частных заказов» вообще, а все, что делается во внерабочее время, вообще администрацию ГРМ не интересует, ни о каких «нелегальных экспертизах» сотрудников ГРМ говорить вообще нельзя. Потому что базовый принцип гражданского права – все, что не запрещено, – разрешено.
Затем И.Карлов привел фрагмент из «Этического кодекса ИКОМ (Международного совета музеев)». Некоторое отношение к делу имеет п. 8.13 «Работа вне музея и собственные деловые интересы» (на неуклюжий перевод просьба внимание не обращать): «Хотя члены музейной профессии имеют право на личную независимость, они должны отдавать себе отчет, что никакое собственное дело или профессиональный интерес не могут быть полностью отделены от деятельности музея, в котором они работают. Они не должны работать за вознаграждение или выполнять заказы за пределами музея, если это вступает в конфликт или может выглядеть как то, что вступает в конфликт, с интересами музея».

Вряд ли частные экспертизы Сирро и др. вступали в такой конфликт.
Иными словами, в этой части затея А.Васильева обвинить Сирро и др. в «нелегальной деятельности» лишена правовых оснований. Так что тут я должен защитить Сирро и тех, кто подписывал «частные экспертизы». Нарушений в этом не было. Но идея Васильева, о чем я уже писал, понятна: доказательство преступности любого из сотрудников ГРМ, на каковом фоне преступность Баснер становится рельефнее.

У больного СПИДом обнаружили насморк

На самом деле дело совсем в другом. И вот это «другое» как раз и выплыло наружу на судебном заседании. Я уже затронул эту тему в предыдущей статье, но ввиду важности хочу рассмотреть ее детальнее. Поскольку, во-первых, располагаю подробной текстовой записью допроса Сирро, которую мне любезно предоставили, а во-вторых, результаты судебного заседания за 19 марта уже явно тянут на частное определение суда в адрес ГРМ.
Дело не в деталях фотографирования картин из фондов музея и не в том, что казенный фотоаппарат Сирро брал домой, чтобы фотографировать детей… Не в мутной истории с черновиками заключения по подделке картины Б.Григорьева.

Главное заключено в другом вопросе. И на нем надо остановиться детальнее. Не знаю, в каком числе экспертных или консультационных заключений, которые были выданы ГРМ официально, а также его сотрудниками в порядке частной инициативы, содержались ссылки на наличие фталоцианиновых пигментов, но есть надежные свидетельства таких исследований.
Прежде всего, речь идет об экспертизе, вполне официально проведенной в ГРМ (датирована 5 декабря 2008 г., подписана тремя старшими научными сотрудниками Н.Соломатиной, И.Верховской, М.Черкасовой, а на закуску – зам. директора ГРМ по научной работе Е.Петровой), Исследовались, в частности, фталоцианиновые пигменты. Это экспертиза работы С.Судейкина из коллекции К.Азадовского. И вот что написал директор ГРМ В.Гусев в своем ответе от 7 марта 2014 г. на специальный запрос редакции журнала «Город 812»: «»Театральная сцена» С.Ю.Судейкина (?) исследовалась с помощью рентгенофлуоресцентного анализа и предположение о наличии фталоцианиовых пигментов было вынесено на основании косвенных фактов (с помощью портативного прибора «Ультрамаг А14М», который настроен на определение специальных красок в акцизных марках и купюрах. В том числе прибор реагирует и на фталоцианиновые пигменты, что было установлено на эталонных тест-образцах из отдела технологических исследований ГРМ)».
С декабря 2008 г. прошло более пяти лет, ГРМ и в 2014 г. стоял на своем, позиция по прибору «Ультрамаг» не изменилась.
А вот что говорил Сергей Сирро, зав. отделом технологических исследований ГРМ, во время допроса в суде 19 марта 2015 г. Вопросы ему задавал потерпевший А.Васильев, речь шла об экспертизе подделки картины Б.Григорьева.

– Ваши показания о датировании позже смерти художника исходят из фталоцианиновых пигментов?
– Да.
– А вообще в Русском музее исследуются фталоцианиновые пигменты?
– В Русском музее не исследуются фталоцианиновые пигменты, приходится обращаться к сторонним организациям. Обратились к двум независимым организациям, причем исследования были сделаны разными способами , результаты подтвердились (совпали).
– Это были официальные обращения?
– Нет, это были неофициальные обращения.
– Не скажете ли, кто конкретно делал эти исследования?
– Одно делала Писарева Анна Алексеевна в Москве, второе делали в музее Церетели.
– Вы лично общались с Писаревой?
– Нет, по нашей просьбе это сделал Андрей Крусанов, известный специалист по авангарду. Он сделал совершенно бесплатно. <…>
– Правильно ли я понимаю, что это исследование проводилось Писаревой, то есть в ГосНИИРе, на уровне 2011 года?
– Да, это было в 2011 году.

Итак, директор ГРМ В.Гусев в марте 2014 г. в письме в редакцию ссылается на исследование фталоцианиновых пигментов для обоснования правильности официальной экспертизы ГРМ от 2008 г.

А Сирро уже в 2011 г. прекрасно понимал, что прибор для тестирования денежных купюр не дает надежного результата. И потому соскобы с картины, подозреваемой как подделка, пришлось везти в Москву.
Этот случай с частной экспертизой поддельной картины Б.Григорьева – второй выразительный пример. Пример того, что в ГРМ прекрасно осознавали, что у них нет необходимой для экспертиз аппаратуры. И виноват на самом деле не только Сирро, но в еще большей степени руководство ГРМ – в выдаче безосновательных официальных экспертных заключений.

Либо не надо было браться за экспертизы с тестом фталоцианинов посредством «Ультрамага» и не имея нужной аппаратуры, либо следовало закупить необходимую аппаратуру – тот же спектроскоп для Раман-спектроскопии. На суде Сирро прямо сказал: «Фталоцианиновые пигменты обнаружить достаточно сложно, в основном методом рамановской спектроскопии, у нас, к сожалению, нет этих приборов». Возникает вопрос: а почему нет таких приборов в одном из двух главных в России музеев русского искусства?

Я допускаю, что В.Гусев писал свой ответ редакции в 2014 г., будучи некомпетентным лично. Но, значит, какой-то злоумышленник подсказал ему написать так, как он написал, – со ссылкой на прибор, не предназначенный согласно своему паспорту для исследования фталоцианинов. Это Русский музей или кружок «Умелые руки»? Ведь экспертизу надо проводить только на той аппаратуре, которая для этого предназначена, а экспертиза, проведенная с помощью непригодной аппратуры не может считаться действительной, но только обманом. А потом в заключении надо ведь ссылаться на методы и приборы, которые применялись при исследовании, и все должно соответствовать. Не случайно в том экспертном заключении, которое Азадовскому выдали в 2008 г., упоминаний про фталоцианины не было, а об этом Азадовский впервые узнал из ответа Е.Петровой на свой настойчивый запрос. Значит пытались поначалу скрывать правду?
Так что говорить надо, прежде всего, о руководстве ГРМ, о его некомпетентности и соответствии этическим нормам, а не о Сирро и о том, мог он давать «частные заключения» в рабочее или нерабочее время или не имел права согласно «Этическому кодексу ИКОМ».

То есть у пациента не насморк, а СПИД. И вопрос другой: соответствует ли поведение руководства ГРМ упомянутому кодексу ИКОМ, если ГРМ выдавало экспертные заключения, но не имел (и до сих пор не имеет) необходимой для полноценных экспертиз всей необходимой и достаточной аппаратуры? И чего тогда на самом деле стоят их выводы?

Много лет в ожидании своего часа

Вот фрагмент диалога адвоката подсудимой с Сирро в зале суда 19 марта 2014 г.

– Хочу спросить то, что у Вас спрашивал г-н Васильев, по поводу фталоцианинов, которые были обнаружены при исследовании этой картины <…>
– Адекватных методов определения фталоцианинов у нас в Петербурге нет. Поскольку была информация, что они все-таки были обнаружены в Москве, Андрей Крусанов по нашей просьбе сам за свои деньги поехал, провел эти исследования, и оказалось, что…
– <…> Что значит, у вас не удалось эти пигменты обнаружить? Это что: методов нет, они недостаточны?
– Фталоцианиновые пигменты обнаружить достаточно сложно, в основном методом рамановской спектроскопии, у нас, к сожалению, нет этих приборов. В Москве…
– Подождите про Москву, мы сейчас дойдем. То есть методика известна, но у вас нет приборов?
– Да, нет приборов. <…> Фталоцианины – это совершенно объективный, стопроцентный довод. <…>
- А где заключения?
– Я так понимаю, что заключений не было. Они определили, что есть данные пигменты. Поскольку к этому моменту мы знали, что эти же пигменты нашли при исследовании в Центре Грабаря <…> Можно бы было обратиться официально, наверное, от Русского музея…
– Я правильно понимаю, что Вы получили какие-то сведения от Крусанова и всё?
– Да, устные сведения.
– А кому Крусанов эти сведения передал? Вам или кому?
– Мне.

Даже в частном экспертном заключении по поводу поддельной картины нет ссылки на исследования, проведенные в Москве. Причина понятна: надо было всеми силами скрывать, что в ГРМ нет нужной аппаратуры – и это при том, что только фталоцианины – «это совершенно объективный, стопроцентный довод». Поэтому не обратились официально, ибо тогда осталось бы докуументальное свидетельство отсутствия аппаратуры в ГРМ, а прибегли к услугам Крусанова, известного историка русского авангарда, которого везде знают и которому рады были сделать экспертизы и без оплаты.

Фраза Сирро: «Можно бы было обратиться официально, наверное, от Русского музея…» – она тут ключевая. Можно было, конечно, но ведь этого не сделали. Поэтому – что уж и вовсе парадоксально – ограничились устным сообщением, без документальных подтверждений. Понятно, что честность Крусанова, его деловая репутация сомнения не вызывают ни у кого, но ведь нужны еще и документы для текста заключения. Однако они доказали бы, что ГРМ дает экспертные заключения без аппаратуры, в которой на самом деле нуждается. Если бы за сторонние экспертизы надо было бы платить, тоже остались бы документы. А так – ничего. И Сирро это отсутствие аппаратуры по вине руководства ГРМ прикрыл своим телом, не выступил, например, в печати, не отказался проводить технологические исследования в своем отделе. Если бы не суд, история так и осталась бы «служебной тайной».

Я дважды цитировал письмо Сирро – Е.Петровой от 14 марта 2012 г., в котором он указывал на отсутствие нужной для технологических исследований аппаратуры. Но эти его заявления оставались, очевидно, без конструктивных решений. Аппаратуры нет и сегодня. Безусловная заслуга А.Васильева в том, что теперь эти факты зафиксированы громко и официально. Теперь все хотя бы знают, что отдавать произведения живописи на экспертизу в ГРМ – это просто выбрасывать деньги на ветер. А те экспертизы, где давались ссылки на наличие фталоцианинов, – вообще были обманом потребителей.
На заседании суда Сирро косвенно свидетельствовал против своих начальников, но прямо указать на их вину за отсутствие аппаратуры не решился. И про письмо Петровой от 14.03.2012 не сказал ничего.
Правда, один коллекционер документов из интернета прислал мне два поста за подписью «serg_str» от 28 – 29 июля 2010 г. с сайта artinvestment.ru.

Мой корреспондент утверждал, что посты были написаны Сирро и что он уже давно ставил вопрос об отсутствии в ГРМ нужной аппаратуры. Речь шла об экспертизе картин из коллекции Азадовского и его статье в «Новой газете» (см.: азадовский к. осторожно: русский музей: циничный спектакль под крышей министерства культуры // новая газета. Санкт-Петербург. 2010. 22 июля; авторский подзаголовок был редакцией снят).
В записях на форуме «Артинвестмент» были такие утверждения:
«Со фталоцианиновыми пигментами, скорее всего, музей неправ, т.к. из-за полного отсутствия финансирования, закупок аппаратуры НЕТ. Заявки на инфракрасный спектрометр и на раман давно ждут своего часа много лет, приходиться использовать приборчик для определения подлинности акцизных марок... Он реагирует и на фталоцианины в том числе. Но и другие пигменты имеющие в своем составе ферроциановые группы, тоже регистрируются им».
««Приборчик» используется не от хорошей жизни. Я уже писал, что в покупке серьезной спектрометрической аппаратуры дирекция музея отказывает, призывая обходиться тем, что есть. Прежде чем использовать данный «приборчик», его протестировали на эталонных выкрасках фталоцианиновых пигментов, и он ни разу не ошибся. Тем не менее в реальной ситуации ошибка возможна, поэтому если есть шанс перепроверить данные, то это обязательно делается. Приходиться бегать по городу с пробами, тыкаясь по чужим лабораториям, в которых стоят ик-фурье и раман-спектрометры».

Но это все было написано на форуме, под криптонимом, такой «крик шепотом», причем сейчас этих записей я на указанном форуме не обнаружил. Они удалены.

Без ошейника шея мерзнет

А после выхода статьи от 30 марта мне позвонил Сирро. Прочитал статью в журнале «Город 812» и захотел дать интервью. Дескать, у меня в статье есть ошибки или неточности, а он хочет нечто прокомментировать. Отлично, говорю я, давайте встретимся. Но, говорит затем Сирро, я бы хотел, чтобы при нашей встрече присутствовала С.Римская-Корсакова, бывший зав. технологическим отделом, наконец, он еще должен спросить разрешения у начальства, а именно у и.о. зам. директора ГРМ по науке Г.Голдовского, замещающего Е.Петрову, находящуюся в длительной командировке за границей. И было бы хорошо, чтобы при интервью присутствовал сам Голдовский…
Я сразу понял, что разрешения Сирро не получит, но даже если и получит, это будет не откровенное интервью, а нечто выгодное начальству, раз приглашена в качестве понятой будет Римская-Корсакова, входящая, как говорят, в «ближний круг» Е.Петровой, да еще и Голдовский. Петрова за границей, но держит руку на пульсе, и зная эту особенность, Сирро, как я предполагаю, сам решил довести до ее сведения все, что он скажет. И тем самым продемонстрировать свою лояльность, в каковом ритуале мне и было предложено поучаствовать.
…Поздно вечером 2 апреля Сирро мне позвонил и сказал, что ему не дали разрешения на то, чтобы со мной общаться. Заключенный попросил у начальника тюрьмы свидания, а тот отказал в прошении. Голос у Сирро был грустный. Правда, он выразил желание поговорить со мной, но так, чтобы потом его текст я опубликовал от своего имени: ведь если встреча со мной запрещена, то он наверняка потребует, чтобы и в тексте я на него не ссылался. Я сказал: «Нет». Получив отказ, Сирро сказал сначала: «Я так и предполагал». А затем без надежды в голосе добавил: «Может быть, когда-нибудь потом…»
Вот свидетельство того, какой режим контроля за высказываниями сотрудников установлен в ГРМ. Оказалось, что Сирро как «частный человек» не существует, он всегда «подчиненный», он всегда «представитель Русского музея». Естественно, это дело каждого – быть свободным человеком или зависимым от начальников. Кому что нравится, у кого-то без ошейника вообще шея мерзнет. Но это демонстрирует обстановку в ГРМ. На примере одного конкретно взятого Сирро видно, что сотрудников жестко контролируют, а на примере Баснер, покинувшей ГРМ в 2003 г. из-за плохих отношений с начальством, понятно, что несогласные пребывают вне музея.

Судья (Сергею Сирро). Вам известно, когда Баснер уволилась из музея?
Сирро: В 2004 году, кажется.
– А в связи с чем, Вам известно?
– Ну, официально – по собственному желанию.
– А фактически в чем причина увольнения была, вам известно?
– Сложности с руководством, видимо.

Это он так мягко сказал. Руководство Баснер просто терпеть не могло.

Одуванчик со стальным стержнем

Как и Сирро, Юлия Солонович, старший научный сотрудник отдела рисунка ГРМ, – свидетель обвинения. И вполне естественно, что прокурор, потерпевший и его адвокат ожидали и даже старались, чтобы Юлия Львовна дала какие-то убедительные аргументы в пользу обвинительного заключения. При этом ее манера поведения, тихий, временами совсем замирающий и нежный голосок, едва ли не плачущие интонации, инфантилизм как стиль поведения, неуверенность в большинстве фактов и перманентная растерянность женщины-девочки создали у заинтересованных лиц обманчивое впечатление: надо поднажать, надо в третий и четвертый раз задать один и тот же вопрос, надо усилить давление – и мямля «расколется», скажет то, что ждут обвинение и потерпевший в подтверждение вины подсудимой.
И ничего! Просто Зоя Космодемьянская оказалась! Солонович как стояла на трех известных давно фактах, так и продолжала на них железно стоять три с половиной часа допроса, как Земля на трех китах. Самый лучший спектакль не сравнился бы с этим тягомотным и внутренне сверхнасыщенным действом. Знатоки в зале, которые в суд ходят, как в театр, получили истинное наслаждение.

Первы факт. 15 – 16 апреля в ГРМ, в помещении отдела технологических исследований, в процессе подготовки к выставке Б.Григорьева, которая состоялась в 2011 г. в ГРМ и в 2012 г. в Чили, она как хранитель достала, сняв печати и замок, из шкафа работы Григорьева, всего 56 штук, в том числе и «В ресторане», чтобы готовить для профилактического реставрационного осмотра с прицелом на выставку. Работы она осматривала бегло, лишь проверяя наличие по списку. Судья уточнила: вы два раза осматривали? Солонович: да, но бегло. В списке галочки ставила, главное, что все на месте.
15 или 16 апреля 2009 г. работы Григорьева фотографировали, но она самого события съемки не помнит вообще. Однако уверенно сказала, что инициатором съемки не являлась, о съемке не просила, а технологический отдел сам всегда фотографирует, чтобы пополнить свою эталонную базу. Поэтому инициаторами были, скорее всего, Сирро и М.Черкасова, а съемку проводил Сирро. Но съемка была сделана с ведома Солонович. Фотографии потом хранились в отделе технологических исследований. Других манипуляций с картиной Григорьева в 2009 г. не производили.

Второй факт. 10 июля 2009 г. Солонович пришла к Баснер домой в гости, та пригласила ее, чтобы показать ту самую картину Б.Григорьева, которая оказалась подделкой. Елена Баснер, по словам Солонович, сказала, что это редкий случай, когда удается увидеть такую большую хорошую вещи Григорьева. Как картина попала к Баснер, Солонович не спрашивала. Прежде Баснер не приглашала ее смотреть картины, потом тоже. Причем Солонович тогда, в июле 2009 г., не вспомнила, что такая же вещь лежит в шкафу в ГРМ. Хотя прошло всего 3 месяца. Но в ее хранении 12 500 картин, они закрыты в шкафу, на стенках не висят, и помнить их все невозможно.
Баснер же у Солонович ее мнения о подлинности не спрашивала, потому что сама была уверена в этом. Осмотр длился 5 минут, потом Баснер еще и сфотографировала Солонович рядом с этой картиной, а потом они пили чай. В следующий раз Солонович увидела Баснер только через два года.

Третий факт. После визита к Баснер Солонович эту картину в музее не осматривала. Однако потом в процессе подготовки выставки картин Григорьева случайно натолкнулась на картину «В ресторане». Возможно, доставала из папки другую какую-то картину, она не помнила обстоятельств, как ее ни пытали. И вот тогда вспомнила, что видела такую же работу дома у Баснер. Когда это произошло, Солонович не указала. Главное, что она не сообщила Баснер о своей находке и о том, что обе картины похожи. На настойчивые вопросы о том, почему промолчала, в результате сказала: думала, что у Баснер она видела вариант, потому что эта картина Григорьева и в ГРМ имеет статус «эскиза-варианта», как определил ее хранитель – предшественник Солонович в описании, тем более, что с картиной, воспроизведенной в журнале у Бурцева, русско-музейная картина не совпадает. Поэтому Солонович и подумала, что Григорьев сделал два эскиза: один находится в ГРМ, а другой был у Баснер.
И вот как ни старались обвинение и сторона потерпевшего иронизировать над Солонович, активно намекать на то, что не может такого быть, чтобы 15 апреля 2009 г. она держала в руках картину, а 10 июля, видя копию, не могла вспомнить оригинал, как ни требовали доказательств ее научной квалификации (судья интересовалась успешностью карьеры и вообще научный ли она сотрудник, т.е. занимается ли в ГРМ наукой или только открывает и закрывает свои шкафы, а прокурор в финале спектакля спросил, прошла ли она аттестацию), как ни издевались над ней в связи с тем, что она не помнила реквизиты последней редакции должностной инструкции (судья и прокурор были уверены, что для научного сотрудника ГРМ знание нормативных актов – это вообще самое главное и не знать их немыслимо, как прапорщику не знать строевой устав), так вот, несмотря на все это Солонович все тем же своим тишайшим, нежнейшим и инфантильным голоском, продолжала одинаково отвечать на повторяемые много раз одни и те же вопросы (прием, применяемый на допросах) и говорить, что в музее 15 апреля и дома у Баснер 10 июля картины Григорьева – соответственно подлинник и подделку – она видела, но не сопоставила, не удержала в памяти два изображения совместно. Т.е. в июле не вспомнила, то, что видела в апреле. Забыла. И никакими силами, несмотря на все старания, заставить Солонович сказать что-то иное, кроме этой правды, не получилось.

А когда Солонович сопоставила и сообразила, что картины похожи, то не сказала об этом Баснер. Не сказала, думая, что обе картины являются вариантами. Но только когда в 2011 году в ГРМ подделку сопоставили с оригиналом, стало очевидно, что А.Васильев купил подделку. У Григорьева, сказала Солонович, обычно «пигменты другого характера, другая поверхность, более матовая, в то время как у работы, принадлежащей А.Васильеву, пигменты блестящие, фактура картона тоже иная. Все произведения Григорьева такого размера, которые я видела, выполнены на картоне более мягком и более рыхлом. Судя по всему, он лучше впитывает краску, поэтому поверхность получается другая. А в результате и гамма другая, более светлая… То есть другая техника рисунка, другой характер пигментов и другой тип картона. Григорьев был довольно последователен в своей технике работы и, судя по всему, использовал всегда один и тот же картон». Прокурор спросил: а правда, что отличия заметны визуально? Солонович: для того, чтобы это стало очевидным, нужно увидеть обе картины рядом.

И отсюда же следовал вывод комиссии ГРМ (Ю.Солонович, М.Черкасова, Н.Соломатина), изучавшей купленный А.Васильевым липовый шедевр: подделка была изготовлена с оригинала.
Кстати, вывод этой комиссии дает основания Васильеву утверждать, что подделка произведена в Русском музее. Или как минимум без участия сотрудников Русского музея не обошлось (обычно копию делают не непосредственно с оригинала, а с качественной фотографии).
Из этого, впрочем, можно сделать вывод и для покупателя: прежде чем оплачивать покупку, коллекционеру стоило обратиться в ГРМ, а не полагаться на свои собственные познания.
Что же до Солонович, то потерпевший, а заодно и судья не могли в финале (а заседание длилось более 3,5 часов непрерывного допроса) скрыть разочарования. Сирро хотя бы что-то сказал, а тут голосок был так тонок и так обманчив, но внутри стебелька одуванчика оказался стальной стержень.

Михаил ЗОЛОТОНОСОВ, фото ntv.ru

http://www.online812.ru/2015/04/15/012/