[Тютчев]

СООСТЕР, ЮЛО ИЛЬМАР (1924–1970), художник, представитель «неофициального» искусства.
Родился на о-ве Хийумаа 17 октября 1924 в семье хуторянина. Поступил в Тартуский художественный институт (1945). В 1949 был арестован в Таллине, якобы за попытку захвата самолета, и осужден по 58 (политической) статье на 10 лет заключения. Отбывал срок наказания в Долинке под Карагандой, не прекращая рисовать и в лагере. Освобожден и реабилитирован в 1956. С 1957 жил в Москве, зарабатывал на жизнь, оформляя журналы и книги (в издательстве «Знание» и др.). Был одним из главных «виновников» «манежного скандала» (1962), когда Н.С.Хрущев с бранью накинулся на участников авангардистской выставки, организованной Э.М.Белютиным. Начинал показывать свои вещи и за рубежом (Польша, Италия, ФРГ и другие страны).

Его самобытный, как бы «фантастический» – не научно-фантастический, а скорее сказочный – стиль близок сюрреализму. В зрелой графике и живописи мастера (1960-е годы) мир магически цепенеет, в то же время насыщаясь изнутри загадочной, грозной мощью. Повторяющиеся мотивы эстонской природы, фактурно воспроизведенные камни и растения, выглядят словно инопланетные диковины, занесенные пришельцами из космоса (большая серия картин с можжевельником (Лунный можжевельник, 1962; и др.); Красное яйцо, 1964). Это искусство, насыщенное философскими парадоксами, наглядно превращающее предметы в имматериальные поэтические идеи, стало одним из преддверий «московского концептуализма», повлияв, в частности, на творчество И.И.Кабакова, друга Соостера.

Принимал участие в выставках в Москве, Таллинне, Тарту, Ташкенте, Санкт- Петербурге, Варшаве, Зеленой Гуре, ГГАкуиле, Усти-над- Орлицей, Сопоте, Познани, Риме, Острове-над-Огржи, Флоренции, Кельне, Лугано, Цюрихе, Барселоне, Дортмунте, Бохуме, Дюссельдорфе, Венеции, Вашингтоне, Итаке, Лодзи, Турине, Белинзоне и др.

Умер Соостер в Москве 25 октября 1970.

ЛИТЕРАТУРА
Юло Соостер (тематическая подборка статей). – Декоративное искусство, 1990, № 1
«Другое искусство». Москва 1956–1976, тт. 1–2. М., 1991
___________________________________

ПРО ЮЛО

Я не знаю, на каких работах был Юло до нашей встречи. Он никогда ничего об этом не рассказывал.

Юло не знал русского языка и не хотел его изучать, но, оказавшись в лагере, он понял, что просто вынужден, иначе будет работать только на общих работах. Ему немного повезло - он получил должность пожарника. Днем спал, а ночью, после обхода бараков, мог писать свои любимые картинки.

Читать дальше... 

Он рисовал с фотографической точностью портреты заключенных и продавал их за пятерку, а те, по возможности, пересылали их домой. Иногда удавалось пописать портреты маслом, иногда тушью порисовать зону. Правда, это грозило большими неприятностями, но Юло не мог жить без творчества, он знал свое предназначение в жизни, он - художник.

Выучив русский язык, можно было найти работу поинтереснее - стать придурком. Так называли работяги людей, работавших на разных должностях - бухгалтеров, нарядчиков, экономистов... Так и попал Юло в Дом просвещения.

В Долинке Юло часто вспоминал Эстонию. Эстонцы, рассказывал Юло, народ неторопливый, рассудительный, но энергичный. В лагере все бывало удивлялись, почему эстонцы, да и все прибалты, так усердно и хорошо работают. "Потому что мы боимся разучиться работать. Вот уедем домой по своим хуторам, а там спустя рукава работать нельзя", - отвечали они. Юло часто вспоминал это, когда мы, освободившись, приезжали в Эстонию.

ХУТОР НА ХИИУМАА

С горечью вспоминал Юло о своем хуторе Пенди на острове Хийумаа. Там был огромный двухэтажный дом. Дом был ухоженный. Вокруг дома - замечательный фруктовый сад, который посадил прадед, а еще - огород. На хуторе было все свое: баня, конюшня, коровник, коптильня - предмет самой большой любви Юло.

Когда нам было не на что купить кусок хлеба, Юло часто вспоминал свои деликатесы, которые всегда висели в коптильне. На хуторе варилось и пиво, которым отмечались все дни рождения, праздники, свадьбы, рождения, поминки. Юло всегда любил покушать и смачно благодарил мать, сестру, меня или моих подруг, которые любили его угощать.

В память маленького Юло врезалась смерть его любимого деда. Юло вспоминал, как развлекал его дедушка, как он любил рассказывать ему сказки и всякие невиданные истории. Дед был протестантом, очень религиозным, но потом, по неизвестным причинам, поменял веру и перешел в баптизм. Он построил молельню для своих единоверцев и стал очень уважаемым проповедником. Жил он долго и умер лет в девяносто. Умер он вечером в саду около своего дома, и маленький Юло, который был с ним, провел рядом с мертвым целую ночь, обнимая его и плача. Утром их еле отыскали. Рана от этой потери осталась у Юло до конца его жизни.

Память о предках священна, и теперешние правнуки восстанавливают эту церковь.

Отец Юло, Иоганнес был плохим крестьянином. Вообще, мужская линия в семье мало интересовалась хозяйством. Они, можно сказать, были лирики, а не пахари. В отличие от женской линии, где были настоящие крестьянки, очень энергичные и трудолюбивые, Иоганнес был склонен к музыке, обладал абсолютным слухом. На острове он организовал хор, который всегда принимал участие в Праздниках песни.

Неизменной участницей хора в молодости была и мать Юло, Веэра. Юло очень любил и почитал свою мать. "Я хочу оберегать свою мать от невзгод, мечтаю дать ей покой", - писал он мне, но это ему плохо удавалось. Сначала война, потом лагерь, жизнь в Москве, всегда вдалеке от дома.

Мать была полновластной хозяйкой хутора Пенди. Она была голубоглазой светлой шатенкой, статной, по-крестьянски крепко сбитой, с милой улыбкой. Всю жизнь свою она отдала хутору, взвалив на себя все тяготы этого обширного хозяйства. В конце концов, ее здоровье было подорвано, и последние годы жизни она много болела.

Отец же все свое время отдавал производству гитар, скрипок, каннелей, мандолин и (совершенно перестал интересоваться хозяйством, да и за слабым полом стал увиваться, и жизнь родителей дала трещину.

"Ну и я тоже, - говорил Юло, - старался улизнуть, спрятаться за кустом, чтобы пописать этюд или нарисовать пейзаж. А надо было косить сено и собирать урожай". От продажи урожая покупалась на долгую зиму одежда, посуда, а главное - книги. Семья была образованна и старалась дать детям хорошее образование и воспитание.

Любимую сестру Меэди Юло называл "мой ангел". Она была заботливая, милая, остроумная, преданная и вообще самым обожаемым Юло существом. Трехлетней девочкой она уже ухаживала за своим пятилетним братом, помогала ему как могла. Когда дети подросли, их дружба продолжалась. Меэди иногда обижалась, когда Юло убегал писать пейзажи или читать книги вместо того, чтобы скирдовать сено. Она, мать и тетка Зина не могли тогда еще понять его тягу к творчеству.

***

Я добралась до Караганды, Юло встретил меня и повез свою невесту на грузовике в собственное жилище в Долинке. Перед моим приездом Юло сказал своей начальнице, что к нему приезжает невеста и что он хлопочет о том, чтобы его расконвоировали и разрешили бы жить за зоной, а если не разрешат, то он сам пойдет работать в шахты. Начальница посодействовала разрешению, и Юло смог снять комнату. В благодарность Юло написал ей много копий с картин из Третьяковской галереи.

Благодаря нашему новому быту Юло смог начать понемногу выносить из зоны накопленные годами рисунки. Страшно смотреть на эти портреты: изможденные лица, горящие глаза, бритые головы, черная, с огромными номерами, одежда.

В день своего тридцатилетия он написал автопортрет. Хранился он у сестры в Таллинне. После смерти Юло я выпросила его себе. Согда я возвращалась из Таллинна, уже в Москве, по дороге из аэропорта, я забыла портрет в автобусе. Как только обнаружила, помчалась стрелой обратно и нашла двух водителей, беседовавших между собой. В руках они держали портрет. Отдали они его мне, говоря: "Боже, страх-то какой!". Так и остался у меня этот портрет под названием "Страх". В заключении он тайно рисовал зоны, делал бытовые зарисовки лагерной жизни, зарисовывал эротические фантазии. Некоторые портреты он делал ради заработка, что было для него чрезвычайно важно. Любое проявление свободного творчества в лагере запрещалось, и, если при шмоне обнаруживались рисунки, они безжалостно уничтожались, а потом следовало наказание. Несколько раз Юло удавалось спасти свои рисунки, прямо выхватив из огня. Их спасло то, что они были связаны в плотные пачки. Так они и сохранились, с обожженными краями.


Соостер Л. И. Мой Соостер. – Таллин : Авенариус, 2000. – 176 с.