— Про французские СМИ что можешь сказать?
— Соотношение сил СМИ в России и во Франции совершенно разное. В России есть два медийных блока — проправительственные медиа и медиа, симпатизирующие оппозиции, крупные либеральные медиа, которых, наверное, порядка десяти. Во Франции же есть только проправительственные СМИ и несколько совсем маргинальных медиа, которые вообще ничего не решают. Так что представить, что во Франции медиа будут меня поддерживать так же, как российские либеральные медиа меня поддерживали после «Угрозы», просто невозможно.
— Ты говорил о восьми событиях политического искусства, которые ты осуществил. Почему в «Столкновении» речь идет только об «Угрозе» и «Освещении»?
«Угроза» и «Освещение» — это события принципиально другого уровня.. Это было хорошо видно по работе СМИ в России. Те медиа, которые меня поддерживали с «Угрозой», — они также являются инструментами власти. Они также обслуживают интересы власти, но уже не российской. Им наплевать на искусство. Они также занимаются пропагандой. Когда я был в России, то у них был интерес ко мне, они хотели превратить меня в декоратора-пропагандиста. Но когда я осуществил «Освещение», то я вернул все, что я делал, в область искусства. Это было против их интересов, я стал помехой для них. И тогда уже они стали работать против меня, либо выставляя мое искусство в негативном свете, либо просто его замалчивая. Вот и всё. После «Освещения» для всех стала видимой работа СМИ как инструмента власти. Только на этот раз — работа так называемых либеральных медиа, которые в действительности также всегда обслуживают интересы определенных политических конгломератов и их власти.
— Если брать российский период твоей деятельности, то ты все сделал видимым, что хотел?
Уже после «Угрозы», когда я находился в тюрьме, начался интересный процесс. Есть искусство, которым занимаюсь я, — политическое искусство. А есть искусство, которое находится в оппозиции к нему, — декоративное, то, которое оформляет, обслуживает механику власти. И меня тогда начали превращать в такого декоратора. Только это уже была не власть, а те, кто претендует на власть, — так называемая российская оппозиция. Начали менять название моего события. «Угрозу» начали называть «Вратами ада». Какие «Врата ада»? При поиске формы выражения и названия для события политического искусства я принципиально не использую религиозный дискурс. Потому что, когда ты начинаешь играть на этом поле, сразу возникает шлейф смыслов. Если это «Врата ада», значит, есть Сатана и его демоны. А если есть Сатана, значит, есть и Бог, и его ангелы. И так далее.
— Многие ли от тебя отвернулись после случая со Слониной?
— После моего отъезда из России меня поддержали только три человека. Я имею в виду публичную поддержку от публичных людей. В личном общении меня поддерживало гораздо больше, но вынести свои позиции в публичную сферу решились только три человека. Это Марат Гельман, Олег Кулик и Артемий Троицкий.
Меня поразило больше всего в этой ситуации то, что все эти люди — все-таки старшего поколения. Я увидел в этом какую-то безнадежность. Получалось, что молодые мыслят совершенно в рамках конъюнктуры, в рамках построения какой-то мнимой карьеры, боятся сказать публично, что думают. Потому что в личке они мне писали о поддержке, а говорить публично просто боялись. Это для меня, наверное, было самым жестким потрясением. Старшее поколение будет стареть и постепенно уходить, а мы вот останемся в мире таких людей. Это жестоко.
https://checklink.mail.ru/proxy?es=U...ipov%40mail.ru