Гуру
Регистрация: 29.04.2008
Адрес: Париж
Сообщений: 6,211
Спасибо: 18,677
Поблагодарили 38,262 раз(а) в 5,446 сообщениях
Репутация: 29882
|
Воллар – продолжение
В 1905 г. Воллар купил мастерскую – то есть все существующие произведения – Дерена.
В 1906 г. он повторил операцию с Вламинком.
После войны он продолжал накапливать. Выставки интересовали его все меньше и меньше. У него появилась новая страсть: в 1900 г. он открыл для себя прелести издательской деятельности.
Я уже говорил, что Воллар был страстным поклонником Альфреда Жарри, постоянного участника «подвальных ужинов». Он издал частным образом второй Альманах папаши Юбю. Вдохновленный персонадем Юбю, сам Воллар написал маленький фарс, Юбю в больнице, который во время войны игрался на фронте. В том же духе были написаны Перевоплощения папаши Юбю, проиллюстрированные Жоржем Руо.
Читать дальше...
Воллар любил писать. Он записал все свои воспоминания, все замечания по поводу своей профессии и художников, с которыми он общался – это книги Слушая Сезанна, Дега, Ренуара и Воспоминания маршана картин, которые были изданы незадолго до начала Второй Мировой войны. Говорили – и это была правда – что его брат Люсьен оказал ему большую помощь в написании этих книг. Как бы то ни было, они необыкновенно полезны историкам искусства, так как в них необыкновенно много указаний «из первой руки» на то, как работали и как жили эти великие художники, хотя Воллар не всегда был проницательным, в частности, по отношению к Сезанну, которого он описал несколько поверхностно.
Но новое увлечение Воллара поглощало его все больше. Он занялся изданием авторских книг и попросил художников, вхзодивших в его круг, заняться гравюрой. В то время это было довольно смелое начинание, потому что художники редко были знакомы с техникой гравюры. Очевидно, некоторым из этих худжников гравюра понравилась, так как Сезанн, Вюйар, Морис Дени, Сислей, Тулуз-Лотрек и Мунк (я наверняка многих забыл) участвовали в этом мероприятии. Так появились Альбомы художников-граверов, изданные каждый тиражом в сто экземпляров. Первый экземпляр продавался за сто франков, второй – за сто тридцать.
Библиофилы и любители искусства встретили эти альбомы без особого энтузиазма – новизна всегда настораживает.
В течение двадцати лет у Воллара на складе хранились стопки этих альбомов.
Теперь они стоят целое состояние.
Совершенно необескураженный, Воллар продолжил заниматься издательской деятельностью – с той же страстью, с той же энергией, с которыми он находил новые таланты.
Его новая формула была такова: он брал уже изданные, хорошо известные тексты (за редким исключением) – от Виргилия до Октава Мирбо - и давал иллюстрировать их художникам. В порядке исключения для книги Дега, Танец, Рисунок он попросил Поля Валери написать текст по уже созданным произведениям Дега.
Он использовал самую редкую бумагу (китайскую и японскую «великую бумагу»), самые утонченные шрифты и обращался к самым лучшим профессионалам-типографам. Но несмотря на это внимание к качество, большинство изданий не имело никакого успеха.
Во-первых, у него начались проблемы с цензурой. В 1900 г. он издал Параллельно – поэмы Верлена, иллюстрированные литографиями Боннара. Рисункисангиной обрамляли тексты на каждой странице. На мой взгляд, это самая удачная книга Воллара, как с точки зрения рисунков, так и по тексту и технике набора.
Боннар нарисовал первый вариант обложки, потом, увидев невероятно бурную негативную редакцию, которую он вызвал, сделал второй вариант. Тем не менее, книгу сочли «безнравственной», вопрос о ней поднимался даже в Парламенте. Из-за этого скандала книга продавалась плохо – да-да, тогда нравы были другие – библиофилы отворачивали нос. В наше время это очень редкая и очень желанная книга, стоит она очень дорого. Собственно, практически все книги, изданные Волларом, очень дороги, до такой степени, что часто их уродуют – вырезают гравюры, иллюстрирующие их, чтобы продать их поштучно, например, такая участь постигла иллюстрации Пикассо.
В своей издательской едятельности Воллар часто сталкивался с предубеждениями. Так, в 1900 г. национальная типография отказалась печатать Сад пыток Октава Мирбо с литографиями Родена под предлогом того, что это порнография…
Все это стоило Воллару очень дорого, но он не сдавался.
Помню, в 1929 г., в разгаре экономического кризиса, однажды я увидел грузовик, который остановился у его особняка.
Грузчики сносили а него картины Дега, Ренуара, Гогена…
Грузовик должен был доставить драгоценный груз на таможню – Воллар отправлял его в США, ему нужны были деньги.
Многие из задуманных им книг были осуществлены только после его смерти. Для некоторых это было слишком поздно, как, например, для Теогонии Гессиода, изданной фондом Мэг в 1955 г. Я в свою очередь издал Безумства Ронсара с иллюстрациями Майоля и закончил издание Натуральной истории Бюффона, проиллюстрированной Пикассо.
Что касается текстов, проиллюстрированных Шагалом, то их издал сам художник.
По этому поводу, я помню, как однажды присутствовал при разговоре между Волларом, Эдуаром Эрио и Анатолем Франсом.
Они говорили об издательстве, и Воллар показал им гуаши Шагала, которые должны были украсить Басни Лафонтена.
Оба собеседника были в ужасе.
- Дорогой друг, как Вы могли поручить русскому художнику иллюстровать самого знаменитого из наших поэтов!
Совершенно очевидно, что для них это было верхом неприличия.
Воллар, несколько ошарашенный такой реакцией, медлил с изданием Басен, а заодно и Библии и Мертвых душ, хотя все было готово – и гуаши, и тексты.
После войны дочь Шагала, вернувшаяся из США, пришла ко мне – она знала, что все художественное наследие Воллара хранилось у меня.
- Мой отец хотел бы выкупить у Вас все гуаши, которые он сделал для Басен, Библии и Мертвых душ – сказала она.
- Что он хочет с ними сделать ?
- Он хочет издать эти книги сам.
Я продал ему эти работы – художник должен всегда оставаться хозяином своих произведений.
Около 1922 г. лавочка Воллара на улице Лафит подверглась угрозе снесения (хотя те, кто знает с какой скоростью действуют государственные службы, понимали, что эта опасность довольно отдаленная). Воллар решил эмигрировать.
Он не один принял такое решение : последнее время коммерсанты стали съезжать с этой улицы, она вышла из моды. Некоторые крупные маршаны переселились в фешенебельные кварталы – ул. Фобур-Сент-Онорэ, ул. Матиньон или площадь Вогезов. Другие предпочли кварталы интеллектуалов и перебрались на другой берег Сены, поблизости от Одеона, особенно на улице Сены. Были и такие, которые решили основат ься в квартале Монпарнаса или на Монмартре.
Воллару хотелось увеличить свое пространство. Его запасы картин были так велики, что уже не помещались в магазине.
С другой стороны, ожидать клиентов, сидя в кресле, его совершенно не интересовало, организовывать выставки – еще меньше. Издательство мобилизовало все его силы, и он больше уже не открывал новых художников. Он был достаточно знаменит, и репутация его была такова, что он мог принимать клиентов у себя надому.
По всем этим причинам, вместо того, чтобы выбрать место для своей новой галереи, он решил купить особняк на спокойной улице VII дистрикта Париже, около площади Инвалидов. Улица эта называлась Мартиньяк, дом номер 28.
Это был большой трехэтажный дом. Видимо, дом этот пришелся ему по вкусу, так как он пожил там до самой смерти.
На первом этаже, за рядом окон, герметически закрытых железными ставнями, находилось оргомное помещение, в котором хранилась большая часть богатства Воллара, и большой холл, преобразованный в выставочный зал: в витриназ под стеклом были расставлены вазы и керамика, подписанные Руо, Вламинком, Дереном, Ляпрадом, Жаном Пюи, Вальта, Гогеном. После смерти Воллара бОльшая часть этих предметов оказалась в национальных музеяях.
В глубине холла была лестница, ведущая на второй этаж. Там находилась большая столовая, в которой Воллар обычно принимал своих посетителей.
Когда какой-нибудь клиент хотел посмотреть Ренуара или Гогена, Воллар доставал из кармана связку ключей, внимательно выбирал один из них, октрывал дверь и исчезал в небольшой комнатке без окон. Через несколько минут он выходил из нее, держа в руках несколько холстов. Что касается Руо, то не знаю, почему, но его работы находились в другой комнате.
Воллар расставлял работы перед своим посетителем, объявлял цены, а затем невозмутимо ждал.
Если клиент делал какие-нибудь замечания или пытался торговаться, Воллар только усмехался. Например, если клиент жаловался на высокую цену холстов, Воллар щупал ткань, из которой был сшит костюм этого клиента:
- Смотрите пожалуйста, какая чудесная ткань! Она ведь английская? Очень шикарно…
Как правило, этого намека оказывалось достаточно. В любом случае, Воллар никогда не торговался. С какой стати? Он был Амбруаз Воллар, самый знаменитыцй маршан всех времен. Это очень облегчало общение.
В наши дни ни один маршан не может претендовать на обладание десятой части того, что хранилось на улице Мартиньяк. Тысячи холстов величайших современных художников были размещены в разных помещениях – на первом этаже, на чердаке, повсюду. Под конец жизни и самВоллар не знал, сколько в точности шедевров находилось у него в особняке. Он все реже заходил в свои хранилища и забросил книгу в кожаном переплете, в которой вел счет покупкам и продажам своих картин.
Каждый раз приходилось настаивать, чтобы он принял какого-нибудь клиента или продал одну из картин – это его уже не забавляло.
Он разлюбил и общение с другими маршанами. Его дверь была дл них закрыта – и для Жоржа Вильденштайна, и дл братьев Розенберг. Он их встречал теперь только на «ужинах маршанов», которые никогда не организовывались на улице Мартиньяк. Однажды он одолжил картину Жоржу Бернхайму. Тот вернул ему ее очищенной, обрамленной и покрытой лаком. Воллар впал в страшный гнев…
- Я терпеть этого не могу – объснял он мне – во-первых, никогда не продаю работ в рамах, потому что в таком случае у покупателя всегда создается впечатление, что он платит и за раму…
Надо сказать, что в то время картины обычно ставили в тяжелые, вычурные рамы, которые стоили очень дорого. Иногда они украшали картину, но чаще наоборот, они ее убивали…
После смерти Воллара в его особняке обнаружили комнату, забитую рамами, которые он снял с картин.
Он также очень не любил чистить картины или покрывать их лаком.
- Я предпочитаю – говорил он мне – оставить картину где-нибудь в уголке, чтобы она немного покрылась пылью. Таким образом я оставляю покупателю удовольствие самому открыть красоту приобреленной им вещи.
Воллар был тонким психологом.
На улице Мартиньяк обстановка была не такая непринужденная, как некогда на улице Лафит.
Былые завсегдатаи «подвальных ужинов» разъехались по разным сторонам. Боннар и Матисс жили на юге Франции. Иногда Воллар принимал художников, которым некогда покровительствовал. Но и тут все было не так: бывшие нищие художники стали известными, а с известностью пришли и деньги. Так что теперь их претензии повысились, и отношения их с Волларом изменились.
Присутствуя в первый раз на обеде с художниками на удице Мартиньяк, я был свидетелем инструктивной сцены. Я часто вспоминаю о ней с грустью.
На обеде присутствовали Матисс, Дерен, Вламинк, Дюфи, короче, общество было блестящее.
Разговаривали, конечно, о живописи, причем о живописи других, отсутствующих художников, и говорили о ней не в самых хвалебных терминах.
Вдруг появился мажордом, который сказал Воллару, что его зовут к телефону.
Воллар вышел. В его отсутствие гости продолжали болтать.
Забыв о моем присутствии, Дерен обратился к другим:
-Расколоть старика непросто, но нужно обязательно сделать это!
Мне стало стыдно, что я услышал такое.
Разумеется, Воллар не был образцом щедрости. Но он вытащил всех этих художников из анонимности. Стали ли бы они знаменитыми без его поддерджки? Совсем не факт… Да, действительно, где бы они были без «старика»?
Во всяком случае я не никогда не рассказывал Воллару об этой истории.
Честно говоря, я думаю, что она бы его не особенно удивила.
Однажды, распрощавшись со мной, он вдруг обернулся и спросил меня:
- А какие у Вас отношения с Дега?
Я застыл, не понимая, о чем он говорит – ведь Дега уже давно умер… Но внезапно сообразил:
- У нас прекрасные отношения, благодарю Вас.
Он улыбнулся и покачал головой:
- Замечательно, великолепно! Работайте с умершими художниками, общаться с ними настолько приятнее!
Я не последовал его совету. Иногда я сожалею об этом – но не всегда. В конце концов сам Воллар работал почти всегда с живыми художниками, и нельзя сказать, чтобы это ему повредило…
|