Ансельм Кифер (1945 г)
 

Окончив школу, Кифер поступил в университет, где изучал право, литературу и лингвистику. Однако затем он решил, что станет художником. Он учился в Академиях Фрибурга, Карлсруэ и Дюссельдорфа (1970-72 гг., в мастерской Бойса).
Его известность в артистических кругах датируется 1969 г., когда он выставил сделанные им фотографии, на которых он отдавал нацистское приветствие в крупнейших городах Европы – целью его было напомнить людям ужасы нацизма, который, по его мнению, не умер: «Когда я учился в университете, право нам преподавали блестящие профессора, совершенные нацисты по убеждениям. В школе вопросу нацизма уделили всего 2 недели, дома же этот сюжет вообще никогда не затрагивался».
Уже в 1970-е гг. Кифкр стал одним из купнейших немецких художников послевоенного времени.
С 1983 г. он живет и работает на юге Франции, в Баржаке.

Главной темой его живописных, в которых он использует смешанную технику (песок, земля, зола, слюна, мел, волосы, всяческие отходы) являются разрушения, причиненные Второй мировой войной и катастрофы, которые она вызвала, в частности, Холокост. Выбор материалов производится также в соответствии с его учвством цвета: «Чем дольше вы смотрите на мои работы, тем лучше вы видите их колорит. Вначале мои работы кажутся серыми, но разглядывая их, вы видите, что материалы, с которыми я работаю, привносят в них цвет». В некоторых работах художник противопоставляет изображению катастрофы символ искусства, человеческого гения – так, например, в работе «Икар, пески Брандебурга» - написанное маслом крыло…
Два года назад Кифер стал первым художником, приглашенным в парижский Гран-Пале на ежегодную выставку Monumenta, прошедшую с огромным успехом.

Ансельм Кифер родился в Донаушинген 8-го марта 1945 г., за 5 месяцев до капитуляции Германии, состоявшейся 9-го августа того же года. Стало быть, он не был свидетелем Второй мировой войны, но родился он посреди развалин, а вырос – в климате медленного восстановления Германии, восстановления, с одной стороны, материального, а с другой – психологического и морального. Во время Нюренбергского процесса (ноябрь 1945 – октябрь 1946 гг.), на котором судили военных преступников нацизма Кифер наверняка учился ходить. Как же в таком контексте Кифер организует свою память, память о трагедии, непосредственным свидетелем которой он не был, но последствия которой видел каждый день, эту «память без воспоминаний»?

Для понимания творчества Кифера необходимо ответить на два фундаментальных вопроса : «что вспомнить?» и «как вспомнить?». Эти вопросы определяют проблематичное отношение Кифера к Истории его страны. Действительно, для того, чтобы выявить главное и отразить его в своем творчестве, Киферу было совершенно необходимо выстроить целостное видение прошлого своей страны, мифологии, основополагающей для германской культуры, ответственности Германии в Холокосте… Художник отнесся к этому со всей ответственностью. Например, когда Кифер пишет теряющиеся где-то на горизонте рельсы железной дороги, он предлагает зрителю сопоставить эти рельсы с «поездами смерти», увозившие миллионы евреев в небытие. Точка схода в перспективе картины становится горизонтом памяти : рельсы обрекаются величием всечеловеческого символа.

Для достижения этой цели Кифер должен был структурировать свою систему воспоминаний. Он создал некий инструментарий памяти», который помогает ему не столько вспомнить что-то конкретное, сколько определить, каким образом вызвать воспоминания, что может помочь в этом – какие-то изображения, какой фон… Работы Кифера – это не работа с памятью, это работа над памятью. Память становится самой тканью картины, она – субстанция картины и одновременно ключ к ее пониманию. Именно в такой перспективе Кифер включает в свои работы поэтические тексты Поля Селяна и Ингеборга Бахмана. Можно даже сказать, что он одалживает у них их воспоминания, что их свидетельство он использует в качестве сырья для своего свидетельства, отдаленного по времени.

Эта работа над памятью усложняется еще и тем, что Киферу приходится «создавать» свою память – для того, чтобы воссоздать события, при которых он не присутствовали, но которые его сформировали : он присваивает предметы, тексты, изображения – единственные доступные ему воспоминания – и включает их в некую мизансцену, показывающую элементы, постепенно составившие его личную память о нацизме и его собственную германскую «генеалогию». Сотворив эту личную память, Кифер может «вспомнить», несмотря на то, что у него нет и не может быть «воспоминаний». Творчество Кифера опровергает знаменитую формулу Адорно: «писать стихи после Аушвица – варварство». Фактически Кифер в своих произведениях показывает это варварство: он анализирует прошлое Германии, непрестанно обращаясь к традиции, частью которой он является сам.

А Вам Кифер нравится? Мне он кажется ужасно мрачным, нет даже гнетущим. Если не ошибаюсь, Кошлякова критики сравнивали именно с Кифером, почему?

В общем, да, нравится. Мрачность в искусстве меня совсем не отпугивает. Другое дело - мне он кажется несколько однообразным. Ч как раз пересматривала вывешенные картинки: меня впечатляет значимость и размах его работ.
Кошляков (который мне тоже нравится), конечно, светлее и артистичнее. Главное его отличие от Кифера по-моему в том, что Кошляков, как мне кажется, отталкивается в своей работе больше от искусства (венецианцы, еще многое другое).

Действительно гнетущая живопись. Есть змеи, земля, огонь, человек, холод пустого космоса, но нет Бога.

Это - не правда!



ГУЛАГ (историко-социологический аспект)


Опубликовано в журнале «Социологические исследования» 1991 г., №№ 6; 7.

Цель настоящей статьи — показать подлинную статистику заключенных ГУЛАГа, значительная часть которой уже приводилась в статьях А.Н. Дугина, В.Ф. Некрасова, а также в нашей публикации в еженедельнике «Аргументы и факты»[1].

Несмотря на наличие этих публикаций, в которых называется соответствующее истине и документально подтвержденное число заключенных ГУЛАГа, советская и зарубежная общественность в массе своей по-прежнему находится под влиянием надуманных и не соответствующих исторической правде статистических выкладок, содержащихся как в трудах зарубежных авторов (Р. Конквест, С. Коэн и др.), так и в публикациях ряда советских исследователей (Р.А. Медведев, В.А. Чаликова и др.). Причем в работах всех этих авторов расхождение с подлинной статистикой никогда не идет в сторону преуменьшения, а исключительно только в сторону многократного преувеличения. Создается впечатление, что они соревнуются между собой в том, чтобы поразить читателей цифрами, так сказать, поастрономичней.

Вот что, например, пишет С. Коэн (со ссылкой на книгу Р. Конквеста «Большой террор», изданной в 1968 г. в США): «... К концу 1939 года число заключенных в тюрьмах и отдельных концентрационных лагерях выросло до 9 млн. человек (по сравнению с 30 тыс. в 1928 году и 5 млн. в 1933-1935)»[2]. В действительности же в январе 1940 г. в лагерях ГУЛАГа содержалось 1 334 408 заключенных, в колониях ГУЛАГа — 315 584 и в тюрьмах — 190 266 человек. Всего в лагерях, колониях и тюрьмах находилось тогда 1 850 258 заключенных (табл.1, 2), т.е. приведенные Р. Конквестом и С. Коэном статистические данные преувеличены почти в пять раз.

Р. Конквесту и С. Коэну вторит советский исследователь В.А. Чаликова, которая пишет: «Основанные на различных данных, расчеты показывают, что в 1937-1950 годах в лагерях, занимавших огромные пространства, находилось 8-12 млн. человек»[3]. В.А. Чаликова называет максимальную цифру — 12 млн. заключенных ГУЛАГа (по-видимому, в понятие «лагеря» она включает и колонии) на какую-то определенную дату, но в действительности за период 1934-1953 гг. максимальное число заключенных в ГУЛАГе, приходившееся на 1 января 1950 г., составляло 2 561 351 человек (см. табл.1). Следовательно, В.А. Чаликова, вслед за Р. Конквестом и С. Коэном, примерно в пять раз преувеличивает подлинную численность заключенных ГУЛАГа.

Свою лепту в запутывание вопроса о статистике заключенных ГУЛАГа внес и Н.С. Хрущев, который, видимо, с целью помасштабнее представить собственную роль освободителя жертв сталинских репрессий, написал в своих мемуарах: «... Когда Сталин умер, в лагерях находилось до 10 млн. человек»[4]. В действительности же 1 января 1953 г. в ГУЛАГе содержалось 2 468 524 заключенных: 1 727 970 — в лагерях и 740 554 — в колониях (см. табл. 1). В ЦГАОР СССР хранятся копии докладных записок руководства МВД СССР на имя Н.С. Хрушева с указанием точного числа заключенных, в том числе и на момент смерти И.В. Сталина. Следовательно, Н.С. Хрущев был прекрасно информирован о подлинной численности гулаговских заключенных и преувеличил ее в четыре раза преднамеренно.

Продолжение статьи:
http://scepsis.ru/library/id_937.html

Живопись мрачноватая и слегка гнетущая, но это не безысходность, когда нет Бога. Бог присутствует, просто он..."за кадром". В этих картинах не тьма, а скорее тень. А без тени света не увидишь. Мне в целом картины кажутся интересными.