Иногда безлюдные, но нередко оживленные миниатюрными фигурками людей, пейзажи Евгения Бочарова обладают той притягательностью, тем скромным и нежным очарованием, которые дарит нам сама природа. В этом художник близок творческой манере Алексея Боголюбова, высоко ценимого им мастера. Он так же, как и художник-моряк А. Боголюбов, любит писать мотивы, включающие водоемы. Это и Волга, широкая, раздольная, воды которой окрашены лучами закатного солнца, и темные каналы Венеции, и холодное серые волны Ладожского озера и Балтики.
Венеция, в которой художник побывал лишь однажды, в 1996 году, навсегда захватила его своей романтической красотой. Из-за непрестанной игры водных бликов на стенах домов и храмов этот прекрасный город временами кажется нереальным, зачарованным, ускользающим. Передать это своеобразие – очень трудная и завораживающая художника задача, но импульс, впечатление от облика Венеции настолько сильны, что и спустя годы мастер обращается к этим мотивам.
Пейзажи Е. Бочарова удивительно достоверны, причем художник специально не акцентирует характерные приметы и особенности архитектуры. Нередко, определяющим становится небо, то спокойно голубое, как в венецианских этюдах, то холодное, серое, построенное на тончайших градациях – в видах Петербурга, Хельсинки или Стокгольма. Есть в них и еще что-то неуловимое, неподдающееся объяснению словами, какое-то чувство, настроение, разлитое в пейзаже и позволяющее узнать мотив. Может быть, поэтому репродуцировать его графические листы очень трудно: они чувствительны к малейшим нарушениям их цветовой гармонии.
Рисунок в графических листах Е. Бочарова конструктивен, четок, он определяет композицию – уравновешенную, лишенную ненужных деталей и подробностей. Цвета «рифмуются», перемежаются, уравновешивая и мягко перетекая друг в друга. Все вместе создает «мелодию» листа. Иногда кажется, что на его белой поверхности красками разыграна виртуозная фортепьянная пьеса («На Большом канале. Венеция», «Солнечный Мурано»), иногда, в городских, оживленных пейзажах многолюдных улиц, как будто звучит чуть хрипловатая мелодия аккордеона («Последний день зимы. Саратов»). Особенно хороши зимние пейзажи старых саратовских двориков и парков, построенные на тончайших, сложных градациях белого цвета, такие как «Дворик на Кузнечной», «Серебристое утро. Старый Саратов», «Февраль. Саратовские крыши».
Цикл пейзажей этого года, написанных Евгением Бочаровым в степном Заволжье на реке Большой Узень, отмечен новыми качествами, обусловленными как самыми мотивами, так и техникой. Цвета, в этих листах, исполненных гуашью, становятся звонче, ярче, плотнее, их сочетания - более контрастными, мазки – короткие, экспрессивные.
Художник верен пейзажу, но поэзия тихой жизни предметов для него также притягательна. Как и в пейзажных видах, в натюрмортах Евгения Бочарова главное – стремление к гармонии мира вещей, окружающих нас, мира, подчас, ускользающего, уходящего. В этих листах ветки свежей сирени, яркие красные маки, блеклые розы, сопоставлены с изящным белым фарфором или с блестящей поверхностью серебряного кувшина. Иногда вещи и фигуры словно замирают в расплывчатости, смутности силуэтов, мерцании красок.
Современное искусство изобилует крайностями постмодернистских течений, и художнику, наверное, надо иметь известную смелость и уверенность в избранном пути, в утверждении реалистической основы своего творчества. Произведения Евгения Бочарова – искренние, поэтические, добротно исполненные – достойное продолжение традиций классического русского искусства.

Л. Пашкова
Саратовский государственный
художественный музей
имени А.Н. Радищева