"И пробуждается поэзия во мне..."

[bykinist]

Андреев тоже четверть века провёл в местах лишения свободы. Но это совершенно другой масштаб личности.

А сердце еще не сгорело в страданье
Все просит и молит, стыдясь и шепча,
Певучих богатств и щедрот мирозданья
На этой земле, золотой как парча:
Неведомых далей, неслышанных песен,
Невиданных стран, непройденных дорог,
Где мир нераскрытый – как в детстве чудесен,
Как юность пьянящ и как зрелость широк;
Безгрозного полдня над мирной рекою,
Куда я последний свой дар унесу,
И старости мудрой в безгневном покое
На пасеке, в вечно шумящем лесу.
Я сплю, – и все счастье грядущих свиданий
С горячей землею мне снится теперь,
И образы невоплощенных созданий
Толпятся, стучась в мою нищую дверь.
Учи же меня! Всенародным ненастьем
Горчайшему самозабвенью учи,
Учи принимать чашу мук – как причастье,
А тусклое зарево бед – как лучи!
Когда же засвищет свинцовая вьюга
И шквалом кипящим ворвется ко мне –
Священную волю сурового друга
Учи понимать меня в судном огне.

1941

Из поэмы «Ленинградский апокалипсис»

[Кирилл Сызранский]

Сообщение от bykinist

Андреев тоже четверть века провёл в местах лишения свободы.

Вы ошибаетесь, его приговорили к 25 годам, но отсидел он ровно 10 лет.

[Кирилл Сызранский]

Сообщение от bykinist

Но это совершенно другой масштаб личности.

Согласен. Андреев был сыном знаменитого писателя и родился в Берлине, а Баркова родилась в Иваново-Вознесенске в обычной пролетарской семье. Одно из объединяло - их матери рано умерли да от Советской власти получили срока. Баркова, правда, трижды.

[bykinist]

Сообщение от Кирилл Сызранский

Согласен. Андреев был сыном знаменитого писателя и родился в Берлине, а Баркова родилась в Иваново-Вознесенске в обычной пролетарской семье. Одно из объединяло - их матери рано умерли да от Советской власти получили срока. Баркова, правда, трижды.

Да, помню в юности меня поразила повесть его папы, «Жизнь Василия Фивейского».

[Allour]

Тени

Остановлюсь — лежит. Иду — и тень идет,
Так странно двигаясь, так мягко выступая;
Глухая слушает, глядит она слепая,
Поднимешь голову, а тень уже ползет.

Но сам я тоже тень. Я облака на небе
Тревожный силуэт. Скользит по формам взор,
И ум мой ничего не создал до сих пор:
Иду, куда влечет меня всевластный жребий.

Я тень от ангела, который сам едва
Один из отблесков последних божества,
Бог повторен во мне, как в дереве кумира,

А может быть, теперь среди иного мира,
К жерлу небытия дальнейшая ступень,
От этой тени тень живет и водит тень.

[glumer15]

Здравствуйте.

Мы все дойдем до неизбежного конца.
Достойно встретим свет в конце тоннеля.
И оказавшись у предсмертного венца
О чем мы вспомним, с грустью сожалея?

Неважным станет долларовый счет.
Меха, бриллианты, квадратура дома.
И тот на третьем курсе незачет
Не вспомнится в моменты перелома.

Одна лишь мысль: «Вдруг я не успел?».
Наесться маминых блинов с малиной.
Я горные хребты, моря не лицезрел,
Жену забыл поздравить с годовщиной.

Всю жизнь хотел, но не завел щенка,
Мечтал о маленьком, чтоб с рыжими ушами.
Не выучил второго языка.
И часто свет души терял свой за грехами.

Не вспомню о делах, работе, о зарплате.
Сейчас я холоден, подобно февралю.
Я стану сожалеть лишь об одной утрате,
О том, что редко говорил «люблю».

[Allour]

Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа старела и росла.
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.
Память, ты рукою великанши
Жизнь ведешь, как под уздцы коня,
Ты расскажешь мне о тех, что раньше
В этом теле жили до меня.
Самый первый: некрасив и тонок,
Полюбивший только сумрак рощ,
Лист опавший, колдовской ребенок,
Словом останавливавший дождь.
Дерево да рыжая собака —
Вот кого он взял себе в друзья,
Память, память, ты не сыщешь знака,
Не уверишь мир, что-то был я.
И второй… Любил он ветер с юга,
В каждом шуме слышал звоны лир,
Говорил, что жизнь — его подруга,
Коврик под его ногами — мир.
Он совсем не нравится мне, это
Он хотел стать богом и царем,
Он повесил вывеску поэта
Над дверьми в мой молчаливый дом.
Я люблю избранника свободы,
Мореплавателя и стрелка,
Ах, ему так звонко пели воды
И завидовали облака.
Высока была его палатка,
Мулы были резвы и сильны,
Как вино, впивал он воздух сладкий
Белому неведомой страны.
Память, ты слабее год от году,
Тот ли это или кто другой
Променял веселую свободу
На священный долгожданный бой.
Знал он муки голода и жажды,
Сон тревожный, бесконечный путь,
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею не тронутую грудь.
Я — угрюмый и упрямый зодчий
Храма, восстающего во мгле,
Я возревновал о славе Отчей,
Как на небесах, и на земле.
Сердце будет пламенем палимо
Вплоть до дня, когда взойдут, ясны,
Стены Нового Иерусалима
На полях моей родной страны.
И тогда повеет ветер странный —
И прольется с неба страшный свет,
Это Млечный Путь расцвел нежданно
Садом ослепительных планет.
Предо мной предстанет, мне неведом,
Путник, скрыв лицо; но все пойму,
Видя льва, стремящегося следом,
И орла, летящего к нему.
Крикну я… но разве кто поможет,
Чтоб моя душа не умерла?
Только змеи сбрасывают кожи,
Мы меняем души, не тела.

[Кирилл Сызранский]

Сообщение от Allour

Но святой Георгий тронул дважды
Пулею не тронутую грудь.

Накаркал...

[Allour]

Что поделаешь, видно у каждого свою судьба, у кого-то явная, у кого-то скрытая. В его же стихотворении: "Но молчи, несравненное право, самому выбирать свою смерть". Почти как в песне "Гусарская рулетка": "Равнодушен Господь, как крупье казино..."

[Allour]

В нем чудится земное продолженье
Мужчины, что теперь — лишь горстка праха.
Воитель с тем мечом, не зная страха,
Шагал на смерть и принял пораженье,

Но смерть попрал и так пришёл к победе:
Вот он, литой норвежец белотелый,
Рожденный для геройского удела, —
Клинок — его подобье и наследье.

Над смертью и чужбиной торжествуя,
Он снова сталь сжимает роковую,
И рядом с беспощадной тенью тою

Я тень во тьме, не видимая глазом,
Я — пепел, не рожденный стать алмазом,
И вправду живо только прожитое.