Продано: Г.А.Устюгов, Портрет весёлого пацана

[bykinist]

Продаю:

Устюгов Геннадий Афанасьевич, Портрет весёлова пацана, 2005 г., 40 х 27 см, холст/масло


Устюгов Геннадий Афанасьевич (р. 1937, Токмак, Фрунзенская обл., Киргизская ССР). Отец – плотник, мать – швея. После войны семья переехала в Ленинградскую обл. Четыре года жили в д. Хакама Выборгского района, затем в д. Новосаратовка Всеволожского района, вошедшей в начале 1970-х гг. в черту Ленинграда. В 1953–1956 гг. учился в СХШ, откуда был исключен за увлечение импрессионистами. Некоторое время занимался в изостудии Дворца культуры им. В. И. Ленина. Работал слесарем, сварщиком, маляром, грузчиком, разнорабочим. Затем получил пенсию по инвалидности вследствие психического заболевания.

Читать дальше... 

Сохранилось небольшое количество работ Устюгова конца 1950-х – начала 1960-х гг. Потом пробел до 1970-х гг.: однажды он сжег свои картины в припадке умопомрачения. Уже в ранних работах предстают сквозные темы: женский образ – его можно обозначить как «Прекрасную Даму», и музыка – изображение человека с музыкальным инструментом. Дамы одеты в старинные платья, и при поверхностном взгляде эти изображения ассоциируются с мирискустнической традицией. Но это не костюмированность и не пассеизм в духе начала века. Его дамы – никто и ниоткуда. Старинное платье не помещает их в прошлое, оно только выявляет их нездешность, их отрыв от обыденности. Они скорее некрасивы телесно и все-таки идеальны: в своей полной отрешенности, в своей очищенной одухотворенности. Они мягки, печальны, сосредоточены, погружены в себя, в созерцание, в истому, и воспринимаются как воплощение внутреннего состояния художника. А если – как мечта, то мечта о своем женском двойнике. Ощущение спиритуальности достигается тонким, певучим изгибом контура, подчеркнутой телесной истонченностью. Но пока они обладают пусть изможденной, но осязаемой плотью, и живописная фактура еще плотная, вязкая. В 1970-е гг. ощущение бесплотности усиливается истончением самой плоти живописи, а также полным отказом от анатомической правильности, от определенности, «портретности» лица. Смытая, блеклая, словно дымчатая, словно тающая живопись, жидкие прозрачные мазки нежных оттенков, чаще в окружении серого, – все это создает ощущение грезы, в которую погружены его дамы. Фоном может служить мглистое небо, повторенное в мглистых воланах пышных платьев. В это время его работы несколько напоминают полотна голуборозовцев, особенно раннего П. Кузнецова, – сходство средств, обусловленное сходством задачи. Это не стилизация, не аллюзия. В изображениях утонченных дам и смутных далей, в наборе романтических штампов: цветы в волосах, цветок, веер, яблоко, ожерелье в неестественно вывернутых, нарочито худых руках, блюдо с фруктами на голове (у девушки, одетой в европейское декольтированное платье) – нет ни театральности, ни иронии, ни игры, ни намеков на что-либо. Здесь звучит дрожащий «голос одинокого человека», ранит последняя прямота исповеди, уравновешенная тонким созвучием красок, классичностью построения, смягченная тихим характером чувств, их трепетностью, нежным упоением, просветленной одухотворенностью его эротики. Есть в этих изображениях странность: при всей бескровности, они видятся живыми. Устюгов изображает только то, что вовлеклось в его внутренний мир: его эмоции вселяются в объект, и тогда вещи кажутся одушевленными, а животные – наделенными человеческими чувствами. Это придает неожиданное качество использованию известных мотивов и приемов. Призванный обескураживать прием метафизической живописи, когда место человека занимает скульптура или портновский манекен, у Устюгова перевернут в его странных натюрмортах, где бюст на столе изображен как голова живой девушки. И это логично в его системе, где воспроизводится не плоть и не мертвый материал, но живой дух.

К концу 1970-х гг. появляется еще один персонаж, воплощающий его душевный настрой: это отшельник, стоящий в лодке, или странник, двигающийся по бесконечной пустыне. Еще новшество: появляются композиции, где фоном для фигуры или натюрморта служит стена в комнате – стена с окном, которое можно принять и за картину – оно не имеет переплета и заключает в себе мечту, грезу в грезе (море с белой лодкой под парусом, плотное скопление стилизованных домиков с возвышающимся над ними куполом храма).

В 1980-е гг. в изобразительной системе Устюгова начинают происходить изменения, которые, постепенно накапливаясь, придадут к концу 1980-х – началу 1990-х гг. новое качество его живописи. Внимательный, восприимчивый зритель, Устюгов вобрал в себя тот неоэкспрессионизм и неопримитивизм, что захлестнули выставки неофициального искусства второй половины 1980-х гг., и создал на этой основе свою систему. Популярные приемы у него очищены от брутальности, приведены к гармонии и сделаны средством лирического высказывания. У Устюгова минимализм «новых диких» стал экономией средств, связанной с максимальным использованием выразительных возможностей каждого средства, каждого прикосновения кисти. Скупость предметного ряда всегда была ему присуща: для натюрморта ему хватало одного предмета, для изображения деревни – одного дома. Теперь экономия переходит на весь формальный строй. Картина представляет собой как бы переведенный в краску графический набросок, где главную роль играет линия контура. Устюгов находит множество ходов, чтобы разнообразить выразительность всех средств – линии, цвета, композиции и особенно незаполненного пространства, сделанного как бы дрожащей рукой «неловкого», «неумелого рисунка», который у Устюгова уравновешен классичностью построения, точностью и ясностью соотношения и расположения всех элементов картины. Изменился цвет, его качество и функция: помимо эмоциональной символики он служит ясной читаемости композиции. Белая фигура (незакрашенный холст) на фоне красной стены и желтого пола («На какой стул человеку сесть?», середина 1990-х). Красно-белая фигура на фоне черного рояля («Раздумье», 1994). Красно-белая фигура, скомпонованная с черным квадратом («Закрытое окно», 1996). Прозрачная фигура – сквозь нее просвечивает фон – с громадным кругом красноватого солнца. Вместо блеклой, приглушенной гаммы 1970-х и первой половины 1980-х гг. появляются большие участки, сплошь покрытые ярким или черным, или белым цветом. Он сочетает зоны, закрашенные резким цветом, с ненагруженным, чуть тронутым краской холстом. Впрочем, интенсивность закрашенных зон относительна: красочный слой неплотен, холст просвечивает и здесь: мир Устюгова светел, разрежен и невесом. Иногда интенсивен только цвет контура фигуры. Пространство фона обычно разделено линией горизонта – скорее изогнутой, чем прямой; иногда очень высокой, иногда очень низкой, иногда проведенной точно посередине. Кроме фигуры в прозрачной и беспредельной пустоте мира появляются немногие предметы: параллелепипеды многоэтажных домов – как символ реальности, музыкальные инструменты – как символ прекрасного, лодка – как символ романтики. А еще птицы – как существа, имеющие крылья и близкие небу.

Женская фигура остается главным элементом изображения. Теперь она не пишется, но обозначается толстым черным или цветным контуром. Она плоскостна, полностью утратила плоть и даже слабые намеки на конкретность. Все более стилизованная и обобщенная, обрела четкую знаковость. Она представляет собой в большинстве случаев удлиненный силуэт в струящейся до земли одежде со склоненной головой и смиренно или скорбно согбенным станом. Она почти утратила свою женскость и означает просто человеческое существо. Или, теряя и последнюю примету женскости – схематичные кружочки грудей – и обретя крылья, означает ангела, а без крыльев – Христа. В ней узнается «иконный супрематизм» ленинградского авангарда. В картине эта фигура – не объект чувства, а его субъект: тот, кто чувствует. Изображая времена года, Устюгов обходится без их примет в природе: он воспроизводит весеннее или осеннее настроение одной только позой фигуры, цветовым сочетанием и характером мазков. Фигура у него обычно одна, а если их несколько, они вторят друг другу: картина Устюгова – пространство одной эмоции, в ней то, что происходит с человеком, а не между людьми. Иногда фигура явно аллегорична: «Плач Руси по воле» (1995) или «Сон Руси» (1990-е).

В то же время, в 1990-е гг. Устюгов создает серию работ другого рода: полуфигуры в фас, в шляпах. В этих, несколько напоминающих матиссовские, работах художник демонстрирует бесконечность живописных эффектов, которые он может извлечь из одной и той же схемы изображения. Но такие декоративно-формальные работы представляют собой исключение в общем массиве его поздних произведений, содержание которых сопоставимо с поэтической фразой. Поэтический замысел удостоверяют названия-комментарии, дополняющие картину подобно надписям в японской или китайской живописи: «Решетки, решетки на каждом шагу, зачем они нам», «Я слышу, осень приходит», «Куда мы идем», «Где воля».

Живопись Устюгова – тихая, но с мощной энергетикой – обладает эмоциональной проникновенностью, связанной с ее предельной открытостью, искренностью и органичностью, способностью дать ясный образ тому, что обличья не имеет. Отрешенность от конкретного, сосредоточенность на самом бытие, поэтическое вопрошение бытия заставляет воспринимать его работы как философские, хотя мир отвлеченных, книжных понятий ему не менее чужд, чем мир практический. Его отрешенность от реальности в ее бытовом смысле, от реальности отношений, сложных причин и следствий не есть нечто специально для искусства выработанное, это не позиция, а жизненный факт. Устюгов действительно оторван от реальности, не приспособлен к ней, он ее не понимает и не интересуется ею. В то же время объектом его чувств является все-таки реальность – та, которая остается за пределами практического и для человека «нормального» только окаймляет обыденность: небо, светила на нем, птицы, времена года, общая непонятность мира, свобода и неволя, собственная малость и безграничность вселенной, незнание начала и конца. Эту окраину обыденного и вместе с тем сердцевину бытия Устюгов непрерывно ощущает, и это наполняет его работы, делая их при всей их ирреальности прозрачно ясными. И то, что в жизни имеет вид крайнего простодушия, наивности, пройдя через искушенную художественную форму, обретает ценность свидетельства и глубину философской притчи.

Л. Гуревич. Художники ленинградского андеграунда: Биографический словарь. СПб, Искусство-СПБ, 2007.

[bykinist]

Олег Фронтинский

ВСТРЕЧА С УСТЮГОВЫМ


Через Олега Григорьева состоялись все мои знакомства с людьми необычайными. Он и познакомил меня с Геной Устюговым году в 1972. Представил его как просто художника, не сказав ничего о его гениальности. Да и во внешности нового знакомого не было этих признаков. В чистом плаще и шляпе, с аккуратными усиками, похож был больше на бухгалтера или агронома. А жил в деревне на правом берегу Невы, в Новосаратовке. Машинально взял адресок. Вечная жажда живописных впечатлений толкнула поехать. К тому времени я обшарил Москву. Был у Рабина и Целкова, у Гробмана и Ситникова, но только у Яковлева вздрогнул от чуда.

Второй раз это случилось в Новосаратовке. Развертывалась панорама Невы, Уткина заводь и, не доезжая лесопарка – Новосаратовка. Мать копалась в огороде. Она не допускала сына до земных дел. В беленой горнице – пара картин. Помню девушку со старухой, девушка со склоненной головой в Устюговской позе. Картина попала потом к врачу, собиравшему работы пациентов.

Читать дальше... 

Для Гены это был первый контакт с ценителем живописи. Много лет после изгнания из СХШ никто не реагировал на его картины. Его недавно выгнали с работы за хранение Библии. После СХШ прошло 10 лет. Там ему знакома была слава первого колориста, внимание учителей, покрывавшие колы и двойки. Гена не забивал свою голову школьными знаниями. Ему от рождения были открыты высшие истины и доступны контакты с тончайшими материями. Он чувствовал свое создание «по образу и подобию». Будучи абсолютно честным, что свойственно некоторым русским чудакам, он решил заниматься только тем, что приведет его к вершинам живописи. А это уводит от реальности в мир умозрительный и идеальный. А мир реальный – враждебен таким людям «неадекватного поведения». И сколько же вытерпел этот хрупкий и гордый человек!

А в СХШ его ценили не только учителя. Сам Шемякин подворовывал его работы и копировал тайком. Вспомните ангела из коллекции Сидорова – это чисто Устюгов. О раннем становлении наших самородков я уже писал в тексте о В.Шагине. Ситуация подполья требовала: или развивайся рано, или помрешь неразвитым.

В тот первый визит Гена показал мне большую пачку рисунков – штук 200. Семь штук я унес с собой, заплатив, помню, по 5 рублей. Только эти семь и сохранились. Среди них – две акварели, которым вообще нет цены – только Ботичелли смог бы приблизиться. Представляете? В Новосаратовке!

Потом мимо грядок с укропом (или с редиской) прошли мы к сараю. В полумраке тихо светилась волшебная живопись. А на полках – скрипочки, дудочки, охотничий рог, вазы с сухими цветами, старые книги, иконы… Все это собрано в длительных пеших походах. Стены сарая выгородили пространство иной жизни, здесь можно было дышать и мечтать. Второй раз в те годы явилось мне чудо живописи.

Здесь было прикосновение к тайне и томительное ожидание счастья, недоступного в жизни. Неведомым образом дух обратился в материю. Гимн незнакомке был пропет с помощью цвета, иногда плотного, как эмаль, иногда бегущего по холсту под порывистой кистью. Вот он вспыхнул алым флажком в платье девушки (девушка со старухой), вот струится нежный зеленый в стройной фигурке девушки с голубем и сияющий рыжий в одном из портретов, и серебристые платья бегущих по берегу моря. Но больше всего мне запомнился изумительный белый в натюрморте с бутылками, белыми бутылками на воздушном серо-голубом с россыпью зеленых яблочек. Почему я не увез его сразу? Равного этому шедевру не было в живописи 20 века. А теперь нет и этого натюрморта и «бегущих по берегу моря». Попали под руку во время очередного уничтожения картин, где автор совмещал в одном лице и Ботичелли и Савонаролу. Тогда же сгорели рисунки.

Кажется, была весна, время когда:
На дворе звенит капель,
Травка бьется за свободу,
Солнышко слагает оду
Разговорчивый апрель…

Помню – мы выносили из сарая холсты и вешали на заборе, и серо-голубой фон натюрморта растворился в голубом небе, и «бегущие» прыгали через канавы, а девочка с голубем готова была запустить его в облака. Оттаивали совхозные поля, где недавно работал Генин отец, сначала директором, а потом плотником (агрономом). Пели жаворонки. И ликование живописи… Да, так все и было.

Через несколько дней я снова в Новосаратовке. Мне еще рано было делиться открытием. Под крышею чердака я нашел шесть мешков для картошки, набитых осколками живописи. Таким трудом шлифовал он свое мастерство. Почему я не забрал тогда эти мешки? Все музеи России светились бы Устюговым. Мне, отличнику, не хватило здравого смысла.

А потом и В.Некрасов повторил этот подвиг, пустив по волнам Москвы-реки сотни рисунков. И Ш. Шварц, забывший при переезде на старой квартире чемоданчик с наследием. Какой-то высший закон не дает погружаться шедеврам в рутину жизни.

И все же пришлось поделиться радостью. Следующим поехал Apex (Александр Арефьев ). Он тоже был жаден до впечатлений. Вернулся просветленный. Его, язычника, автора сцен бесконечных насилий, знающего жизнь не понаслышке, погруженного по уши, поразила Генина чистота. Он уже начал стареть. Потом была Жилина. Она увезла несколько лучших работ, осевших потом в коллекциях Гора и Ласкина. Гена нравился всем, кроме В. Шагина.

Устюгов прожил в интернате СХШ три года. Он основательно усвоил ремесло живописи. Умел натягивать и грунтовать холсты. Краски его никогда не жухли, блеска достигал без покрывных лаков, и вообще изумительно чувствовал природу материала, которым работал. Для резьбы по линолеуму использовал самодельные штихеля из деталей примуса. Из соратников по школе вспоминает Мавлюбердина, ставшего театральным художником, и Сергея Алексеева, ставшего лесником. Позднее подружился с О. Григорьевым. Академическая система обучения его не увлекла, считал, что не дает выхода фантазиям.

Вспоминает свои композиции школьных лет по натурным зарисовкам. Семейство генерала в универмаге покупает пальто для дочки. Генерал стоит, выпучив глаза, мать поправляет складки, девочка в бантах улыбается. Я думаю, это было похоже на Соломаткина, сильнейшего из русских колористов. На второй картинке – группа поваров на кухне, один чистит картофель, второй мешает борщ в чане. Голубое ведро возле зеленого стола и серо-голубые стены. Цвет Гена любил уже тогда. Ему нравились малые голландцы. Позже ему был близок Борисов-Мусатов и русская икона.

Откуда же в нашем болоте устюговский талант? Этот самородок не похож ни на кого. Ни французы, ни художники «круга», ни художник квадрата. Не найдете прямых влияний, хотя изощрен и знает не меньше нас с вами. Его советы безошибочны и точны. Уберешь, – говорит, – блик на борту корабля и облака повиснут грязными тряпками.

Гена родился в маленьком русском поселении Такмак, что затерялось среди киргизских земель. Цветущие сады и близость гор, и горные реки, и ликованье природы, и постоянная тревога завоевателей. Отец был направлен к киргизам насаждать новый колхозный быт. А сам был из Вятки, где таланты не редки (Васнецовы, Рылов, Чарушин). Мать была с Волги. А потом жили в Карелии, а потом в Новосаратовке, где мы и встретились. А потом – улица Бабушкина, дом 95. Но это длинная песня…

[fabosch]

Недавно в K-Gallery на Фонтанке состоялась замечательная выставка работ Г. Устюгова. Среди коллекционеров, предоставивших работы для выставки, был и упомянутый выше О. Фронтинский. Владелец галереи после закрытия сказал, что он не ожидал, что эту выставку посетит такое большое количество зрителей
Извините за оффтоп

[bykinist]

Сообщение от fabosch

Недавно в K-Gallery на Фонтанке состоялась замечательная выставка работ Г. Устюгова. Среди коллекционеров, предоставивших работы для выставки, был и упомянутый выше О. Фронтинский. Владелец галереи после закрытия сказал, что он не ожидал, что эту выставку посетит такое большое количество зрителей
Извините за оффтоп

http://video.yandex.ru/users/putyatichna/view/121/

[bykinist]

Продаю:

Геннадий Устюгов, Портрет девушки, 2003 г., холст/масло, 77 х 63 см.

[bykinist]

еще фото.........

[bykinist]

Портрет весёлова пацана, 2005 г., 40 х 27 см., холст/масло -- 80,000 р
Портрет девушки, 2003 г., 77 х 63 см., холст/масло -- 150,000 р

[bykinist]

Тема закрыта, спасибо. (по обеим картинам)