Бывает..

[Хранитель укропа]

..Белое Дело..

11 марта 1919 года началось восстание казаков Верхнего Дона

Из документов советского руководства.
Инструкция. Секретно. 12 декабря 1918 года. От высшего революционного совета РСФСР политическому комиссару Эрлиху для исполнения.

Лица, перечисленные в пунктах, подлежат обязательному истреблению… окружные, станичные и хуторские атаманы; все контрреволюционеры и – все казачество.

Читать дальше... 

Директива Оргбюро ЦК РКП(б) от 24 января 1919 года.

…Необходимо, учитывая опыт года Гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу с верхами казачества путем поголовного их истребления…необходимо…провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно…, ко всем вообще казакам, принимавшим… участие в борьбе с Советской властью… Конфисковать весь хлеб… Провести полное разоружение, расстреливая каждого, у кого будет обнаружено оружие после срока сдачи…разработать в спешном порядке фактические меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли…

Директива Донбюро ревкома от 20 февраля 1919 года.

Во всех станицах, хуторах немедленно арестовать всех видных представителей данной станицы или хутора, пользующихся каким-либо авторитетом, хотя и не замешанных в контрреволюционных действиях, и отправить как заложников в районный революционный трибунал.

В ночь на 11 марта 1919 года по новому стилю фронтовики х.Шумилинского Казанской станицы напали на красноармейский отряд, расположившийся в хуторе. Жестоко истребив его, шумилинцы с казаками ближайших хуторов в конном строю помчались на Казанскую, уничтожая по пути красных. К утру восставшие окружили станицу и двинулись к ее центру, сметая по пути патрули и часовых. Красноармейцы бросились к оружию, но вскоре стали разбегаться, укрываясь по садам, подвалам, тупикам.

Утром 11 марта от хуторов Мигулинской станицы к восставшим присоединилось около 250 человек, а к обеду четыре конные сотни взяли Мигулинскую в полукольцо. Через несколько часов мигулинский красноармейский гарнизон был уничтожен.

В ночь на 12 марта конные казаки из Солонцовского, Решетовского и Чаганакского хуторов под командой подхорунжего Е.Ермакова выступили на Вешенскую. Фланги объединенного отряда повстанцев двинулись по хуторам Затону, Чаганаки, Пигаревка, Черновка, Гороховка, пополняя свои ряды. Гонцы от восставших помчались в хутор Базки, чтобы местные казаки перекрыли красным путь отступления из Вешек через Дон.

Восстание распространялось молниеносно: через день вспыхнули мятежи в хуторах Красноярском, Краснополов, Панкратов, Дубовой, Калинин Еланской станицы, в станице Слащевской.
Уже через несколько дней после начала восстания, когда каждый отряд стоял рядом со своей станицей и защищал ее, казаки потребовали объединения всех сил повстанцев под единым командованием. Командующим повстанческой армии казаками был избран полный Георгиевский кавалер, 28-летний хорунжий Павел Кудинов.
В повстанческой армии были сформированы пять конных дивизий по четыре полка, одна конная бригада из двух полков, два пехотных полка, было у восставших 6 орудий. Общее число сабель и штыков доходило до 30 тысяч.
Винтовки и клинки казаки привезли с германского фронта, пулеметы и боеприпасы захватили в первые дни восстания из железнодорожного красноармейского эшелона, затем оружие добывалось в бою. Позже на повстанческой территории было организовано кустарное изготовление патронов.
Три с лишним месяца продолжались беспощадные и кровавые бои повстанцев и регулярных частей Красной Армии на Верхнем Дону. Станицы и хутора десятки раз переходили из рук в руки. Противоборствующие стороны дошли до последней степени ожесточения: красные, занимая станицы, убивали женщин и детей, казаки, в свою очередь, рубили головы пленным и вырезали звезды на спинах комиссаров. Правых в гражданской войне не бывает, все – жертвы…

Успехи белой армии после воссоединения на Верхнем Дону оказались кратковременными, за ними последовали разгром и спешная эвакуация остатков белых воинских соединений в Крым, который еще находился под контролем белых, или за пределы России.
Новороссийская катастрофа – под таким названием вошел в историю казачества заключительный акт совместной борьбы против большевизма Добровольческой армии и казаков.
Суда с эвакуируемыми были еще на рейде, когда в Новороссийск ворвалась конница Буденного. Многие из казаков были расстреляны сразу же – например, командир четвертого полка первой повстанческой дивизии Иван Рябчиков. Другие были мобилизованы в Красную Армию и отправлены на польский фронт. Среди тех, кто попал в красные конники, оказались Х.Ермаков, командир повстанческой дивизии, Я.Фомин, возглавивший в недалеком прошлом замирение казаков с большевиками на Верхнем Дону, сотни других верхнедонцев, память о которых отрывочно сохранилась только в семейных историях.

Тысячи казаков, оставшихся на берегу в Новороссийске, пропали бесследно – то ли погибли в концлагерях (они уже существовали, и часть казаков из Новороссийска попали именно туда); то ли умерли от тифа, который свирепствовал в Новороссийске; то ли, поняв ситуацию до конца, ушли из Новороссийска куда подальше – сменив имя, порвав навсегда с родным Доном, забыв о своем казачьем происхождении…

[Хранитель укропа]

Интервью с последним главой Временного правительства России Александром Федоровичем Керенским

Интервью записал сотрудник Русской секции Радио Канада светлейший князь Александр Андреевич Ливен в Нью-Йорке в 1964 г.

Это самое длинное из сохранившихся интервью с Керенским. В нем он излагает свою версию революционных событий в России.
https://www.youtube.com/watch?v=wA225DBywU4

[Хранитель укропа]

..люди и судьбы..

«Все умрем, и нас засыплет снегом. Во славу коммунизма»
Любовь Шапорина

Голод, жизнь, смерть и НКВД в блокадном Ленинграде: неизвестные дневники художницы Любови Шапориной (1879–1967).

Художница, основательница 1-го советского Театра марионеток (1919), Любовь Васильевна Шапорина (урожд. Яковлева; 1879—1967), жена известного советского композитора Юрия Шапорина, подруга и знакомая Алексея Толстого, Кузмина, Ахматовой и многих других деятелей российской культуры, почти всю свою долгую жизнь вела дневники.
Хронологический диапазон (1898—1967) и насыщенность содержания дневников Шапориной позволяют назвать их оригинальным путеводителем абсолютно по всем аспектам жизни страны: повседневному быту; умонастроениям интеллигенции, рабочих, крестьян; политической истории и истории культуры — театра, музыки, живописи.
Особенность дневников Л.В. Шапориной еще и в том, что их автору категорически чужда была власть, правившая страной; с этой точки зрения и без обиняков записано то, чему Шапорина была неравнодушной свидетельницей.

Дневники печатались ранее лишь фрагментами в разных изданиях; ныне они подготовлены к публикации в полном объеме в издательстве «Новое литературное обозрение» — по автографам, хранящимся в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) и в Отделе рукописей Российской национальной (Публичной) библиотеки.

Читать дальше... 

Л.В. Шапорина.
1941 г. 16 сентября. Вчера я возвращалась в десятом часу из госпиталя. Накрапывал дождь. Ни зги не видно. Зарницы со всех сторон неба, — это идут бои. После этих вспышек еще темней. Выхожу на Литейный. Направо, в сторону Невского, далеко за ним зарево, красные тучи. Несутся танки, грузовики с солдатами от Финляндского вокзала. За силуэтом Спасского собора тоже зарницы. Мы в грозовом кольце. Громят Путиловский завод, «Электросилу», Мясокомбинат. Перед глазами встал образ Петровского Спасителя — глаза, полные смертной муки и жалости. Я подумала: Твой город громят, Господи, город Петра.
А нормы все сбавляют. Теперь я уже вместо 600 гр. получаю в день 200 гр. хлеба, и этого, конечно, не хватает. Целый день в госпитале 14 часов продержаться на 200 гр. Это трудновато.
Вчера Алеша рассказал Васе, что перед выступлением Сталина с 5½ утра по радио предупреждали, что будет чрезвычайное сообщение. Затем, после объявления диктора, что будет говорить Председатель и т.д. и т.д., раздался дрожащий голос: «Братья и сестры», затем бульканье наливаемой воды в стакан и лязг зубов о стекло. «Друзья мои», — и опять стук зубов о стекло.
Мужичьё сиволапое. Робкий грузин!
Открыла окошко, потушив, конечно, предварительно свет. Все спокойно. Орудийной стрельбы не слышно, но все время зарницы, очевидно, со стороны Финляндии; некоторые очень яркие, высоко над домами. Дома черные, без единого проблеска света.
Хочется спать, уже 12-ый час. Спим не раздеваясь уже с 8-го, только утром переодеваясь.

22 сентября, 3 месяца войны. Немцы взяли Киев. Сегодня Вася читал очередную немецкую листовку «Мир угнетенному народу». А дальше: «Мы ведем войну с комиссарами и евреями, сдавайтесь, а не то вы все погибнете под развалинами своих домов. Вы в железном кольце».
Какой-то grand guignol. Кому нужна наша гибель под развалинами Ленинграда? Наша жизнь по советской расценке много дешевле тех бомб, которые на нас потратит Германия.
Эти листовки явно предназначены для создания паники в населении и в почти, по слухам, безоружном войске.
Теперь ходят слухи о совещании в Москве с Америкой и Англией, они, дескать, требуют, чтобы Ленинград был сдан, а по другим версиям — объявлен вольным городом. Очевидно, путают понятия вольный и открытый.

28 сентября. Ночь была совсем спокойная и утро также. В прошлую ночь и в эту — огромное зарево по направлению к Кронштадту. Вчера бросали бомбы на окраинах, на Петроградской стороне, на Выборгской около бывших гренадерских казарм. К нам в больницу принесли около 6 часов вечера 2 раненых, один ранен в Колпине, другой, 60-летний, около завода «Вена».
Я вчера думала: Россия заслужила наказание, и надо, чтобы «тяжкий млат»1 выковал в ней настоящую любовь к родине, к своей земле. 100 лет, а может, и больше интеллигенция поносила свою страну, свое правительство, получила в цари Мандукуса2 и начала униженно, гиперболически преклоняться, возносить фимиамы, думая только о шкуре своей. Думать тошно об апофеозе «Как закалялась сталь» в театре Радлова с бюстом Сталина в центре действия.
А Алеша Толстой!!
Убийство Александра II чего стоит. Подозреваю я, что и там Англия была не безучастна.
Теперь Немезида.
Россия не может погибнуть, но она должна понести наказание, пока не создаст изнутри свой прочный фашизм.

8 октября, вечером. Заходила сегодня Марина Хармс. Д.И. Хармс арестован уже 1,5 месяца тому назад, соседний с ними дом разрушен, их дом дал трещину, все окна выбиты, она живет в писательской надстройке. От родителей, живущих в Малой Вишере, никаких известий. Марина без всяких средств к существованию и в смертельном беспокойстве за Даниила Ивановича. Была Женя Григорьева. У нее окна заколочены досками, очень холодно, но все же они все вернулись на свою квартиру. Она нянчит чужого ребенка и собирается поселить у себя уже 3-ю жилицу, раненую с верхнего этажа, учительницу. Женя — это сама самоотверженность и доброта. Мы с ней познакомились в 1903 у Александра Маковского в его школе.
Я вчера списала из какой-то статьи в газете: «Великий Сталин неоднократно указывал, что самое ценное в нашей социалистической стране — это люди!!!»

14 октября. Голод бодро на нас надвигается, то есть он уже пришел, но мы, привыкшие к постоянному недоеданию, мы все еще не решаемся называть вещи своими именами. На эту декаду было выдано мне, как служащей: 100 гр. сахара, 50 гр. масла, 100 гр. леденцов, 100 гр. селедки (3/4 селедки), 300 гр. макарон. Это все. И 200 гр. хлеба в сутки. Неслужащие масла не получили вовсе и сахара 50 гр.
На рынках нет ничего, купить нигде ничего нельзя. Картошку отбирают. Кирька, Катин брат, вез по Неве на лодочке 2 мешка картошки, один из них предназначался для нас. Красноармейцы отобрали у него картошку. Арестованы профессора Бертельс, Жирмунский, Эберт, еще какой-то историк.
Взята Вязьма, вчера Брянск, Москва постепенно окружается.
Что думают и как себя чувствуют наши неучи, обогнавшие Америку. На всех фотографиях Сталина невероятное самодовольство. Каково-то сейчас бедному дураку, поверившему, что он и взаправду великий, всемогущий, всемудрейший, божественный Август.
Я иногда, пробыв весь день в госпитале на 100 гр. хлеба (100 я съедаю утром), дома пью чашку кофе. Сегодня обед роскошный: остатки супа с макаронами и немножко макарон. Я разделила свои 300 гр. на 4 раза. Что дальше будет, не знаю. Мечтаю о спекулянтке.
Вчера буфетчица Поля принесла мне ½ кг масла за 50 рублей. У нее где-то за Невской заставой знакомая, имеющая отношение к продуктовому магазину. Это, может быть, неприлично, но голод, искусственно созданный нашими правителями, еще неприличнее.
Ленинград через 3 месяца войны остался без хлеба и всего прочего.
Тут заплатишь любые деньги.

22 октября. Возвращаться из госпиталя приходится в кромешной темноте. Перед глазами ходят черные круги от напряжения. На Моховой тротуар в рытвинах, того и гляди, упадешь. На Пантелеймоновской уже легче, видно больше неба и асфальт. Вижу силуэт Спаса Преображенья. Когда попадаю на Кирочную, значит, дома — никакая тревога уже не остановит.
Вчера только что заснула, раздался сильнейший грохот, я проснулась. Опять выстрел. Бомба ли, дальнобойное ли орудие? Попов не спал, говорит, бомба. Разбудила Васю и Наташу, те и ухом не повели. Это дальнобойные, и притом наши.
Наши или нет — мне все равно. Не могу слушать эти внезапные разрывы. Взяла «Войну и мир» и пошла в бомбоубежище, где и читала до 1 часу, пока не стихло. Там тепло и светло.
В столовой — суп и «мясное»: за 50 гр. мяса по карточке получаю не больше 25 гр. колбасы и столько же чечевицы, колбасу съедаю, конечно, с кожурой. Это все на весь день.
Когда-то я смотрела в Александринке «Ревизора». Осипа играл Варламов. В сцене, где Хлестаков обедает в гостинице, Осип стоял за его стулом и жадно глядел, как он ел. Хлестаков глотал, глотал и Осип.
Когда я кормлю больных, я всегда вспоминаю эту сцену и чувствую себя Осипом.
Больные сейчас начинают шуметь, что им урезают порции, нет белых булок. Для нас же их пища — недосягаемое блаженство. К утреннему чаю каша или селедка. В 1 час обед: щи или суп, котлеты с кашей или макароны с мясом и кружка компота. В 4 чай без ничего, в 6 ужин из одного блюда — пирог или каша. В 8 еще чай.
Хлеба военные получают 600 гр., гражданские 200. Как-то я шла утром в госпиталь, шел снег, с вечера тоже шел снег и тревоги не было.

24 октября. В «Московской правде» статья политрука В. Величко: многодневные бои на дорогах к Москве. Статья, не похожая на обычные наши фанфаронады. Если бы у нас так писали, так позволяли писать, и дух был бы у нас другой.

Дух замирает от ужаса, сколько поляжет там наших, сколько полегло. Во имя России, имя которой правители не решаются произнести. Что будет? А статья Толстого отвратительна. Хвастовство, хвастовство и хвастовство. А сам давно сбежал. «Мы делаем шах королю...» Хорошенький шах.
И почему немцы везде с превосходящими силами? За тысячи верст от своей базы — и все с превосходящими силами. Где же наши миллионы?
Не могу об этом думать. И вижу перед собой Еремушку без рук, без глаз, с ясным, светлым лицом и нежным ласковым голосом.
Слухи, что кто-то видел листовки, предупреждающие, что 26-го начнется усиленная бомбежка. Что мы, бедняки, можем делать? Прятаться в бомбоубежище и погибать.
Наташа принесла из ТАССа слух, что на заводах проводятся митинги о том, что рабочие «просят» снизить хлебный паек в пользу Красной армии.
Мы знаем, как проводятся эти резолюции. Сейчас мы погибаем на 200 гр. Что же будет, если мы будем получать 100 гр? Я погибну, в особенности если это надолго.
А хочется досмотреть картину до конца.

26 октября. Вчера, когда я вернулась из госпиталя, Катя Князева встретила меня с хохотом: «Вы ничего не знаете? Катя потеряла ваши хлебные карточки, у нее украли сумку, где были все ее деньги, 300 руб., паспорт, ваши и ее хлебные карточки, все карточки на масло». Мне стало страшно. Как прожить 6 дней без этих несчастных 200 гр., которые все-таки являются главным plat de résistance3. Утром я поехала на Обуховский рынок поискать хлеба. Конечно, ничего не нашла, но не жалею, что съездила. Народ страшен. Это какие-то брейгелевские карикатуры на людей. Все ищут пропитания, хлеба, капустных листьев. Ободранные, с желтыми, изможденными лицами, заострившимися носами, провалившимися глазами. Огромная очередь за капустными листьями, там драка и визгливые ругательства баб. У чайной очередь впирается в дверь, туда старается протолкаться маленький мальчуган лет 8. Взрослый мужчина хватает его и отшвыривает от двери, мальчуган катится кубарем, вскакивает на ноги и с ревом опять лезет в дверь, его не пускают бабы, крик, рев. Женщина с желтым треугольником вместо лица стоит с двумя крошечными желтыми кочешками капусты и пытается променять их на хлеб, девочка меняет пол-литра молока на хлеб, на нее кричат, угрожают милицией. Страшно. Несчастный народ. Скоро мы начнем пухнуть, как в 18-м году.

9 декабря. Несколько дней нет налетов, и тут только и ощущаешь, какого огромного напряжения нервов стоят эти бомбежки. Когда их нет, когда нет этого острого ощущения летящей над тобой шальной смерти и разрушения, чувствуешь себя словно выздоравливающей после тяжелой болезни.

10 декабря. Катя Пашникова рассказывает, что среди рабочих мужчин очень многие опухли так, что еле глаза видны. Женщины тоже, в особенности те, у которых ребята. Кто-то из рабочих видел по дороге 2-х замерзших людей; одного около Мечниковской больницы. И все идут мимо них не останавливаясь, никто их не подымет.
«Ну еще бы, — сострил кто-то из рабочих, — вот если бы лошадь упала, так сразу бы все к ней с топорами бросились». — «Зачем с топорами, — заметил другой, — и так бы разодрали на части».
Люди вырывают у детей и женщин хлеб, воруют все, что могут. В доме №15 по Литейной живет сестра из нашего института Элеонора Алексеевна Иванова. Бомба разрушила ее квартиру, но вещи остались, их можно было бы восстановить. Так с кушетки, недавно обитой, уже успели содрать обивку и отпилить ножки.
Несчастный народ.

14 декабря. Жизнь постепенно замирает. У нас в большинстве районов выключили электричество. Нет тока, и не ходят трамваи, стоят заводы. На Катином заводе вчера дан был ток только от 10 до 3. Вчера я пошла на улицу в 8 утра, пошла занимать очередь за продуктами. Темно. Месяц в туманном нимбе. По Литейному идут толпы народу в обе стороны, идут по тротуару, по улице, идут молча, торопятся. Странное впечатление, какое-то не совсем реальное. На белом снегу, среди огромных сугробов черные силуэты без теней в прозрачных утренних сумерках.
Наш магазин на Литейном. Но впускают со 2-го двора на Пантелеймоновской. Я стала в очередь — была 208-я. Маньяки приходят в 4 утра, чтобы ничего не получить. Прикреплено к магазину 4000 человек, а привезли с базы 150 кг лапши! Сегодня 4-ый день декады, а мы с Катериной еще ничего не получили. Я страдаю по маслу и сахару.
Наблюдая очереди, пришла к следующему грустному выводу, 24 года рабочий класс был привилегированным, понастроили дома культуры, и вот результат: пролетариат сейчас озверел, женщины — это настоящие фурии. Интеллигентные женщины, мужчины вежливы, молчаливы, любезны, те же набрасываются на каждого. Кроме озлобления от голода и лишений, в них нет ничего. Я подхожу и кротко спрашиваю, за чем очередь? С остервенением начинают облаивать без причины. Около столовой я нашла крышку от кувшина, очевидно, шли за супом и обронили. Я спросила громко, не потерял ли кто (стоим полчаса на морозе)? Войдя в помещение и сев за стол, я повторяю свой вопрос. Двое мужчин на меня начинают кричать: чего вы лезете со своей крышкой, не морочьте голову, теперь и не то теряют, нечего ей было зевать и т.д. Воровство неслыханное: Катя Князева видела, как женщина с 2 детьми выходила из трамвая. Она несла кастрюльку с обедом. Ей надо было снять ребенка с площадки, и она попросила какую-то женщину подержать кастрюльку. Пока она снимала ребенка, та пустилась бежать с обедом, ее не догнали.

18 декабря. Опять на днях вышла в 8 часов утра в очередь (люди становятся с 4-х), и опять то же впечатление не реальной жизни, а китайских теней. Много-много ног идут, спешат во все стороны. Люди видны на фоне снега и сугробов только до пояса, верх теряется на фоне домов. Полная тишина, только скрип мерзлого снега под ногами. Натыкаюсь на молодую женщину, упавшую на дороге, помогаю встать. Никто не останавливается, трусит мимо нее. На ней ватник, платок на голове. Просит помочь ей взвалить на плечи мешок с дровами. Берусь за него — не поднять, такая тяжесть. Немудрено, что она свалилась. Мы обе просим проходящих мужчин помочь (un coup d’épaule4) — проходят пролетарии, не обращая внимания. Интеллигентный господин, шедший с дамой, подошел и со мной вместе взвалил дрова ей на плечи.

Днем в тот же день я возвращалась из столовой в 3-м часу дня, шла около дома Красной армии. Вдруг раздался страшный детский крик, рев, голоса: держите его, держите его. На другой стороне Литейной вижу бегущего мужчину, его окружают со всех сторон, другой мужчина его хватает, он сразу же вынимает из кармана бумажки, хлеб. Девочка выходила из булочной, прилично одетый, рабочего вида мужчина выхватил у нее карточки и хлеб и пустился бежать. Это среди бела дня на многолюдной улице. Его повели в милицию. А вчера такая картина. В одну столовую на Литейной стоит на улице очередь. Три ступеньки ведут к двери. На них стоят несколько женщин с кастрюлями. По этим же ступенькам на коленях карабкается мужчина, почти старик, хватает одну из женщин за ноги и тащит с крыльца. Она с отчаянным криком падает на него; ее соседки стараются ее поднять и поливают руганью мужчину: вот мы тебя в милицию отведем, он каждый день скандалит. Он подымается, и начинается общая ругань. Я ухожу.
И все время везут и везут покойников в белых домодельных гробах.

1942 г. 4 января. Со мной 1-го случилась катастрофа. С новыми карточками пошла в столовую. Темно, люди тащат друг у друга чуть ли не изо рта ложки, тарелки (в столовой и тарелок больше нет, украли). Сидели какие-то подозрительные парни. И у меня пропала карточка на мясо и крупу, т.е. то, чем я питаюсь в столовой. Если мне ее не возобновят, то это более или менее верная голодная смерть! В субботу раздобывала всякие справки, из жакта, из института. Ходатайство института завтра сдам.

6 января. Силы падают не по дням, а по часам. Стоило мне эти 5 дней пробыть на одном хлебе и воде (тот бесталонный суп, который я получаю из Музкомедии — просто вода), как силы совсем
упали. Утром я выходила на работу — дрожали ноги. В больнице было много дела. Четыре подкожные впрыскивания угасающим людям, присутствие на операции, беготня вниз и вверх, после чего я еле плелась домой. Пришла и завалилась на кровать. Угасает воля к жизни. Болит сердце.

Неужели не дотяну?
По улицам бродят люди с ведрами, по воду. Ищут воды. В большинстве домов не идет вода, замерзли трубы. Дров нет. У нас, к счастью, часто бывает вода, и сейчас вот горит электричество.
Писем ни от кого нет.
Идет снег. Все умрем, и нас засыплет снегом. Во славу коммунизма.
Уже 8 часов. Надо ложиться спать. А то тяжело. До завтрашнего хлеба.

http://os.colta.ru

[Хранитель укропа]

«Храм Христа Спасителя стоит на антикапсуле коммунизма»

Диггер Вадим Михайлов о жизни и тайнах московского подземелья

Продолжаем цикл интервью о недавнем прошлом нашей страны. Вслед за перестройкой мы вспоминаем ключевые события и явления 90-х годов — эпохи правления Бориса Ельцина. Основатель и лидер российского движения диггеров и аварийно-спасательного отряда «Диггер-спас» Вадим Михайлов рассказал о том, как подземелье Москвы притягивало романтиков, почему политики сбрасывали вес, чтобы побывать там, и существовали ли на самом деле гигантские крысы-мутанты.

Читать дальше... 

Собкор: 90-е годы ознаменовал пик интереса к диггерству. Вы утверждаете, что термин «диггер» (в значении «исследователь городских коммуникаций») ввели вы, но ваши оппоненты говорят, что он был введен до вас.

Михайлов: Моя задача состояла в популяризации термина digger (от глагола to dig — копать) и ассоциации его с копателями, и я эту задачу успешно выполнил через СМИ и друзей. Надо читать профессиональных историков-архивистов, которые уже давно поставили все на свои места. Конечно, философию диггерства и «Диггеров планеты Андеграунд» придумал я и мои коллеги. Хотя бывший посол Великобритании в России Энтони Брентон на открытии памятника Шерлоку Холмсу в Москве в своей речи, обращаясь ко мне с некоторым сарказмом, отметил, что мы популяризируем левеллеров Британии (радикальное политическое течение в Английской буржуазной революции ).

Мы уважаем диггеров, которые называли себя «истинными левеллерами» в середине XVII века в Англии, но мы не имеем к ним никакого отношения. Мы просто хотели звучное название, чтобы оно стало международным — тогда была мода на все иностранное, — и мы назвались диггерами. В итоге диггерство распространилось на всю планету. У меня везде ученики, я побывал в США, есть последователи во Франции, в Британии, на Мальте и в других странах.

Пока существовал СССР, на диггерство было наложено табу. Заговорили о нем после 1991 г. Всем стало интересно, мол, а что же там под землей, и мы были готовы это показать. Кого мы только не водили в подземные коммуникации! Навскидку вспоминаю, как водил туда многих политиков, журналиста Марианну Максимовскую, режиссеров Ренату Литвинову, Владимира Соловьева, как мы устраивали подземный театр с Романом Виктюком.

После развала СССР все славили власть и гласность, а мы рассказывали о катастрофе в ЖКХ, о том, как гибнут подземные сооружения, наша история. Через диггерство прошло много людей, сейчас они работают спелеологами и спасателями, их удалось увлечь и увести от наркотиков и популярного в 90-е криминала.
Собкор: На какие наиболее интересные объекты вам удалось попасть в 90-х?

Михайлов: Это, конечно, бункеры, сейчас они охраняются ФСО. Кстати, именно мы помогли им с устранением уязвимостей подземных оборонительных сооружений Кремля и системы супербункеров (например, в случае с Раменки-1). Доступ к ним был, но мы не водили туда людей, понимали, что нельзя.

Бункер в Раменках связан тоннелями с другими подземными объектами Москвы. Он рассчитан на 28 000 человек, которые смогут достаточно долго укрываться в нем после ядерного удара. В ФСО хотели запретить любую активность под исторической Москвой. Мы же пытались объяснить им, что ни в коем случае нельзя запрещать диггерство и археологию. Лучше пусть возьмут к себе под крыло, но главное, чтобы не запрещали.

Бывал я и в подземном зале с колоннами, размером, наверное, со стадион. Представьте себе это зрелище и нас, пацанов, которые жили рассказами отцов о подземельях. Все, что мы видели раньше, это подвалы обычных домов, и тут увидели такие сооружения! Вообще любой новый подвал, в котором мы раньше не были, был для нас открытием, а такие грандиозные сооружения вызывали трепет. Это вдохновляло на новые поиски.

Интерес представляет также большая система подземной водосточно-дренажной системы Москвы, в которой находятся так называемые исторические пробки, забитые гумусом истории, как мы его называем. Это культурный слой, с которым не работают археологи, но его окучивает мафия старьевщиков-антикваров — это нумизматические редкости, клады и старинные предметы быта.

Интересны пространства под храмами, где мы находили гробницы, совершенно уникальные, ходы времен Ивана Грозного, шахты и штольни, где до сих пор стоят раритеты — маленькие заросшие сталактитами горнопроходческие комбайны, с помощью которых начинали строить московское метро. Они стоят никому не нужные, им самое место в музее.

Собкор: Существует ли Колодец трех рек под Москвой или это миф?

Михайлов: Он находится на юго-западе Москвы, я побывал на его балконе. Искали его лет 20. Это шахта, бетонная наверху, белокаменная внизу, она входит в старые дренажные системы Москвы. Старые диггеры описывали ее как гигантскую шахту, но это не так. Ее глубина составляет всего лишь 40 м, мы видели и больше. В колодец вливаются три реки, одна из которых — сток Минобороны, он омывает бункерную зону. Они сливаются водопадами, и где-то на высоте 20-30 м возникает эффект аберрации, подземная радуга. Много было желающих подтвердить или опровергнуть его существование, особенно потому, что те, кто его видел, не давали точную привязку к месту.

Собкор: Кто вас привел в подземную Москву?

Михайлов: Мой отец Вячеслав Михайлов. Он был машинистом метро, 9 раз его избирали депутатом Моссовета, хотя он был беспартийным. В свободное время отец посещал подземные сооружения. Кроме обычного метро он, уже инженером, побывал в объекте Д-6 (система правительственно-военных туннелей под Москвой, названная журналистом Владимиром Гоником «Метро-2») и даже водил там спец. состав, перевозил разделенные части ракеты.

Я вырос на его рассказах, он меня познакомил с книгами Игнатия Стеллецкого, выдающегося российского спелеолога, и французского исследователя пещер Норбера Кастере.

Собкор: Вы упомянули «Метро-2», вы его видели?

Михайлов: Не только видел, но и водил туда своих самых близких друзей. Д-6 опосредовано связано с обычным метро, там надо несколько шлюзов пройти. Этот объект отличается от обычного метро только тем, что он более технический. Там более узкая колея, но не везде. Пространство неоднородное — представьте себе коридор, который переходит в трубу, другой коридор в квадратное помещение, третий коридор узкий, четвертый низкий. Д-6 — неприглядное метро, никакой эстетики. Подобное я видел только в бремсбергах (наклонная горная выработка для транспортировки угля с лав, с запасным выходом на поверхность) угольных шахт.

В центре Москвы, у Минобороны, у ГРУ при Генштабе, у старых высотных зданий ветка Д-6 оформлена красиво, специально для партноменклатуры. Этими станциями никто не пользуется, они стоят украшенные статуями на глубине от 100 до 300 м в пыли и сталактитах, в вечном мраке. Все они были в таком состоянии, что мы были не то что расстроены или удручены, мы осознали, что государство гибнет.

Я тогда подумал: «Это же закрома нашей Родины. Это надо музеефицировать». Я же, если можно так сказать, монархист советского периода. Это не ностальгия, я уверен, что страна шла по верному пути, а воровство, коррупция были преодолимы. Просто ЦРУ хорошо выполнило свою гибридную задачу.

Собкор: Пишут, что строить «Метро-2» не прекращали.

Михайлов: Строительство под землей продолжается, но это уже не Д-6. Это специальные бункеры, лаборатории и другие помещения не для эвакуации власти, а для нужд военных и спецслужб.

Собкор: Вместе с вами или чуть раньше о диггерах начал говорить Владимир Гоник, который работал врачом в одном из этих бункеров.

Михайлов: Это не диггер, это писатель и режиссер. Не хочется о нем говорить, в 90-е годы он занимался тем, что постоянно «разоблачал» нас в прессе, приходил на пресс-конференции и устраивал скандалы. Зачем ему это было нужно? Не знаю. Как-то он меня очень разозлил, и я решил о нем разузнать. Моя сестра Оксана, полковник ФСБ, навела справки и выяснила, что он никогда не работал врачом в этой системе.

Гоник написал книгу о диггерстве, но в ее основу легли наши воспоминания, ведь мы его водили под землю. Честно вам скажу — он под землей задом тер кабель высокого напряжения. Профессионал такого себе позволить не может. Последний раз мы с ним встретились, когда работали у одного московского монастыря, там кренилась башня. Приехали СМИ, начали снимать, и тут появился старичок, в котором я узнал Гоника. Он орал, что мы ряженые, а я сумасшедший. Я взял арматуру и сказал: «Раз я сумасшедший, я сейчас тебя прибью, и мне ничего не будет». Гоник тут же убежал.

Собкор: Бывали ли случаи гибели диггеров в Москве?

Михайлов: Всех, кто лезет под землю, ошибочно называют диггерами. А лезут туда все кому не лень, иногда просто пива попить. Настоящие диггеры под землей не пьют. В моем отряде не было ни одной смерти. Мы проводим много тренировок, отсеиваем неадекватных людей.

Мы даже участвовали в спасении этих «диггеров» (на самом деле любителей сфотографироваться под землей). Было это в коллекторе реки Коровянка. Представители Мосводоканала и Мосводостока развели руками, мол, не знаем, где тут люки. Это был позор, мы знаем, а они нет. Уже каски выплыли (верный признак того, что люди утонули), но нам удалось их спасти.

Вы говорите, что мы не знаем подземного муравейника, на котором живем. Но не может быть, чтобы в такой бюрократической стране, как СССР, не было планов подземных строений.

До сих пор нет никаких общих схем подземных строений, даже у КГБ их не было. Поэтому есть схемы разобщенных хозяйств у разных организаций. Отсюда и хаос, когда что-то происходит под землей, чиновники начинают спихивать вину друг на друга.

Мы выступали за создание карты подземной Москвы, учитывая наши наработки. Тогда нас проигнорировали, а теперь это невозможно из-за международного терроризма. А в 90-е было так — бетонировали уже забетонированное, размуровывали уже размурованное. Помню, Лужков приехал на одно ЧП, где мы помогали, и спрашивает начальника Мосводостока Черенкова: «Зачем вы это сделали?» (он тогда замуровал часть водостока реки Неглинной под Цветным бульваром). Черенков мялся, мол, пошла трещина, а Лужков не стал разбираться и поверил ему. Так запружались дома в центре, так гибла Неглинная.

Собкор: В середине 90-х мэрия решила перекопать Манежную площадь, чтобы убрать оппозицию от стен Кремля. Вы выступили против строительства ТЦ под площадью, почему?

Михайлов: Потому что работал с Мосархеологией, они пытались там копать, а им не давали. Темпы строительства этого нелепого торгового центра загубили часть истории Москвы, город потерял значительную часть своего археологического паспорта.

Мы находили там подземные сооружения, склепы, фундаменты. Некоторые гробы были извлечены монахами тайно, а прах захоронили на территории монастырей. Не были изъяты старинные могильные камни, не проработали тему по библиотеке Ивана Грозного. Эта нелепая торговая яма вызвала обводнение Кремля, гостиницы «Москва» и даже Большого и Малого театров.

Собкор: Какого века были захоронения?

Михайлов: XIV-XVI веков. Есть фото, на котором я показываю Лужкову откопанный на месте строительства череп XVII века. Реакция у Юрия Михайловича была как у Гамлета на бедного Йорика. Лужков тогда уже решил судьбу Москвы, и черепом его было не удивить.

Собкор: Вы часто полемизировали с Лужковым, иногда вас называли «подземный мэр Москвы», противопоставляя себя ему.

Михайлов: Меня так называли, чтобы с ним рассорить, но он воспринимал это с юмором.
В первый год его мэрства все было хорошо. Мы работали вместе на строительстве храма Христа Спасителя. Была задача найти артефакт — антикапсулу. Это так называемая черная капсула коммунизма, которая была заложена куратором всех подземных бункеров Лаврентием Берией на месте взорванного храма, под свежим фундаментом будущего Дворца Советов архитектора Иофана (вместо которого позже построили бассейн «Москва»). В капсуле было запаяно послание будущим поколениям, завещание Сталина, советские «иконы». Лужков очень хотел найти ее, поиски задержали строительство храма на месяц.

Тогда мы наткнулись на вход в бункер с гермозадвижкой. Заместитель премьер-министра правительства Москвы Владимир Ресин был против поисков капсулы, он привел каких-то людей из Кремля, которые убедили Лужкова не трогать вход в бункер и перенести сам храм немного в сторону, так как на его прежнем месте действительно был вырыт бункер, связанный с Кремлем.

Собкор: То есть храм стоит на черной капсуле коммунизма?

Михайлов: Я обсуждал этот момент с отцами церкви, они объяснили, что тут нет ничего страшного. Многие церкви строили на плохих местах, они собою как бы запирают сатанинское место. Это надземный замок над подземным инфернальным злом.

Собкор: Чем закончился конфликт с Лужковым?

Михайлов: Тем же, чем и все конфликты москвичей с Лужковым. Мы оказались запрессованы со всех сторон, нам не давали работать, я не имел нормального заработка и не смог осуществить главную задачу — создать клуб диггерского дела. Лужков разрушил все наши творческие планы.

Собкор: Вас называют специалистом по выживанию под землей, какой у вас личный рекорд?
Михайлов: В прошлом году нам исполнилось 39 лет, если свести все погружения за это время, то у меня выходит 1,5 года под землей. Предельная глубина, если свести все шахты по которым я лазил, достигнет 8 км, а если соединить все горизонтальные туннели и трубы, то они несколько раз смогут опоясать земной шар по экватору.

В 1996 г. был проведен эксперимент по непрерывному пребыванию под землей, длился он 3 суток. В том же году я провел первую в истории пресс-конференцию под землей, в устье Неглинной. На нее пришло около 300 корреспондентов, от светильников тележурналистов было жарко! Их влекла экзотика и гротеск. Это было весело. Помню, как затащил под землю Гайдара. Егор Тимурович ел торт в русле Неглинной.

Собкор: Зачем он ел торт?

Михайлов: Мы его так поздравили с днем рождения. Потом к нам туда спустили несколько ящиков пива от Партии любителей пива в качестве презента Гайдару. У нас с ним были прекрасные отношения, он нам помогал. Сохранилось видео с этого праздника.

Мы многих политиков перетаскали под землю. Первым был Лужков, вторым — заместитель председателя Совфеда Валерьян Викторов, потом был Гайдар, Брынцалов. Гайдар и Лужков обладали крупным телосложением, и поэтому я деликатно намекнул им о диаметре обода люка. У нас есть такой человек Артем Задикян, известный хохмач, он притащил в мэрию обод из пенопласта, чтобы постебаться над Лужковым, но Юрий Михайлович без труда пролез сквозь него, он активно занимался теннисом, и сказал: «Все, я готов!»

Собкор: Как вы находите общий язык с военными и спецслужбами?

Михайлов: Легко. Все следили за нашими приключениями под землей в 90-х, а после моего участия в «Норд-Осте» жмут руку. Сотрудники ФСБ даже извиняются, что Николай Патрушев так и не выдал награду, хотя и обещал. Зато награды получили дети чиновников, которые стояли на улице, как будто это они, а не я проводили «Альфу» под землей с ВССом в руках (бесшумная снайперская винтовка для подразделений специального назначения). Мне её дал начальник подразделения центра специального назначения. Даже сегодня я шел к вам на интервью, и около меня остановился автобус с ОМОНом, подошли, улыбаются: «Приветствуем! Как там у вас под землей?»

Однажды нас достали из-под земли около Манежа, и прямо в грязной и мокрой химзе повели в Кремль, где с нами говорил Александр Коржаков. Я шел по знаменитым кремлевским коврам, а с меня капала грязь.

Никогда не поверите, о чем мы с Коржаковым говорили, — о библиотеке Ивана Грозного! Очень его этот вопрос интересовал. Мы после разговора были вне себя от счастья. Коржаков сказал, чтобы мы готовили экспедицию. Диггеры серьезно подошли к делу и долго готовились, но вдруг Коржаков ушел из окружения Ельцина и в Кремле взяли тайм-аут, а потом и вовсе заявили, что ничего искать не надо, якобы мы можем испортить изысканиями ансамбль Кремля.

Собкор: На вас выходили адепты популярной тогда в России японской секты Аум Синрике, ныне запрещенной в России. Что их интересовало?
Михайлов: Это были необычные люди, они обладали силой, умели внушать и влюблять в себя. Они предложили нашему движению всестороннюю поддержку, собирались поснимать на камеру подземелья метро, говорили, что какой-то фильм хотят сделать. У нас с ними шли переговоры о спусках, но что-то меня насторожило.

Я спросил своих знакомых в спецслужбах о разрешении на их спуск, и мне ответили, что можно, что у японцев офис в Москве и это дружественная России организация. Несмотря на это, меня что-то кольнуло и я не стал с ними связываться. Как же я рад, что я не повел их! Вы понимаете, что бы они сделали здесь? Через несколько месяцев, в марте 1995 г., произошел теракт, организованный Аум Синрике в токийском метро, и в Москве их быстро скрутили.

Собкор: Подземелья Москвы рождают в воображении мрачную и грязную картину. Нашли ли вы под землей нечто красивое?

Михайлов: Для кого-то бетон серый и скучный, но для меня под землей в нем столько тонов, полутонов (или, как я их называю, обертонов). Я не говорю уже о кирпиче, который сверкает по-разному в разное время, про яркие капли подземной росы. Каждый предмет подземки приобретает свой гротескный образ, преломляясь в лучах фонарей.
Одна только Неглинная привела меня к мнению о подземельях как о разнородном красивом организме. Здесь кирпич разных лет, разные виды кладки, мрамор, гранит и современный бетон. Все это дисгармонирует и не дает глазу привыкнуть. Если же подземка вызывает у тебя отрицательные эмоции, то ты уже не диггер, а мы, даже вытаскивая гниющие трупы, остались влюблены в нее.

Собкор: Не могу не спросить про крыс-мутантов, живущих в подземке, в 90-х все газеты пугали ими читателей.

Михайлов: Эта история пошла действительно с нас, хотя мы отрицали их существование. Вот как родился этот миф. Журналист Вл. Руга, с моего молчаливого согласия, написал, как диггеры с помощью автоматов-огнеметов уничтожают под землей крыс-мутантов. Это была шутка, но люди в неё поверили.
Когда ко мне обратились, я объяснил, что под землей водится пасюк в холке 15 см, в длину может достигать до 25-30 см, с хвостом до 45-50 см. Журналисты тут же сделали свой вывод, что 50 см - это основная длина туловища крысы, а еще через несколько публикаций выходило, что в метро водятся крысы размером со среднюю собаку. Рыбы-мутанты и тараканы-мутанты реально существовали, и мы их сняли на видео, но это было неинтересно желтой прессе.

Собкор: Какими вам запомнились 90-е годы?

Михайлов: 90-е ломали судьбы и открывали глаза. Страна гибла, мы об этом говорили и уходили в подземку, чтобы успокоиться и сублимировать ужас, который творился на поверхности. Диггерство в 90-е было наркотиком. Закончились те годы для меня не в 1999-м, а в 2002, когда произошел захват террористами «Норд-Оста». Господь дал мне возможность участвовать в спасении заложников, и я стал больше воином, чем исследователем.

Я понял, что теперь начался век терроризма и катастроф, и если Россия не вернет СССР или не создаст какое-то новое объединение, защититься не удастся. 90-е были пиком диггерства и свободы, которая была очень важна для развития общества. При всей мерзости перемывания грязного белья, которую обрушили на людей СМИ, они же давали возможность сказать правду, и её слышали люди. Я надеюсь, наступит время возрождения великой страны, где будет то самое ощущение свободы, которое было в 90-х.

Беседовал Алексей Сочнев

* Вадим Михайлов и Юрий Лужков в коллекторе реки Неглинки. 1994 год
* Вадим Михайлов в археологическом раскопе на Манежной площади в Москве. 1995 год
* Член клуба московских диггеров спускается в подземелье в районе Волхонки. 1993 год
* Экспедиция столичных диггеров в коллектор подземной реки Таракановки. 2016 год
* Вадим Михайлов (слева) проводит церемонию посвящения в диггеры. 1998 год
* Вид на храм Христа Спасителя в городе Москве во время его воссоздания. 1996 год
* Егор Гайдар и Вадим Михайлов в русле подземной реки Неглинки. 1995 год

[Хранитель укропа]

..создательница "маленького черного
платья" работала на Абвер..

Коко Шанель уличили в работе на нацистскую разведку

Кутюрье Коко Шанель во время Второй мировой войны числилась агентом немецкой разведки.

Читать дальше... 

Сообщается, что среди опубликованных архивных документов спецслужб того времени найдено досье на Шанель, в котором, в честности, имеется письмо анонимного источника в Мадриде французскому сопротивлению. В послании сообщается, что Шанель, которую считали «подозрительной», в 1942-43 годах была любовницей и агентом барона Гюнтера фон Динклаге, работавшего атташе в немецком посольстве и подозревавшегося в агитационной и разведывательной деятельности. Некоторые историки считают, что Шанель выполнила более десятка шпионских миссий. После войны ее обвинили в коллаборационизме и арестовали. Позже ей дали свободу, но с условием покинуть Францию.
По словам ответственного за хранение архива французских спецслужб Фредерика Кугинера, немецкая разведка («Абвер») зарегистрировала Коко Шанель как своего агента.

[Хранитель укропа]

..подымите мне веки: не вижу! - сказал подземным
голосом Вий - и все сонмище кинулось подымать ему веки..
Доверчивые лица: как знаменитости выбирают, где разместить свои деньги, и теряют их http://www.forbes.ru/finansy/igroki/...dengi-i-teryay

[Хранитель укропа]

Репортаж: "Из России с любовью: Леонардо Ди Каприо поблагодарил якутов за серебряный «Оскар» - https://russian.rt.com/article/154091

[Хранитель укропа]

..как бывшие иконописцы
адаптировались к советской реальности..

Иконы советского стиля

1500 рублей выделил заместитель председателя Совета народных комиссаров Л. Б. Каменев бывшему иконописцу Ивану Голикову в качестве аванса за серию иллюстраций к «Слову о полку Игореве».

Это был крупный успех советской культурной политики - перековка ремесленников-богомазов, которые переключились на образ счастливой и совершенно безрелигиозной страны. Причем этот образ, которым характеризуется расцвет лаковой миниатюры, пережил саму советскую власть.

Расположенные неподалеку от Суздаля села Мстера, Палех, Холуй и другие помельче обеспечивали иконами почти всю Россию. Это были странные села, их жители практически не занимались сельским хозяйством, зато там проводилось до пяти ярмарок в год. И славились эти ярмарки не медом, картошкой или мочеными яблоками, а иконами — на любой вкус и достаток. В промысле участвовали все. Те, кто не писал, готовили доски, чеканили медные оклады, то есть работали на иконное производство. В 1854 г. журнал «Москвитянин» сообщал о жителях Холуя: «Не имея хлебопашества, они с плугом и сохою вовсе не знакомы; редкий из них умеет запрячь или вспахать землю, посеять, собрать хлеб. Главное их занятие - иконопись. С малых лет до глубокой старости житель Холуя не расстается с кистью».

Читать дальше... 

Структура иконописного промысла очень напоминала средневековые цеховые организации, существование которых в России историки отрицают. Ремесленник проходил все стадии мастерства — от ученика до полноправного мастера. Писаные иконы изготавливались небольшими мастерскими, где работало 15–20 человек. При этом дешевые иконы не были авторскими — над каждой работало не меньше двух человек. Лики писали «личники», все остальное — «доличники». Иногда практиковалось и более дробное разделение труда, когда весь процесс и каждая операция доводились до полного автоматизма.

Технологической революцией стало использование окладов из дешевой фольги, которые закрывали икону почти целиком,— работа художника сводилась к изображению лика. Такие «подфалежные» иконы считались дурным тоном, но были сильно дешевле обычных. Правда, эта технология чуть было не привела к полному уничтожению иконного промысла. Дело в том, что блестящие «подфалежные» изделия научились имитировать фабрики, занятые производством металлической тары для конфет и ваксы. В конце XIX века немецкая фирма «Жако и Бонакер» освоила печатание хромолитографированных икон на жести. Продукция «Жако и Бонакер», напоминавшая дорогие иконы в эмалевых окладах, заполонила церковные лавки. Блестящие штампованные изображения были существенно дешевле, нежели писаные иконы. А главное, куда красивее с точки зрения массового вкуса.

Понятно, что иконописцы Палеха, Мстеры и Холуя писали не только дешевые массовые иконы. Среди них были и «подстаринщики» — мастера, стилизующие свои произведения под древнюю живопись. Существовали различные технологии, позволяющие состарить только что написанную икону. Иконописцы, умеющие «зафурить» или «присмирить» икону, чтобы выдать ее за древнюю, назывались фурильщиками или подфурниками. Занимались «подстаринщики» и реставрацией. Первоначально их клиентами были старообрядцы, но с возникновением общественного интереса к иконе у «подстаринщиков» появились новые клиенты — амбициозные, но недостаточно образованные коллекционеры. Например, ходила байка про «подстаринщика», который, получив для реставрации древнюю икону, аккуратно спилил верхний слой доски вместе с красочным слоем, а к старой доске приклеил новый слой дерева, на которой написал копию «отреставрированной» иконы. Эта копия была возвращена коллекционеру-заказчику, а подлинник купил знаток-старообрядец.

Хождение в народ

Экономические трудности, которые испытывали иконные промыслы, грозили им полным исчезновением, но неожиданно у кустарей-иконописцев появились высокие покровители. Коллекционеры и исследователи древнерусской живописи хорошо знали быт и проблемы иконописных артелей. В 1901 г. искусствоведы Н. П. Кондаков и С. Д. Шереметьев с группой единомышленников создали Комитет попечительства о русской иконописи, который должен был, с одной стороны, помогать иконописцам осваивать живописную технику, а с другой - защищать их экономические интересы, борясь с промышленным производством икон. По сути это был народнический проект. Подобно деятелям предыдущей эпохи, желавшим, чтобы народ нес с базара «не милорда глупого», а «Белинского и Гоголя», члены комитета мечтали, чтобы иконные лавки торговали не блестящими жестяными картинками, а качественными писаными иконами. То есть речь шла не только о сохранении промысла, но и о воспитании народного вкуса, а иконописцев следовало не только материально поддержать, но и перевоспитать. А поскольку ограничить продажу печатных икон комитету не удалось, все свелось именно к воспитанию и просвещению. Школы иконописцев создавались не только в окрестностях Суздаля, но и в Москве. Предполагалось, что эти учебные заведения дадут будущим иконописцам общее художественное образование, а также внушат им, что икона — это произведение искусства, которое нельзя писать бригадным методом, с разделением на «личников» и «доличников». Наиболее известная из таких школ была основана в Москве художником Клавдием Степановым, прожившим более 20 лет в Италии, а затем вернувшимся в Россию с идеей привить народу художественный вкус. В этой школе будущих иконописцев учили копировать Рафаэля и других художников Возрождения. Душа романтического народолюбца наверняка радовалась при виде крестьянских детей, копирующих Рафаэля, однако промыслы - штука традиционная, отторгающая новшества.

Конфуз произошел, как только первые выпускники этих школ стали искать работу. Артели категорически отказывались принимать их в свои ряды, ведь заказчики требовали как раз массовую икону, с которой и сражались столичные эстеты. В общем, проект воспитания просвещенных иконописцев большого успеха не имел. Впрочем, большинство попыток городских идеалистов объяснить народу, как следует жить по законам красоты, добра и правды, заканчивались именно так. А вскоре иконному промыслу пришлось преодолевать трудности совсем иного рода.

«Смерть и гибель для владык…»

Революция и антирелигиозная политика большевиков уничтожили иконописные промыслы на корню. И дело здесь было не в репрессиях, а в практически полном падении спроса на дешевые массовые иконы. В несколько лучшем положении были «подстаринщики», имевшие хотя бы теоретическую возможность влиться в поддерживаемую государством реставрационную деятельность. Но заказов на подобные работы было не много.
В 1918 г. жители Палеха попытались было организовать Первую палехскую художественно-декоративную артель, которая в основном занималась реставрацией храмов. Но, поскольку на повестке дня было закрытие храмов, а не восстановление, артель просуществовала недолго. Спустя пару лет там же возникла другая артель, специализировавшаяся на росписи деревянных шкатулок, солонок, ларцов и т. п. Это давало работу и многочисленным столярам, которые переключились на эту мелочевку с иконных досок. Владимирский артсоюз умудрился даже отправить партию своего товара на продажу в Англию. Но все кончилось конфузом: изделия, не выдержав транспортировки в сырых трюмах, потрескались и осыпались.

Артели бывших иконописцев пытались расписывать все, на что можно было положить краску,— металл, рогожу, мешковину… И надо сказать, яркие ковры из мешковины пользовались определенным спросом. Богомазы быстро поняли, что хорошо продается то, что перекликается с современностью. А поскольку современность пестрела марксистскими лозунгами, изделия народных художников заговорили языком советской пропаганды. На жестяном подносе теперь можно было изобразить ржаное поле с дымящей фабрикой на краю, а в центре, взявшись за руки, стоят рабочий с молотом и крестьянин с серпом. И надпись: «Мы с тобой — родные братья, Ты — рабочий, я — мужик. Наши крепкие объятья — Смерть и гибель для владык».

Предметы домашнего хозяйства с революционной атрибутикой все-таки не входили в число предметов первой необходимости. По-настоящему востребованным товаром были матрешки - спрос на детские игрушки есть при любой власти. Поэтому никому не приходило в голову рисовать матрешкам лица Ленина, Троцкого или Буденного. Укачивать в игрушечной колыбели вождя мирового пролетариата - сомнительное удовольствие.

Обращаясь к революционным сюжетам, иконописцы не проявляли большой оригинальности. Точно так же действовали, например, художники бывшего Императорского фарфорового завода — украшали заготовки, скопившиеся с дореволюционных времен, актуальными сюжетами и лозунгами «Мир хижинам — война дворцам», «Земля трудящимся!», «Кто не работает, тот не ест!», «Пропади буржуазия, сгинь капитал!» и т. д. Подобные приемы использовали почти все производители бытовых предметов. Ильф и Петров неоднократно проезжались по поводу нового креатива, упоминались, в частности, галстук «Мечта ударника», гипсовая статуэтка «Купающаяся колхозница», дамские пробковые подмышники «Любовь пчел трудовых».

Адаптация традиционных приемов к новой реальности давала возможность делать яркие необычные вещи. Однако то, что эксплуатация иконописных композиций придает народному искусству особую пикантность, поняли далеко не сразу. Художников периодически ругали за то, что их картинки нового быта слишком уж похожи на иконы, что женщина, нежно обнимающая сноп, подозрительно напоминает Богоматерь с Младенцем и т. д.

Городские выдумки

Провинция всегда оглядывается на столицы и с большим скепсисом относится к местной самодеятельности, если та не похожа на столичные образцы. Поэтому провинциальную экзотику обычно замечают столичные жители, а не местные. Именно такая история произошла с суздальскими иконописцами. Изобретением советской лаковой миниатюры мы обязаны палешанам И. И. Голикову и А. А. Глазунову, перебравшимся в Москву, где они работали в качестве иконописцев, реставраторов, театральных художников и т. д. Именно они в 1923 г. придумали яркие расписные коробочки со снопами, тройками, медведями и добрыми молодцами, в которых наши бабушки и прабабушки хранили свои украшения.

В основе их изобретения было 3 обстоятельства. Во-первых, они начали работать не с деревом, привычным для иконописцев, а с папье-маше (материал из слоев бумаги с пропиткой, подвергнутый термообработке). Идея была заимствована у конкурентов: еще задолго до революции находящаяся в Федоскино фабрика Лукутина выпускала мелкие предметы с росписью, выполненные из этого дешевого и легкого в обработке материала. Вторым обстоятельством было то, что художники совершенно сознательно использовали иконописную технику для создания не церковных произведений. Сочетание хорошо узнаваемых цветов и композиционных схем с непривычными сюжетами производило на зрителей сильнейшее впечатление. И наконец, третий, но не менее важный момент: свои экспериментальные произведения авторы предложили не коллекционерам, а государству, быстро сориентировавшись, что теперь именно оно является главным заказчиком искусства.

По воспоминаниям художников, труднее всего было найти кусок папье-маше для самой первой работы. В условиях послереволюционного дефицита это было нетривиальной задачей. В конце концов Александр Глазунов пожертвовал сделанную из папье-маше ванночку для фотореактивов, а Иван Голиков изобразил на ней сцену охоты в той стилистике, по которой безошибочно опознается все сделанное в Палехе. Эмоционально картинка воспринималась как миниатюрная икона, но при этом она была абсолютно светской. Ивану Голикову удалось точно ответить на социальный заказ - предложить светский вариант народного искусства. «Охоту» отнесли в Кустарный музей ВСНХ, где она была принята с восторгом. Художники получили материалы для работы, а музей вскоре организовал экспозицию лаковой миниатюры на только что открытой сельскохозяйственной выставке (ныне ВДНХ).

Угаданный госзаказ

Отношение государства, которое называло себя рабоче-крестьянским, к народному искусству было довольно сложным. То, что искусство должно принадлежать народу, и что именно народ — творец всего прекрасного, декларировалось постоянно. Но на практике получалось как-то не очень. Народное искусство плохо вписывалось в идеологию и оказывалось то слишком эротичным, то избыточно грубым, то религиозным. Идейно выдержанные произведения были нарасхват, и позже, в начале 30-х годов, их создание стало восприниматься как государственная задача. Неожиданно для всех фольклористика была объявлена одной из важнейших частей марксистско-ленинского литературоведения, после чего пошла волна публикаций фальсифицированных фольклорных текстов, воспевавших счастливую жизнь советских крестьян. В те же годы Максим Горький, выступая перед съездом воинствующих безбожников, сформулировал задачу наполнить новым смыслом церковные музыкальные произведения: «Наша русская церковная музыка есть нечто глубоко ценное, это действительно хорошая музыка. Почему-то до сих пор никто не догадался написать к этой музыке хорошие, красивые слова, которые можно было бы слушать не в качестве вечерни, обедни, всенощной, а как и когда угодно. Почему не сделать этого? Ценность музыки несомненна. А что касается слов, то чего другого - слов у нас сколько угодно».

Что же до палехских художников, то, создавая новую идеологически выдержанную миниатюру, они не исполняли госзаказ, но предвосхищали его. К тому же их произведения действительно были талантливы. Чего стоит, например, расписанная Голиковым круглая пудреница «Третий интернационал». В крышку вписана пятиконечная звезда, служащая рамкой для красноармейца, рабочего и крестьянина; те протягивают руки все еще угнетенным соратникам в борьбе — китайцу, индусу, французу, немцу, англичанину и прочим. Все эти идеологические бонусы сочетаются с динамичной композицией из переплетенных рук, тел и лучей звезды.

Очищенные от «религиозного дурмана» творения иконописцев прекрасно вписывались в новую идеологию. В них было все: и эксплуатация модных приемов древнерусской живописи, и подтверждение деклараций, что революция раскрепостила народные таланты. Палехские художники были обречены на успех. В постоянной экспозиции Кустарного музея появляется витрина, посвященная Палеху. Центральное место в ней занимала пластинка из папье-маше, в центре которой был изображен пятиглавый палехский храм, слева - крестьянин, пашущий землю, справа - тот же крестьянин за столом с кисточкой в руке. Вверху над храмом, в облаках и звездах, парил советский герб, заменяющий солнце, а венчала все это французская надпись «Assiociation d’artisaus de peiture antique de Palekh». Не будем упрекать палешан за грамматические ошибки и неточности словоупотребления: все-таки antique - это скорее «античный», чем «древний», да и artisans de peinture (дословно «ремесленники живописи») смотрится диковато. Так или иначе примечательно, что суздальские кустари презентовали себя на французском. Примечательно, но не слишком удивительно. Лаковая миниатюра сразу же становится визитной карточкой советского искусства на зарубежных выставках. В 1924 г. работы палехских мастеров были показаны на XIV Международной художественной выставке в Венеции, в 1925 г. Артель древней живописи получила Гран-при на Всемирной выставке декоративных искусств в Париже. Потом были Милан, Вена, Берлин…

Советские книги об искусстве Палеха всегда рассказывали, с каким восторгом иностранцы реагировали на яркие миниатюры. В воспоминаниях палешанина Александра Зубкова есть такой эпизод. В 1924 г. после демонстрации лаковых шкатулок в Венеции в советскую делегацию поступило неофициальное предложение послать в Италию 4-х мастеров для создания там школы. «Этим мастерам,- пишет Зубков,- предлагалось 4-х летнее руководство школой с хорошим вознаграждением, а затем любое местожительство в Италии и пожизненная пенсия. Председатель ВОКС (Всесоюзное общество культурных связей с заграницей) т. Каменева ответила, что это искусство принадлежит Советскому Союзу, а потому не может быть и речи о посылке мастеров в Италию». Нельзя сказать, что подобные истории вызывают у автора большое доверие…

«И тогда всех художников заставим работать в колхозе…»

Придуманный Голиковым и Глазуновым художественный проект развивался уже не в Москве, а в Палехе, где была создана художественная артель. Но местные власти, слабо разбирающиеся в актуальном советском искусстве, отреагировали на ее создание довольно кисло. Они были уверены, что художники пытаются возродить иконный промысел. Это создавало массу проблем, ведь включение лаковой миниатюры в репертуар агитпропа предполагало легальность артели. Когда же власти убедились, что художники не только лояльны, но еще и имеют высоких покровителей, пришла новая напасть.

С точки зрения закона палехские художники считались крестьянами, а значит, все радости, связанные с коллективизацией, относились к ним в полной мере. Сплошная коллективизация требовала поголовного вступления в колхозы. И хотя Артель древней живописи имела охранную грамоту от местного обкома партии, колхоз постоянно пытался заставить членов артели обрабатывать землю. Художникам с большим трудом удавалось отбиваться от активистов. Они объясняли, что их изделия продают за границу, а на эти деньги покупают трактора. Колхозники же не могли смириться с тем, что их соседи не отправляются чуть свет в поле, а вместо этого раскрашивают какие-то бессмысленные предметы и, что самое обидное, совсем не бедствуют. «Артель нам нужна пока только потому,- говорил в 1931 г. на общем собрании колхоза председатель Палехского сельсовета,- что на ее продукцию за границей нам дают машины. Но не больше как через год у нас будут свои машины, и изделия эти за границу не пойдут. Нам же они не нужны, мы плевать будем на них, и тогда всех художников заставим работать в колхозе».

Но если говорить серьезно, насильственная коллективизация палехским художникам не грозила - слишком уж серьезные люди им покровительствовали. Читая изданные в начале 30-х годов мемуары палешан, натыкаешься на самые неожиданные имена. Их опекал не только Горький, который кого только не опекал, но и Яков Ганецкий, работавший непосредственно с Лениным и Парвусом и арестованный Временным правительством по обвинению в передаче большевикам немецких денег. Читаешь в мемуарах художника Ивана Боканова, как во время выставки в Нижнем Новгороде Ганецкий долго рассматривал его работы и даже попросил дать несколько работ для демонстрации в Москве, и не сразу понимаешь, кто это такой - образ специалиста по сомнительным международным финансовым операциям совсем не вяжется с лаковой миниатюрой. А в мемуарах Ивана Голикова есть рассказ, как начиналась его работа над иллюстрациями к «Слову о полку Игореве». Он имел беседу с заместителем председателя Совета народных комиссаров Львом Каменевым, которому пожаловался на бедность, многодетность и отсутствие коровы. Результатом этих жалоб стал аванс в 1500 рублей. В позднейших советских публикациях имена Ганецкого и Каменева, расстрелянных во время Большого террора, уже не встречаются. Однако их интерес к палехским художникам случайным не был. Лаковая миниатюра была и предметом экспорта, и прекрасным материалом, демонстрирующим расцвет искусства в СССР. Такие промыслы должны были курироваться на самом высоком уровне.

Визуализация патриотизма

Успехи палешан подвигли иконописцев соседних сел последовать их примеру, и вскоре Мстера и Холуй обзавелись своими художественными артелями. Каждое село претендовало на наличие собственной школы и доказывало, что не похоже на Палех и идет своим путем. Но более важным кажется то, что их объединяло. Бывшие иконописцы создали визуальный образ народа и страны, который прекрасно вписывался в любую идеологическую схему: красивые розовощекие люди, которые с кем-то боролись и побеждали, иногда даже делали революцию, а в свободное время пахали землю, строили, творили. Красных флагов на пудреницах и табакерках рисовалось много, но революционная тема все-таки не преобладала. Красных рубах, платков и коней было куда больше. Созданная Голиковым и проспонсированная Каменевым серия иллюстраций к «Слову о полку Игореве» попадала в десятку. Создавалась версия Древней Руси - языческой, героической, сильной и чистой, как правда. Поэтика религиозной живописи теперь работала исключительно на патриотизм, а религиозная составляющая отсутствовала напрочь.

Лаковые шкатулки стали обязательным атрибутом сувенирных лавок, открывавшихся с конца 70-х годов в городах Золотого кольца. Именно эту версию Древней Руси должен был видеть турист, отправившийся осматривать наши древности. После падения советской власти и прекращения антирелигиозной пропаганды лаковая миниатюра из сувенирных лавок не исчезла. Теперь она соседствует с иконами, чашками, фарфоровыми колокольчиками и всеми своими яркими красками декларирует, сколь прекрасна страна Россия. Месседж, востребованный при любой власти.

Александр Кравецкий

К последнему фото: "Третий Интернационал" в исполнении бывшего иконописца И.И.Голикова не менее динамичен, чем созданный несколькими годами раньше памятник "Третьему Интернационалу" В.Татлина, более известный как башня Татлина..

[Пулемётчик Ганс]

Сообщение от Хранитель укропа

Дореволюционные зарплаты и цены, или как жили люди в Российской Империи при Николае II

1. Рабочие. Средняя зарплата рабочего по России составляла 37.5 рублей. Умножим эту сумму на на 1282,29 (отношение курса царского рубля к современному) и получим сумму в 48085 тысяч рублей на современный пересчёт.

2. Дворник 18 рублей или 23081 р. на современные деньги.

3. Подпоручик (современный аналог - лейтенант) 70 р. или 89 760 р. на современные деньги.

4. Городовой (рядовой сотрудник полиции) 20, 5 р. или 26 287 р. на современные деньги.

5. Рабочие (Петербург). Интересно, что средняя зарплата в Петербурге была меньше и составляла к 1914 году 22 рубля 53 копейки. Умножим эту сумму на 1282,29 и получим 28890 российских рублей.

6. Кухарка 5 - 8 р. или 6.5.-10 тысяч на современные деньги.

7. Учитель начальной школы 25 р. или 32050 р. на современные деньги.

8. Учитель гимназии или 108970 р. на современные деньги.

9. Старший дворник 40 р. или 51 297 р. на современные деньги.

10. Околоточный надзиратель (современный аналог - участковый) 50 р. или 64 115 р. на современные деньги.

11.Фельдшер 40 р. или 51280 р. на современные деньги.

12.Полковник 325 р. или 416 744 р. на современные деньги.

13.Коллежский асессор (чиновник среднего класса) 62 р. или 79 502 р. на современные деньги.

14. Тайный советник (чиновник высшего класса) 500 или 641 145 на современные деньги. Столько же получал армейский генерал.

А сколько, спросите вы, тогда стоили продукты?

Читать дальше... 

Фунт мяса в 1914 стоил 19 копеек. Русский фунт весил 0,40951241 гр. Значит, 1 кг, будь он тогда мерой веса, стоил бы 46,39 копеек – 0,359 грамма золота.
Мука пшеничная 0,08 р. (8 копеек) = 1 фунт (0,4 кг)
Рис фунт 0,12 р.= 1 фунт (0,4 кг)
Бисквит 0,60 р.= 1 фунт (0,4 кг)
Молоко 0,08 р.= 1 бутылка
Томаты 0,22 р. = 1 фунт
Рыба (судак) 0,25 р. = 1 фунт
Виноград (кишмиш) 0,16 р.= 1 фунт
Яблоки 0,03 р. = 1 фунт

Весьма достойная жизнь!

Теперь давайте посмотрим, сколько стоило снять жильё.

Аренда жилья стоила в Питере 25, а в Москве и Киеве 20 копеек за кв. аршин в месяц. Эти 20 копеек сегодня составляют 256 рублей, а кв. аршин – 0,5058 м².
То есть, месячная аренда 1 кв. метра стоила в 1914 г. 506 сегодняшних рублей. Квартиру в 100 кв.аршин наш канцелярист снимал бы в Питере за 25 руб. в месяц. Но он такую квартиру не снимал, а довольствовался подвальной и чердачной каморкой, где площадь была поменьше, а арендная ставка – пониже. Такую квартиру снимали, как правило, титулярные советники, получавшие оклад на уровне армейского капитана. Голый оклад титулярного советника составлял 105 рублей в месяц (134 тысяч 640 рублей) в месяц. Таким образом, 50-метровая квартира обходилась ему менее чем в четверть жалования.

Сумма налогов на одного человека в России была в 2 раза меньше, чем во Франции и Германии и более чем в 4 раза ниже, чем в Англии. Они были одни из самых низких в мире. Население стабильно и быстро богатело. Заработки русских рабочих выше заработков европейских, уступая (в мире) только заработкам американским.
Закон о социальном страховании был принят прежде всех европейских государств и США.
При этом цены на всё (если сравнивать с другими государствами), одни из самих низких в мире.

Ну а теперь расскажем о том, как сделан перерасчёт на современные деньги на примере зарплаты канцеляриста (мелкого чиновника). В рублях его жалование составляло 37 рублей и 24 с половиной копейки. В те годы существовал золотой стандарт, и каждый рубль содержал в себе 17,424 доли чистого золота, то есть 0,774235 гр. в пересчёте на метрические меры. Поэтому зарплата канцеляриста равна 28,836382575 гр. золота. Если мы разделим этот вес на золотое содержание рубля по состоянию на 28 января 2013 г., то получим 47 758 руб. и ещё 89 коп.

Как видим, царский рубль равен 1282 современным рублям 29 копейкам. В те годы существовал золотой стандарт, и каждый рубль содержал в себе 17,424 доли чистого золота, то есть 0,774235 г в пересчёте на метрические меры. Поэтому зарплата канцеляриста равна 28,836382575 гр. золота. Если мы разделим этот вес на золотое содержание рубля по состоянию на 28 января 2013 г., то получим 47 758 руб. и 89 коп. Как видим, царский рубль равен 1282 современным рублям 29 копейкам.

Однако, однако, а как неплохо жили !? И чего же тогда бузили ?
Пороть плетьми надо было своевременно.

Добавлено через 2 минуты

Сообщение от Хранитель укропа

Интервью с последним главой Временного правительства России Александром Федоровичем Керенским

Интервью записал сотрудник Русской секции Радио Канада светлейший князь Александр Андреевич Ливен в Нью-Йорке в 1964 г.

Это самое длинное из сохранившихся интервью с Керенским. В нем он излагает свою версию революционных событий в России.
https://www.youtube.com/watch?v=wA225DBywU4

Гладко говорит и, как виртуозно обошел острые углы.

[Кирилл Сызранский]

Сообщение от Пулемётчик Ганс

Однако, однако, а как неплохо жили !? И чего же тогда бузили ?

Помню роман Владимира Дудинцева "Не хлебом единым".
Впрочем, он это название взял из библейского Закона. Или Торы, кому что ближе.