Пять теорий, объясняющих, почему на рынке искусства не может быть краха
Я нашла для вас статью, по-моему, довольно интересную. Заглавие у нее, как вы видите, очень оптимистическое, но не торопитесь радоваться – это как один знаменитый сеанс черной магии с ее разоблачением ))
Она была опубликована в одном американском журнале, но к сожалению, я потеряла ее адрес, и как я ни старалась – невозможно ее найти. Так что придется вам обойтись без указания издания.
Пять теорий, объясняющих, почему на рынке искусства не может быть краха
Пройдитесь по Челси – и вы услышите звон денег в воздухе. Всемогущие галереи, такие, как Мэтью Маркс (Matthew Marks) и Пэйс Уилденстайн (Pace Wildenstein) увеличили свою империю, открыв дополнительные выствочные залы. Более молодые и агрессивные дилеры – Лео Кениг (Leo Koenig) и Кэйси Каплан (Casey Kaplan) – созрели до переезда в более престижные и просторные помещения. И почти каждый уикэнд бывший чей-нибудь наемный арт-директор открывает открывает свою собственную галерею.
Читать дальше...
Происходит все это не только в Челси. Весь рынок современного искусства раскален добела. Играя на духе соревнования, свойственном современным коллекционерам, им было предложено три типа пропусков на торжественное открытие «Armory Show»: пригласительный билет за 1000 долларов давал право присутствовать на этой выставке-продаже с самого начала, с 17.00; по билету за 500 долларов их пропускали на полчаса позже, в 17.30; за 250 долларов они могли пройти на выставку, начиная с 19.00 часов. Но к 17.00 стенды наиболее наиболее популярных дилеров были уже забиты десятками коллекционеров и художественных критиков, которых хозяева стендов пригласили к самому открытию, состоявшемуся в полдень. Многие работы наиболее известных художников были уже либо проданы, либо зарезервированы (некоторые были даже зарезервированы дважды).
То же самое происходило на прошлогодних аукционных торгах: впервые произведения послевоенного и современного искусства показали себя полноценными соперниками исторически доминирующим торгам импрессионизма и модернизма. Разумеется, большая часть выручки от торгов была получена от продажи произведений безусловно признанных художников, таких, как Рой Лихтенштайн, Энди Уорхолл и Виллем де Кунинг. Но цены на «молодняк» растут еще быстрее. Например, в октябре прошлого года, пользуясь тем, что коллекционеры из разных стран собрались на ярмарку «Frieze Art Fair», Christie’s удалось организовать настоящее событие, посвященное современному искусству. Две картины представителей Лейпцигской школы, Тима Айтеля и Маттиаса Вайшера, произвели сенсацию уже на предпродаже.
Еще несколько лет назад, до того как Лейпцигская школа стала культовым явлением, такие работы можно было купить всего за 4000 долларов, и до «Frieze Art Fair» ни один из этих художников никогда не выставлялся на аукционах. Продажа работы Айтеля за 212,000 долларов – в три раза выше предварительной оценки – вызвала некоторое удивление. Но «гвоздем» торгов стал Вайшер: оцененная в 31,000 – 38,000 долларов, его картина ушла за 370,000 долларов, став изначальной мерой уровня цен для и без того перегретого рынка современного искусства.
В восторге от такого космического роста цен, активные коллекционеры и дилеры охотятся в экзотических странах (на данный момент Китай и Польша являются фаворитами) и в местных художественных школах за новыми именами. В январе маститый дилер Джек Тилтон устроил в своей галерее на Верхней восточной стороне Манхэттена выставку из работ студентов, получающих степень магистра в Йельском, Колумбийском и Хантерском университетах. Продажи были очень успешными, несмотря на явно завышенные цены и тот факт, что работы были созданы студентами.
Подобная атмосфера слишком хорошо знакома Марку Глимчеру, президенту галереи Пэйс Уилденшстайн и дилеру во втором поколении. "Как и все общество, художественный рынок искусства цикличен", - объясняет он. "Бывают моменты, когда у людей есть деньги на то, что не является предметами первой необходимости. Рынок искусства поднимается, когда повышается спрос. Коллекционеры соперничают друг с другом. Цены на произведения искусства растут все быстрее. Все более молодые художники пробиваются в группу самых дорогих. Рынок процветает. Рынок охватывает чувство эйфории. И вдруг наступает хаос, и все начинает падать". Такой пессимизм, высказываемый публично, очень редок среди дилеров, потому что если искусство само зиждется на изображении, идее и предмете, то торговля искусством основана на словах – устных и письменных высказываниях, призванных соблазнить покупателя и убедить его платить за свои приобретения все больше и больше. Некоторые слова произносятся только в задних комнатах галерей, там, куда поместили в карантин коммерческую часть галерейного бизнеса, чтобы она не пачкала искусство в залах галерей. Вот три слова, которые произносятся все с большим отвращением – коррекция, сокращение, крах.
Разумеется, эти слова никогда не употребляются в большей части прессы, посвященной рынку современного искусства. Вместо них дилеры декламируют рыночную мантру: спрос, поддерживаемый глобализацией рынка, все возрастает. Падение Новой Экономики и катастрофа 11-го сентября привели лишь к небольшой паузе в росте рынка. Искусство стало предметом роскоши. Новые миллионеры и миллиардеры нуждаются в нем для самоутверждения. Но там, в задней комнате, не всегда мыслят столь оптимистично. Даже Зак Фейер, звезда среди дилеров своего поколения, в свои 27 лет приготовился к худшему. Несмотря на свой успех. Прежде, чем решиться осуществить какую-либо финансовую инвестицию, Фейер разрабатывает все экономические гипотезы с жесточайшими критериями. "Я должен знать, что будет, если продажи сократятся на 50%" – объясняет он. "Что будет, если они сократятся на 80%?"
В мире искусства четкая черта отделяет тех, кто пережил последний крах в начале 90-х годов, и тех, кто его не видел. "Нынешний рынок поддерживается коллекционерами, которые не знают, что такое коррекция", – говорит советник по искусству Дарлен Лутц, работающай на этом рынке с 80-х гг. "Поколения, которые ее пережили, смотрят на все, что происходит, с недоверием. Но эти, новенькие, они - как подростки, которые не пользуются противозачаточными средствами, считая, что они-то никогда не забеременеют. А потом – ой-ой – что случилось?"
А ведь история крахов рынка искусства, как и противозачаточные средства, совсем не является секретом. Даже случайный исследователь истории всемирного искусства может рассказать о крахе Сохо в начале 90-х годов – работы звезд мирового искусства Джулиана Шнабеля, Сандро Киа и Энцо Куччи не находили покупателя; легионы престижнейших галерей окончательно закрывали свои двери; общее чувство отчаяния и страха охватило весь квартал. В 1993 году критик газеты "Нью-Йорк Таймс" Н. Р. Клейнфилд проанализировал уровень отчаяния дилеров Сохо. Торгуясь, как будто он покупал подержанную машину, он каждый раз получал 20% скидки - такие скидки сейчас предоставляются только очень крупным коллекционерам и музеям. В галерее Лео Кастелли ему предложили за 270,000 долларов скульптуру Лихтенштайна, еще год назад стоившую 400,000 долларов.
Не удивительно, что большинство людей не хотят думать о возможности подобной катастрофы в Челси. "В течение последних ста лет цены на современное искусство постоянно были завышены по сравнению с работами старых мастеров, хотя нет никакой гарантии, что если вы купите работу за 200,000 долларов, она будет хоть что-нибудь стоить через пятнадцать лет", – говорит Даниэла Люксембург, в прошлом аукционист, которая в 2004 году основала в Женеве инвестиционную фирму АртВест, специализирующуюся по искусству. "Все предполагают, что рост рынка будет продолжаться. А когда он прекратит расти, все будут потрясены. А еще позже все будут кричать: "Я же говорил, что так продолжаться не может!"
Мудрецы от рынка искусств громогласно предсказывают рынку долгий период благоденствия, объясняя, что на этот раз перед нами - устойчивая тенденция, а не раздувшийся пузырь. Эти предсказания опровергаются уймой объяснений, каждое из которых звучит логично. Вот приблизительное описание некоторых из них:
ТЕОРИЯ НЕУЯЗВИМОСТИ РЫНКА № 1
Расширившийся мир искусства
Все идеи о неуязвимости рынка в разной степени вытекают из одного-единственного факта: за всю историю никогда мир искусства не был так велик, как сейчас. Никто не подвергает этот факт сомнению - с 1990-х годов мировой рынок увеличился в двадцать раз. "Два года назад все мои знакомые дилеры готовились к коррекции", – говорит один американскй коллекционер, пожелавший остаться неизвестным. "Теперь они говорят: "Рынок все растет, и коррекции не будет". И правда, в последние годы появился новый класс людей, приобретающих произведения искусства. Может быть, это крупнейший экономический сдвиг, такой же, как тот, что имел место в послевоенный период, когда Америка перехватила рынок искусства у Парижа. Но когда все говорят, что благодаря этому сдвигу крах невозможен, я вспоминаю о Новой Экономике 1999 года".
Аналогия только кажется натянутой. Подобно тому, как капитализация кампаний Новой Экономики была непропорционально завышена по отношению с их реальной стоимостью, модные молодые художники могут быстро достичь уровня цен художников, имеющих за плечами многолетий опыт и давно доказавших свою ценность. "Сегодняшние покупатели в основном плохо информированы" – говорит консультант-ветеран Теа Уэстрейч. "Люди объединяются в группы и синдикаты, а затем покупают произведения искусства, галопом пробегая по ярмаркам и мельком взглянув на картины, но это самый верный способ ошибиться. Картины они выбирают на основании того, что слышат их уши, а не того, что видят их глаза, и принимают решение купить их на основании тенденции рынка, а не в соответствии с критериями истории искусства".
Когда я излагаю довод о внутренней устойчивости рынка специалисту по СМИ в Лос-Анжелесе Дину Валентайну, от удивления он теряет дар речи. "Утверждение, что быстро растущие рынки являются более стабильными, экономически совершенно неверно" - говорит он. "Просто сейчас значительное число покупателей согласны переплачивать за произведения искусства, что искажает шкалу ценностей.
ТЕОРИЯ НЕУЯЗВИМОСТИ РЫНКА № 2
Мир искусства стал глобальным
Исторически крупные коллекционеры современного искусства жили в Западной Европе и США Теперь его покупают любители со всего мира – из Бразилии (металлургический магнат Бернардо Пас), из Мексики (наследник империи, производящий соки, Эухнио Лопес) и Южной Кореи (оптовый торговец С И Ким) Среди торговцев искусства постоянно обсуждается, откуда пойдет следующая группа крупных коллекционеров - разумеется, из России и Китая, но не надо забывать ни об Индии, ни о различных Арабских Эмиратах.
Заведующий отделом современного искусства в Sotheby’s Тобиас Майер заявил недавно в журнале Нью Йоркер, что появление таких покупателей означает, что рост рынка только начался. История говорит: "Секрет в том, что этот рынок является интернациональным". В 1988 г. президент Christie’s Джон Флойд заявил журналу Ньюсуик: "Когда доллар падает, йена и марка поднимаются". Меньше, чем через два года после этого заявления, работы как новых звезд (Шнабель), так и признанных мастеров прошлого (Клиффорд Стил) не могли найти себе покупателя даже на аукционах.
И хотя с тех пор мир искусства бесповоротно вступил в эру глобализации, совсем не обязательно, что она является гарантией настоящей стабильности. Еще неизвестно, насколько глубока насыщаемость новых рынков. Сколько коллекционеров современного искусства начнет создавать частные музеи и заполнять запасники, когда все стены их домов будут увешаны купленными имми картинами? "Если европейский и американский спрос начнет слабеть, Китай, Япония, Россия и прочие не смогут удержать рынок на нынешнем уровне" – говорит Андерс Петтерсон, в прошлом тредер на рынке облигаций, а ныне - владелец лондонской фирмы ArtTactic, специализирующейся по анализу рынка искусства.
ТЕОРИЯ НЕУЯЗВИМОСТИ РЫНКА № 3
Искусство как инвестиция
За последние несколько лет появилось огромное количество статей, в которых отмечается, что произведения искусства являются компонентом портфеля любого искушенного инвестора. Многие из этих статей основаны на исследовании, преведенном экономистами Майклом Мозесом и Джианпинг Мей из Университета Нью-Йорка. Используя методологию Кейса-Шиллера, изначально разработанную для понимания рынка недвижимости, ученые проследили судьбы произведений искусства, проданных на аукционах в Нью Йорке. Обнаружилось что произведения искусства регулярно приносят доход несколько ниже биржевого показателя S&P 500, но превышающий доход от любого типа облигаций.
Исследование было опубликовано в "Американском Экономическом Журнале" (The American Economic Review), и его выводы распространились, как пожар. "Сумасшедший дом" – говорит Мозес. "До этого исследования все, что мы знали, было из области легенд, но эта работа поставила произведения искусства на один уровень с другими финансовыми инструментами. Этот тип инвестиций, представляющий сотни миллиардов долларов, во многом функционирует как недвижимость". Недавно Мозес ущел с преподавательской работы, чтобы полностью посвятить себя Beautiful Asset Advisors – кампании, специализирующейся по финансовому приложению результатов исследования Мей-Мозеса.
Разумеется, в адрес исследователей раздается критика. Их упрекают в том, что в данные не включена информация о непроданных работах, а также "скрытые" расходы – страховка и транспортировка, не говоря уже о грандиозных комиссионных аукционных домов. Но на самом деле бОльшая часть критики направлена не на исследование, а на обстоятельства, которые находятся вне контроля ученых: это небрежность, которую проявляют и журналисты, и сам мир искусства по отношению к любым цифрам, попадающими к ним в руки – в данном случае, недостаточная строгость в использовании показателя Мей-Мозеса для доказательства того, что произведения искусства в принципе являются надежным вложением. "Как экономиста меня это беспокоит" – говорит Мозес – "потому что я совершенно ничего не знаю о положении дел на вне-аукционном рынке, цены которого недоступны для исследователей".
Хуже того: выводы о состоянии рынка современного искусства, которые позволяет сформулировать использование показателя Мей-Мозес, не сулят инвесторам ничего хорошего. Увидев, насколько покупатели сосредоточены на современном искусстве, исследователи изучили результаты лондонских аукционов и составили достаточно полную базу данных, чтобы проанализировать рынок послевоенного и современного искусства. Этот рынок гораздо больше похож на маленькие фирмы Новой Экономики, чем на S&P 500. Возврат с инвестиции может быть очень высоким, и но летучесть очень велика. Иначе говоря, это казино.
ТЕОРИЯ НЕУЯЗВИМОСТИ РЫНКА № 4
Диверсификация как клапан безопасности
Эта теория вызывает больше доверия, потому что не предсказывает постоянного бума. Ее основой является диверсифицированный рынок, появившийся в результате растущего числа галерей и коллекционеров, а также проникновением на рынок форм искусства, которые ранее оставались за его пределами. Прежде всего это видео и фотография. По этой логике рынок искусства уже не похож на монолитный сектор (например, нефтяной рынок), но является сектором с внутренней диверсификацией (энергетический сектор, включая все источники - от нефти и угля до попыток использования солнечной энергии).
Этот парадигм постоянно подвергается мини-коррекциям в зависимости от смены популярности жанров. Сегодняшний пример – художники Лейпцигской школы, перехватившие первенство у многих фотографов Дюссельдорфской Академии, таких как Андреас Гурски и Эльгер Эссер. В 90-х годах без их работ не могла обойтись ни одна уважающая себя художественная ярмарка. А теперь? Не очень-то. Таким же образом утих шум вокруг японских художников. Было время, когда в каждый сезон аукционов проходило по двадцать работ Мураками и Нарас – вспоминает Лутц. И вдруг их стало гораздо меньше.
Может ли охлаждение рынка к какому-то сектору служить клапаном безопасности, периодически выпускающим достаточно пара и не дающим пузырю взорваться? "Ни в коем случае – говорит Мозес. Прилив поднимает все корабли, но цунами топит тоже все. Посмотрите на акции и облигации с их огромной диверсификацией. Когда NASDAQ обрушился, остались один или два победителя – и масса побежденных. Стал ли рынок искусств несколько более стабильным из-за большего разнообразия? Безусловно. Но никакой надежды, что общий крах не состоится благодаря диверсификации, нет.
ТЕОРИЯ НЕУЯЗВИМОСТИ РЫНКА №5
Японцы
Последняя – и наименее логичная из теорий – теория желтой лихорадки. Она заключается в том, что последний бум на рынке искусства объясняется покупательской лихорадкой японских инвесторов, а последующее падение этого рынка - их внезапным исчезновением из-за оглушительного краха рынка недвижимости в Японии. Теперь, когда их поведение изменилось, рынок находится в безопасности. Эта теория игнорирует тот факт, что в 80-х годах японцы покупали импрессионистов, а не звезд Сохо. И в любом случае, на рынке полно бешеных денег, не связанных с Японией. Например, только за последние три дня два крупных консультанта по искусству заявили мне: "Владельцы хедж-фондов – это новые японцы".
"Сейчас много народу перечисляют причины, в силу которых нынешняя ситуация отличается от последнего бума. Но функционирование рынка искусства не меняется – художник создает работы, мы развешиваем их по галереям, и люди покупают их" - говорит Глимчер.
Предсказать, когда рынок замедлится, невозможно, но с уверенностью можно сказать, что когда цены начнут взлетать со скоростью ракеты, а количество покупателей-новичков уменьшится, ситуация станет взрывоопасной.
Когда начинается обсуждение сценариев-катастроф развития событий на рынке искусства, его непосредственные участники всегда начинают с гипотезы неудачных торгов одновременно в Christie’s и в Sotheby’s. Эти аукционы, когда-то продававшие работы не ранее, чем через десять лет после их создания, теперь выставляют произведения, вышедшие из мастерской художника три или четыре года назад. "Восприятие действительности важнее, чем сама действительность" – говорит один из экспертов рынка искусства, подчеркивая, что аукционы все еще представляют совсем небольшую часть деятельности на современном рынке – "Если что-то продается за меньшую, чем ожидалось, цену, все нервничают, люди говорят, "Боже милостивый! – все трещит по швам!".
Отчасти это происходит потому, что в отличие от слабости продаж художника на ярмарках и в галереях, которые легко замаскировать, провал художника на аукционе совершенно очевиден. "Меня пугает стадный инстинкт в среде коллекционеров" – говорит Амир Шариат, эксперт по международному рынку капиталов и один из наиболее активных молодых коллекционеров Лондона. "И я задаю себе вопрос – могут ли неудачные продажи на аукционе нескольких знаменитых художников спровоцировать крах?"
С точки зрения инвестиции капитала искусство чрезвычайно неликвидно. Люди не понимают, что в случае краха "неликвидность" не означает "низкая цена". Этот термин обозначает "невозможность продать по какой бы то ни было цене".
Если рынок начнет падать, можно предполагать, что подение это будет очень быстрым, потому что молниеносность – определяющая черта современного художественного мира. В настоящее время я знаю не более трех-четырех коллекционеров, способных удержаться от покупки картины, которую видели только в формате J-PEG – говорит Хавьер Перес, владелец галерей в Лос Анжелесе и Берлине. В свое время мои дедушка и бабушка зарезервировали Пикассо, но так и не решились купить его, пока шесть месяцев спустя не поехали в Женеву и не посмотрели работу. Сейчас, при непрерывно растущем рынке, решения должны приниматься очень быстро, но это означает, что и крах рынка тоже будет молниеносным.
При первых же признаках серьезного спада рынка чистые спекулянты немедленно исчезнут, одновременно выйдут из игры легионы частных дилеров и консультантов, которые пока что снимают сливки комиссионных с бурлящего рынка. "В конце 80-х годов на рынке была уйма частных дилеров, но вдруг вся эта публика куда-то пропала" – вспоминает бывший биржевик, а ныне лондонский дилер на рынке искусства Кенни Шехтер. "Я знаю некоторых из них - одни стали геммологами, другие перешли на рынок недвижимости. Самый главный вопрос в случае краха, это – "как скоро сбегут спекулянты?" Ментальность рынка говорит – "сокращайте потери!". Однако большая часть спекулянтов обнаружат, что не могут продать свои работы - ни через галереи, страдающие от отсутствия наличности, ни на аукционах, предпочитающих не принимать непродаваемых работ. "С точки зрения инвестиции художественный рынок остается совершенно непрозрачным, слишком сильно подверженным вкусу и моде и черезвычайно неликвидным" – констатирует Шариат. Люди не понимают, что в случае краха, "неликвидность" не означает "низкая цена". Этот термин обозначает "невозможность продать по какой бы то ни было цене".
Известно, что "сниматели сливок" выйдут из игры моментально, но ситуация с другими игроками намного менее ясна. "Будет то же самое, что и в начале 90-х годов, но на гораздо более масштабном уровне, так как с тех пор мир искусства расширился" – предсазывает Уэстрейч. Глимчер вторит ему без дрожи в голосе. "Хорошие художники и хорошие галереи отойдут в сторону. Слабых выкорчуют, как сорняки, но к сожалению, та же участь постигнет некоторых из сильных".
Все эти дорогие новые галереи, арендующие в Челси роскошные помещения за чудовищные деньги, могут быстро уйти в прошлое. В начале 90-х первыми закрылись именно дилеры, недавно сильно расширившие свое выставочное пространство. Многое будет зависеть от репутации галереи у серьезных коллекционеров. "Когда мода меняется, кураторы музеев первыми убирают работы в запасники", – объясняет берлинский дилер Матиас Арндт. "Но собиратели продолжают покупать и показывать художников, чьи работы они лично находят интересными. Таким образом, новые галереи, которые так сильно усложняют жизнь собирателей сейчас, могут пострадать больше всех позже".
Галереи, которые выживут, ожидают радикальные перемены. Причина этому – табу художественного рынка на снижение уже установившихся цен на работы каждого художника: эти цены якобы обоснованы местом художника в истории искусства, а не преходящей рыночной модой, а это означает, что их падение невозможно объяснить по определению. Рынок создал механизм, позволяющий найти выход их этого положения - это период, когда художники могут относительно безболезненно переходить их одной галереи в другую, и цены приспосабливаются к новой ситуации на рынке.
Какие же художники окажутся в наилучшем положении в случае коррекции, сжатия или падения рынка? Мы можем только догадываться об этом, и ни один ответ из приведенных ниже, не должен рассматриваться, как совет инвестиции. Но трудно удержаться, чтобы не предложить несколько гипотез.
"Лично я составил список из двадцати художников, чьи работы по моему мнению переживут крах" – говорит молодой лондонский частный дилер Николай Фрамм, который часто участвует в аукционных торгах, где представлены самые дорогие современные художники. "Но и из моего списка я полностью уверен только в работах от пяти до восьми художников". Хотя Фрамм не собирается обнародовать свой список, он составил его по логике традиционного опыта. Только художники, чьи работы внешне привлекательны и имеют значение в истории искусства благодаря техническим или концептуальным новшествам, переживут крах. "Эти ребята из хедж-фондов не особенно разбираются в искусстве. Конечно, они покупают много красивых картинок – отмечает Валентайн. "Но взгляните на звезд 80-х годов Кто сохранил свое значение? Гобер. Кунс. Может быть, Синди Шерман. Может быть, Ричард Принс".
Уэстрейч покупала работы всех этих четырех художников на ранней стадии. "Чем грандиознее идея, тем долговечней карьера, потому что она делает художественное произведение обогащающим и приносящим удовлетворение", – говорит она. "Я никогда не доверяю явлениям, появляющимся в большом количестве, потому что рынок усваивает самые радикальные идеи медленнее всего". В сегодняшнем круге модных художников она ставит на таких рациональных мозговых художников, как Саймон Старлинг, Кит Тайсон и Ян де Кок, которые постоянно играют с границей между искусством и другими областями, такими как наука и архитектура.
По той же логике должны быть в хорошей форме работы недавно умершего немецкого художника Мартина Киппенбергера – непростого художника, которого рынок еще недавно не особенно признавал - но несомненно являющегося ключевой фигурой для европейского современного искусства, подобно Йозефу Бойсу в предыдущем поколении. Точно так же среди фотографов Томас Рафф более надежен чем Андреас Гурски, потому что Раф упорно выходит за границы своего медиума (а также потому что имя Гурского неразрывно связано с фото-бумом конца 90-х годов).
Трудно предсказать, что будет с работами Дэмиена Херста С одной стороны, он наводнил рынок своими произведениями, в основном производимыми его помощниками, и цены на эти работы достигли астрономического уровня. Кроме того, трудно найти критика, который был бы готов открыто хвалить его недавние работы. С другой стороны, это лидер "Молодых английских художников" (Young British Artists), унаследовавший от Уорхола статус "иконы" всего художественного мира, так что его нельзя сбрасывать со счета. Точно так же кажется устройчивым положение Мурками - не столько из-за качества его искусства, сколько из-за его роли представителя Японии на мировом рынке. "Я считаю, что Мураками - более значительная фигура, чем Херст" – говорит Валентайн – "потому что так же, как Кунс воспользовался идеями Уорхола и изменил наш взгляд на искусство, Мураками использовал идеи Кунса и пошел еще дальше. Да и сами объекты его привлекательны".
Шахтер, пристально прослеживающий работы некоторых художников, склонен верить в то, что и работы Ричарда Артшвагера и Джона Балдессари устоят в случае спада ранка. "Их картины большого формата все еще можно купить за 100000-200000 долларов" – говорит он - "на фоне нынешнего рынка они явно недооценены".
Он опасается художников, чьи работы стремительно набрали цены на аукционах – например Джона Каррина и Элизабет Пейтон. "Я не уверен, что даже сейчас эти цены удержатся" – говорит он - "или взгляните на Сисили Браун, она талантливый художник и симпатичный человек, но для меня ее работы – просто подражание де Кунингу". Конечно, хорошо известно, что Шахтер любит шокировать рынок подобными заявленями, за что его и любят, и ненавидят. Но, попросив не называть его имени, один дилер в галереях высокого класса перечисляет мне нынешних любимцев рынка, пренебрежительно отзываясь о многих из них. "Марлен Дюма? – Нет. Джон Каррин? Нет. Крис Офили? – Нет. Элизабет Пейтон? – это интересно, но не по нынешним ценам. ".Петер Дойг? – Нет. Гурски? – ни в коем случае.
Разумеется, мнения отличаются друг от друга. "Я готов доказать, что Карин - выдающийся американский художник" – утверждает Валентайн. "Я считаю, что он по меньшей мере так же глубок, как некоторые современные концептуалисты. Но я черезвычайно скептически отношусь к Лейпцигской школе. Большая часть кураторов музеев не воспринимают их всерьез". Шахтер также скептически относится к художникам Лейпцигской школы: "Я не понимаю, как эти художники могут соответствовать ожиданиям, созданным астрономическими ценами на их работы".
У меня целые штабеля великолепных работ и полно наличности, и я жду не дождусь, чтобы эти идиоты исчезли с рынка.
Даже главный дилер по продаже работ Лейпцигской школы Герд Хэрри Либке признает существование проблемы. "Мы видели, что произошло с работами таких художников, как Шнабель, и не особенно повышаем цены в галерее" – объясняет он. Но вторичный рынок - это совсем другое дело. Как только спрос становится слишком высоким, даже такому матерому дилеру, как Либке, нелегко умерять пыл своих клиентов коллекционеров.
Многие участники рынка искусства пострадают в случае его торможения, но полностью прекратить продажи сможет только всемирныя катастрофа. В начале 90-х годов работы некоторых художников продолжали продаваться на аукционах по рекордным ценам. Один из крупнейших участников музыкального мира, Дэвид Геффен, собрал большую часть своей коллекции, считающейся одной из лучших коллекций американского искусства, именно в это время. "У меня целые штабеля великолепных работ и полно наличности" - говорит другой коллекционер всемирного уровня - "я жду не дождусь, чтобы эти идиоты исчезли с рынка". Многие ветераны художественного мира говорят, что им надоел рынок, где власть принадлежит продавцу. "Конкурировать за работы на этом рынке с людьми, которые покупают искусство ради социального статуса или по финансовым соображениям, чрезвычайно неприятно" – объясняет Валентайн. "Было бы гораздо лучше, если бы рынок выровнялся. Почему Матиас Вайшер должен продаваться за ту же цену, что Рихтер?".
Даже Глимчер, продавец на рынке продавцов, немного устал от такой ситуации. "Прошлым летом в салоне для VIP на ярмарке Арт-Базель я услышал, как молодые дилеры, у которых были стенды на ярмарке, говорили о том, что они будут делать, когда рынок рухнет – один хотел бы стать голливудским продьюсером, другой - агентом и т.д." – говорит Глимчер, одновременно с яростью и юмором. Я повернулся к ним и сказал: "Скатертью дорога! Давайте, отваливайте!"
Да, рынок искусства сожмется, но он уже никогда не станет таким узким, каким был в начале 90-х или даже во время бума конца 80-х годов. Причина в том, что если рынок - это раздувающийся пузырь, внутри его живет ядро большей плотности, и это ядро тоже увеличивается. Оно состоит из людей, коллекционирующих всю жизнь, и учереждений, чьи фонды не зависят от внешних факторов. Но пока пузырь не лопнет, трудно определить размер ядра.
Во время, когда ругать однообразие Армори Шоу (Armory Show) и Уитни Биеннале (Whitney Biennial) стало любимым развлечением нью-йоркских салонов, вот утешительная мысль: в Истории плохой рынок всегда производил лучшее искусство, так как у художников меньше искушения работать на рынок. К тому же они имеют дело только с коллекционерами и галереями, которые стараются пережить тяжелые времена. Фейер объясняет: "В 1999 году, когда я начинал, я научился содержать галерею вообще без денег. Это очень трудно, но возможно. В самом крайнем случае у меня всегда была возможность продавать работы на дому".
Эти 10 пользователя(ей) сказали Спасибо LCR за это полезное сообщение:
14.07.2008, 13:39
Пять теорий, объясняющих, почему на рынке искусства не может быть краха
Линейный вид
Похожие темы
