Сейчас перечитываю воспоминания отца.
Там он описывает много забавных случаев.
...После 1-го и 2-го курсов летнюю практику проходили под Каневом, совсем близко от места похоронения Тараса Шевченко. Институт имел базу - большой барак, где мы ночевали и где была столовая. Руководить летней практикой поставили нашего профессора Ержиковского. К тому времени он уже так надоел нам, что мы учредили дежурство, и когда очередной наш караульный видел, что к нашему бараку поднимается профессор, он давал знать и мы с другой стороны выскакивали в двери, окна. К моменту когда профессор заходил, в бараке уже никого не было. Мы же за спортплощадкой из кустов наблюдали когда он уйдет. Профессор наш постоит, оглянется вокруг, вздохнет и уйдет. Тогда и мы появлялись. Но так или иначе, надо было делать учебные постановки и волей-неволей, но окончательно уйти от контактов с профессором не удавалось. Очень допекал нас так называемый длительный рисунок пейзажа. Никто не объяснял нам как его делать, да честно сказать, я и до сих пор этого не знаю и мы всячески старались избежать его. Правда, был среди нас славный такой парень Паша Скорубский, которого нам ставили в пример. Утром Берман выгонял нас на зарядку, а в это время Паша с большой папкой чинно шел мимо нас и никто не осмеливался его притормозить, - Паша идет на длительный рисунок. Так продолжалось до тех пор, пока однажды, прогуливаясь после нашей зарядки по лесу, Берман заинтересовался каким-то странным рычанием. Остановился, потом тихонько подошел. В кустах подложив папку под голову, храпел Паша Скорубский, - досматривая свой утренний сон...
Добавлено через 14 минут
...Вспоминается как мы встречали Новый год. Естественно, подпили. Длинный такой Коля Попов, (сейчас профессор Киевской Академии художеств - Николай Тарасович Попов) то-ли выпил лишнее, то-ли устал, но лег и уснул. А в общежитии в ряд стояли два или три шкафа. Мы взяли и вместе с кроватью поставили его на эти шкафы, после чего отправились гулять. Было уже далеко-далеко заполночь. Поблизости от института был кинотеатр, возле кинотетра - новогодняя елка, возле елки милиционер. Замерзший, замерзший. Мы шли, шли, потом вдруг схватили милиционера за руки и под людоедские вопли принялись танцевать вокруг елки. Расстались мы с ним друзьями. Вернулись в общежитие, легли спать и вдруг сверху бас "Что вы паразиты сделали!" - проснулся Коля. Хорошо - не упал...
Если интересно, могу еще и воспоминаний веселых цитат надергать
Добавлено через 10 часов 3 минуты
...Сергей Алексеевич(Григорьев) был редкостным, потрясающим рассказчиком. Он мог увлекательно говорить и рассуждать о вещах, с которыми имел даже весьма отдаленное знакомство. Как-то, не помню уже с чего он начал, но потом стал рассуждать о боксе. Нес ахинею страшнейшую, но мы, и я в том числе, слушали разинув рты, так увлекательно он говорил. Особенно нам нравилось красноречие профессора расцветало в то время, когда нам надо было быть на лекции по марксизму-ленинизму. Лаборантка кафедры периодически заглядывала в нашу мастерскую, делала страшные глаза, а мы никак не замечали ее, ну а Сергей Алексеевич, - тем более. Издавать какие-то звуки она не решалась, - как-никак а наш профессор был в то время ректором. Кстати, заведовал кафедрой марксизма умнейший и образованный человек, фамилия его была Урбанский. Он преподавал у нас на 4-м, 5-м курсах, а до него был типичный партработник, человек без шеи, с узеньким лбом, а об уровне его образованности можно было судить по совершенно потрясающей фразе, которую он нам выдал на одной из лекций: "Вам, конечно, известно, что Коперник, когда его сжигали на костре, воскликнул, - а все таки земля вертится". Исходя из этого я сделал вывод о его образованности и когда мне не хватало цитаты из Гегеля или Феербаха, я сочинял ее сам. Позже, когда попытался проделать это с Урбанским, я потерпел жестокое фиаско. Иван Васильевич Селиванов, который сжег Коперника на костре, по слухам, кончил скверно: у нас он как-то незаметно исчез, а потом говорили что став директором киноетхникума, начал продавать аппаратуру и сел в тюрьму. В то время воровать было опасно.
Под прикрытием Сергея Алексеевича мы позволяли себе (во всяком случае я позволял себе) довольно таки хамовитые поступки. Так я сделал эскиз, условно назвав его "На вернисаже", где на открытии выставки в зале этакий гений извивается перед сидящим рядом с ним тупорылым начальством с физиономией И.В.Селиванова причем, не с легким намеком, а с абсолютным сходством и ничего, - поставили пятерку. Волею судьбы первый председатель Верховного Совета Независимой Украины удивительным образом абсолютно похож на незабвенного Ивана Васильевича. Ну, а события развивались своим путем. Одна из первых учебных постановок, которую дал нам Сергей Алексеевич, - была юная, хорошенькая девчушка в белом платьице. Сергей Алексеевич дал нам это задание, а сам укатил в Москву по своим директорским, или не знаю еще каким, делам. В отсутствии профессора я подумал: ну ведь мог-же я когда-то; озверел и рванул. А перед институтом был под большим влиянием А.Мурашко, с искусством которого ознакомился и был покорен еще со времени моей попытки поступления в Харьковский институт. И тут, сорвавшись с цепи, я махнул на всю катушку, как только мог и как истосковался. Через 2-3 дня приезжает Григорьев, проходит по мастерской (а я был в дальнем углу) подходит ко мне, точнее к моей работе. Взглянул, отошел, подошел, опять отошел и говорит - Миша, Вы себя нашли. Здрасьте, я нашел то с чем явился в институт и что из меня выбивали три с лишним года. Но как бы то ни было а с этого момента мне никто уже не мешал писать и рисовать так как я считал нужным, а пятерка была моей дежурной оценкой...
Добавлено через 10 часов 7 минут
...Должен упомянуть о человеке, которым я не перестаю восхищаться: это был некоторое время преподававший у нас историю искусств искусствовед, по фамилии Шпаков Анатолий. Совсем молодой человек, может быть, года на два старше меня, он тоже писал этюды но это не так уж удивительно. Искусствоведы, бывает, занимаются живописью (как правило, плохо), а этот не только писал прилично, но самое удивительное, что он вообще мог хоть как-то писать. Это был инвалид у которого из всех четырех конечностей была исправна только одна нога. А писал он так: на правой руке на запястьи был ремешок, под него засовывалась кисть и он работал. Кистей рук у него не было. Не было и одной ноги. Так ведь мало того, что он вполне прилично писал; что совсем уж непонятно, необъяснимо, - когда мы отправились к морю, оказалось, что он может и плавать, да так, что я, спортсмен, с трудом отрывался от него. Он примирил меня с в общем-то молоуважаемым мною племенем искусствоведов. Полной противоположностью был уже в то время довольно пожилой профессор, забыл его фамилию, так он на лекции выдал нам такое, что вполне можно поставить на один пьедестал с незабвенной фразой И.В.Селиванова сжегшего на костре Коперника. Так вот, расказывая нам о Крамском, о его "Неизвестной" он, видимо желая не отстать от веяния времени, потряс нас изумительным открытием (счастлив Крамской, что не дожил) оказывается "Неизвестная" не просто красивая и какая-то загадочная женщина, а прогрессивная, революционная и повидимому, везет бомбу. Мы мужественно перенесли это сообщение и уже только после лекции ржали как кони...
Добавлено через 10 часов 10 минут
...Вспоминается забавный эпизод (это для нас, со стороны забавный, но не для действующих лиц), когда пошли слухи: профессор Трохименко с Черниковым готовят картину на Сталинскую премию. А время было такое, что если в картине есть Сталин и много народу, да картина велика по размеру, то Сталинская премия была весьма реальной перспективой. Не помню где и как, кажется в актовом зале нам удалось украдкой увидеть эту картину, - "Сталин на каком-то съезде". Впечатление у нас было весьма грустное. Скучнее этого и беспомощнее я видел позднее разве-что у "замечательного" советского художника Ильи Глазунова, блестящего мастера работы локтями. Тем не менее, премия приближалась и готова была стать реальностью, но подвел ни кто иной, как сам Иосиф Виссарионович, - взял вдруг и помер. Эпохальное произведение осталось невостребованным...