Акварель, мнение о подлинности

[polimpa84]

А по цене подскажите пожалуйста ?

[Игорь Гурьев]

ну не знаю.
всё, что я видел Каразина, это скрипка и немножко нервно.

Это не хуже Каразина, даже намного лучше.

Но если к концу жизни он себя превзошел, то исполать.

Мало ли, чего бывает.

Вдруг решил просто написать приятную акварель.

В принципе данные у него для этого были.

Но вообще это был репортажный художник, собственно, лишенный собственно художественного дарования. У него было механическое дарование, насчет зарисовок чего угодно.

А тут же лирика, ну где вы видели лирику у Каразина?

Это все равно как Константин Устинович Черненко начал бы говорить стихами.

Нет?

[AlexSpb]

Это все равно как Константин Устинович Черненко начал бы говорить стихами.

РЕЧЬ ТОВАРИЩА К.У.ЧЕРНЕНКО
на Юбилейном Пленуме Союза писателей СССР 25 января 1984 года (по материалам журнала «Агитатор»)

Вот гул затих. Он вышел на подмостки. Прокашлявшись, он начал: «Дорогие товарищи! Наш пленум посвящен пятидесятилетию событья значительного очень...» Михалков, склонясь к соседу, прошептал: «Прекрасно он выглядит. А все ходили слухи, что болен он». — «Тс-с! Дай послушать.» «... съезда писателей советских, и сегодня на пройденный литературой путь мы смотрим с гордостью. Литературой, в которой отражение нашли ХХ-го столетия революционные преобразования!» Взорвался аплодисментами притихший зал. Проскурин неистовствовал. Слезы на глазах у Маркова стояли. А Гамзатов, забывшись, крикнул что-то по-аварски, но тут же перевел: «Ай, молодец!»
Невольно улыбнувшись, Константин Устинович продолжил выступленье.
Он был в ударе. Мысль, как никогда, была свободна и упруга. «Дело, так начатое Горьким, Маяковским,
Фадеевым и Шолоховым, ныне продолжили писатели, поэты...»
И вновь аплодисменты. Евтушенко, и тот был тронут и не смог сдержать наплыва чувств. А Кугультинов просто лишился чувств. Распутин позабыл на несколько мгновений о Байкале и бескорыстно радовался вместе с Нагибиным и Шукшиным. А рядом Берггольц и Инбер, как простые бабы, ревмя ревели. Алигер, напротив, лишилась дара речи. «Ка-ка-ка...» — Рождественский никак не мог закончить.
И сдержанно и благородно хлопал Давид Самойлов. Автор «Лонжюмо» платок бунтарский с шеи снял в экстазе, размахивая им над головой.
«Му-му-му-му» — все громче, громче, громче ревел Рождественский. И Симонов рыдал у Эренбурга на плече скупою солдатскою слезой. И Пастернак смотрел испуганно и улыбался робко — ведь не урод он, счастье сотен тысяч ему дороже. Вдохновенный Блок кричал в самозабвении: «Идите!
Идите все! Идите за Урал!»
А там и Пушкин! Там и Ломоносов!
И Кантемир! И Данте! И Гомер!..