Коллекционеры

[Евгений]

Интересная статья на ARTinvestment.RU (Е.А.)
----------------------------------------------------
2008 год стал настоящими «американскими горками» для мира искусства. С одной стороны, громкие рекорды на аукционах, открытие новых музеев и галерей, появление новых важных игроков на рынке произведений искусства, с другой — мировой экономический кризис, который всерьез вознамерился подмять под себя арт-рынок. Сложно придумать больший накал страстей. Американский журнал Art + Auction рассказывает о тех, кто в 2008 году был «законодателем мод» в мире искусства, тех, кто внес свою лепту в его глобализацию.

http://artinvestment.ru/invest/ratin...community.html

[Кирилл Сызранский]

Евгений, была же ссылка на эту статью. Или нет?

[Евгений]

Кирилл Сызранский, В начале поста уже устарели..это новое..меня лично немец Мартин Рот интересует( есть тема одна.),ну и что бы не затерялась в архивах .

[Евгений]

Много есть интересной информации для атрибуции картин (список- 2110 коллекционеров, переход по ссылки ) .(Е.А.)
----------------------------------------------------------------------
КОЛЛЕКЦИОНЕРЫ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОГО ИСКУССТВА
РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

В начале 2007 г. в рамках издательского проекта Российского Дворянского собрания и московского издательства Центрполиграф «Россия забытая и неизвестная» в рубрике «Российский образ жизни» вышла книга
СОБИРАТЕЛИ И ХРАНИТЕЛИ ПРЕКРАСНОГО
Энциклопедический словарь российских коллекционеров
от Петра I до Николая II
1700-1918 гг.
Авторы книги А.П. Банников, С.А. Сапожников

Вниманию читателей представляется книга, созданная в память 2110 отечественных собирателей произведений изобразительного искусства и их наследников. В этой более чем двухвековой эпопее запечатлены имена императоров, представителей аристократии, дворянства, купечества, даже простых чиновников, приказчиков и крестьян. В России не было сословия, которого не затронула бы эта одухотворенная и благородная страсть к собирательству и потребность в красоте.
В книге 9 альбомов-вклеек с 660 иллюстрациями: портретами, дворцами и галереями коллекционеров, что делает зримыми образы и плоды деятельности наших соотечественников, ставших творцами Эрмитажа, Исторического и Русского музеев, Третьяковской галереи, Музея изящных искусств, многих других сокровищниц искусств, включая так называемые «малые эрмитажи» - свои собственные домашние музеи.
Как и вся серия, книга рассчитана на широкий круг читателей, в данном случае на искусствоведов и музейных работников, историков и генеалогов, а также на государственных и общественно-политических деятелей и ученых, причастных к формированию новых духовных ценностей возрождающейся России.
http://www.nobility.ru/?id=153

[Евгений]

(Александр Дадиани :владелец антикварной галереи «Александр Арт» и директор аукционного дома Crostby.)
Беседовал Максим Шульц.
Как вы пришли в антикварный бизнес?
— Я начинал с Фаберже. Из поколения в поколение в нашей семье передавались икорница с двумя осетрами и маленькие нефритовые часики. Эти две вещи стали отправной точкой моей коллекции. Постепенно собирательство переросло в бизнес. Сначала появился первый магазин, затем второй, третий... Последние пятнадцать лет я занимаюсь в основном изобразительным искусством — главным образом, русской живописью. Но особенно пристрастно собираю иконы. Впрочем, академики и передвижники также не оставляют меня равнодушным.
Семья оказала какое-то влияние на ваше увлечение искусством?
— Конечно. Мама была балериной грузинской оперы, поэтому мы много времени проводили в Тбилиси. Мое детство прошло в доме близкой маминой подруги — Мирель Зданевич. Она была женой Аполлона Кутателадзе — прекрасного живописца и ректора Академии художеств Грузии. Отец Мирель — Кирилл Зданевич — первым открыл Нико Пиросмани. Так что я на протяжении долгого времени буквально жил среди работ этого замечательного примитивиста. Увлечение Пиросмани осталось со мной на всю жизнь — сейчас я располагаю коллекцией из нескольких бесценных работ этого художника, которые живут в моем доме, и уже мои дети и внуки растут среди них.

Читать дальше... 

Вы ощущаете себя представителем древнего рода?
— Безусловно. Род Дадиани Мингрельских известен с 1036 года. По своему влиянию на историю грузинского народа с Дадиани могут соперничать разве что Багратионы. Я остро чувствую связь поколений. Понимание того, что ты не случаен, что за твоей спиной стоят поколения и поколения твоих предков, дает очень сильные эмоции. Генетическая память помогает мне в моих занятиях антиквариатом. Я не могу сказать, откуда мне известно, чем эта вещь хороша, а та — нет. Это абсолютно иррациональное чувство, голос крови. Я не могу предложить собственного определения прекрасного, но я отлично распознаю подлинную красоту, идущую от произведений искусства. И не важно — полотна это старых голландских мастеров или работы советских нонконформистов.
Что можно назвать визитной карточкой «Александр Арт»?
— В ноябре следующего года мы устраиваем выставку под рабочим названием «Временные хранители вечного». На ней будут представлены работы не только из фондов галереи, но и давно ставшие частью других коллекций, проданные нами картины. К этой выставке мы выпустим каталог, работа над которым идет уже сейчас. Благодаря этому каталогу каждый новый клиент «Александр Арт» получит возможность составить довольно полное представление о нашей работе.

Можно сказать, что у «Александр Арт» два пространства. Одно — в здании ресторана «Прага», другое — в «Крокус Сити». Зачем вам так много?

— «Александр Арт» в «Праге» — это классический антикварный магазин, центр, который посещали такие известные личности, как Билл Клинтон и Джордж Буш, Гельмут Коль и Герхард Шредер. Эта площадка ориентирована в основном на декоративно-прикладное искусство. Однако если «Прага» находится на Арбате, в антикварном квартале Москвы, то «Крокус» выигрывает за счет своей уникальной инфраструктуры, роскошного дизайна и местоположения. «Александр Арт» в «Крокусе» — более современная, светская галерея. Антикварный бизнес часто предполагает конфиденциальность, а потому мы специально оборудовали несколько гостиных для очень важных встреч. Кроме того, именно в «Крокусе» организовано специальное хранение живописи, дающее возможность профессионально содержать коллекции наших клиентов.

Что заставляет коллекционеров заниматься собирательством? Возможность выгодно вложить деньги?

— Мне кажется, деньги имеют здесь второстепенное значение. На первом месте — увлечение, которое у некоторых собирателей принимает порой черты страсти. Коллекционер обретает некую параллельную жизнь, живет своей коллекцией, стремится пополнять ее. Кстати, основное преимущество нашей работы не в разовых продажах, а в возможности формировать уникальные коллекции.

А как насчет чистки коллекций?

— Это пользуется едва ли не большим спросом, чем формирование! Как правило, речь идет о придании коллекции определенной стройности. Например, определение концепции собрания, разграничение ценностных категорий, поиск истории, публикаций, архивных материалов к уже приобретенным работам, определение подлинности и заполнения лакун в материале, подборе предметов и авторов, которые могли бы наиболее полно представить идею собрания.
И каков обычно процент отсева?

— Около 50 процентов.

Сегодня много говорят о том, что уровень Антикварного салона в ЦДХ постепенно растет.

— Я бы так не сказал. Есть пять–шесть людей, на которых держится Салон, остальные просто создают фон. О первых я не хочу говорить, потому что не желаю делать им рекламу, остальные же обидятся, если я назову их «балластом». Вообще же Антикварный салон превратился в тусовку профессионалов. Это хорошая площадка не столько для бизнеса, сколько для общения.

Можете сказать то же самое о Международном салоне изящных искусств в Манеже?

— Он пока еще достаточно молод, а потому, как и все не до конца устоявшееся, привлекает большой интерес. Но, думаю, через пару лет Салон также превратится в своего рода клуб.

Существует такое расхожее понятие, как гордость за фирму. В чем оно заключается именно для вас?

— Гордость компании — это репутация: чем больше хороших, добрых слов мы слышим о нашей работе, тем больше понимаем, что занимаем достойное место в нашей профессии.

У вас есть профессиональная мечта?

— Я стремлюсь создать такую коллекцию, которую с гордостью можно было бы провезти по всему миру. Мечтаю о том, чтобы этой выставке сопутствовала масса приятных мелочей: толпы посетителей, лестные отзывы критиков, ажиотаж среди искусствоведов. Ну а потом можно и на покой: поселюсь на родине или на морском побережье Франции, напишу книгу. Что-нибудь вроде хемингуэевского «Старик и море»... Маленькой лодочкой я уже обзавелся.

http://www.crostby.com/about/interviews-003.shtml
-------------------------------------------------------------
На фото:Александр Дадиани.

[hanzen]

Сообщение от Евгений

книга, созданная в память 2110 отечественных собирателей произведений изобразительного искусства и их наследников.

Спасибо за информацию! Безусловно, весьма интересное издание. Но, при всей многогчисленности упомянутых отечественных собирателей, список не полный. Можно выразить только надежду на то, что работа будет продолжена.

[Евгений]

Андрей Васильев (статья в журнале от 05.2005г)
---------------------
О Соломоне Шустере, про десятилетие со дня смерти которого вспомнила недавно московская галерея «Наши художники», писать совсем непросто. Образ его двоится, множится. С первой стороной его жизни, кинематографической (лайковый пиджак, клетчатая кепка и контрабандный Dunhill, желтящий никотиновые пальцы подвижных и тонких рук), всё в порядке: преуспевающий, в меру фрондирующий и социально-заострённый режиссёр, автор до сих пор востребованных кинодрам, вроде «Дня приёма по личным вопросам». Вторая же ипостась Шустера, собирательская, менее ясна и как бы провисает.

Советское общество не знало такого занятия, как профессиональный коллекционер. Задолго до рождения Шустера власть, привитая от любой приватности, от малейшего дуновения частной инициативы, немного робела в казавшихся ей пустой блажью вопросах коллекционирования. Канонизированный образ чудака-профессора, «депутата Балтики», ещё допускал наряду с кадетской бородёнкой какие-то картинки на стене и финтифлюшки на комоде, но любое фокусирование камеры на живописном полотне было уже прерогативой официального искусствоведения. Этот ракурс мог быть изменён только для криминального сюжета. Как ни странно, тут и выразительных средств находилось больше, и жизнь регулярно поставляла материал для художественных разоблачений. «Человек с двойным дном», «Кто вы на самом деле, гражданин Шустер?» — эти гипотетические заголовки советской газетёнки вполне могли пойти в дело, доведись власти обидеться на кинорежиссёра и придраться к его «другой жизни». Но к счастью всё складывалось благополучно. Юрий Нагибин, не оставивший на страницах своего дневника живого места даже от близких друзей, про Шустера написал неожиданно просто и мягко. Писатель упомянул, что Шустеру, дабы избавиться от тягот современности, надо только эмигрировать в свою «счастливую коллекционерскую Аркадию».

Читать дальше... 

Как ни странно, Юрий Нагибин одной фразой отметил те черты в облике Соломона Шустера, которые оценивались современниками как пижонство или, в лучшем случае, как дендизм советского извода. Тут следует заметить, что, отличаясь от окружающих, Шустер в этом всё же не был одинок. Толпа на премьерных показах в фойе ленинградского Дома кино всегда вызывала ассоциации с массовкой Феллини и лишь потом по отдельным чертам вынуждала вспомнить о прописке. Но внешность Шустера и тогда была «чересчур» и тянула уже на двойное духовное гражданство.

Замшевая куртка, неспешная походка. Сутулость и явная гипертрофия грудной клетки делали его похожим на скрипача с картины Яковлева; тугой крахмал дорогой сорочки, расцвеченный бабочкой, — не пошлым «халдейским» кис-кисом на резинке, а собранной сложным и благородным узлом, искусство завязывания которого преподал Шустеру старый коллекционер Блох. Какие-то немыслимые бостоновые костюмы и касторовые пальто, твидовые пиджаки и крылатки, существовавшие вне советских представлений о моде и поэтому выпадавшие из неё, как какой-нибудь гиматий.

Александр Бенуа однажды написал на своей визитке — «служитель Аполлона». Не меньше оснований было сделать нечто подобное и у Соломона Шустера, безусловно, относившегося к коллекционированию очень серьёзно. Сейчас трудно реконструировать начало его собирательского пути. Сколько было на этой дороге всем знакомого противодействия родительским ценностям, сколько окрыляющего чувства обретения новых, недоступных его отцу горизонтов. Несомненно, эта проблема — скрытое соперничество и одновременно продолжение семейной традиции — существовала. Об этом говорит и знаковый для прагматичного Шустера акт безвозмездной передачи в Эрмитаж лучших вещей отцовского собрания, и постоянная полемика, звучавшая в его высказываниях и писаниях по отношению к классическим образцам.

Это сосуществование с классикой становилось ясным всякому, кто переступал порог шустеровской квартиры — анфилада нескольких комнат, некогда ампутированных от большого барского тела и переживших тридцать пять лет коммунального ада, а потом восстановивших иллюзию суверенитета благодаря цепочке неравноценных обменов. Кстати, один раз в качестве доплаты участвовали деньги, полученные от Русского музея за хрестоматийный, почти трехметровый, машковский «Автопортрет с портретом Кончаловского». (Любопытно, какие хоромы можно было бы воздвигнуть сейчас на деньги от этой картины?)

Всем заинтересованным лицам Москвы и Ленинграда Соломон Шустер был известен как собиратель фигуративной русской живописи ХХ века «левее Мира искусства». Но первое, что видел посетитель в его спальне (куда попадали непосредственно из прихожей!), была огромная, неподъёмная даже на взгляд Мадонна болонской школы в колоссальной чёрной резной раме. Окружённая сонмом ангелов, кающихся магдалин, иродиад и юдифей с отрезанными головами в руках и на блюдах картина знаменовала собой исток, начало шустеровской коллекции. То, от чего он отталкивался и к чему всё же до конца своих дней сохранил детское уважение. Об этом же говорил неизменно занимавший почётное место парадный портрет Игнатия Шустера кисти Владимира Маковского. Это была единственная картина из коллекции Абрама Игнатьевича, отца Соломона, удостоившаяся чести съездить с владельцем в эвакуацию из осаждённого города и благополучно вернуться обратно.

В этом пиетете, в этом внимании к фамильной, мемориальной, исторической или, если угодно, литературной стороне сосредоточена одна из важнейших черт шустеровской коллекции. Она существовала не в вакууме, напротив, была окружена не менее важными собраниями Окунева, Чудновского, Блоха, Палеева, Лойцянского, Эзраха, Рыбакова… Но внимание к истории и бытованию вещи, её правильной атрибуции, характеристике изображенного лица — если речь шла о портрете — у Шустера было исключительным. Если в большинстве случаев собрания — как, например, поразительного качества коллекция Чудновских — висели на стенах, то у Шустера в экспозиции была видна лишь одна сотая часть айсберга. Всё остальное было своего рода творческой лабораторией, где выстраивались гипотезы, подтверждалось или опровергалось авторство, в поисках справок переворачивались горы литературы. В какой-то степени собирательский профессионализм Шустера проявлялся как раз в работе с «непонятными» и отвергнутыми работами. В этом заключался смысл его почти ежедневных объездов магазинов и лавчонок перестроечного Ленинграда, когда очередные социальные коллизии вымыли на рынок довольно много интересных вещей. В этом же и его поразительное внимание к заинтересованному собеседнику (пускай даже юнцу), в котором Шустер всегда видел коллегу и товарища по «высокой болезни» — коллекционированию. Демонстрация полотен его собрания всегда сопровождалась вопросами о том, что думает зритель о качестве живописи, о модели, о времени создания картины. Высоким профессионализмом объяснялись его исследование происхождения картин, переписка с музеями и частными лицами, штудирование телефонных книг и ведомственных справочников, просмотр бесконечных разновременных изданий, альманахов и сборников.

Обыденное мнение всегда представляет собирателя или чудаком, игнорирующим ценности своего времени и выигрывающим неизвестно что по гамбургскому счету, или прагматичным предпринимателем, инвестирующим в искусство. Применительно к Соломону Шустеру эти соображения явно неверны. Безусловно, первое, чем он руководствовался, — это эстетические критерии. Столь же безусловно, что критерии эти, во всяком случае сначала, были во многом шестидесятническими, немного поверхностными и наивными, построенными на отторжении набивших оскомину представлений о «русском реализме».

В такой же степени несомненно, что со временем его «чувственный эстетизм» вошёл в противоречие с его любовью к подлинной истории и со стремлением к упорядоченной систематизации предметов собрания, поискам корней. Отсюда внимание к мастерам второго плана, к их биографиям, не столько даже к приобретениям, сколько к неудачам и потерям. К несостоявшимся судьбам, забытым именам, растоптанным жизням. Шустер мог часами сидеть в какой-нибудь комнате ленинградской коммуналки, выспрашивая у беспамятного потомка давно ушедшего художника особенности биографии его предка, или мчаться в деревню, где на чердаке ждал архив всеми забытой Надежды Лермонтовой.

В этой же плоскости лежит и пристальный интерес Шустера к художникам русской эмиграции. Не только к известным именам и устойчивым репутациям, но и к почти незнакомым в то время фигурам. Ещё до всякого изменения политической конъюнктуры он умудрился разыскать в Москве родственников Павла Челищева, получивших после смерти живописца часть его наследства. Как только появилась возможность, он одним из первых стал активно покупать русские вещи за границей. Причём не только на аукционах и у дилеров, но и непосредственно у потомков, предвосхищая «подвиги» новых русских галеристов.

Нет сомнений, что помимо понимания материального, престижного и эстетического статуса коллекции, он осознавал общекультурную ценность своего увлечения. Именно поэтому, как только появилась возможность, он включился в работу Российского фонда культуры по организации выставок из частных собраний. Этим, наверное, определялась и его довольно поздно возникшая потребность записывать истории своих находок. Частью он публиковал их в дружески настроенном к нему журнале «Наше наследие», остальное писал в стол. Что не ложилось на бумагу, то проговаривалось, до бесконечности шлифуясь в устном пересказе, обретая всякий раз новые детали и подробности.

Совершенно не чуждый радостям жизни, любитель карт, хорошего табака, вина и комфорта, Шустер казался воплощением гедонизма. Его друзья, связи, пристрастия, какая-то особая укоренённость в мире вещей, знание, даже «знаточество» предметов, разводили его с метафизикой, делали неуместными любые разговоры с ним на эту тему. Но вот он ушёл, и многое в его деятельности вдруг стало обретать объём, глубину и значительность. Какие-то поверхностные размышления и находки Шустера через десять лет проросли затейливыми интерпретациями, его оценки и атрибуции для кого-то стали почти эталонными, а обыденная ленинградско-московская жизнь коллекционера постепенно оказывается объектом чуть ли не академического изучения. Становится понятным, что сам Шустер обо всём этом знал, а если не знал, то догадывался, пытаясь сохранить для окружающих то, что мог сохранить лишь он один. Когда он умер, один из близких высказал немного парадоксальную мысль о посмертной его судьбе, предположив, что вне предметного окружения ему, очевидно, будет «бесконечно скучно». По прошествии десяти лет хочется думать, что это не так. Наверное, «там» Соломон Абрамович Шустер, соприкоснувшись с «идеями вещей» и первообразами картин, наконец, обрел последнее знание.
http://www.iskusstvo-info.ru/2005/5/06_66_73.htm
По теме:книга,автор С.Шустер "Профессия коллекционер" http://forum.artinvestment.ru/showpo...85&postcount=2

[hanzen]

Евгений, учитывая Ваше высокое звание "Гуру", с чем я полностью согласна, осмелюсь спросить, не знакомо ли Вам имя коллекционера А.В.Гордона. Меня интересуют истории комплектования его Собрания.

[Евгений]

Гуляя по хитроумным проулкам Старого города Женевы, не сразу найдешь улицу Гранж, она находится несколько на обочине - когда-то там располагались конюшни и амбары, давшие название улице.
И уж конечно, непосвященный не отыщет маленький, но интересный музей, расположенный. А между тем, он стоит того: Musée Fondation Zoubov - частная коллекция предметов искусства, многие из которых уникальны.
Русскому человеку, конечно, сразу интересно узнать - почему Зубов?

Читать дальше... 

Полное имя основательницы коллекции - Росарио Джулия Шиффнер де Лареха Зубов (1892-1984). Будущая графиня родилась в Аргентине (в ее жилах текла немецкая и аргентинская кровь), в семье богатого предпринимателя - отец, Эмилио Шиффнер, занимался торговлей зерна, помимо плантаций сахарного тростника, владел недвижимостью.
Одна из богатейших наследниц Аргентины, Росарио росла, путешествуя между Буэнос-Айресом, Берлином, Лондоном и романдской ривьерой - Колони.
Первым супругом будущей графини стал итальянский посол, с которым она жила в Тегеране.
Овдовев, она вышла замуж вторично - за графа Сергея Зубова. Свадьба состоялась в 1922 года в Колони, как известно, самом роскошном женевском предместьи.
Граф Сергей Платонович Зубов (1881-1964) был не просто графом, а потомком знаменитого фаворита Екатерины II Платона Зубова, того самого, что принимал самое непосредственное участие в заговоре против Павла I. По легенде, именно Зубов заявил Павлу I - "Вы больше не император", а в ответ на резонную затрещину, ударил его табакеркой в висок. Что было дальше, вы знаете...
Граф Сергей Платонович родился в Москве, но провел свое детство в Санкт-Петербурге, в Зубовском дворце. Семья Зубова, как и многие богатые люди того времени, не жалела денег на благотворительность : на свои средства построила инвалидный дом, в годы Первой Мировой войны - военный госпиталь, а также занималась устройством санитарного поезда.
Любопытна судьба младшего брата Сергея Платоновича - Валентинa : завсегдатай знаменитого поэтического кафе "Бродячая собака", он сначала преподавал искусствоведение в Петербургском университете, затем, в первые послереволюционные годы, сотрудничал с Луначарским: был директором Гатчинского музея. После эмиграции он принимал активное участие в деятельности русской диаспоры, был сотрудником "Русской мысли".
Сергей Зубов проводил много времени за границей. Он занимался беллетристикой и написанием поэм и пьес - одна из них была представлена на сцене Императорского театра Петербурга.
После Революции, потеряв все свои капиталы и имения, семья Зубовых эмигрировала в западную Европу.
Трагична судьба единственной дочери Росарио и Сергея Зубовых, Татьяны: она умерла молодой - в 1957 г. разбилась в автомобильной катастрофе в Уругвае. Ее останки были перевезены и захоронены в Женеве, на кладбище Св. Георгия.
В память о безвременно погибшей дочери графиня Зубова и решила подарить свою богатую коллекцию городу. Многочисленные предметы искусства, собиравшиеся не один год, стали открыты для широкой публики.
Зубова хотела, чтобы ее апартаменты на улице Гранж, 2 стали доступны для посещения, а также для организации официальных мероприятий - с этой целью в 1973 года был создан фонд "Памяти графини Татьяны Зубовой".

Какие же экспонаты представлены в этой коллекции?

Многочисленные картины, рисунки, гравюры, китайские эмали, посуда, предметы культа и, кроме того, сама обстановка комнат в духе салонов 18 века регулярно привлекают сюда посетителей.
Отдельный интерес представляют предметы, связанные с Россией: многие из них «родом» из Строгановского и Павловского дворцов Петербурга.
Так, например, все люстры и настенные светильники из горного хрусталя и бронзы - именно оттуда: они датируются 18 веком.
Виды Петербурга, запечатленные французским художником Лапрэнсом, помимо живописных пейзажей, дают представление и о повседневной жизни горожан. Прожив несколько лет в России, Лапрэнс хорошо узнал и передал в своих работах интересные детали быта - сам Дидро восхищался его картинами.
Портреты Екатерины II, Павла I, императрицы Марии Федоровны кисти итальянца Лампи - настоящая жемчужина коллекции - ведь его работами могут похвастаться немногие частные собрания !
Художник прожил некоторое время в России при царском дворе, написав несколько портретов царской семьи и придворных.
Но "гвоздем" коллекции является кабинет "Екатерина II": меблировку и изделия из фарфора 18 века венчает большой гобелен с изображением великой императрицы.
Стоя со скипетром в руках напротив бюста Петра Первого, она как бы напоминает, что стала его преемницей. "Начатое совершится" - гласит надпись над ее головой.
Гобелен интересен еще и историей производства.
В 1716 году именно Петр I заложил основу российского производства гобеленовых тканей - в Санкт-Петербурге, стремясь украсить Двор на европейский манер. Благодаря ему, лучшие французские мастера открыли свои ателье в Петербурге.
В период властвования Екатерины II, бум несколько поутих. Наконец, финансовые трудности привели к тому, что в 1859 году производство гобеленов было прекращено.
Другая жемчужина кабинета - портрет великой княжны Александры Павловны, дочери Павла I - кисти Боровиковского.
Воздавая должное вкусу Екатерины Великой, Дидро, ее корреспондент, писал: "Среди полного мира мы продаем наши картины и статуи, а Екатерина скупает их в разгар войны. Науки, искусства, вкус, мудрость восходят к северу, а варварство со своими спутниками нисходит на юг".
Кроме коллекции, интересен и сам дом и его история. Образец классической архитектуры 18 века с элементами греко-римской эстетики, он повидал на своем веку не одну знаменитость, в том числе Камилло де Кавур - одного из инициаторов объединения Италии (дом принадлежал его матери).
На протяжении веков домом владели знаменитые женевские фамилии - Саразэн, Селлон и другие.
Одним из самых ярких владельцев был женевский политик Жан-Жак де Селлон, гуманист, аристократ и оригинал. Так, например, по случаю годовщины смерти Кальвина в 1814 г. он ратовал за установление огромной статуи великого реформатора... прямо у входа в Старый город!
Но городские власти отклонили его инициативу. Не долго думая, Селлон устанавливает большой надгробный камень в память Кальвина на своей террасе - посетители музея смогут увидеть его во внутреннем дворе.

Наконец, с внутренней террасы дома открывается великолепный вид на Новую площадь, один из красивейших в городе - графине Зубовой нельзя отказать во вкусе.
Посетив музей, вы прикоснетесь к истории Петербурга и Женевы и почувствуете связь между ними, в уютной атмосфере частной коллекции.
Музей http://www.nashagazeta.ch/%D0%BC%D0%...82%D1%83%D1%80

----------------------------------------
1-2.Зинаида Серебрякова. Портрет Росарио-Зубовой.

[Евгений]

Издания Петровской эпохи представляют собой совершенно особую и оригинальную группу антикварной книги, принципиально отличную по своему содержанию и художественно-полиграфическому оформлению от книг как предшествующего, так и последующего времени..Преобразовательная деятельность Петра I во всех сферах жизни русского общества привела к быстрому социально-экономическому и политическому развитию страны в начале XVIII века, бурному росту национальной культуры, науки, просвещения, носящих ярко выраженный светский характер, способствовала широкому развитию издательского дела, поставленного на службу интересам государственного преобразования и развития новой культуры.

Читать дальше... 

Известно, что Петр I лично руководил книгопечатанием и издательским делом, сам определял тематику изданий, отбирал книги для перевода, занимался редакторской работой, следил за качеством печати, много внимания уделял вопросам оформления изданий, в том числе качеству бумаги и переплета.С его именем связано создание типографии для печатания светских книг на русском языке в Амстердаме (1698-1702), основание Петербургской типографии (1712), за короткое время ставшей ведущей в стране по изданию гражданских книг, появление новых видов изданий и др., а главное - реформа русской азбуки и на ее основе - печати (1707-1710). Легкость усвоения, удобство в наборе новой гражданской азбуки, заменившей старую кирилловскую с ее сложной графикой и еще более сложным (с учетом надстрочных знаков) типографским набором, демократизировали чтение, способствовали распространению грамотности, развитию просвещения Новые задачи книгоиздания, открытие в стране целой сети общеобразовательных и специальных школ уже в начале века способствовали появлению многочисленной и разнообразной по содержанию учебной литературы, изданий прикладного характера. Так, в 1701 году на Московском печатном дворе был выпущен первый в XVIII веке учебник - "Букварь" Ф.Поликарпова с бытовыми гравюрами, впервые приведенными в русской книге греческими и римскими шрифтами. Текст "Букваря" (на русском, греческом и латинском языках) располагался на страницах параллельно, в два-три ряда. Такое расположение материала в дальнейшем будет широко применяться в изданиях гражданской печати по военному и торговому морскому законодательству.

В 1703 году вышла из печати "Арифметика", составленная русским математиком, преподавателем математико-навигационной школы Леонтием Магницким. Помимо арифметики, в учебник были включены основы алгебры, геометрии, тригонометрии в практическом применении их к механике, геодезии, навигации; при изложении геометрии впервые в московской типографской практике в учебнике были помещены чертежи, а также применены арабские цифры. Вобравшая в себя все современные знания в области математики, "Арифметика" Л.Магницкого служила настольной книгой не одному поколению учащихся.

В 1704 году на Московском печатном дворе был издан один из первых русских словарей иностранных слов - "Лексикон треязычный" Ф.П.Поликарпова, предназначенный для желающих изучать греческий и латинский языки. В конце книги помещен один из первых списков "типографских погрешностей" (опечаток), имеется предметный указатель и "реестр азбучным чинам". В 1705 году в Амстердаме значительным по тому времени тиражом (700 экземпляров) вышел первый отечественный эмблематический справочник - "Символы и Емблемата". Его издание было вызвано потребностью тогдашнего читателя в знании эмблематики и символистических изображений - необходимых атрибутов стиля барокко, официального стиля русской культуры начала XVIII века. По содержанию книга представляла собой свод западных образцов девизов и аллегорий (всего 840 гравюр на меди), заимствованных из иностранных источников. Девизы приводились на девяти языках: русском, латинском, французском, итальянском, испанском, немецком, английском, голландском и фламандском. Книга имела два заглавных листа: на одном - гравированное название книги на русском языке и портрет Петра I в окружении восьми гравюр, заключенных в медальоны, а на другом - тот же текст на латинском языке. В 1788 году книга была переиздана, в 1809 году вышла третьим, а в 1811 году - четвертым изданием, что свидетельствует о длительности ее практического применения.

В 1708 году Московским печатным двором была выпущена "Геометрия славенски землемерие" (тираж - 200 экземпляров) - первая русская книга гражданской печати. Издание это является переводом на русский язык широко известного на Западе учебника, лично правленного Петром I. В некоторые экземпляры "Геометрии" были вплетены фронтиспис и 135 гравированных на меди чертежей работы иностранного мастера с досок немецкого издания, вышедшего в Аугсбурге. В верхней части гравюр помещался чертеж, а в нижней - изображение Венгерской крепости. Отсутствие в большинстве экземпляров "Геометрии" чертежей было, по-видимому, причиной того, что через одиннадцать месяцев книга была переиздана, но уже под заглавием "Приемы цыркуля и линейки" с чертежами работы П.Пикарта. В "Геометрии" имеется и один из первых предметных указателей - "Реестр азбучным книгам".

В том же 1708 году Московский печатный двор издал "Приклады како пишутся комплименты разные..." - первый русский печатный письмовник, содержащий образцы разнообразных писем, в том числе "звательных", "пригласительных", "благодарственных", "заступительных", "утешительных" и др. "Приклады" впервые вводили обращение к адресату на "Вы", содержали образцы писем, специально адресованных "женскому полу". Тираж издания - 300 экземпляров. Эта книга имела необычайный успех у читающей публики и в том же году была переиздана, но уже с увеличенным числом "комплиментов"; в 1712 году она вышла третьим изданием, в 1725 (уже при Екатерине I) - четвертым, которое является перепечаткой предыдущего издания. В 1717 году Петербургская типография (основана в 1710 году) выпустила первый светский учебник "Юности честное зерцало", предназначенный для школьного и домашнего воспитания. Издание состояло из двух отдельных частей - "азбуки" и собственно "зерцала", то есть правил поведения для дворян, в которых отражены основные черты жизни русского общества начала XVIII века, и, по-видимому, имело типографские варианты, о чем свидетельствуют и отдельные пагинации каждой части. Популярность издания у современников была так велика, что в том же 1717 году "Юности честное зерцало" было выпущено еще дважды, а в 1719 году книга вышла уже четвертым изданием (тираж 1200 экземпляров) и в последующие годы неоднократно переиздавалась.

В 1720 году в Москве вышли в свет "Полидора Виргилия Урбинского осьм книг об изобретателях вещей..." - одно из первых русских справочных изданий для домашнего чтения, своеобразная домашняя энциклопедия, содержащая почти все необходимые человеку сведения из области самых разных наук. Собственно энциклопедию составляют лишь три части книги, а остальные пять носят исключительно теологический характер, раскрывая историю христианства и христианской церкви, описывая происхождение и исполнение священных таинств, церковных обрядов и др. "Осьм книг..." является и первой русской книгой, сообщающей некоторые сведения из области библиографии и книжного дела. Книга была переведена с латинского и издана по велению Петра I, нашедшего ее полезной для русского читателя. Ее первое издание вышло в Риме в 1499 году и с тех пор книга неоднократно переиздавалась на разных языках. Позднее ее автор Полидор Виргилий Урбинский - ученый-теолог первой половины XVI века - написал к ней еще три книги "О чудесах", которые, однако, на русский язык не переводились. Перевел книгу на русский язык Феофилакт Лопатинский - церковный деятель начала XVIII века и "усердный обличитель раскола".

Издание книги имело бы больший успех, если бы описанные предметы располагались в алфавитном порядке. Второе издание книги было выпущено Н.И.Новиковым в 1782 году. В отличие от первого издания размером в лист оно имело формат 8°.

Создание армии и флота в России в первой четверти XVIII века, развитие науки, широкое градостроительство вызвали появление многочисленных книг по военному делу, фортификации, навигации, кораблестроению, технике, астрономии, географии, архитектуре и строительству и др. В 1708 году вышла первая в России печатная техническая книга, посвященная гидротехнике: "Книга о способах, творящих водохождение рек свободное", известная под названием "Книга слузная" (шлюзная). В 1709 году было издано цельногравированное (на меди) "Правило о пяти чинах архитектуры" Джакомо Бароцци да Виньола, строившего вместе с Микеланджело собор Св. Петра в Риме, - первая русская книга по архитектуре. В издании имеется портрет автора, гравированный Алексеем Зубовым, и 102 чертежа колонн, портиков, ворот, дверей, лестничных клеток, гравированных Петром Буниным, Егором Воробьевым и Иваном Зубовым. Все гравюры являются копиями с западных образцов. В 1712 году книга была переиздана уже с печатным текстом и аналогичными гравюрами, а в 1722 году было выпущено новое издание книги, отличавшееся от предыдущего более крупными размерами (в лист, против прежних 8°).

Трижды выходили в свет переводы книги Э.Боргсдорфа "Побеждающая крепость" (1708, 1709,1710), к первому изданию которой были приложены исполненные русскими граверами оригинальные чертежи, а не перегравированные с иностранных подлинников.

Несомненный интерес представляет книга "Учение и практика артиллерии" Иоганна Бухнера (1711, ч. 1-3), на фронтисписе первой части которой вместо саксонского городка (копии немецкого издания) изображена Кремлевская стена со стороны Москвы-реки с добавочными земляными укреплениями. Это единственное сохранившееся изображение "Московской фортеции" (специальных сооружений, воздвигнутых в 1707 году в связи с опасностью вторжения Карла XII в Москву), гравированное П.Пикартом.

В 1719 году Петербургская типография выпустила первый русский "Устав воинский", утвержденный 30 марта 1716 года и закрепивший создание в России регулярной армии, регламентирующий все стороны ее жизни и деятельности. По богатству содержания "Устав воинский" значительно превосходил все уставы западноевропейских стран; его положения без особых изменений действовали до конца XIX века. Будучи важнейшим памятником законодательства в военной истории России, "Устав" оказал несомненное влияние и на развитие русского уголовного права.

Из книг естественнонаучной тематики неоднократно переиздавались "География, или Краткое Земного круга описание" (1715, 1716) - одна из первых печатных русских книг по географии, и "Книга мирозрения, или Мнение о небесноземных глобусах" (1717, 1724) - первое печатное издание, в популярной форме излагающее учение Коперника.

Среди изданий гуманитарной литературы начала века более половины составляли исторические сочинения, в том числе многократно переиздававшаяся "Книга Квинта Курциа о делах, содеянных Александром Великим, царем Македонским" (1709, 1711,1717, 1722, 1724), "История о разорении последнем св. града Иерусалима" (1713, 1716, 1723), "Введение в гисторию европейскую..." (1718), которую, видимо, следует считать одним из первых русских научных изданий. Это издание содержит и одно из первых в русской книге объяснение терминов - "толкование непонятных речений".

Издания художественной литературы в современном понимании этого слова в Петровское время практически не выходили, хотя первая русская литературно-художественная книга "Притчи Эссопы", которую Петр I любил читать и часто цитировал, была издана в начале XVIII века (Амстердам, 1700). Книга иллюстрирована гравюрами.

В большом количестве (приблизительно 70% от общего числа вышедших изданий) печатались разнообразные законодательные и информационные материалы официального характера: правительственные указы, регламенты, манифесты, реляции о военных действиях, публикации, отражающие официальную точку зрения на какие-либо события и др., призванные пропагандировать и разъяснять народным массам реформаторскую политику Петра I. Этой цели служили и новые по форме и содержанию издания, появившиеся в начале века: листовая гравюра, газета, журнал.

Стараниями Петра I уже в 1698 году в Москве при Оружейной палате под руководством голландского гравера А.Шхонебека, специально выписанного из-за границы, была создана первая русская гравировальная мастерская, которой вменялось в обязанность "грыдоровать гистории, персоны, ланшафты, города, строения... крепости и дома...". Широкую известность получила выполненная Шхонебеком гравюра большого формата "Взятие Азова" (1699) с изображением Петра I, портрет Петра Великого, датированный 1698 годом, и др. - в общей сложности семьдесят восемь листов. Техника гравирования, которой пользовался А.Шхонебек, - офорт с небольшой доработкой резцом - впоследствии была заимствована русскими мастерами.

Выпуск гравированных на меди карт, чертежей, таблиц, настенных календарей, ежегодно издаваемых большими тиражами и содержащих разнообразные сведения из истории, астрономии, медицины и пр., с 1705 года осуществляла и Гражданская типография В.А.Киприанова. Одно из изданий типографии - знаменитый "Календарь неисходимый" (1709-1715) на шести листах, известный под названием Брюсова календаря. Наряду с астрономическими сведениями он содержал так называемый прогностик - предсказания погоды, урожаев, войн и т.п. Календарь имел необыкновенную популярность в народе и неоднократно переиздавался вплоть до начала XX века.

Получает распространение листовая гравюра с изображением придворных торжеств - "фейерверков" и "иллюминаций" (первый такой лист был выпущен в России в 1697 году). Изображение фейерверков и иллюминаций, которые со временем превратились в настоящее театрализованное "действо" со своей программой, режиссурой, сценой и декорациями, привело к созданию гравированных альбомов и увражей - одних из первых русских изоизданий, служащих прообразом современных изданий по искусству и фотоальбомов (знаменитая Марсова книга). Однако широкое развитие они получают уже в следующий исторический период.

В декабре 1702 года был издан первый русский "Юрнал, или Поденная роспись..." (поденная регистрация событий) о взятии г. Нотебурха (Шлиссельбурга). Имевший крупный формат и предназначенный к вывешиванию на стене, "Юрнал" печатался на одной стороне склеенных листов. До 1710 года вышло 14 подобных "Юрналов", отпечатанных кириллицей, оформленных просто и строго.

Для разъяснения и популяризации государственной политики в массах с декабря 1702 года по инициативе Петра I в Москве начала выходить первая русская печатная газета "Ведомости".

Всего в первой четверти XVIII века в России было издано около 600 названий книг (в том числе приблизительно 300 гражданских) общим тиражом около 500 тысяч экземпляров. Тираж отдельной книги составлял 100-1200 экземпляров, но азбуки, буквари и календари печатались в значительно большем количестве.

Повышение роли книги в обществе, расширение ее целевого и читательского назначения, появление новых типов и видов изданий (газета, журнал, гравюра как самостоятельное издание, карты, календари) и т.п. способствовали и изменению издательско-полиграфической формы книги начала века, ее композиции, структуры, внешнего облика, приемов и способов художественно-полиграфического оформления.

Эти изменения в первую очередь были связаны с созданием гражданского шрифта, введенного Петром I в 1708-1710 годах и позволившего уменьшить форматы книг до удобных в пользовании 8°, 12° и 16°. Однако самым распространенным форматом петровской книги является 4°.

Переплеты гражданских книг начала века традиционно цельно-кожаные, но в отличие от книг предшествующего периода - на картонной основе. Обычно по периметру верхней крышки переплета идет легкая орнаментальная рамка, воспроизведенная слепым, реже - золотым тиснением; аналогичным тиснением с названием книги украшен и бинтовой корешок. Встречаются переплеты с обработанной прыском поверхностью, суперэкслибрисом. Сафьян и дорогие сорта тканей в переплетах Петровского времени употребляются редко.

Книги печатаются преимущественно на бумаге верже иностранного происхождения (в основном голландской); русская бумага встречается редко.

В гражданской книге исчезает двухцветная печать, в ней сравнительно мало декоративных элементов, они играют второстепенную роль. Исключение в этом плане составляют гравированные на дереве концовки, заменившие собой характерные для рукописной и старопечатной книги окончания текста в виде треугольника или чаши.

Красота страницы достигается хорошо организованным набором и простейшими типографскими украшениями - чаще всего узкой наборной рамкой, обрамляющей страницу. Средством украшения книги является и сам шрифт. Так, например, титульный лист "Геометрии" (1708) набран шрифтами пяти различных кеглей (размеров). Многие книги имеют гравированные фронтисписы.

Иллюстрации как таковые для петровской книги не характерны, иллюстрированных книг выходит немного. Исключением в этом отношении являются издания басен "Эзоповы притчи" (М., 1712) и "Зрелище жития человеческого" (М., 1712). Основная масса иллюстраций носит чисто практический характер: это чертежи, схемы, технический рисунок, диаграммы, планы, карты и т.п. Они печатаются отдельно от текста в технике гравюры на меди (резцовой, офорта) и нередко имеют размер больший, чем сама книга.

Многие книги Петровского времени были переводными, поэтому и гравюры-иллюстрации часто представляли собой копии с иностранных изданий. Русские мастера, однако, обычно вносили в них что-то свое. Лучшими граверами того времени считались братья Алексей и Иван Зубовы, работавшие в технике офорта и создавшие большое количество книжных иллюстраций и гравированных листов как самостоятельных изданий. Им принадлежит и первенство введения в России техники меццо-тинто (от итал. mezzo - средний и tinto - окрашенный) или "черной манеры" - разновидности ручного способа изготовления печатной формы в углубленной гравюре на металле, отличающейся глубиной и бархатистостью светотени, позволяющей передавать полутона изображения.

Братьями Зубовыми создано более ста чертежей и гравированных изображений к книге выдающегося итальянского зодчего Джакомо Бароцци да Виньола "Правило о пяти чинах в архитектуре" (1709), одному из первых русских изданий по архитектуре и строительству. Резцу Алексея Зубова принадлежат гравюра-аллегория к книге "Устав Морской" (1720), созданная по рисунку Карла Растрелли; иллюстрации к "Географии генеральной" Б.Варения (1718); виньетка с видом на Неву, помещаемая в начале каждого номера "Ведомостей", выпускавшихся в Петербурге; гравюры из "Книги Марсовой" (СПб., 1713) и т.д.

Неотъемлемым элементом петровской книги становится титульный лист, начинающийся с названия книги и первоначально сохраняющий традиционный текст: "повелением благочестивейшего великого государя нашего царя и великого князя Петра Алексеевича..." Впоследствии (приблизительно с 1709-1710 годов) он сводится к словам: "повелением царского величества". Некоторые книги имеют гравированные авантитулы.

Совершенствуется и приобретает современные черты справочный аппарат издания: в петровской книге впервые появляется оглавление, четкое деление текста на главы и параграфы, различные вспомогательные указатели, разъяснения терминов, список типографских погрешностей (опечаток). Формируются справочно-вспомогательные элементы книги (колонцифры, колонтитул). В книгах начала века колонцифры часто располагались в правом поле каждой нечетной страницы, нумерация велась полистно. Только после реформы азбуки, начиная с 1708 года была введена постраничная нумерация арабскими цифрами. Обязательным элементом книги Петровского времени остается кустод.

При датировке дефектных экземпляров книг кирилловской печати начала XVIII века помимо элементов внешней формы целесообразно опираться на исторические реалии, встречающиеся в тексте книги, прежде всего прямые и косвенные упоминания исторических лиц. Так, например, до декабря 1721 года, когда Россия стала империей, а Петр I - императором и самодержцем всероссийским, в тексте книг постоянно упоминается "державнейший и святой царь наш", "благоверный царь наш и великий князь", "благочестивейший православный царь наш". В литургических книгах до этого времени не было принято при царском титуле упоминать имя собственное (вместо него за титулом помещалась аббревиатура "имрк", предполагавшая лишь его условное произношение). С января 1722 года в соответственных случаях употреблялось имя собственное, часто при этом перечислялись и члены императорской семьи. Начиная с 1741 года упоминаемые титулы и имена в сплошном тексте литургических книг начинают выделяться крупным шрифтом.

Букинисту, работающему с книгой Петровского времени, необходимо помнить о том, что все издания первой четверти XVIII века дошли до нас в очень ограниченном количестве и представляют большую редкость на букинистическом рынке. Это связано не только с естественной убылью книг, но также истреблением их противниками петровских преобразований и просто уничтожением за "ненадобностью".

Некоторые книги Петровской эпохи известны нам в единичных экземплярах: так, "Книга Марсова" (1713) - в 18 экземплярах, издание Полидора Виргилия Урбинского "Осьмь книг об изобретателях вещей..." (1720) - в шести, "Юности честное зерцало" - в двух, причем один из них сильно испорчен. Некоторые книги начала XVIII века известны лишь по описанию. Видимо, вообще не сохранилось типографски законченного издания "Символы и Емблемата", перепечатанного Петербургской типографией в 1719 году с первого амстердамского издания 1705 года и др. Часть книг (в первую очередь хронографы, лубочные книги, гравюры, листовки и даже государственные акты, подписанные рукой Петра I) была уничтожена уже после его смерти как подрывающая престиж духовной и светской власти. Подобная судьба, например, постигла знаменитую "Правду воли монаршей", написанную Феофаном Прокоповичем с единственной целью обосновать известный указ Петра I о престолонаследии, дававший право монарху самому назначать себе преемника в обход законных наследников. Книга эта после вступления на престол Петра II в соответствии с указом Верховного Тайного совета была изъята у населения и из присутственных мест в количестве 14931 экземпляра (1733). По указанию того же совета (1727) были изъяты петровские указы и манифеста, связанные с престолонаследием царевича Алексея Петровича и царицы Евдокии Лопухиной. В 1731 году было приказано изъять у населения все экземпляры книги С.Пуффендорфа "Введение в гисторию европейскую", поскольку в ней оскорбительно говорилось об отце императрицы Анны Иоанновны - Иоанне Алексеевиче и т.д. Последняя книга, правда, была возвращена владельцам после сделанных в ней исправлений, а после воцарения Елизаветы Петровны вновь разрешена к свободному обращению.

Сохранению петровской книги гражданской печати не способствовали и библиофилы, которые до середины XIX века не видели в ней предмета коллекционирования. Одним из первых в России начал коллекционировать издания эпохи Петра I Ф.Е.Сокуров, собрание которого насчитывало 91 книгу и 6 гравюр. В последующие десятилетия наблюдается стремительный рост интереса к книгам начала XVIII века как удивительно ярким и своеобразным памятникам своей эпохи, изданиям, принципиально новым по содержанию и по форме. Этот факт и следует учитывать букинисту в первую очередь при изучении петровской книги как товара.

Основным источником для изучения изданий петровского времени является фундаментальное "Описание изданий гражданской печати 1708 - янв. 1725 г." Т.А.Быковой и М.М.Гуревич (М.; Л., 1955), в котором библиографическое описание книг дано в соответствии с подлинным порядком описания на титульном листе (так называемое титульное или фотографическое описание), со всеми существующими вариантами; имеются указания на степень редкости издания и история происхождения каждой книги

---------------------------------------------------------------------
Одна из первых петровских книг на кириллице(гражданское издание).
Цезарь Бароний " Деяния церковные и гражданские".1719г.
часть2.(700г по 1198г)
Автор: Цезарь Бароний.(Baronius) (1538-1607).
Издательство: Московский Печатный двор. (С 1721 года Московская Синодальная типография).
Год издания: 1719
http://forum.artinvestment.ru/album....pictureid=3895
-------------------------------------------------------------------------
Интересует первый том данного издания.(Можно без титула,в любом состоянии).