Но Лувр — королевский музей. Коллекция же Щукина — музей частный. Сохранились фотографии, зафиксировавшие развеску вещей в комнатах и залах особняка в Большом Знаменском переулке. Это картины, в два или три ряда покрывающие стены. Понятно, что воспроизвести это в музее трудно (разве что на представленных рядом фотографиях), но все-таки если работы — иконы, то стены дома были сплошь иконостасом. Можно представить, какое впечатление производил живописный ковер, но так хотелось бы однажды увидеть его своими глазами.
Очень хорошо, что выставка начинается со "старой коллекции", которую Щукин собрал не хуже, чем у других купцов, и триумфально завершил двумя Мане, которые тут тоже показаны. Смысл в том, что коллекционер смог заглянуть далеко за Мане (как заглядываем мы в следующий зал) и обнаружить там новое искусство, которое в то время не имело ни цены, ни статуса. Что-то совершенно неведомое, и в этом неведомом он вынужден был разбираться заново, как будто бы его посадили за штурвал самолета и отправили в путешествие без карт и инструкций. Итог нам известен: в его собрании оказалось 37 Матиссов, 51 Пикассо и 18 Деренов, не считая Гогенов, Сезаннов, Ван Гогов и Мане. "В отличие от других коллекционеров, этот покупал, но ничего не продавал",— говорит куратор нынешней выставки, бывший директор Музея Пикассо Анна Балдассари.
В Париж приехала не вся коллекция Щукина, а чуть больше половины — 130 вещей. Некоторые из них, вроде "Музыки" Матисса, больны и не могут путешествовать, а парный "Танец" только что вернулся из выставочного турне и должен отдохнуть. Заменяющую их видеоинсталляцию сделал специально приглашенный Питер Гринуэй. На экране румяный молодец с приклеенными усами изображает Щукина. Смотреть на это скучно и немного стыдно, с таким же успехом коллекцию могли бы представлять Астерикс и Обеликс. К счастью, гринуэевский зал расположен так, что не каждый его найдет.
Зато французы отреставрировали для нас "Розовую мастерскую", и она смогла навестить Париж. Все вместе производит ошеломляющее, головокружительное впечатление. Согласишься с главой Эрмитажа Михаилом Пиотровским, сказавшим мне, что в русских музеях каждая половина коллекции равна целому.
Понимаешь, что московская коллекция была более авторитетным и более ранним музеем французской живописи, чем любой Люксембург, а тем более Орсе. Советскому музею нового западного искусства в Москве завидовали во всем мире, ведь там к покупкам Щукина было прибавлено собрание его соперника Ивана Морозова.
На "Иконах нового искусства" можно переесть живописи, если не подойти к выставке осторожно и внимательно — как к новому единству, несмотря на то что это единство сложено из давно знакомых элементов. Но что значит из знакомых? Время от времени глаз наталкивается на вещи, которые ты никогда не видел и не предполагал, что они относятся к щукинской коллекции. Прежде всего, это работы, предназначенные для Щукина, но так к нему и не попавшие, вроде матиссовской "Женщины на высоком стуле", оказавшейся в итоге в нью-йоркском МоМА. Кроме того, Анна Балдассари решила показать, как повлиял щукинский дом-музей на посещавших его художников. Среди отравленных новым искусством и Клюн, и Малевич, и Татлин, и Розанова, и Попова, и Ларионов. Они часто поставлены не отдельно, а между картинами самой коллекции. Я сомневался в такой идее, но вынужден признать, что это получилось смело и доказательно. К тому же французы получили дополнительный подарок — русское искусство, прибавленное к французскому из России.
Fondation Louis Vuiiton создал и финансирует самый богатый человек Франции — глава LVMH Бернар Арно. Он сам страстный коллекционер современного искусства и в Щукине явно видит своего собрата. Человека, также создавшего собственный музей, наполнившего его вещами из своей коллекции и готового завещать его Москве, как его музей завещан Парижу. И конечно, только средства и связи Бернара Арно, человека-институции, позволили организовать, финансировать, принять и разместить такую выставку. Ни одному государственному музею это было бы не под силу.
Сергей Щукин умер в Париже 80 лет назад, коллекция осталась в Москве, городе, которому она была завещана, и в Петербурге, который оказался ее вполне достоин. Мы сейчас воспринимаем национализацию как грабеж, которым он и был, но кто знает, в какой степени этот варварский акт спас коллекцию, вырвав ее из частного обихода. Никто не желал ей добра специально, попытки распродать или уничтожить имели место, но, так или иначе, ее целостность была сохранена. И ценность ее, которую раньше не принимали во внимание, умножилась настолько, что она уже не смогла бы быть чьей-то собственностью. Один из организаторов выставки, внук Щукина Андре-Марк Делок-Фурко, когда-то пытавшийся получить хотя бы компенсацию за дедовское наследство, ясно говорит, что этим картинам не место в частных руках.
Пафос выставки в том, чтобы пользоваться государственным сокровищем, не делая вид, как раньше, что оно взялось ниоткуда. Русские музеи и французский Fondation Louis Vuitton наконец-то дали нам возможность увидеть ее почти целиком и воздать должное человеку, который со страстью собирал ее, выходит, для нас.
Подробнее:
http://www.kommersant.ru/doc/3121124..._campaign=four