Магический театр Ирины Зайцевой
«Люблю появление ткани…»
Осип Мандельштам
«…стоял чудной красоты волшебный театр»
Алексей Толстой
Искусство Ирины Зайцевой располагается в уникальной зоне – между сном и бодрствованием, именно в той точке, когда разум еще не вступил в свои права, а душа продолжает свой путь в идеальном мире реализованных желаний. Эта художественная реальность пронизана идеями согласия и любви, в ней торжествует универсальный язык понятный людям, животным, растениям, стихиям и звездам. Фактически перед нами предстает «Золотой век», его внутренние измерения, наполненные ангелами и цветами, присутствующие во всех фундаментальных культурах, как детство нашей цивилизации, хранящее в себе естественные взаимоотношения и непосредственность чувства. Его световые состояния живут в вибрации приливов и отливов – от светлого к оранжевому, огненно-красному и вновь возвращаясь в ультрамариновое, наполняясь голубым, небесным в своих высших иерархиях.
Персонажи Ирины Зайцевой близки героям раннего итальянского Возрождения, вернее это всегда одна и та же героиня, живущая в своих вариативных ипостасях, - как в мечтах, везде проявляясь своим светлым ликом, излучая энергию сочувствия всему живому, с кем она вступает в контакт. Ее тело пластически неизменно связано с окружением, оно неотделимо от мира природы, от состояния пробуждения как нового рождения, от голубого неба и цветущих деревьев. Ее образ соединяется с Кэролловской Алисой, способной творить чудеса и естественно появляться в мире Зазеркалья. Вероятно в нем присутствует прообраз самой художницы, ее открытость высокой поэзии, ее право на особые диалоги с животными и ее удивительное свойство терять гравитацию, обладать безвесием, воспаряя над планетой Земля. Иногда героиня Ирины Зайцевой возвращается в наш странный мир, переживая ностальгию по утраченным человечеством идеалам, подлинным ценностям, погружаясь в щемящую реальность, фиксируя таинственное прикосновение к ней – словно бабочка задела тебя своим прозрачным крылом и оставила след на щеке, магический орнамент, волшебную пыльцу, явное доказательство существования иного, «настоящего» мира. Этот мир не имеет складок и теней, он предстает во всей своей необычайной яви – «цветами августа», «зеленеющим апрелем в саду» или «последним листом осени». Сотворенный художницей, он не подвержен разрушению даже в своих предельных точках. Его живая ткань неизбывна, ее животворность мерцает в своей скромной и одновременно органической красоте.
Композиции Ирины Зайцевой не знают перспективных сокращений, они даются нам в своей первозданности, словно опрокидываясь на нас, как пространство любого иконологического, сакрального произведения. Художница обращается в абсолютном бескорыстии к своим сюжетам как ребенок, воспринимающий мир в своей изначальной целостности. Именно это великое детское чувство позволяет Ирине сохранять культурную память, в которой таится будущее.
Перед нами искусство, несущее в себе целебные свойства, оно способно наложить повязку на рану, ее образы живут по законам праздничной культуры, останавливая время и сберегая все возможные смыслы рождающейся реальности, превращая любой предмет в одухотворенный организм, в живое существо. Пушкинский «кот ученый» естественно начинает жить в пространстве искусства Ирины Зайцевой, вступая вместе с ее героиней в волшебный мир игры, в слои детской мудрости, ухаживая за ней, намекая, что может быть в его образе таится маленький принц. Огненно-красные олени с прозрачными крыльями берегут хрупкий мир сказок художницы, олицетворяя целостность нашего мироздания, его устойчивость, надежды и нравственное достоинство.
Художественная реальность Ирины Зайцевой медленно движется в торжественном безмолвии, как поворотный круг детских каруселей и как карта звездного неба. Она естественно переходит из нашей эмпирической действительности в мир подлинной гармонии и исполненных желаний, в те чудесные измерения, где простая кисть художницы становится волшебной палочкой, превращающей обыденное в магический театр, а нас, зрителей, в его участников.
Виталий Пацюков