"И пробуждается поэзия во мне..."

[bykinist]

Да хоть курага…

https://d-princetonian.livejournal.com/146227.html

[kron]

Максимилиан Волошин

[bykinist]

Полые люди
Томас Элиот (перевод Орлова Ю.И.)

«Мистер Куртц – он мёртвый»
«Дайте монетку старику Гаю»

I
Мы полые люди,
Как куклы по сути,
Склонились друг к другу,
Болванки с трухой.
Увы! Лишь как кашель
Слова звучат наши,
Без звука и смысла
Наш шёпот пустой —
Шуршание крысы,
Сквозняк над травой.
Оттенки без цвета, границы без формы,
Движенья без действий, порывы покорны;
И тот, кто в другом Царстве мёртвых навеки
Нас помнить не будет,
Ведь в смелых глазах
Мы даже не падшие в зле человеки,
А полые люди
С трухой в головах.
II
Тех глаз, взгляд которых представить не смею
И даже в мечтах я, живя в царстве мёртвых,
Вовек здесь не встретить:
Здесь взгляды бледнее,
Чем блик луча солнца на ломаных створках;
Слова, что мы скажем
Здесь ветер развеет,
Они будут даже,
Слабей и мрачнее
Звёзд гаснущих света.
Позволь не быть ближе
В мечтах царства мёртвых,
Сливаться позволь мне,
Носить маскировку,
Я буду бездвижен,
Я в шкуре, я в шёрстке
Иль как ветер в поле
Но только не ближе —
Чтоб не повстречаться
Нам в сумрачном царстве.
III
Здесь вотчина смерти,
И кактусов между
Из камня с надеждой,
Мертвец молит идол
В мерцаньи тоскливом
Звезд гаснущих света.
Здесь смерть уже правит,
Всё как в царстве мёртвых:
Проснёшься один, и уже не стремишься
В момент трепетанья
Обнять хоть кого-то
И губы здесь нежности больше не ищут,
Они умоляют разбитые камни.
IV
Глаза здесь не смотрят,
Их нет и в помине,
И звёзды не светят.
Мир полый отныне,
Обломаны когти, утрачен и проклят.
И вот мы ощупь находим
Последний пункт сборочный — гавань
Той самой реки в половодье.
Столпились и слов избегаем.
Слепы мы глазами,
Пока не воздастся
Зрить вечно, как звезды,
В божественной розе —
Здесь, в сумрачном царстве,
На то упованье
У полых созданий.
V
Вокруг кактуса мы кружим —
Развеселая игра,
Возле кактуса мы кружим
Кружим, кружим в пять утра.

Между сущим
И сознаньем,
Меж порывом
И деяньем
Опустился тенью мрак.
Ибо Царствие Твоё, да будет так.

Меж идеей
И твореньем,
Меж эмоцией
И мненьем
Опустился тенью мрак.
Жизнь очень длинна.

Меж желанием
И спазмом,
Меж возможным
И реальным,
Между сутью
И деталью
Опустился тенью мрак.
Ибо Царствие Твоё, да будет так.

Ибо Твоё
Ибо жизнь
Ибо Твоё есть

Вот так наш мир и сникнет.
Вот так наш мир и сникнет.
Вот так наш мир и сникнет.
Не взрыв. Только всхлипы.

[Кирилл Сызранский]

Россия счастие. Россия свет.
А, может быть, России вовсе нет.

И над Невой закат не догорал,
И Пушкин на снегу не умирал,

И нет ни Петербурга, ни Кремля —
Одни снега, снега, поля, поля…

Снега, снега, снега… А ночь долга,
И не растают никогда снега.

Снега, снега, снега… А ночь темна,
И никогда не кончится она.

Россия тишина. Россия прах.
А, может быть, Россия — только страх.

Веревка, пуля, ледяная тьма
И музыка, сводящая с ума.

Веревка, пуля, каторжный рассвет
Над тем, чему названья в мире нет.

Георгий Иванов

[bykinist]

Юрий Кузнецов

Последний человек

Он возвращался с собственных поминок
В туман и снег, без шапки и пальто,
И бормотал: – Повсюду глум и рынок.
Я проиграл со смертью поединок.
Да, я ничто, но русское ничто.

Глухие услыхали человека,
Слепые увидали человека,
Бредущего без шапки и пальто;
Немые закричали: – Эй, калека!
А что такое русское ничто?

– Всё продано, – он бормотал с презреньем, –
Не только моя шапка и пальто.
Я ухожу. С моим исчезновеньем
Мир рухнет в ад и станет привиденьем –
Вот что такое русское ничто.

Глухие человека не слыхали,
Слепые человека не видали,
Немые человека замолчали,
Зато все остальные закричали:
– Так что ж ты медлишь, русское ничто?!

1994


Четыреста

Четыре года моросил,
Слезил окно свинец.
И сын у матери спросил:
– Скажи, где мой отец?

– Пойди на запад и восток,
Увидишь, дуб стоит.
Спроси осиновый листок,
Что на дубу дрожит.

И сын на запад и восток
Послушно пошагал.
Спросил осиновый листок,
Что на дубу дрожал.

Но тот осиновый листок
Сильней затрепетал.
– Твой путь далек, твой путь далек, —
Чуть слышно прошептал.

– Иди, куда глаза глядят,
Куда несет порыв.
– Мои глаза давно летят
На Керченский пролив.

И подхватил его порыв
До керченских огней.
Упала тень через пролив,
И он пошел по ней.

Но прежде, чем на синеву
Опасную шагнуть,
Спросил народную молву:
– Скажи, далек ли путь?

– Ты слишком юн, а я стара,
Господь тебя спаси.
В Крыму стоит Сапун-гора,
Ты у нее спроси.

Весна ночной миндаль зажгла,
Суля душе звезду,
Девице – страсть и зеркала,
А юноше – судьбу.

Полна долина под горой
Слезами и костьми.
Полна долина под горой
Цветами и детьми.

Сбирают в чашечках свинец
Рои гремучих пчел.
И крикнул сын: – Где мой отец?
Я зреть его пришел.

Гора промолвила в ответ,
От старости кряхтя:
– На полчаса и тридцать лет
Ты опоздал, дитя.

Махни направо рукавом,
Коли таишь печаль.
Махни налево рукавом,
Коли себя не жаль.

По праву сторону махнул
Он белым рукавом.
Из вышины огонь дохнул
И грянул белый гром.

По леву сторону махнул
Он черным рукавом.
Из глубины огонь дохнул
И грянул черный гром.

И опоясалась гора
Ногтями – семь цепей.
Дохнуло хриплое «ура»,
Как огнь из-под ногтей.

За первой цепью смерть идет,
И за второю – смерть,
За третьей цепью смерть идет,
И за четвертой – смерть.

За пятой цепью смерть идет,
И за шестою – смерть,
А за седьмой – отец идет,
Сожжен огнем на треть.

Гора бугрится через лик,
Глаза слезит свинец.
Из-под ногтей дымится крик:
– Я здесь, я здесь, отец!

Гора промолвила в ответ,
От старости свистя:
– За полчаса и тридцать лет
Ты был не здесь, дитя.

Через военное кольцо
Повозка слез прошла,
Но потеряла колесо
У крымского села.

Во мгле четыреста солдат
Лежат – лицо в лицо.
И где-то тридцать лет подряд
Блуждает колесо.

В одной зажатые горсти
Лежат – ничто и все.
Объяла вечность их пути,
Как спицы колесо.

Не дуб ли на поле сронил
Листок свой золотой,
Сын буйну голову склонил
Над памятной плитой.

На эту общую плиту
Сошел беззвездный день,
На эту общую плиту
Сыновья пала тень.

И сын простер косую длань,
Подобную лучу.
И сын сказал отцу: – Восстань!
Я зреть тебя хочу…

Остановились на лету
Хребты и облака.
И с шумом сдвинула плиту
Отцовская рука.

Но сын не слышал ничего,
Стоял как в сумрак день.
Отец нащупал тень его —
Отяжелела тень.

В земле раздался гул и стук
Судеб, которых нет.
За тень схватились сотни рук
И выползли на свет.

А тот, кто был без рук и ног,
Зубами впился в тень.
Повеял вечный холодок
На синий божий день.

Шатало сына взад-вперед,
Он тень свою волок.
– Далек ли путь? – пытал народ.
Он отвечал: – Далек.

Он вел четыреста солдат
До милого крыльца.
Он вел четыреста солдат
И среди них отца.

– Ты с чем пришел? – спросила мать.
А он ей говорит:
– Иди хозяина встречать,
Он под окном стоит.

И встала верная жена
У тени на краю.
– Кто там? – промолвила она. —
Темно. Не узнаю…

– Кто там? – твердит доныне мать,
А сын ей говорит:
– Иди хозяина встречать,
Он под окном стоит…

– Россия-мать, Россия-мать, —
Доныне сын твердит, —
Иди хозяина встречать,
Он под окном стоит.

1974

Атомная сказка

Эту сказку счастливую слышал
Я уже на теперешний лад,
Как Иванушка во поле вышел
И стрелу запустил наугад.

Он пошёл в направленье полёта
По сребристому следу судьбы.
И попал он к лягушке в болото,
За три моря от отчей избы.

- Пригодится на правое дело! -
Положил он лягушку в платок.
Вскрыл ей белое царское тело
И пустил электрический ток.

В долгих муках она умирала,
В каждой жилке стучали века.
И улыбка познанья играла
На счастливом лице дурака.

1968

[Кирилл Сызранский]

Остаётся во фляге
Невеликий запас,
И осенние флаги
Зажжены не про нас.

Вольным — вольная воля,
Ни о чём не грущу,
Ветром в чистое поле
Я себя отпущу.

Но откуда на сердце
Вдруг такая тоска,
Жизнь уходит сквозь пальцы
Жёлтой горстью песка.

Сегодня Геннадию Шпаликову могло бы исполниться 86 лет. Но он, как и Пушкин, Маяковский, Байрон, Бернс, Рембо, навсегда остался 37-летним.

[bykinist]

Сообщение от Кирилл Сызранский

Сегодня Геннадию Шпаликову могло бы исполниться 86 лет.

Отличный поэт!

По несчастью или к счастью...

По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.

Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне.

Путешествие в обратно
Я бы запретил,
Я прошу тебя, как брата,
Душу не мути.

А не то рвану по следу —
Кто меня вернёт? —
И на валенках уеду
В сорок пятый год.

В сорок пятом угадаю,
Там, где — боже мой! —
Будет мама молодая
И отец живой.

Из кинофильма «Подранки»:

https://youtu.be/UDrH7TA1O34?si=cEkY-EpaCkUwmEfE

[Learti]

Притча

Встреча - или - Ночь со Смертью




Тишина. Ночь. Ни света, ни звука
Лишь дыханьем разбужен своим.
И "Костлявая", тихо, без стука...
Села рядом. Ну что ж, посидим.

Разговор как-то сразу не клеится
Да и не о чем с ней говорить
В жизнь загробную что-то не верится
Я спросил её - Есть покурить?

Та смутилась, ты что мол, о чём ты?
Я смеясь коньячок достаю...
Пригубил, протянул ей - Попробуй
Та мне снова в ответ - Я не пью

Почему? Я спросил. Что... в завязке!?
Что ломаться то... чай не в гостях!
За твои за красивые глазки!
И, смотрю, мясо есть на костях!

Понемногу, рюмашка, глоточек
Коньячок в её вены пошел
Говорю ей - Снимай капюшончик
А она мне в ответ - Хорошо!!...

Оказалась - нестрашная баба
Разговорчива и весела
Про работу свою, про масштабы
Про загробную жизнь начала

Анекдоты пошли! Веселуха!
Я вискарик поставил на стол
Никакая она ни старуха
А по пьяне - вааще - на все сто!

Уж не знаю, мои комплименты
Может быть обаянье моё
Но, бывают такие моменты
Я, короче, облапал её

Что там было уж дальше... не помню
Нет, не стыдно. И правда - туман.
Я глаза открываю и вижу
Да, всё это не сон, не обман.

=
Она едва стояла на ногах. Смущаясь!
Пытаясь опереться на земную твердь
По стеночке!... качаясь и шатаясь
Ушла под утро пьяненькая Смерть.

=
Мораль...
Пройдут года и пролетят столетья
А это Чудо БУДУТ вспоминать!
БЫЛА ТАКАЯ НОЧЬ, ОДНА ЛИШЬ НОЧЬ - ПОВЕРЬТЕ!...
КОГДА ВДРУГ ЛЮДИ ПЕРЕСТАЛИ УМИРАТЬ.

[Кирилл Сызранский]

Это прекрасно!
https://youtu.be/MzdP7v7iAAM?si=vPfk8lZqwA8n0Y4L

[Кирилл Сызранский]

За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.

Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей,
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей.

Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
Ни кровавых костей в колесе,
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
Мне в своей первобытной красе,

Уведи меня в ночь, где течет Енисей
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет.

1931 г.