Арсений Штейнер: Что для вас значит слово «русский» в названии вашего музея?
Алексей Ананьев: На мой взгляд, если говорить о реалистическом искусстве как о некоей стройной системе, то в мире больше не существует такой развитой школы, как русское и советское реалистическое искусство. Есть отдельные художники, которые все еще стараются придерживаться принципов реалистического отражения действительности. Но как метод, отражающий и национальную школу, и национальные черты, имеющий большое число приверженцев, — это только у нас, это наша особая роль в развитии искусства.
А.Ш.: Почему же реалистическое искусство в ХХ веке развивалось большей частью в России?
А.А.: Я бы так сказал: мало осталось художников, способных даже технически соответствовать требованиям реализма. Если вы посмотрите программы европейских художественных вузов, то обнаружите, что практически все факультеты связаны с абстрактным искусством и новыми медиа. Но, по моему мнению, школа существовать должна. В советское время многие молодые западные художники приезжали учиться к нам. И в Суриковский институт, и в Репинский. Эти вузы были практически единственными, где обучали академической живописи. Сейчас стало заметным географическое смещение: российские художественные вузы принимают огромное количество студентов из Китая, Южной Кореи, Вьетнама, если говорить о монументальном искусстве — к нам едут киприоты. Наши художники также активно преподают за рубежом. Свои практики имеют Валентин Сидоров, Николай Соломин, Алексей и Сергей Ткачевы и многие другие.
А.Ш.: В русском искусствоведении последних лет тридцати принято с пренебрежением относиться к реализму, начиная с соцреализма и заканчивая передвижниками. На первый план вышло явление, которое называлось то андеграундом, то подпольным, то даже «другим» искусством.
А.А.: Возможно, я не найду поддержки и живого отклика у некоторых искусствоведов, но при всем уважении к тем художникам, которых вы имеете в виду, их никоим образом нельзя отнести к магистральным направлениям. «Другое» по определению не может быть магистральным. Для меня магистраль — это именно реалистическая традиция. В лице лучших ее представителей, таких как Гелий Коржев, Таир Салахов, Виктор Попков, Виктор Иванов, Дмитрий Жилинский, Ефрем Зверьков и многие другие. И эти люди никоим образом не относились ни к какому андеграунду.
А.Ш.: Почему же «официальное» однажды уступило «неофициальному»?
А.А.: Почему андеграунд вытаскивался на поверхность? Ну, потому что это фронда. Это коммерция, за всем этим стояли и стоят в первую очередь деньги. И это идеология. Я вам вот что скажу. Когда мы делали свой первый зарубежный проект — Soviet Art. Soviet Sport — в 2013 году в Лондоне, обозреватель The Financial Times Питер Аспден опубликовал очень интересную статью. И среди прочего написал в ней, что как только увидел эти замечательные образцы реалистического искусства, понял, почему спецслужбы — в том числе и ЦРУ — финансировали абстракционизм и поп-арт. Для того чтобы противопоставить искусству не искусство, а свободу самовыражения, существовавшую на Западе и якобы не существовавшую у нас в Союзе. Но тем не менее, продолжает он, представленные нами художники, несмотря на все трудности, сосредоточены на более глубоких истинах, чем может допустить политика. Вот вам и ответ на этот вопрос. Мне не близко «альтернативное» искусство, поэтому мы не собираем и не показываем его в Институте русского реалистического искусства.
Полностью интервью с основателем ИРРИ, предпринимателем и меценатом Алексеем Ананьевым читайте здесь.