[Кирилл Сызранский]

Эрнст Иосифович Неизвестный студентом Ленинградского художественного училища был эвакуирован в Самарканд.
В 1942 году 17-м ушел добровольцем в армию и попал в военное училище в Кушку, в Туркестанское стрелково-пулеметное училище (ТСПУ).

Художник вспоминает об этой учебе:
- Может быть, полевые занятия и не превратились бы в такой воистину изматывающий труд, если бы не пулемет, тяжеленный "Максим", который был нашим неразлучным спутником везде, кроме, разве, постели и столовой. А ведь еще и командовать научиться надо было, так что не оставалось и просвета для каких-то посторонних, не то что дел, но и мыслей.
- Но, - смеется скульптор, - самое поразительное, пожалуй, что я, вчерашний студент художественной школы, очень быстро втянулся в эту лихорадочную по напряжению жизнь. Более того - она мне нравилась. Я успешно овладел не только нехитрыми премудростями пулеметной практики, пехотной тактики, но и проявил выносливость на марш-бросках. Более того - стал одним из лучших на курсе мастеров рукопашного боя, что потом пригодилось на фронте.
И теперь я считаю - сработала во мне наследственность семьи Неизвестных, семьи потомственных военных. Прадед был николаевским кантонистом, дед - царским офицером, отец - адъютантом белого генерала Анненкова в Гражданскую. Наверное, военная косточка проявилась в Кушке, помогая одолеть чудовищное напряжение училищной гонки.
Но и не только это. Я, как еврей, был на особом счету. И чувствовал такое недружелюбное внимание каждую минуту. Наблюдал весь взвод - как выдюжу на марш-броске, как отстреляю упражнение. И стоило чуть оступиться - прямо в лицо смеялись: "Что, Абгаша, слабо? Это тебе не пигожками тогговать"! Хоть и не картавил я никогда, все равно, дразнили. Ну, я и тянулся изо всех сил, чтоб не дать повода.

…Не доехав до фронта, младший лейтенант Неизвестный попал под трибунал. За убийство офицера Красной Армии, который изнасиловал его подругу. Расстрельный приговор. Было с самого начала понятно, что рассчитывать больше не на что.

- Вы бы поступили иначе, правда? – спрашивает нас журналист Свинаренко, – Написали б заявление участковому. А Эрнст Иосифович убил негодяя из автомата. Жалеет ли он о содеянном?
– Была б возможность убить его еще раз, я убил бы его снова.

Расстрел, правда, заменили штрафбатом.
Потом фронт Э.И. Неизвестный воевал в в штрафном батальоне, штурмовых частях и в самом конце войны был ранен.

Из представления к награде:

Тов. Э.И.Неизвестный, в боях западнее Рюккендорфа 28 апреля 1945 года проявил себя смелым и инициативным командиром в бою и захвате контрольного пленного. Он одним из первых поднялся в атаку, увлекая за собой бойцов своего взвода.
Ворвавшись в траншею, он гранатами и огнем из автомата уничтожил пулеметную точку и 16 немецких солдат. Будучи ранен, младший лейтенант Э.Неизвестный продолжал командовать взводом, и благодаря этому траншеи противника были очищены и взят пленный.
Командир 260 гвард. СП майор Величко. 2 мая 1945 г.

ПРИКАЗ
по 86-й гвардейской стрелковой Николаевской Краснознаменной дивизии
N 088 / Н от 4 мая 1945 года
От имени Президиума Верховного Совета СССР за образцовое выполнение боевых заданий на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество, награждаю орденом "Красная Звезда" гвардии младшего лейтенанта Неизвестного Эрнста Иосифовича, командира стрелкового взвода 260-го гвардейского стрелкового полка.

Однако вскоре Неизвестный был ранен вторично, тяжело.
Он был в состоянии клинической смерти, и его спасло только чудо…
– Раны войны в любом случае дают о себя знать – и физические, и душевные. Ведь военный опыт неизбежно, так или иначе, находит отражение в моих работах. И я бы не сказал, что у меня вовсе нет «военных произведений». Свое вполне конкретное отношение к войне я выразил в серии малых скульптур под названием «Война – это…».
Другое дело, что я не пытаюсь быть объективным историком, оставаясь художником со своим личным взглядом. Мне кажется, я имею на это право. В 17 лет я ушел добровольцем, командовал ротой, будучи еще «зеленым» лейтенантом – тогда ведь офицеров просто не хватало. На той войне я получил тяжелейшее ранение – был прострелен позвоночник. Пережил клиническую смерть: санитары сбросили меня, загипсованного, на лестницу, ведущую к моргу, – и это, как ни странно, спасло мне жизнь. Гипс раскололся от удара, и я, очнувшись от боли, закричал.

Родители между тем успели получить похоронку.

Читать дальше... 

Андрей Вознесенский

НЕИЗBЕСТНЫЙ – РЕКBИЕМ B ДBУХ ШАГАХ С ЭПИЛОГОМ

Лейтенант Неизвестный Эрнст.
На тысячи вёрст кругом
равнину утюжит смерть
огненным утюгом.

В атаку взвод не поднять,
но родина в радиосеть:
«В атаку, – зовёт, – твою мать!»
И Эрнст отвечает: «Есть».

Но взводик твой землю ест.
Он доблестно недвижим.
Лейтенант Неизвестный Эрнст
Идет
наступать
один!

И смерть говорит: «Прочь!
Ты же один как перст.
Против кого ты прёшь?
Против громады, Эрнст!

Против – миллионопятьсотсорокасемитысячевосемь —
сотдвадцатитрёхквадратнокилометрового чудища
против, —
против армии, флота, и угарного сброда, против —
культургервышибал, против
национал —
социализма, —
против!
Против глобальных зверств.
Ты уже мёртв, сопляк»?…
«Ещё бы», – решает Эрнст.
И делает
Первый шаг!

И Жизнь говорит: «Эрик,
живые нужны живым,
Качнётся сирень по скверам
уж не тебе, а им,
не будет —
1945, 1949, 1956, 1963 – не будет,
и только формула убитого человечества станет —
3 823 568 004 + 1,

и ты не поступишь в университет,
и не перейдёшь на скульптурный,
и никогда не поймёшь, что горячий гипс пахнет,
как парное молоко,
не будет мастерской на Сретенке, которая запирается
на проволочку,
не будет выставки в Манеже,
не будет сердечной беседы с Никитой Сергеевичем,
и ты не женишься на Анне —
не, не, не…
не будет ни Нью-Йорка, ни «Древа жизни»
(вернее будут, но не для тебя, а для белёсого
Митьки Филина, который не вылез тогда из окопа),
а для тебя никогда, ничего —
не!
не!
не!..

Лишь мама сползёт у двери
с конвертом, в котором смерть,
ты понимаешь, Эрик»?!
«Ещё бы», – думает Эрнст.

Но выше Жизни и Смерти,
пронзающее, как свет,
нас требует что-то третье, —
чем выделен человек.

Животные жизнь берут.
Лишь люди жизнь отдают.

Тревожаще и прожекторно,
в отличие от зверей, —
способность к самопожертвованию
единственна у людей.

Единственная Россия,
единственная моя,
единственное спасибо,
что ты избрала меня.

Лейтенант Неизвестный Эрнст,
когда окружён бабьём,
как ихтиозавр нетрезв,
ты пьёшь за моим столом,

когда правительства в панике
хрипят, что ты слаб в гульбе,
я чувствую, как памятник
ворочается в тебе.

Я голову обнажу
и вежливо им скажу:

«Конечно, вы свежевыбриты
и вкус вам не изменял.
Но были ли вы убиты
за родину наповал?»

1964