Семья Нахмад

[gans]

Вечером 6 ноября 2007 года в набитой битком комнате аукционного дома Christie’s в Рокфеллер-центре четыре покупателя сражались за картину Пикассо 1955 года, портрет его второй жены Жаклин. Цена быстро перевалила за $20 млн. За ходом торгов внимательно наблюдали пять членов семьи Нахмад. 61-летний Дэвид Нахмад вместе с двумя старшими братьями купил картину в мае 1995 года на аукционе Sotheby’s за $2,6 млн. На этот раз торги остановились на сумме $30,8 млн (12% — комиссия аукционного дома). Семья выручила в 10 раз больше вложенного за 12 лет владения картиной. А незадолго до этого они продали за $30,8 млн картину Модильяни, купленную за $18 млн в Лондоне пять месяцев назад.

Нахмады практически неизвестны широкой публике. На арт-рынке у них неоднозначная репутация: ими восхищаются, им завидуют, их боятся и обвиняют в жадности. Их специализация — современное искусство и импрессионисты, от Моне и Матисса до Ренуара и Ротко. «Нахмады продали больше работ, чем кто-либо другой», — говорит почетный председатель Christie’s в Нью-Йорке Кристофер Бердж. Если не считать самих аукционистов, так, наверное, и есть.

Читать дальше... 

В своем основном бизнесе Дэвид Нахмад не боится рисковать. Он вкладывает миллионы долларов на валютном рынке и в биржевые товары и делает стотысячные ставки на чемпионатах по нардам в Монте-Карло (в 1996 году он стал чемпионом мира). Но когда речь заходит об искусстве, он превращается в консервативного инвестора. «Мне нравится покупать качество», — говорит Нахмад. Он сторонится таких современных мастеров, как Джефф Кунс и Ричард Принс, чьи работы считает предметами роскоши, которые продаются по завышенным ценам. Он предпочитает классиков, особенно работы, созданные в самый плодотворный период их творчества: например, Моне начиная с 1873 года (поворотный момент для импрессионизма) или Миро начиная с 1924 года (ключевая дата для сюрреализма).

«Моне и Пикассо — это как Microsoft и Coca-Cola. Доходность меньше, чем у современных художников, зато она более стабильна», — говорит Нахмад.

Другая составляющая его стратегии: купить и держать. У большинства арт-дилеров запас картин невелик, от силы несколько десятков. Нахмады, потомки богатого банкира из Сирии, держат буквально целый склад картин. Свои сокровища они хранят в помещении площадью 1400 кв. м в беспошлинной зоне близ женевского аэропорта. Что внутри? «Это секрет», — отвечает Дэвид Нахмад. Но три осведомленных человека говорят, что там хранится от 4500 до 5000 предметов искусства общей стоимостью $3–4 млрд. В их числе 300 работ Пикассо на сумму около $900 млн. Это не самое крупное собрание его работ вне музеев, но только потому, что крупнейшее — у семьи Пикассо.

«Ключевая фигура в этом бизнесе — владелец, — поясняет один нью-йоркский арт-дилер. — Посредники зарабатывают не так много». Нахмады сами устанавливают цены и сами решают, когда продавать.

«Мы продаем только для того, чтобы покупать еще», — говорит 30-летний сын Дэвида Хелли, который управляет галереей в фешенебельном Carlyle Hotel на Мэдисон-авеню в Нью-Йорке. Его двоюродный брат, который по еврейской традиции тоже носит имя Хелли в честь деда Хиллеля, управляет галереей в Лондоне. Поскольку владение предметами искусства само по себе — весьма затратное дело, держаться выбранной стратегии на арт-рынке семье помогает другой бизнес — торговля валютой. Размер своего валютного портфеля Нахмады не разглашают, но источник, близкий к семье, оценивает его в $1 млрд.

Коллекция Нахмадов настолько обширна, что с ними сталкивался всякий, кто имеет дело с импрессионизмом и современным искусством. У некоторых остались не очень хорошие воспоминания. Нахмадов упрекают в том, что они любят менять условия сделок в последний момент и не торопятся платить. Дилер, у которого было несколько сделок с этой семьей, вспоминает случай, когда лондонский племянник Дэвида изменил стоимость картины уже после того, как стороны ударили по рукам. «Они не держат слова», — говорит он. «Ужасно трудно получить от них деньги», — утверждает другой известный арт-дилер, который, как и многие, не хочет критиковать семью публично, опасаясь последствий.

Дэвид считает все претензии несерьезными: «Мы всегда уважаем условия сделки». Его племянник Хелли категорически отрицает, что когда-либо менял ранее оговоренную цену.

Нахмады куда более экспансивны и несдержанны, чем принято на арт-рынке. «Они орут друг на друга прямо в галерее», — рассказывает давний знакомый семьи. На аукционы они приходят с женами и детьми. Мало того что дети иной раз мешают аукционисту, взрослые сами громко спорят друг с другом прямо в ходе торгов.

Влияние Нахмадов на мир искусства дает им возможность оговаривать для себя особые условия. К примеру, стандартный срок внесения платы за покупку на аукционе составляет 30 дней. Но иногда Нахмады платят в установленный срок только 10%. И передают картины для следующих торгов, обещая уплатить остальное после их продажи. Бывало, что долг Нахмадов только перед одним аукционным домом превышал $20 млн.

«Каждый новый сотрудник бухгалтерии спрашивал, что это за люди, почему они не платят? Но козыри всегда у них на руках», — вспоминает бывший сотрудник аукционного дома. Сын Дэвида Хелли утверждает, что время особых договоренностей прошло. «Мы накопили много наличности. Мы продали больше, чем приобрели», — говорит он.

В отличие от большинства дилеров Нахмады покупают и продают в основном через аукционные дома, перекладывая на их плечи проверку подлинности работ. Они используют аукционы и для того, чтобы поддержать цены на картины, которыми владеют. Например, осенью прошлого года на аукционах Sotheby’s и Christie’s в Лондоне Нахмады потратили $3 млн, купив пять картин итальянского художника Лючио Фонтаны, известного своими одноцветными холстами с прорезями. Но при этом они торговались еще за четыре его картины, чтобы повысить цены. «Это называется защита коллекции. У нас в Швейцарии хранится 100 работ Фонтаны, так что если вы платите на аукционе много денег за одну его картину, другие сто, теоретически, тоже должны подорожать», — объясняет Хелли.

Аукционным домам Нахмады нужнее, чем Нахмадам аукционные дома. Во времена спадов на рынке в начале 1970-х и 1990-х годов Нахмады скупали предметы искусства оптом. На аукционе Sotheby’s, посвященном Кандинскому, в 1971 году Нахмады приобрели половину картин. «Они играют такую же роль, как крупный брокер на фондовом рынке. Чтобы нормально функционировать, рынку нужна такая сила», — говорит арт-дилер из Нью-Йорка Джеффри Дейч.

Многих раздражает, что Нахмады относятся к произведениям искусства как к фьючерсам на нефть. Парижский арт-дилер Даниэль-Анри Канвейлер посвятил жизнь популяризации ранних кубистов и продвижению Пикассо. Нахмады, купившие более 200 работ Пикассо в галерее Канвейлера, действуют как перепродавцы, а не как меценаты. «Некоторые дилеры перед продажей выставляют картины в галереях, где стены обиты красным бархатом, — говорит один уважаемый нью-йоркский дилер. — Нахмады торгуют картинами со склада в Женеве».

Страстью к искусству семью заразил 76-летний брат Дэвида Джузеппе. В 1948 году Нахмады переехали из Сирии в Бейрут, а в 1960-м — перебрались в Милан. Дэвид вспоминает, что его брат, которого называли Джо, полвека назад жил на широкую ногу, катая на «феррари» и «роллс-ройсах» своих гламурных подружек вроде Риты Хейворт. Апартаменты Джо в Риме, Милане, Портофино и Лондоне украшали купленные им картины, в том числе работы Магритта, Леже и Дали. Его 32-летний лондонский племянник Хелли называет Джо эксцентриком и приобретателем: «Если дяде Джо был нужен чемодан, он покупал не один, а двадцать».

Джо мог жить на широкую ногу, играя на финансовых рынках, но в 1963 году ему не повезло, и он остался без денег. Тогда он разрешил младшим братьям Эзре и Дэвиду продать несколько картин из своей коллекции (во второй беседе Дэвид рассказал эту историю иначе: мол, причиной продажи был огромный интерес дилеров к некоторым картином из собрания Джо). Так или иначе арт-рынок в Милане был на подъеме и братья не знали отбоя от покупателей.

Дэвид и Эзра с детства прекрасно говорили по-французски, что пригодилось им в поездках в Париж, где рынок был не так разогрет и где можно было купить работы Пикассо, Шагала и Миро, чтобы продать с маржой в 50–100% в Милане. Дэвид рассказывает, что поначалу продавал картины в рассрочку. Под долговые расписки покупателей он брал в банке кредит, который тратил на приобретение новых картин. «Это как продавать автомобили», — говорит он.

Общительный, говорящий на семи языках, Дэвид быстро вошел в круг таких людей, как Канвейлер и барон Ганс Генрих Тиссен-Борнемиса, миллиардер и коллекционер предметов искусства, покупавший работы Пикассо, Кандинского и итальянского футуриста Джакомо Баллы. Эзра на полтора года старше Дэвида, он часто путешествовал с братом, но, будучи человеком замкнутым, все время держался на вторых ролях.

В 1970-е годы братья расширили географию своих командировок, продавая картины через аукционные дома и галереи в Европе, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Сан-Паулу и Буэнос-Айресе. Обладая феноменальной памятью, они зарабатывали на разнице в ценах между рынками. Ситуация с ценами на искусство была гораздо менее прозрачной, чем сегодня, так что покупатели в Нью-Йорке были не в курсе недавних сделок в Лондоне или Париже.

«Джо — абсолютный гений, — говорит нью-йокрский дилер Дэвид Нэш, одно время возглавлявший отдел импрессионистов и современного искусства в Sotheby’s. — Ему можно позвонить в три утра, и он вспомнит, сколько он заплатил за картину в таком-то году, в какой валюте и какой был тогда обменный курс».

В 1980-е годы братья не упустили случая воспользоваться спекулятивной лихорадкой в Японии. Таким клиентам, как Fuji Television Gallery в Токио, они продавали картины оптом. Нахмады сделали в Японии столько денег, что, когда в 1989-м разразился кризис, они продолжили скупать подешевевшие картины, существенно пополнив свою коллекцию.

Со временем Джо Нахмад стал более замкнут. Он оставался холостяком и жил в Марбелье, Париже и Монте-Карло, переложив часть работы на братьев и посредников. Дэвид утверждает, что у Джо проблемы со здоровьем и он отошел от дел, но источники, близкие к семье, говорят, что решающее слово по-прежнему за старшим братом. О нем рассказывают много историй, в основном про то, что он не любит платить. Арт-дилер из Лондона Айвор Брака вспоминает, как за завтраком в парижском Les Deux Magots Джо съел 14 круассанов. Когда официант спросил у Джо, сколько он съел, тот ответил «два или три». Джо никогда не оставляет чаевых, говорит его лондонский племянник Хелли.

Единственная подробная статья о Нахмадах была опубликована в 1994 году в журнале ArtNews. В ней утверждалось, что у Джо были проблемы с законом. В 1957 году он был арестован в Италии и приговорен к уплате штрафа после того, как у него нашли краденые деньги на сумму $70 000. А в 1961 году итальянская налоговая служба обвинила его в том, что он не уплатил налог со сделок на фондовом рынке объемом $92 млн.

Джо дал Forbes краткое интервью в связи с публикацией в ArtNews. По его словам, краденые деньги он неблагоразумно принял как оплату сделки. И его не арестовывали, а просто допросили, сняв впоследствии все обвинения. Расследования в Италии по подозрению в уклонении от уплаты налогов вообще не было, утверждает Джо.

В последнее время у семьи не было никаких проблем с законом, если не считать иска в связи с сексуальными домогательствами, поданного в 2005 году сотрудницей галереи Хелли Нахмада на Манхэттене. Нахмады уладили дело до суда. Стороны договорились не комментировать эту тему.

За последнее десятилетие, пока старшие сыновья Эзры и Дэвида подрастали и учились азам семейного бизнеса, авторитет Нахмадов серьезно вырос. Сын Дэвида управляет спроектированной архитектором Питером Марино галереей на Манхэттене, его двоюродный брат руководит галереей площадью 560 кв. м в фешенебельном районе Лондона Мейфэр.

Семья довольно дружна, но без трений не обходится. «Моему сыну нравится публичность, мне нет», — говорит Дэвид. Ему также не понравилось, когда лондонский племянник купил 50 картин современного британского художника Дэмиена Херста. По мнению Дэвида, астрономические цены на картины Херста — сугубо спекулятивное явление. Но Хелли проигнорировал мнение дяди и прилично заработал. За пять лет он получил в результате сделки с работами Херста 500%-ную прибыль. Племянник Дэвида, выпускник престижной лондонской школы St. Paul’s, чувствует себя на современном арт-рынке как рыба в воде.

Сын Дэвида — совсем другое дело. В 1997 году он бросил искусствоведческие курсы Christie’s. Его манеры вызывающи, он завсегдатай ночных клубов и приятель таких звезд, как Дэвид Блейн и Джонни Депп. «Я бизнесмен. Я продаю множество картин многим коллекционерам, и последние несколько лет мы бьем все рекорды продаж», — утверждает он.

Арт-дилер с Манхэттена Джек Тилтон участвовал в сделках с нью-йоркским Хелли и сейчас ведет с ним переговоры о собранных Нахмадами картинах Моне. «Сделок по ним практически нет. Слишком мало продавцов», — отмечает Тилтон.

Нахмадам прекрасно известен закон спроса и предложения. «Предметов искусства слишком мало по сравнению с числом желающих их приобрести», — резюмирует философию семьи Дэвид Нахмад.

Даже если из-за глобального экономического кризиса арт-рынок понесет потери, собрание семьи будет расти в цене — в этом он уверен. Если цены упадут, он будет покупать. «Многие покупают золото и кладут его в сейф, — говорит он. — Я предпочитаю золоту искусство».



http://www.forbesrussia.ru/forbes/is...kusstvo-sdelki

http://www.time.com/time/video/playe...882091,00.html

[Кирилл Сызранский]

Влияние Нахмадов на мир искусства дает им возможность оговаривать для себя особые условия. К примеру, стандартный срок внесения платы за покупку на аукционе составляет 30 дней. Но иногда Нахмады платят в установленный срок только 10%. И передают картины для следующих торгов, обещая уплатить остальное после их продажи. Бывало, что долг Нахмадов только перед одним аукционным домом превышал $20 млн.

Каждый новый сотрудник бухгалтерии спрашивал, что это за люди, почему они не платят?

Представил. Смешно...

[Кирилл Сызранский]

Нью-йоркский галерист и арт-дилер Хелли Нахмад (Hillel «Helly» Nahmad), признанный виновным в организации незаконного бизнеса и ожидающий сейчас приговора суда, обратился с прошением о замене ему тюремного заключения на общественные работы, во время которых он смог бы приобщать молодежь к современному искусству: «Я многое знаю о современном искусстве и мог бы найти путь к молодым людям, чтобы ввести их в мир, в который они, возможно, никогда бы не попали». Нахмад собирается водить детей из неблагополучных районов в музеи и галереи современного искусства, а также пожертвовать значительную сумму на художественное образование.
В рамках сделки о признании вины Нахмад уже выплатил государству $6,4 млн, а также расстался с картиной «Карнавал в Ницце» Рауля Дюфи.

[Сергей46]

Скажите пожалуйста, а кто может считаться... российским... "аналогом" - столь успешной... "семьи"?
Если возможно...

[Кирилл Сызранский]

Сообщение от Сергей46

а кто может считаться... российским... "аналогом" - столь успешной... "семьи"?

В России есть семейные галереи и арт-бизнесы, но, конечно, не такого масштаба.

[Сергей46]

Спасибо Вам, Кирилл Сызранский - за быстрый... ответ!

[Кирилл Сызранский]

Сообщение от Сергей46

Спасибо Вам, Кирилл Сызранский - за быстрый... ответ!

А Вам фамилии интересны этих российских семей?

[Сергей46]

Насчет... фамилий - конечно-же, интересно. Но раз, в первом ответе... таковых не было названо... ни одной - стесняюсь как-бы, просить... озвучить

[Кирилл Сызранский]

Сообщение от Сергей46

Насчет... фамилий - конечно-же, интересно. Но раз, в первом ответе... таковых не было названо... ни одной - стесняюсь как-бы, просить... озвучить

Пример:
Maricevic Fine Art & Antiques — семейный бизнес. Наш главный капитал — обширные знания, преданность делу и профессионализм команды. Вместе мы обладаем уникальным опытом и глобальной сетью контактов, что позволяет нам предлагать российским клиентам уникальные услуги.

Или вот ещё - смотрите.

[eustace]

Династия врачей, юристов, банкиров никого не удивляет, а если семья антикваров то это уже что-то фантастическое?