— Ваш недавний уход из Королевской академии искусств огорчил многих, ведь именно при вас выставочная жизнь академии обрела мировое признание.
— Тридцать лет на одном месте — этого достаточно. Пенсия хорошая, а как независимый куратор я могу делать гораздо больше, в том числе проекты, раньше совершенно невозможные. К тому же подросли дети, они хотят учиться в Америке, а это стоит денег.
— В последнее время вы зачастили и в Россию, причем не только как консультант проекта "Эрмитаж 20/21".
— Хотелось бы содействовать Эрмитажу в обновлении его экспозиции послевоенного искусства. Мы готовим сейчас предложения по долговременной "аренде" — бесплатной, конечно,— работ из музеев мира в Эрмитаже.
— А сам музей не в состоянии с помощью спонсоров покупать недостающее?
— Когда речь идет о Магритте, де Кирико или Дали, которых нет в Эрмитаже, о Джаспере Джонсе и Джексоне Поллоке...вряд ли какой музей в мире способен сегодня на такие покупки, даже если он стремится стать универсальным музеем.
— То есть настал конец эпохи музеев?
— Нет, но они должны больше сотрудничать друг с другом, их будущее в международной кооперации. Я мечтаю о совместной акции ГМИИ и Эрмитажа. Почему бы им не сделать выставку о Щукине, скажем, ее можно показывать в течение трех месяцев в Москве, и о Морозове — три месяца в Петербурге? А потом произвести обмен ими?
— Вы уже предлагали это директорам?
— Думаете, они будут против?
— Попробуйте. Что, кроме лекции на "Красном Октябре", вас привело в Москву?
— Я очень хотел посмотреть выставку Кабакова. Я даже прилетал на ее открытие, но был невнимателен к визе в собственном паспорте. В аэропорту выяснилось, что виза недействительна. Зато в VIP-зале я видел, хоть и мельком, живую легенду — господина Горбачева.
— Удачная замена Кабакову?
— Ну, нет, не в художественном смысле. Но он символ новой России. Как и Кабаков — я в восторге от его выставки, особенно от той части, что на Волхонке.
— Как раз она меньше всего понравилась критикам.
— О, это такой романтизм, там так много символизма, перекличек с одной картиной Клода Лоррена, хранящейся в Лондоне, с традицией, идущей от Тернера к Редону и Моне...
— Сейчас многие русские собирают искусство. Влияет ли богатство в сочетании с неофитством на качество коллекций?
— Каждый раз я приезжаю в Москву лишь на пару дней, хотя мечтаю провести здесь недели две, увидеть не только музеи, но и субкультуру... Я видел у вас и прекрасные, и ужасные частные коллекции. Главное, чтобы они были доступны обществу. Бедные зрители и особенно бедные художники должные иметь возможность видеть это искусство, в этом была цель и Щукина с Морозовым. Я много лет дружу с Чарльзом Саатчи. Иные видят в нем не коллекционера, а дилера, а это не так, и хочу сказать, что он чурается публичности, но считает важным сделать свою коллекцию общедоступной. Ведь это влияет и на музейную жизнь.
— Когда вы готовили выставку "Из России", разгорелся скандал, вызванный нежеланием нашего Минкульта выпускать картины в Англию ("Ъ" писал об этом в декабре). Что было для вас наиболее интересного в том опыте подготовки?
— Я считаю, что абсолютные гарантии возврата, на которых настаивала Россия,— совершенно нормальное явление. Прекрасно, что их удалось предоставить (английский парламент принял ради этого специальный закон.— "Ъ"), в результате полмиллиона человек увидели русское и французское искусство вместе. Так что это был веселый опыт.
— "Веселый" — единственное ваше определение той ситуации?
— Искусство важнее всего, политика лишь довесок. Если бы выставка не состоялась, было бы очень обидно, но не более того. В мире есть много вещей, которые гораздо хуже.
— Скандал сопровождал и выставку Кранаха в лондонской академии. Власти запретили ее рекламу в метро, где воспроизводилась кранаховская Венера.
— Многие мои друзья были уверены, что я сам породил тот скандал. К сожалению, это не так. Я очень люблю Кранаха, как и все старое искусство, это была моя последняя выставка в академии, но — обнаженная дама есть обнаженная дама. Думаю, и в Америке она не попала бы ни на рекламный постер, ни на обложку каталога. А что, в России такую рекламу можно было бы увидеть в метро?
— В России цензура касается в основном современного искусства, у нас сейчас даже судят двух кураторов.
— Я не знаю всех подробностей, но в принципе стою за свободу в искусстве — свободу, которая не исключает ответственности. Есть хорошие и есть плохие провокации.
— Кто же должен решать? Полиция, пуритане, критика?
— Сам художник. Он должен понимать, насколько умное, конструктивное произведение он создал или неконструктивное, вульгарное. Я за красоту, а не вульгарность. Знаете, Бойс сказал: "Правда — это и есть красота". Правда, до него это, кажется, сказал Ленин, а еще раньше Достоевский?
http://www.kommersant.ru/doc.aspx?Do...956&print=true
15.10.2008, 06:47
Норман Розенталь: я за красоту, а не вульгарность
Древовидный вид