Недавно читая мемуары В.Воробьева, отношение к которому в нашем и не нашем искусствоведческом мире явно не однозначное, наткнулась на эпизод биографии Любови Поповой, который не встречала ни в одном официальном издании. (И насколько связаны и переплетены пути русской интеллигенции!)
Если возникнет интерес, то продолжу, а пока для начала:
....
Талантливая Люба с мужем (историк Борис Фонэдинг) и новорожденным сыном весной 1919-го попыталась прорваться в Европу через Новороссийск, где скопилось пол-России желающих. В одном месте поезд московских беженцев забросали бомбами, в другом банда анархистов ограбила всех пассажиров, в третьем у них отобрали пальто и сапоги, и московские утописты пришли в буйный Новороссийск больные и босиком.
В «белом стане» творилось что-то невообразимое.
Бывшие помещики штурмовали товарняки. Солдаты кормили вшей. Знаменитые артисты торговали махоркой. Писатели грузили уголь на корабли союзников. И все вместе, с багажом и порожняком, ломились в порт, куда пропуска выдавались по большому блату. Пробиться на броненосцы союзников Любе с мужем не удалось. Бориса Фонэдинга свалил сыпной тиф. Он умер на улице в 35 лет.
От неминуемой гибели в безумном краю Любу и ребенка спас киевский врач Михаил Булгаков. Он лечил «красных» и «белых», сочинял пьесы и мечтал о Москве.
Пробравшись в осажденную столицу поездами и на перекладных, Люба Попова, пожалуй, оказалась первым «возвращенцем» с того света.
Русский гений с необыкновенной силой вылился в «конструктивизме», капитальном явлении мирового искусства, насильственно прекращенном кремлевскими реалистами. Универсальный по охвату жанров – театр, архитектура, живопись, книга, дизайн, текстиль, кино, мелкая пластика – он оказался чужим советской власти и надолго вымаран из человеческой памяти.
От абстрактной живописи, ненужной кремлевскому пролетариату, Люба Попова бросилась в производственное искусство, создает первый текстильный институт, строит театральные постановки, рисует книжки и плакаты, учит молодежь. Ее преждевременная кончина (1924) от скарлатины, прихваченной о шестилетнего сына, потрясла культурную Москву.
|