[Art-lover]

Сообщение от DSF

в задачи художника не входит изучение зрения и процессов восприятия или реконструкция «универсального динамического архетипа», это задача исследователя. Художник не ученый, его не интересует природа «универсальной динамической модели сил». Художник лишь использует имеющиеся в его распоряжении средства «для формирования выразительного образа».Он оперирует с теми самыми «отдельными “стимулами” восприятия», которые поддаются измерению и они «всегда конкретны

Если я правильно понял, Вы полагаете, что для художника в "ученых" исследованиях важны практически применимые выводы, безотносительно к методологии их получения и их теоретической трактовке. Воля Ваша, но и риск заимствования плохо обоснованных положений тоже Ваш. (Как пример - абстрактное сближение линии и пятна, ведущее к неразличению сущности графики и живописи).

Вообще-то, в искусстве много практиков, прекрасно обходящихся без умозрительных конструктов. Всякие «динамические модели сил» и проч. - все больше заморочки зрителей, жаждущих подобрать отмычки к пониманию творчества очень и очень несхожих художников: мысли хороших теоретиков часто помогают зрителю в этом не меньше, чем автокомментарии художников.

На счет того, чем теоретик может быть полезным художнику, я не знаю лучшего разъяснения, чем то, что дал Флоренский осенью 1921-го во вступлении к лекции в Высших Государственных художественных мастерских, в Москве:

Выступаю с величайшим смущением пред вами, сущими или желающими быть художниками. И это смущение усиливается моими собственными теоретическими взглядами на художника и художество. Ведь художник есть чистое, простое (Евангелия) око, взирающее на мир, чистое око человечества, которым оно созерцает реальность. И, узрев чистые линии реальности, художник показывает их нам, и тогда только мы начинаем видеть их. Ведь наше зрение чем-нибудь зависит от того, обращено ли на это нечто наше внимание или нет. Пока не было обращено, мы не видим, а когда нам указали, то стали видеть. Так и в естествознании. Мы окружены известным явлением, мы сталкиваемся с ним тысячи раз, но не видим его. А когда кто-нибудь смог показать нам его, выделив лабораторно или представив в чистом виде эксперимента, или мы сами обратим на него внимание, тогда мы начинаем видеть на каждом шагу, и редкое дотоле делается почти назойливым. Художник и есть такой экспериментатор. Как же учить его смотреть – ибо в этом, в смотрении, суть художества, – а не учиться от него? Так, затея учить выступает как дерзость.

Но эта дерзость ослабится в ваших глазах, если мы продолжим наше уподобление художника глазу. Никакая нянька не может сделать ребенка зрячим, ни врач. Но от нее зависит смотреть за глазами своего питомца, чтобы в них не было пыли, грязи, чтобы ничто инородное не застило зрение и не портило глаз. Ей надлежит промывать глаза. В отношении нашего сравнения можно сказать, что ни я, ни кто другой не может сделать вас зрячими. Но возможно и должно заботиться о том, чтобы художественное восприятие не было засорено тенденцией, ложными взглядами, теориями, которые усвоены как сознательно, так и бессознательно или полусознательно – из окружающей среды, ибо теории носятся в воздухе и мы проникаемся ядом их, часто того не замечая и не зная. Предостеречь от подобных опасностей может быть моим долгом, и это – желание не учить, а оберегать, философски оберегать художника, – уже не так дерзко.

Вопросу о линиях и пятнах, поскольку он не безразличен для понимания абстрактных произведений, будет посвящен следующий пост.