Чарльз Саатчи: Акулы бывают хороши, и экскременты художников - тоже

[Тютчев]

Сообщение от Meister

цитата из интервью Саатчи журнала "Journal des Arts" в 2004: "СНобизм тех, кто думает, что искусство доступно только прекраснодушным, меня просто смешит. БОг даст, ни один из актеров рынка искусства никогда не примкнет к эстетатам".

Господин Саатчи почему-то считает, что снобизм и эстетизм это одно и тоже. Между тем, эти термины имеют разное значение. Снобизм – это манера поведения человека, претендующего на элитарность. Сноб ценит предметы за их первоклассность, а не за их качество. Эстетизм подчёркивает преобладание эстетических ценностей над этическими и над социальными проблемами.
Саатчи как бы ставит знак равенства между ними. Зачем? Возможно, затем, чтобы иметь больше свободы и не ограничиваться принципами эстетов, которые считают красоту главным фактором в искусстве. Действительно, зачем себя ограничивать?! Тем более, что красота это вообще штука капризная и ненадёжная. Вкладывать деньги в некую эфемерность как -то глупо для бизнесмена. На красоте денег не сделаешь! Вот если бы можно было самому устанавливать, что красиво, а что нет. Что актуально, а что не очень. Вот это да! Правда, как быть с другим упрямым понятием - «творческий процесс», как управлять им и его единственным участником – художником?! Мы ведь справедливо считаем, что художник – главный субъект искусства. Саатчи полагает почти также, но с небольшой оговоркой: художник - главное действующее лицо, но только в его спектакле, где он, галерист, является режиссером. А значит, именно он вводит новые персонажи и корректирует игру актёров. Это вполне характерно для Америки, где, например, вместо авторского кино господствует кино продюсерское. В арт- бизнесе то же самое: именно галереи задают тон, именно они делают выбор и возносят художников к вершинам успеха.
Всё бы хорошо, если бы не один парадокс, возникающий в связи с вышесказанным. Саатчи, смеясь над снобизмом «тех, кто думает что искусство доступно только прекраснодушным», сам же своей деятельностью создаёт новую элитарность, предлагая своих первоклассных художников для всё тех же снобов, которые покупают предметы искусства, создаваемые новыми художниками – кумирами, которых, в свою очередь, создают такие как Саатчи. В таком случае то, что сказал Саатчи, можно перефразировать, без потери смысла, так: «Те, кто считает себя эстетами, никакие не эстеты, а снобы! Эстетика - это вообще понятие относительное. А раз так, то я, Саатчи, скажу вам, что такое искусство и укажу вам на то, что нужно покупать. Возможно, вас назовут снобами и глупцами, но вы -то знаете, что это не так. Потому что мы с вами договорились о том, что вы не снобы, а мои клиенты. А я ошибаться не могу, потому что я крутой и успешный чувак и обо мне пишут в газетах и журналах, ну а то, что я сам заказываю эти статьи, так это мелочь, не достойная вашего драгоценного внимания. Верьте мне! Я- Саатчи! Я! Я! Я!»

[Mark]

Сообщение от Тютчев

цитата из интервью Саатчи журнала "Journal des Arts" в 2004:

Хорошая статья, дающая ключи к пониманию движущих сил арт-рынка, направляемых маркет-мейкерами и кураторами, кормящихся у них с руки. Впрочем, такой подход, с изрядной долей здорового цинизма, стал определять рынок уже со второй половины XIX века. Вот что пишет об этом старик М. Лившиц в своей книжке «Кризис безобразия» еще в 1960-е годы:

Читать дальше... 

<…> Что касается экономики, то не следует забывать, что кубизм уже в самом начале имел свои деловые связи. Независимость молодого Пикассо была поддержана Волларом, за спиной Брака стоял немецкий делец Вильгельм Уде. Но основным министром финансов кубизма стал Даниель Генрих Канвейлер. который после войны уступил свое место Леонсу Розенбергу. Дело было поставлено достаточно широко. Наметившаяся уже во времена Дюран-Рюэля возможность спекуляции на поднимающихся модных течениях впервые приняла здесь вполне реальные формы. Частные галереи, то есть магазины для продажи картин, организация выставок за "рубежом (с 1909 по 1914 год Пикассо имел ряд персональных выставок в Англии, Германии, Испании, Америке, не говоря о его участии в совместной выставке кубистов в России), рекламные издания, подобные серии, выпущенной Розенбергом, захват группой художников-кубистов выгодного положения в Салоне Независимых путем настоящего «пронунциаменто» 1911 года — все это мало похоже на жертвенность.

<… >

Какова была реальная изнанка живописи уже в самом начале века, показывает свидетельство хорошо знающего быт и нравы своей среды Камилла Моклера — художественного критика, вполне сочувствовавшего первым поколениям новаторов, но не далее. Рассказывая о том, что открывать неведомых гениев стало модой и дело это приобрело как бы спортивный интерес, Моклер оплакивал последствия такого вторжения в мир искусства «фальшивой монеты». Открылась реальная возможность провозгласить кого-нибудь художником независимо от его действительного таланта, писал Моклер. Успех все более зависит от игры сил, и произведение искусства перестало быть самим гобой — оно становится функцией, отголоском внешней активности художника, вернее, определенной группы, выдвигающей своих людей.

<… >

Ценность произведения имеет здесь меньшее значение, чем совершенные методы создания моды на художника. Мы видим шедевры в этом роде, так как торговец картинами делает чудеса и его система отличается великолепной организацией. Таким образом, вторжение капитала в историю искусства, столь заметное на протяжении последних десятилетий, началось уже в эпоху кубизма.

<… >

Скандал, связанный с появлением новой живописи, был неизбежен вовсе не потому, что она далеко превосходила среднее человеческое понимание, а потому, что без него не было бы самой новой живописи. Она именно и состояла не столько в самом искусстве, сколько в особом поведении артиста. Деятельность человека с палитрой стала символом отрицания всех принятых норм. Одним словом, это была уже не столько живопись, сколько программа, рассчитанная на скандал.

<… >

Понятие «революционный» имеет какой-нибудь смысл только при наличии в нем конкретного содержания. И это особенно верно в наше время, когда злоупотребление такими понятиями встречается на каждом шагу

<… >

Между прочим, недавно умерший довольно известный художник Ив Клейн выразил ту же мысль, но без слов, практически. Под конец жизни он продавал уже не картины, а чистую акцию новаторства без воплощения ее на полотне. В получении денег Клейн давал расписку, которую любитель живописи мог повесить у себя в гостиной… …. Магический жест Клейна есть завершение длинного ряда подобных жестов, которые постепенно освободили «современное искусство» от обязанности быть реальным делом, связанным с рисунком, светотенью и колоритом, то есть освободили его от обязанности быть искусством в прежнем смысле слова. Здесь уже начинается что-то другое.

<… >

Эротика, патология нервной системы, политические намеки, критика цивилизации, последние научные открытия, космос, все возможные виды сильных раздражителей, всегда новых и неожиданных, любые внешние символы, только не живопись!

<… >

Именно толпа хвалителей нового затоптала критерий самостоятельной художественной ценности произведения, приписывая искусству совершенно посторонние цели. Мы видели выше, что живописи импрессионистов приписывается доказательство «условного характера цвета», а живописи кубистов — «условного характера пространства». Такова ходячая фразеология, система слов, сопровождающая триумфальное шествие новых художественных приемов. Эти объяснения превращают художника в недоучившегося искусствоведа, пишущего свои диссертации на полотне с целью доказать то или другое

.

[Тютчев]

"Между прочим, недавно умерший довольно известный художник Ив Клейн выразил ту же мысль, но без слов, практически. Под конец жизни он продавал уже не картины, а чистую акцию новаторства без воплощения ее на полотне. В получении денег Клейн давал расписку, которую любитель живописи мог повесить у себя в гостиной… …. Магический жест Клейна есть завершение длинного ряда подобных жестов, которые постепенно освободили «современное искусство» от обязанности быть реальным делом, связанным с рисунком, светотенью и колоритом, то есть освободили его от обязанности быть искусством в прежнем смысле слова. Здесь уже начинается что-то другое. "


Спасибо, Mark ! Отличная статья.

А начинается известно что: политика и большие бабки!

[Тютчев]

30 вопросов Чарльзу Саатчи. Часть 1

Британец иракского происхождения Чарльз Саатчи (Charles Saatchi) является одним из самых именитых собирателей произведений искусства в мире. Он родился в Багдаде в 1943 году. Семья Саатчи переехала в Лондон, когда будущему мегаколлекционеру было четыре года. Он учился в средней школе Christ’s College.
В 1970 году Чарльз и его брат Морис (Maurice Saatchi) основали рекламное агентство Saatchi & Saatchi, которое стало одним из крупнейших в мире. Самый известный проект агентства — предвыборная кампания британской Консервативной партии, для которой братья придумали слоган Labour isn’t working («Труд не работает» — намек на вечных противников консерваторов — лейбористов, или «трудовиков»). Благодаря кампании партия победила на выборах 1979 года, а ее лидер Маргарет Тэтчер (Margaret Thatcher) стала премьер-министром.
Чарльз Саатчи начал собирать искусство в начале 1970-х. В 1985 году он открыл на Баундэри-роуд галерею. В 2003-м она переехала в здание Окружного совета, расположенное на южном берегу Темзы. Правда, через два года ее пришлось закрыть: всему виной стал конфликт с владельцем помещения. Прошлой осенью на Кингз-роуд открылась новая галерея.
Саатчи прославился тем, что открыл миру «новых британских художников» — Дэмиена Херста (Damien Hirst), Трейси Эмин (Tracey Emin), братьев Чэпменов и других. В 1997 году творения протеже Саатчи экспонировались на скандальной выставке Sensation в Королевской академии художеств. «Акула в формальдегиде» Херста, картина со слоновьим навозом Криса Офили (Chris Ofili), портрет детоубийцы Майры Хиндли (Myra Hindley), выполненный Маркусом Харви (Marcus Harvey), — все это было представлено именно там.
В 2006 году коллекционер открыл онлайн-галерею Saatchi Online, выставить в которой свои работы может любой желающий. В начале этого года он объявил о запуске собственного реалити-шоу — Best of British, «Фабрики звезд» для художников. Шоу стартует в ноябре этого года.
8 сентября в издательстве Phaidon выходит автобиография Саатчи под названием «Меня зовут Чарльз Саатчи, и я артоголик». В честь выхода книги в газете Guardian было опубликовано большое интервью с собирателем. ARTinvestment.RU представляет его перевод.


Вопрос: Вы славитесь своим умением открывать новые таланты. Правда, есть мнение, что величайшие художники всегда остаются непонятыми современниками…
Чарльз Саатчи: В общем и целом настоящих талантов очень мало и непонятые гении встречаются гораздо реже, чем посредственности, которых превозносят до небес.

Читать дальше... 

В.: Вас называют «суперколлекционером» и «самым успешным арт-дилером нашего времени». Как бы Вы сами охарактеризовали Вашу деятельность в последние 20 лет?
Ч. С.: Да я над этим особо не задумываюсь. Вообще, по большому счету, коллекционеры произведений искусства не столь важны. То, что действительно имеет значение, то, что остается в веках, — это искусство. Я покупаю искусство, которое мне нравится. Я покупаю произведения, чтобы показывать их на выставках. А потом, если захочется, я их продаю и покупаю новые. Я этим уже 30 лет занимаюсь, и, думаю, большинство тех, кто связан с искусством, знают об этом. Если я продаю какое-либо произведение, это не значит, что оно мне разонравилось. Просто не люблю я все хранить годами.

В.: Вы ввели в моду инвестирование в творчество подающих надежды художников, и эта практика во многом определила сегодняшнее состояние арт-рынка: следуя Вашему примеру, множество людей, как начинающие инвесторы, так и умудренные опытом коллекционеры, охотятся за произведениями молодых, пока еще не очень известных авторов. Согласны ли Вы с тем, что именно благодаря Вашей деятельности рынок современного искусства носит такой спекулятивный характер?
Ч. С.: Надеюсь, что все так, как Вы говорите. Художникам нужны коллекционеры, много разных коллекционеров, готовых покупать их искусство.

В.: Вы не думаете о том, что можете испортить кому-то жизнь, решив избавиться от всех его творений?
Ч. С.: Я не стану покупать произведение лишь для того, чтобы порадовать художника, равно как и продавать его творение ради того, чтобы испортить ему жизнь. Не стоит делать из этого мелодраму.

В.: Чем Вы хотели заниматься до того, как пошли в рекламу?
Ч. С.: Хотел, не хотел — это дело десятое. Когда мне было 17, я мог похвастаться лишь тем, что сдал два выпускных экзамена, да и то не с первой попытки, так что карьерных перспектив не было никаких. Консультант по профориентации нашего Christ’s Сollege не смог бы мне помочь, он меня даже в лицо не знал — я был самым злостным прогульщиком. Благодаря объявлению в газете Evening Standard я смог устроиться клерком, с зарплатой 10 фунтов в неделю. Моим нанимателем было малюсенькое рекламное агентство в районе Ковент-Гарден, и от меня требовалось обходить все редакции газет на улице Флит-стрит — тогда там этих редакций были сотни — и собирать старые номера, где были размещены рекламные объявления наших клиентов. Я должен был взять газету, найти страницу с рекламой и наклеить туда ярлычок, чтобы клиент знал, что его объявление там появилось, и заплатил нашему агентству. Как видите, пост мой был значителен. Одним из преимуществ работы в малюсеньком агентстве было то, что когда их креативный отдел, состоящий из одного молодого человека, вдруг заболел, то они не знали что делать и обратились ко мне, попросив сделать рекламу для одного из их клиентов, [птицефабрики] Thornber Chicks. Объявление предназначалось для журнала [для фермеров и животноводов] Farmer and Stock-Breeder и должно было убедить фермеров, что несушки Thornber в состоянии обеспечить их дешевыми и качественными яйцами, поэтому вкладывать в них очень выгодно. Я не знал, как писать рекламные слоганы, да и вообще не умел писать почти ничего, кроме фразы «Я не опоздаю на собрание», которую мне приходилось употреблять весьма часто. Я полистал журналы Farmer and Stock-Breeder и Poultry World, выбрал несколько вселяющих «позитив» слов и фраз, собрал их вместе, присобачил заголовок — по-моему, я украл его из одной старой американской газеты — и получилась рекламная кампания «Спроси того, у кого они уже есть», с радостными фермерами Thornber. Клиент был доволен.

В.: Правда ли, что любовь к искусству, особенно к ренессансной живописи на библейскую тему, приближает человека к Богу?
Ч. С.: Думаю, Бог очень разочарован своим творением. Человечество особо не эволюционировало с момента создания: мы так же тупы и примитивны, как и много веков назад, и бедный Бог, наверное, весь день сидит и грустит из-за нашей мерзости и повсеместной глупости. Или, может быть, он над нами смеется. Но я надеюсь, что искусство наше Богу нравится, и он простит грехи человечества — мои, в частности.

В.: Мне нравится Ваша новая галерея, но [cтарую] галерею в здании окружного совета я просто ненавидела. О чем Вы думали!
Ч. С.: Я был дурак, дурак и еще раз дурак. Мою первую галерею, на Баундэри-роуд, я знал так хорошо, что мог, сидя в шезлонге в Маргейте, с точностью до сантиметра сказать, где какая картина висит, — и мне стало скучно. К тому же я хотел, чтобы с новым искусством познакомилось как можно больше людей, а здание на Южном берегу Темзы, у колеса обозрения London Eye, подходит для этой задачи гораздо лучше. Поэтому мое искусство переехало из светлых, просторных залов на Баундэри-роуд в маленькие комнатки со стенами, обитыми дубовыми панелями. И никому это не понравилось. Я поставил себе сложную задачу, которая в итоге оказалась для меня непосильной.

В.: Работы каких художников украшают Ваш дом? Наверное, Вы постоянно меняете «экспозицию»? Есть ли у Вас какие-нибудь любимые произведения, которые всегда у Вас висят?
Ч. С.: Дома у меня бардак. Но скоро мы наконец повесим какие-нибудь из картин, которые пока «живут» на полу.

В.: Какое из Ваших «открытий» Вы можете назвать самым приятным?
Ч. С.: Мне повезло — с тех пор [как я начал заниматься коллекционированием] мне иногда удавалось увидеть произведения замечательных художников, находящихся в самом начале творческого пути, и я всегда радовался, что познакомил с ними мир. Тем не менее я также «открыл» огромное число художников, которыми никто, кроме меня, не интересовался, и карьеры их развиваются очень медленно, если вообще развиваются. Так что никакого «безотказного чутья» на потенциально успешных художников у меня нет. Справедливости ради следует отметить, что я купил работы Синди Шерман (Cindy Sherman), экспонировавшиеся на первой групповой выставке, в которой она участвовала, — среди них были черно-белые кадры из фильмов, которые тогда составляли коллаж из 10 снимков. В следующие несколько лет я приобрел множество ее произведений. Я также купил большинство работ, которые были представлены на первой выставке Джеффа Кунса (Jeff Koons), прошедшей в нью-йоркском Ист-Виллидже, в принадлежавшей какому-то художнику маленькой галерее, которой сейчас уже нет. Там были баскетбольные мячи, плавающие в стеклянных аквариумах, а также пылесосы и другие бытовые приборы в залитых флуоресцентным светом витринах. Но расхваливать себя я не хочу — правда состоит в том, что хороших художников, на которых я не обратил внимания, столько же, сколько и тех, которых я «приветил».

В.: Инвестировать в живопись, наверное, выгоднее, чем в акул в формальдегиде? Акула Херста (Damien Hirst) выглядит все хуже и хуже, а картина Питера Дойга (Peter Doig) через 10 лет будет такой же красивой, как и сейчас, да и реставрировать ее будет гораздо легче.
Ч. С.: Никаких правил инвестирования не существует. Можно и в акул вкладываться. И в отходы жизнедеятельности художника можно. И в картины маслом. Сейчас есть целая армия консерваторов, готовых заботиться о сохранности всего, что художник назовет искусством.

В.: Почему в галерее Тейт коллекция брит-арта хуже, чем в музеях, расположенных за пределами страны?
Ч. С.: Потому что в начале 1990-х, когда даже самый куцый бюджет мог обеспечить вам прекрасную коллекцию искусства, кураторы Тейт смотрели непонятно куда. Но я не лучше. Я регулярно «открываю» для себя уже известных художников, которых в свое время не приметил или проигнорировал.

В.: Как, с Вашей точки зрения, будут относиться к британскому искусству начала XXI века через сто лет? Какие современные художники пройдут испытание временем и будут считаться великими?
Ч. С.: Авторы книг об искусстве, датированных 2105 годом, будут так же безжалостно редактировать конец ХХ века, как и все остальные периоды в истории искусства. Все художники, кроме Джексона Поллока (Jackson Pollock), Энди Уорхола (Andy Warhol), Дональда Джадда (Donald Judd) и Дэмиена Херста, могут рассчитывать максимум на короткие упоминания.

В.: Если бы Вы решили заказать собственный портрет, то что бы Вы выбрали — живописный портрет, скульптурный или какой-нибудь еще?
Ч. С.: Я скорее съем холст, чем попрошу кого-нибудь написать на нем меня.

В.: Как Вы себя чувствуете в роли супруга «богини домашнего очага» (жена Саатчи, Найджелла Лоусон (Nigella Lawson), является ведущей популярного кулинарного телешоу. — Ред.)?
Ч. С.: Она слишком хороша для меня, я это знаю, но она это тоже знает и напоминает мне об этом каждый день.

В.: Вы когда-нибудь готовите?
Ч. С.: Я умею готовить яичницу. И кукурузные хлопья.
В.: Стремитесь ли Вы к тому, чтобы Ваши дети интересовались Вашим искусством, ходили в музеи и галереи?

Ч. С.: По мнению моих детей, все, что связано с моей галереей, не может быть крутым. Но магазин в галерее им вполне по вкусу.

В.: Какие советы Вы и Ваша супруга даете детям?
Ч. С.: Мама Найджеллы рассказала ей, в чем суть «хорошего поведения». Как говорит Найджелла, ее совет звучал примерно так: «Лучше быть очарованным, чем очаровывать». Она имела в виду, что человек больше всего любит себя главным образом тогда, когда чувствует, что в каких-то ситуациях он был очаровательным и интересным, что его слушали. По ее мнению, стремление привлечь к себе внимание и быть самым потрясающим человеком в комнате является вульгарным и свидетельствует о совершенно неуместном тщеславии. Пытаться быть очаровательным — значит потакать своим прихотям, позволять другим очаровать себя — значит быть воспитанным.

В.: Как Вы относитесь к тому, что государство тратит большие деньги на то, чтобы сохранить шедевры старых мастеров для нации? Важнее ли это, чем покупка работ художников нового поколения?
Ч. С.: Рискуя в очередной раз навлечь на себя гнев арт-сообщества, я скажу, что сейчас нет нужды «спасать» картины для нации за счет поддержки молодого искусства. Какая разница, где висит Тициан — в Национальной галерее, в Лувре или в галерее Уффици? Сейчас не XVIII век, люди ездят по миру, и не стоит будить в них националистические чувства с помощью сокровищ мирового искусства. Поддерживать живущих художников гораздо важнее.

В.: Какой музей Ваш самый любимый?
Ч. С.: Музей Прадо в Мадриде. Я питаю слабость к творчеству Гойи, да и сам музей такой непретенциозный, и все его шедевры экспонируются безо всякой помпы. С каждым визитом туда я укрепляюсь во мнении, что искусство всегда будет важно.

В.: Я знаю очень мало о современном искусстве, но у меня есть тысяча фунтов, которые я хочу куда-нибудь вложить. Что-нибудь посоветуете?
Ч. С.: Премиальные облигации. Хорошо заработать на искусстве Вы сможете, только если Вам очень сильно повезет и получится «обойти» профессионалов на их территории. Покупайте только то, что Вам действительно нравится и будет долгие годы давать Вам тысячу фунтов счастья. И не торопитесь, ищите что-нибудь по-настоящему особенное. Выбирать [произведения искусства для коллекции] — это отдельное удовольствие.

В.: Каким из своих достижений Вы больше всего гордитесь?
Ч. С.: Я не горжусь. Это не значит, что у меня нет эго размером с самолетный ангар, но я даже этим не горжусь.

В.: Сколько денег Вы потеряли в рецессию?
Ч. С.: Даже думать об этом боюсь.

В.: Не думаете ли Вы, что картины с кружочками (Дэмиена Херста. — Ред.) выглядят как обои?
Ч. С.: Можно также сказать, что картины Ротко (Mark Rothko) выглядят как красивые коврики. Нет ничего страшного в том, что некоторые произведения искусства декоративны.

В.: Люди говорят, что картины Марка Ротко пробуждают мысли о бесконечности. Что Вы об этом думаете?
Ч. С.: «Бесконечность» я понимаю так: каждые сто лет воробей прилетает на вершину большой горы и чистит свой клюв о самую высокую скалу. Когда скала, подточенная [воробьиными клювами], превратится в небольшую горстку пыли, можно будет сказать, что прошла первая секунда бесконечности. Я думал об этом последний раз, когда стоял перед работой Ротко, но чувство бесконечности меня не поглотило и никаких мистических озарений у меня не было. Может быть, я видел слишком много картин Ротко и уже не ощущаю пульсации их неземного великолепия. Или, может быть, я никогда не понимал, чем прекрасен Ротко.

В.: Считаете ли Вы выставку Sensation кульминацией Вашей карьеры, после которой все немножко замедлилось?
Ч. С.: Ну, никому не бывает приятно слышать, что их лучшие дни позади. Но, возможно, Вы правы. Конечно же, когда-то я был более активным, занимался своим рекламным бизнесом и коллекционированием искусства с дикой энергией. Сейчас я подустал, но мне все еще нравится устраивать выставки моего любимого искусства и знакомить посетителей нашей галереи с творчеством новых художников, и я надеюсь, что эти цели достойны того, чтобы и дальше по этой дорожке идти.

В.: Как Вы считаете, кто из рано умерших художников — Жан-Мишель Баскиа (Jean-Michel Basquiat), Ева Хессе (Eva Hesse), Феликс Гонсалес-Торрес (Felix Gonzalez-Torres) — смог бы стать по-настоящему великим?
Ч. С.: Хоть это и звучит несколько цинично, не могу не заметить, что многие художники приобретают культовый статус потому, что умирают до того, как их творчество превратится в бесконечное повторение уже пройденного. Поллока почитают за его шедевры, но мы не знаем, что бы с ним стало, если бы он писал картины еще 30 лет. Произведения Баскиа мне никогда особо не нравились, даже несмотря на усилия его дилера Аннины Носей (Annina Nosei). Она привела меня в свой подвал, где этот мальчик писал картины, и говорила всем, кому было не лень слушать, что юный Баскиа — гений, а картины его стоят всего 500 долларов. Я, глупец, подумал, что его живопись неоригинальна и декоративна, — это один из примеров того, почему моему вкусу нельзя доверять. Ева Хессе была потрясающей. Феликс Гонсалес-Торрес — не совсем. Мой любимый, простите за выражение, умерший художник, который мог бы соревноваться со всеми ними, — это Скотт Бертон (Scott Burton). О нем немножко говорили в конце 1970-х, он делал такую причудливую мебель, которую можно воспринимать как скульптуру, и скульптуру, похожую на мебель, — например, «каменные кресла», которые он создавал, делая два надреза на булыжнике. Сейчас он почти забыт, есть только горстка его поклонников, которые почитали его еще тогда, и очень редко можно встретить его работы на больших выставках американского искусства. Вот такой он был.

В.: Альфред Хичкок (Alfred Hitchcock) или Джон Форд (John Ford)? Скорсезе (Martin Scorcese) или Спилберг (Steven Spielberg)?
Ч. С.: Я всегда радуюсь, когда мне удается увидеть лучшие фильмы этих режиссеров. Мы с Найджеллой устраиваем для себя маленькие кинофестивали — например, сезон Уильяма Уайлера (William Wyler), Ридли Скотта (Ridley Scott) или Фреда Циннеманна (Fred Zinnemann). В фильмах великих режиссеров меня восхищает каждый кадр.

В.: Умеете ли Вы рисовать или писать картины?
Ч. С.: Совсем не умею.

В.: Кто будет новой звездой современного искусства?
Ч. С.: Надеемся, это покажет наш телепроект.


Материал подготовила Юлия Максимова


Постоянный адрес новости:
http://artinvestment.ru/news/artnews...interview.html

Добавлено через 7 минут
30 вопросов Чарльзу Саатчи.


8 сентября в издательстве Phaidon выходит автобиография британского мегаколлекционера Чарльза Саатчи (Charles Saatchi), под названием «Меня зовут Чарльз Саатчи, и я артоголик». По случаю выхода книги газета Guardian взяла у собирателя интервью. Первая часть, состоящая из 29 вопросов и ответов, была опубликована на нашем сайте вчера. А на самый главный вопрос Саатчи ответил в своей книге.

Самый главный вопрос: что Вы думаете об арт-мире?
У нас с Дэвидом Сильвестером (арт-критик, 1924–2001. — Ред.) была дурацкая игра: мы спрашивали друг друга, с кем из персоналий арт-мира — художником, куратором, коллекционером или критиком — мы меньше всего хотели бы провести несколько лет на необитаемом острове. Конечно же, каждая из вышеперечисленных категорий не страдает недостатком отвратительных представителей, и поэтому мы все время отвечали на вопрос по-разному, в зависимости от того, кто нам на прошлой неделе больше всего надоел. Вот к каким выводам мы в итоге пришли.

Дилеры
У любви к искусству, по мнению некоторых моих друзей-коллекционеров, есть и неприятная сторона — приходится общаться с определенным типом арт-дилеров. Этим пафосным, высокомерным и властолюбивым «блюстителям общественного вкуса» надо бы на фейс-контроле в клубе стоять, решать, кого пускать, а кого нет. Их заносчивое поведение отпугивает многих начинающих коллекционеров и мешает им как следует разобраться в творчестве художников. Такие дилеры очень любят думать, что они «контролируют» рынок. Но когда рынок художника «расцветает», то управлять им становится невозможно. Недавно один известный нью-йоркский галерист заявил, что ему не нравятся хорошие аукционные результаты одного из его подопечных, потому что теперь коллекционеры не обязаны становиться в очередь за его работами. Вместо того чтобы радоваться успеху художника, он зубоскалит по поводу того, что кто-то лишил его власти. Конечно же, дилеры не всегда такими бывают — есть и настоящие визионеры, без которых многие великие художники нашего времени прошли бы незамеченными.

Критики
Арт-критики некоторых британских газет с таким же успехом могли бы устроиться в раздел «Садоводство» или «Путешествия» и счастливо работать там до пенсии. У многих редакторов газет не хватает времени на то, чтобы как следует ознакомиться с разделом рецензий, да и искусством они, сдается мне, не очень интересуются. Поэтому мы сейчас можем наблюдать, как критики впадают в экстаз от произведений художников, которых высмеивали или игнорировали десять лет назад, — а все потому, что эти художники сейчас считаются уважаемыми и им устраивают первоклассные выставки. У таких критиков, наверное, поджилки трясутся от мысли, что придет какой-нибудь злодей и ткнет их носом в их старые писания. И когда Мэттью Коллингз (Matthew Collings), звезда телевизионной арт-критики, заявляет, что гибель многих произведений искусства в пожаре на складе Momart — это «ничего страшного», так как «художники молодые, еще напишут», ты понимаешь все о порочной натуре некоторых граждан, которые зарабатывают на жизнь рассказами об искусстве. Тем не менее нет ничего лучше, чем критик, который отлично разбирается в своем предмете и пишет так, что тебе открываются какие-то новые глубины.
NB Через некоторое время после того, как я это написал, мне довелось немножко пообщаться с Мэттью Коллингзом, и я понял, что он мне очень нравится. Жалко, что я решил поругаться именно на него, а не на кого-нибудь еще из наших многоуважаемых арт-критиков.

Кураторы
За очень немногими исключениями, все эти разъезжающие по миру кураторы-знаменитости, которые организуют всякие биеннале и прочие мега-выставки, работают, держа в одной руке электронный путеводитель, а в другой — книжку типа «Вы — знаток теории искусства. Как убедить в этом окружающих». Все их проекты одинаковы, как дни главного героя в фильме «День сурка». Они устраиваются лишь для того, чтобы две с половиной сотни человек, разделяющие те же идеи, увидели и похвалили. Создается впечатление, что сейчас никаких выставок не проводится, кроме этих «высказываний на общественно-политические темы», в которых ни души нет, ни жизни, одни только претензии. Везде одни реликты концептуализма 1970-х, скучные фотографии и тексты в рамочках, будто сошедшие с конвейера банальные непроходимые инсталляции, мрачные темные комнаты, где на экранах показывают неотличимые друг от друга видео, — вот вам итог десятилетия кураторского беспредела. Тот факт, что картины пишут всего пять из сорока художников, номинировавшихся на премию Тёрнера в последние 10 лет, заставляет задуматься не о кризисе в живописи, а о том, какие у нас кураторы. Но бывает и по-другому: когда видишь совершенно особенную выставку, которую организовал человек, искренне любящий свое дело, то понимаешь, что мы очень многим обязаны замечательным кураторам и их незабываемым выставкам. Незабываемым в буквальном смысле — у тебя навсегда остается в памяти, что на них экспонировалось, где и как.
NB С момента написания этой заметки [прошло уже несколько лет] и несколько церемоний вручения премии Тёрнера. Из 16 номинантов живописцами являются двое.

Художники
Если вы решите изучить какое-нибудь великое произведение искусства, то наверняка обнаружите, что его создатель был гением. А гении отличаются от нас с вами. Так что давайте не будем обзывать их капризными, эгоцентричными, нахальными и инфантильными. Художник — самая тяжелая профессия из всех возможных, и все, кто решил зарабатывать на жизнь искусством, — немножко сумасшедшие. Я всех художников люблю.

Коллекционеры
Конечно, многие коллекционеры собирают искусство вовсе не из-за любви к нему. Многие хотят таким образом показать, что они достойны занимать высокое положение в обществе, некоторые просто хотят украсить стены. Но меня восхищает тот факт, что все больше богачей решают собирать современное искусство, а не скаковых лошадей, старинные автомобили, ювелирные изделия или яхты. Если бы не они, то в мире искусства всем заправляло бы государство. И нам всем было бы позволено смотреть только на произведения, одобренные аппаратчиками из министерства культуры. Если бы меня спросили, чьему вкусу я больше доверяю — [богатых] супругов Голдфарб или бюрократа, который при ином раскладе готовил бы какие-нибудь налоговые документы, — то я выбрал бы Голдфарбов. В любом случае некоторые из моих знакомых коллекционеров просто очаровательные люди. У них достаточно энергии и энтузиазма, и общаться с ними — одно удовольствие.

Постоянный адрес новости:
http://artinvestment.ru/news/artnews...interview.html

[Тютчев]

Сообщение от AlexanderG

Saatchi magnat potomu, chto on sozdaiot rynok. On ne sleduet, a lidiruet.
Vy ze znaete, chem on ran'she zanimalsia? Poetomu i lidiruet.

Сообщение от Тютчев

Вернее сказать, создаёт илюзию лидерства. А люди верят... Пройдёт время и всё встанет на свои места... Но когда это будет?!

Сообщение от AlexanderG

A vsio i tak na mestah. On ostanetsia v istorii, plody ego deiatel'nosti toze.

Добавлено через 52 секунды
Vernee, on uze istoriia.

Сообщение от Тютчев

Вы верите в то, что все художники Саатчи действительно настолько интересны, насколько они сейчас стоят?! Все до одного гении?!

Сообщение от AlexanderG

Ia nichego ne govoril o hudoznikah, ia govoril o Saatchi. Pri chiom zdes' hudozniki?

Как при чём?! Он создаёт имена!

[AlexanderG]

Сообщение от Тютчев

Как при чём?! Он создаёт имена!

Pravil'no, eto ego rabota, za kotoruiu on ostanetsia v istorii.

Ne sovsem ponimaiu vashe neponimanie

Ia nichego ne govoril o hudoznikah voobsche. Moi liubimyi Duveen - kakaia raznitsa, chto on prodaval, vazno kak.

V dannom kontekste akuly i pr vtorichny.

[Тютчев]

Сообщение от Yaya

А мне показалось замечательным то, что несмотря на то, что Херст его, по большому счету, кинул, он считает ДХ великим художником. Это потрясающе!

Он же его создал! Как можно не любить своё создание?! Детей любят такими, какие они есть… О, дети, дети!...

[Veronic]

Сообщение от Тютчев

"Между прочим, недавно умерший довольно известный художник Ив Клейн выразил ту же мысль, но без слов, практически. Под конец жизни он продавал уже не картины, а чистую акцию новаторства без воплощения ее на полотне. В получении денег Клейн давал расписку, которую любитель живописи мог повесить у себя в гостиной… …. Магический жест Клейна есть завершение длинного ряда подобных жестов, которые постепенно освободили «современное искусство» от обязанности быть реальным делом, связанным с рисунком, светотенью и колоритом, то есть освободили его от обязанности быть искусством в прежнем смысле слова. Здесь уже начинается что-то другое. "


Спасибо, Mark ! Отличная статья.

А начинается известно что: политика и большие бабки!

вот, наверное этим все и кончилось. Продавать воздух, то есть идея чистого искусства.

[AlexanderG]

Сообщение от Veronic

вот, наверное этим все и кончилось. Продавать воздух, то есть идея чистого искусства.

A chto ze eschio mezdu kartinoi v $1,000 i $10,000,000?

[ikoku]

Veronic вот, наверное этим все и кончилось. Продавать воздух, то есть идея чистого искусства.


AlexanderG A chto ze eschio mezdu kartinoi v $1,000 i $10,000,000


А по-моему эта идея стара как мир.
Я вот тоже размышляла как-то на тему нулей, интересная получается картина (простите, немного пофилософствую). Очень многие вещи в этом мире к которым стремятся люди иногда просто связаны с нулями, а не собственно с качеством жизни в принципе. Например, есть машина за $ 10 000, но хочется за $ 100 000 , есть возможность купить туфли за $100, но мечтаем о тех, что за $1000, ведь престижнее, из бутика, и т.д. Но все эти достижения не делают нас по сути счастливее, разве что на очень короткое время, т.к. дальше мы осозаём, что есть ещё более и более дорогие вещи. Получается по сути идёт погоня за пусотой. за нулями . Вот господин Саачи и разглядел этот нехитрый и простой механизм, с помощью которого можно предлагать воздух и быть при этом уверенным в себе ! Ведь покупатель есть, ну и товар соответственно предложить не сложно .
И, действительно, художники-то здесь абсолютно не при чём. При чём здесь художники ?
Картина маслом (с)