Захаров Федор Захарович

[Art Bulvar]

В натюрмортах одного из самых известных крымских живописцев Фёдора Захарова (1919–1994) удивительным образом сочетаются внимание к деталям и способность к художественному обобщению.

В своё время Фёдор Захаров сказал, что укра­инская природа изменила его, заставив по‑новому взглянуть на проблемы пейзажной живописи. Для него — уроженца Смоленщины, выпускника Московского государственного художественного ин­ститута им. В. Сурикова (1950) — жизнь в Крыму и Седневе насытила мир яркими красками, при­дала ему контрастность и выразительность. Именно здесь огромное колористическое дарование Захарова смогло раскрыться в полной мере. И проявилось это не только в великолепных, тонких по настроению импрессионистических пейзажах мастера, но и в на­тюрмортах, составляющих значительную часть его живописного наследия.

Захаров воспринимал мир чувственно, и ему важ­но было передать в картине то ощущение восторга, которое вызывали у него роскошные крымские розы, персики или сирень. Он работал быстро, артистично, темпераментно, но за этой лёгко­стью и, казалось бы, небрежностью письма стояли колоссальный труд, опыт, мастерство, уроки его выда­ющихся учителей — А. Лентулова, И. Чекмазова, В. Фаворской.

В захаровских натюрмортах чу­десным образом сочетаются вкус к деталям и способность к худо­жественному обобщению. Захаров не стремился поразить зрителя иллюзорно точным воссозданием объекта. Ему важнее другое — мгно­венно «ощупать» предмет, почув­ствовать его фактуру, «распутать» кистью преломлённые лучи све­та, чтобы передать живое и вол­нующее впечатление встречи с чем‑то удивительно прекрасным и неповторимым.

Так, картина «Розы» — не ко­пия реальности, а лишь художе­ственный отклик на неё. Кажет­ся, что красно-алые, коралловые с вкраплениями киновари и белые цветы постепенно проявляются на фоне насыщенного холодно-синего вечернего окна и охристого стола. Такое необычное колори­стическое решение создаёт эффект «расфокусированного зрения»: словно резко включили электри­ческий свет, и растрёпанные ро­зовые бутоны ещё не успели об­рести в глазах художника чётких очертаний.

Читать дальше... 

Многие другие натюрморты Захарова также несут в себе этот момент быстро брошенного взгля­да: возникает ощущение, что автор застаёт реальность врасплох, ра­дуясь вдруг открывшейся карти­не. Яркий пример — «Натюрморт с сиренью», где пышные нежно-лавандовые и ослепительно белые цветы взбиваются кистью худож­ника в колористические вихри, те­ряющие в ярком свете свои контур­ные пределы. И тут же воздушная лёгкость цветков противопостав­ляется «заземлённой» плотности малахитовой и коричнево-ржавой ткани, написанной широкими от­рывистыми мазками. Добиваясь композиционной выверенности, Захаров, одновременно, приходит к философско-эмоциональному осмыслению действительности В этом незатейливом сюжете он видит единение двух стихий — «земли» и «воздуха», а между ними помещает «воду» — сте­клянные сосуды, «сотканные» по всем правилам импрессиони­стической живописи из одних рефлексов.

Однако уже в произведении «Натюрморт. Ночные розы» ху­дожник решает другие зада­чи. Здесь изображённые цветы не спешат раствориться в сгу­щённом сумраке, а наоборот, яростно ему сопротивляются. Алые, коралловые и светло-жёлтые бутоны, написанные плотными пастозными мазками, энергично вырываются из те­наровой сини оконного проёма. Интерьер комнаты решительно не интересен живописцу: всё его внимание сосредоточено на коло­ристическом конфликте, цвето-пространственной дуэли, которая не нуждается в секундантах.

В натюрморте «Ночные розы» Захаров и вовсе расщепляет световоздушную среду. На тёмном фоне, испещрённом резкими, широкими мазками, вызревают лимонные и светло-бежевые цветы — выпуклые, сочные, будто стремящиеся стать рельефом. Такая же объёмность присуща и предметам в натюрморте «Цветы». Од­нако здесь сумбурная условность ночных сюжетов уступает место предельной ясности дневного воз­зрения. Художник любуется тёплыми соцветиями, окуная их в холодно-белый, с сизоватыми отлива­ми фон оконной рамы и скатерти, небрежно набро­шенной на стол. Чувственная прелесть предметного мира — вот, в сущности, содержание этой работы.

Внимательный наблюдатель природы, тонкий колорист, Фёдор Захаров всегда наделял свои кар­тины неповторимым авторским «вчувствованием» в изображаемый предмет. Но при этом его работы связаны с чем‑то бóльшим, направлены на широ­кий контекст, отсылающий нас к истории станковой живописи, а, возможно, и заставляющий задуматься над её будущим.

Картина «Азовские бычки», которая стоит не­сколько в стороне от цветочных натюрмортов, под­чёркивает эту «привязанность» художника к истори­ческому опыту. Отчасти, в них угадывается аллюзия на знаменитые коровинские «Рыбы, вино и фрукты» (1916). Захаров словно вступает в диалог с мастерами русского импрессионизма, и знакомые сюжеты на­чинают звучать в его интерпретации по‑иному. Он наполняет картину энергией непринуждённости, отбрасывает ненужные подробности, оставляя самое важное — колорит, настроение, ощущение эмоцио­нальной вспышки. Определяющим моментом в цве­товом решении картины стал ослепительный солнеч­ный свет, щедро заливающий стол с рыбой и скатерть, условно повторяющую в складках линии набегающей морской волны. Под яркими лучами все предметы преображаются, меняют свой истинный цвет, приоб­ретая розовато-пепельный оттенок. Фрагментарность композиции, игра холодных и тёплых тонов, смелый рисунок вносят в картину ощущение динамики. Ка­жется, что от неё веет солёным морским воздухом…

Фёдор Захаров, высоко ценимый при жизни (ка­кое это счастье — своевременное признание масте­ра!), обладатель ордена «Знак почёта» (1960), грамо­ты Президиума Верховного Совета УССР за заслуги в развитии советского изобразительного искусства (1967), заслуженный деятель искусств, а позд­нее — народный художник УССР, на самом деле, имел нечто более важное, чем список регалий и высоких наград… Природа наделила его редким талантом «проникающего» видения, способностью улавливать бесконечное, ежесекундное преображение мира. И уж точно не прогадала: художник отблагодарил свою щедрую дарительницу, работая, по сути, всю жизнь над одной темой — её портретом.