— Годовой объем рынка — это совокупный сбор премий
за календарный год. Его не надо путать с совокупной стоимостью
застрахованных произведений, так как одно и то же произведение
искусства может в течение года страховаться несколько раз. Так
вот, инструмента или статистических данных для точной оценки
объема российского рынка страхования предметов искусства
не существует.
Мы считаем достоверной цифру 15-20 миллионов долларов. Это
очень скромные цифры — гросс-премия, например, на лондонском
рынке на порядок выше.
Чаще всего предметы искусства страхуют музеи, компании,
организующие выставки, и транспортные компании,
осуществляющие перевозку. Премии, поступающие от физических
лиц, на сегодня составляют примерно треть всех сборов, и эта
доля растет год от года. Чаще всего в России частные лица
страхуют произведения русского авангарда, шестидесятников,
иконы. Самые дорогие произведения — это, конечно, авангард.
- Значит, в России стали чаще страховать искусство?
— Да. Мы оценивали рост страхования искусства примерно в 20%
в год — это без учета текущего года, эти темпы опережают рост
рынка страхования в целом.
На мой взгляд, рост связан и с увеличением оборота произведений
искусства — активизируется арт-рынок, и цены на искусство тоже
растут.
Но сейчас мы замечаем небольшое падение сборов, которое
является отражением обратных трендов на рынке.
- Как оценивается стоимость произведения искусства?
В отношении произведений искусства точных оценок нет,
в отличие, например, от объектов недвижимости. Как правило, нам
предоставляются письма лиц, являющихся специалистами-
искусствоведами, которые к тому же знакомы с состоянием арт-
рынка. Эти письма мы принимаем в качестве рекомендации,
косвенно подтверждающей обоснованность заявленной клиентом
стоимости арт-объекта.
Намного реже клиенты приходят с готовыми заключениями
об оценке от сертифицированных оценщиков. На практике же
страховая сумма, в пределах которой будет выплачиваться
возмещение, устанавливается по договоренности сторон.
В зависимости от понимания этого клиент приходит либо готовым,
либо не готовым аргументировать свое видение стоимости. Мы
не являемся оценщиками, но поскольку мы "в рынке" и имеем
обзорное представление, то либо согласовываем заявленную
сумму, либо предлагаем изыскать способы ее подтверждения
третьими лицами.
- А как часто частные лица предъявляют документы, например
чеки из галерей или инвойсы аукционов, которые могут
подтвердить стоимость конкретной вещи?
— Крайне редко. Не чаще, чем в 10% от общего числа обращений.
- Недавнее расформирование ЗПИФ ХЦ "Собрание. ФотоЭффект"
заставило участников рынка усомниться в правильности оценки
собрания, так как при закрытии фонда его коллекция "стоимостью
в полмиллиарда долларов" подешевела более чем в 100 раз.
— Очевидно, в какой-то момент оценка была осуществлена
неправильно, активы были взгреты.
- Разве могут профессиональные оценщики настолько ошибаться?
— Вы хотите, чтобы я произнес слово "умысел"?! Но надо помнить,
что оценка — это всего лишь ориентир, и в своих отчетах оценщики
пишут, что не гарантируют того, что вещь или актив будет
отчуждена ровно за ту сумму, которую они указали. Это
нормальное ограничение ответственности. Никто не может
прозревать будущее: фактическая цена реализации зависит
от множества рыночных факторов, в том числе случайных,
непредсказуемых.
- Многие коллекционеры признавались в частной беседе, что
не хотят страховать свои собрания, опасаясь того, что
информация о них может попасть и в налоговую, и в
криминальные структуры.
— Действительно, владельцы частных собраний опасаются
страховать свои коллекции. Данные в налоговую мы
не предоставляем, и информацию о застрахованных оберегаем
тщательно — персонал у нас не болтливый и осознающий
ответственность.
Думаю, что подобные опасения коллекционеров — это отражение
уровня доверия людей друг к другу в нашем обществе в целом.
- Как обстоят дела с банковскими коллекциями в России, они
застрахованы?
Насколько я знаю, последовательным коллекционированием
в России не занимается ни один банк. Все коллекции, которые
были у "Инком-банка" или "Банка Москвы", существовали в
"автономном" режиме, и сам банк не занимался их управлением.
Банки собирают искусство из соображений улучшения имиджа,
поднятия престижа. Маркетинговая составляющая здесь также
важна: в конце концов, банк — институциональный инвестор
и вправе инвестировать в то, во что считает допустимым
и выгодным.
- Насколько хорошо поставлена экспертиза? Я могу у вас, скажем,
застраховать фальшивого Рубенса, с которым потом, к примеру,
что- то случится, а я получу страховку?
— Маловероятно. Просто, если речь идет об очень дорогих вещах
или уникальных, то мы требуем подтверждения независимой
экспертизы. Мы обращаемся к сторонним экспертам, которые
проводят все необходимые исследования, и окончательное
решение принимается консилиумом. Ошибки, конечно, могут быть,
но такое примитивное мошенничество — исключено.
- На Западе существует страхование владельца от ошибки
эксперта. В России есть что-то подобное?
— Услуга страхования профессиональной ответственности
экспертов-искусствоведов на Западе существует,
но распространена не сильно. У нас в стране такие услуги
страховыми компаниями не предоставляются, т. к. не существует
стандартизированной и общепризнанной процедуры,
закономерным результатом осуществления которой были бы
достоверные выводы о подлинности.
- Как вы оцениваете перспективы инвестиций в искусство?
— Как показывает практика, инвестиции в искусство могут
принести прибыль только в долгосрочной перспективе — где-то
20-40 лет. Окупятся ли они за короткие сроки — сказать сложно.
Мы смотрели на рынок в 2008 году и были уверены, что он
разогрет, расти дальше было уже сложно. Но рынок
не остановился, а почти рухнул, причем не из-за ситуации
на самом арт-рынке, он просто последовал за остальной
экономикой.
Напомню, что профессиональных управляющих арт-портфелями
50 лет назад не существовало, но коллекции, которые были
собраны "любителями" (с сегодняшней точки зрения), дали
наибольший рост.
ria.ru