Важный штрих – Васильев дополнительного свидетеля Кузнецова хорошо знает, они даже на «ты». Перед началом судебного заседания 11 января 2016 г. Кузнецов сидел в коридоре суда и мило беседовал с женой потерпевшего. Было видно, что это старые добрые знакомые. А потом Кузнецов заглянул в зал, где сидели стороны процесса, но публики еще не было, и спросил, можно ли ему войти. И Васильев ему сказал: «Ты обожди в коридоре» (свидетелей из коридора в зал заседания вызывает суд). Иными словами, с предыдущим доп. свидетелем Васильев учился, с этим знаком лично. Т.е. сейчас идет полоса вызова в суд знакомых Васильева. Поэтому версий появления Кузнецова в суде две: либо потерпевший попросил его напрямую, либо достал через Е.Макдугалл, обратившись к ней. А своей «ураганной» лондонской работодательнице Кузнецов отказать точно не мог.
Допрос Кузнецова длился один час, причем разделился на две части в соотношении 1:2. В первой части Кузнецова допрашивал прокурор, задавая ему общие вопросы. Мы узнали, что занимается свидетель в основном искусством первой половины ХХ в., автор 60 публикаций, в аукционном доме в его задачу входит определение подлинности доставляемых туда артефактов (причем 85% - «очень сомнительные вещи»), очень ценит и очень гордится своим лондонским местом службы, еще сильнее боится его потерять. Как эксперт изучает провенанс, направляет в отдельных случаях на химическое исследование, потому что «есть очень серьезные подделки, до которых докопаться очень тяжело, практически бывает невозможно. И даже иногда анализ химический не показывает». А вообще искусствовед Кузнецов полагается на визуальный анализ, «потому что человеческий глаз ничто не заменит», и очень доверяет своему первому впечатлению и интуиции: если не понравилась картина, то тут уже всё. Не пропустит.
Прокурор. А что касается живописи, которая относится к русскому авангарду. Часто картины подделывают?
Кузнецов. 99,9%. Все вещи, которые существуют на рынке, не то, что на рынке, в коллекциях, они как-то известны. Проблема с подделками очень актуально стоит. <…> Русский авангард – это в общем-то самая востребованная часть рынка на Западе. Это, прежде всего, покупают западные коллекционеры. И они требуют понятного химического исследования. Они требуют публикации – именно в западных изданиях, в западных каталогах, хотя и это тоже не панацея, потому что есть издания, каталоги западные, которые сплошь наводнены подделками. Это делается специально. Иногда печатаются книги, чтобы поместить туда… Издаются целые монографии, чтобы поместить туда две-три работы как бы… которые имеют место крупной продажи после издания этой книги.
Наконец, в финале первой части прокурор задал вопрос о Баснер.
Прокурор. Вам подсудимая Баснер Елена Вениаминовна знакома?
Кузнецов. Знакома, честно говоря, внешне. И по тому, что она являлась ранее сотрудником Государственного Русского музея и аукционного дома Буковскис. Лично я не сталкивался и ничего сказать такого… никаких наветов у меня нет в этом плане. Что касается слухов, то, знаете, слухи, они… кто-то говорит так, кто-то говорит по-другому.
- Я уточню тогда. Следующий вопрос у меня такой. С экспертной деятельностью Баснер вы знакомы? С ее деятельностью в качестве искусствоведа, эксперта?
- Ну, я знаю, что Елена Вениаминовна занималась каталогом работ Малевича, будучи еще сотрудником Русского музея. У нас была на Макдугаллсе, например, картина Шишкина, сертификат Елены Вениаминовны. Картина была продана на аукционном доме Буковскис, когда она там работала. Как-то мне приносили, мне попадался, рисунок Кандинского, значит, с сертификатом Русского музея. У меня не вызвал никаких подозрений. И помню, с частным заключением этюд темперы Каменского. Тоже все как-то было нормально. Больше я такого ничего не могу сказать. Лично я не сталкивался.
- Понятно. А относительно профессиональных качеств как-то высказаться можете подсудимой?
- (Долгая пауза, свидетель в замешательстве) А-а-а… Вы знаете…
- Или нет?
- Не могу я…
- Не можете…
- Не могу, просто я не знаком с человеком. Я ничего не могу сказать. Потому что как бы не обосновано ничем.
В целом все в первой части допроса выглядело интеллигентно, академично и тривиально, ничего нового или интересного мы не услышали. Только одна фраза свидетеля привлекает внимание: «Лично я не сталкивался и ничего сказать такого… никаких наветов у меня нет в этом плане». В каком «этом плане», если учесть, что «навет» - это «клевета, ложное обвинение»? Кузнецов вроде бы отвечал на какой-то ранее поставленный ему вопрос и проговорился... Но кем? И неужели свидетеля просили или намекали ему, что надо изложить «наветы» на Баснер? Кто же такое мог говорить?
МОНОЛОГ ВОЗЛЕ ПОДДЕЛКИ
И что, ради этих банальностей свидетеля и вызывали, - удивлялись мы, сидя в зале. Но всё объяснила финальная сорокаминутка. В конце первой части прокурор задал вопрос: «А с творчеством художника Бориса Григорьева вы знакомы?». Да, ответил Кузнецов, после чего прокурор попросил предъявить свидетелю подделку. И после небольшого перерыва началось второе действие спектакля, в котором мы увидели «другого Кузнецова» и получили ответ на вопрос, зачем его вызвали в суд.
Прокурор подделку распаковал, псле чего Кузнецов исполнил концертный номер, который можно назвать «Монолог возле подделки». Приведу его целиком, а затем прокомментирую.
Прокурор. Вам данная картина знакома?
Кузнецов. Вообще да. Я ее видел достаточно давно, она выставлялась в галерее Натальи Курниковой, в галерее «Наши художники» в Москве.
- Можете высказаться относительно… визуально обозрев данную картину, относительно принадлежности художнику данной картины?
- (Осматривает подделку, пауза 19 секунд) Вы знаете, <неразборчиво> во-первых, меня смущают некоторые вещи. Предварительный рисунок карандашом (от начала осмотра картины прошло 30 секунд). В работе темперой и гуашью он не использовал это… Почему? Потому что ему это не нужно было просто. (Говорит очень тихо). В портретных штудиях есть у него карандашные наброски <…>, потому что они требуют портретного сходства. А здесь это совершенно не нужно. Потом мне не нравятся некоторые куски. Например, вот этот кусок. Верхний кусок, где… даже сложно понять… она… какой-то занавес. Но у Григорьева… у Григорьева эти вещи сделаны конкретнее и общий… понимаете, общее настроение работы мне не нравится. Т.е. есть какая-то натянутость в композиции. Но это даже… даже не в этом дело. Я думаю, что это могло быть у Григорьева. Прежде всего, мне, конечно, не нравится этот предварительный рисунок. И, знаете, даже… взять вот эти пятна, скажем так. Какие-то определенные моменты, связанные с прорисовкой глаз еще… что-то… это очень натужно, натянуто. Григорьев был совершенно потрясающим, великолепным рисовальщиком. И эти вещи он делал кистевым таким легким жестом, мазком, очень быстро. Что касается <неразборчиво>. Ему не нужно было. Вот эта вот каша, она просто вот… ну… как-то так. А крайнее вот это вот лицо сидящей дамы справа. Такое впечатление, что вот эта вся голова вместе с… вместе с… нет, какой-то накидкой, она просто приклеена на какой-то диван. Понимаете? Ну, это не характерно для Григорьева... Я бы, честно говоря, триста раз усомнился бы, ставить ее на аукцион или нет. Ну, может быть, первоначальное такое впечатление... Тут один такой момент есть, видно, что она состарена. Сверху… да… нет… сверху пройдена… знаете… бывает, поддельщики раствором <неразборчиво> т.е. замывается фуза… вот например <неразборчиво> штучка такая… или при помощи краски делается какой-то или при помощи <неразборчиво>, она задувается, где поры, потом под поры, потом это все стирается, остается… Понимаете, это все настолько нарочито видно, что… не знаю… Я, честно говоря, когда видел ее на выставке у Курниковой, мне тоже не понравилась. Ну, я ничего не сказал никому, потому что ты пришел на выставку, тебя пригласили. Я обычно даю ответ, когда меня спрашивают. Когда не спрашивают, я ничего не говорю. <…>
- Какие бы были ваши действия, если бы к вам в частном порядке обратилось бы за консультацией какое-либо лицо относительно подлинности данной картины?
- Я бы, конечно, не рискнул бы посоветовать… Вы знаете, может быть, лично мое мнение, но как-то так… Нет, нет. Ну что это? Ну не мог Григорьев! Ну что это за рожи такие вот здесь вот? Да, у него были еще более кривые рожи, понимаете, но эта кривизна была совершенно другая! Она была изящная. Она была такая эстетская. Что это? Что это за морда, я не понимаю? Что это такое? <…>
Он <Григорьев>, понимаете, в деталях! Стаканы, как они сделаны, основания, постановка. Ну что это за ножка? Что это за… Даже вот в этой руке… она могла быть такой, но совершенно другой, там один поворот пальца был бы григорьевский. Это какая-то овощелавка. Ну зачем ему делать вот эти вот прорисовки карандашом? Зачем? <…> Ну, не знаю… Я бы, конечно, не рискнул. Не советовал бы.
Ближе к концу заседания прокурор попросил Кузнецова уточнить, по каким признакам он делает вывод о том, что это подделка.
Кузнецов. Подготовительный рисунок.
Прокурор. Карандашный, да?
Кузнецов. Да. И загрязнения. Нет, но, прежде всего, конечно, понимаете, вот эта вот раздробленность колористическая. Совершенно… Ну… Подходишь на расстояние, скажем, пять диагоналей (Размеры подделки 62,2 х 79,7 см., диагональ равна (по теореме Пифагора) 101 см. Пять диагоналей – 5 м) и что это каша. <неразборчиво> Что это такое вообще? Туловище(?) отдельно, голова отдельно... Это всё… Мне просто не нравится.
- Я правильно понял, что манера мазка и техника исполнения не характерны для Григорьева?
- Даже не манера мазка. Вот здесь, скажем, рисунок на платье, такой… он очень… очень несмелый. Григорьев это делал виртуозней. Эти пятна…что это? <неразборчиво>
- Но это «техника» называется?
- Техника исполнения.
- Не характерна для Григорьева?
- Она не виртуозна. А вот Григорьев был высочайший рисовальщик, причем рисовальщик кистью был потрясающий.
- Не характерна для Григорьева?
- Не характерна, не характерна. На мой взгляд, не характерна.
Прокурор три раза подсказал свидетелю эту формулировку: «не характерна для Григорьева», давая ясный сигнал: «Пава, изобрази!» И в итоге добился, что тот произнес, после чего прокурор сразу успокоился. «Пава» свою роль сыграл. Зачет.
КУЗНЕЦОВ СТУЧИТ СНИЗУ
А теперь комментарий. Сразу скажу, что иметь дело с таким персонажем, как Кузнецов, - это редкая удача для журналиста. Потому что столько говорить о репутации – своей и аукционного дома, службу в котором он так высоко ценит, и так бездумно подставиться, - таких людей надо еще поискать.
Во-первых, стилистика монолога: обилие незавершенных предложений, мусорных слов, с трудом подбираемых аргументов. «Вот эта вот каша, она просто вот… ну… как-то так». Подобный набор слов – это речь искусствоведа, претендующего на солидность, на международную известность? В суде мы уже выслушали человек пятнадцать свидетелей, в основном это были искусствоведы. Такого бормотания на грани бессвязности не было до сих пор ни разу. И это человек, с гордостью утверждающий, что у него диплом о высшем образовании? Возникало ощущение, что Кузнецов просто стыдится произносимого им и той роли, которую ему отвели в чужом спектакле, толком не знает, что говорить, кроме фирменного «мне не нравится», что искусствоведческим аргументом, понятное дело, не является.
И что это за доморощенный довод о «пяти диагоналях»? Конечно, если картинку 60 х 80 см с мелкими цветовыми деталями, с гротескным изображением, далеким от фотографизма рассматривать с дистанции в 5 метров, то, конечно, ничего толком видно и не будет. Ну а если читать Шекспира в оригинале, не зная английского языка, тоже ведь покажется, что пресловутый «Гамлет» - просто несусветная галиматья.
Во-вторых, та скорость, с которой Кузнецов «изучил» за 19 секунд изображение и уже на 50-й секунде (!) начал излагать свою резолюцию, причем с места в карьер – с подготовительного рисунка, который гособвинение полагает одним из важнейших и самых бесспорных аргументов в пользу того, что опытная Баснер не могла его не увидеть и лишь на этом основании обязана была квалифицировать работу как подделку, поскольку подготовительного рисунка у Григорьева якобы не было никогда. Поэтому подготовительный рисунок, фрагментарно заметный на картине, - это любимая цацка господина прокурора.
Кстати, невооруженным глазом этот карандашный рисунок целиком не виден, что подчеркнула на допросе 27 апреля 2015 г. сотрудник отдела технологических исследований ГРМ М.Черкасова. Виден его фрагмент. Кузнецов же говорил о подготовительном рисунке так, словно он видел его в инфракрасных лучах целиком. Говорил он это как по-писаному, причем в прямом смысле. Потому что в прессе, которую Кузнецов (по собственному признанию) читал, об этом писали многократно. И Васильев мог ему об этом сказать, и адвокат потерпевшего В.Касаткин, который перед судебным заседанием, отведя его в сторонку, о чем-то говорил со свидетелем, готовя его к допросу.
Однако тезис это абсолютно спорный и пока недоказуемый, хотя в ГРМ и объявили, что у Григорьева подготовительных рисунков на известных в ГРМ работах не было («Логично предположить, что если бы задачей копииста было создание не учебной копии, а именно подделки, то на ней не должно было быть предварительного контурного карандашного рисунка, так как его нет не только на оригинале из Русского музея, но и вообще ни на одной из известных нам эталонных темперно-гуашевых работ, созданных Б.Д. Григорьевым в 1913-1914 гг., которые были исследованы экспертами в Русском музее и в Государственной Третьяковской галерее» (Мнение ГРМ о рисунке «В ресторане», принадлежащем петербургскому коллекционеру А. Васильеву - копии-подделке с рисунка Бориса Григорьева «Парижское кафе», 1913 г. -
http://restoration.rusmuseum.ru/rest...ev-copy-01.htm)). Со ссылкой на ГРМ это же повторил 2 октября 2015 г. и эксперт из Эрмитажа А.И.Косолапов, заявив, что подготовительный рисунок - это прямой четвертый признак подделки, хотя затем он подчеркнул, что экспертиз работ Григорьева проведено вообще очень мало, и в каком проценте его картин под красочным слоем имеется карандашный рисунок, сегодня не знает никто.
Действительно, в инфракрасных лучах не были исследованы все темперы и гуаши Григорьева, даже хранящиеся в ГРМ и ГТГ, поэтому достоверно утверждать, что рисунка нет нигде, нельзя. Это некорректно. К тому же наследие Григорьева огромно, и двумя музеями отнюдь не ограничивается. И вообще решать в судебном порядке чисто искусствоведческий, академический и весьма спорный вопрос (были подготовительные рисунки в темперах Григорьева или нет) просто смешно. А уж заявление, что здесь рисунок Григорьеву не был нужен, и вовсе не выдерживает критики. Но уж больно Кузнецову хотелось соответствовать ожиданиям.
В-третьих, конечно, упомянутая Кузнецовым фуза, которую крупные специалисты из «Агентства бизнес-новостей» назвали «фужером» (
http://abnews.ru/2016/01/11/obvineni...vogo-eksperta/). Понятно, откуда эта фуза возникла: про нее сказала упомянутая М.Черкасова на допросе 27 апреля 2015 г. Вот ее слова, также не отличающиеся высокой связностью, но воспроизводимые точно по записи на диктофоне:
«Еще неприятный был момент, знаете какой? То, что на картине господина Васильева – но это тоже не видно визуально – исследование в ультрафиолетовой области спектра <…> - видны следы на темпере, которая просто так от воды не размывается, поэтому ею и пользуются художники без лаков, на ней следы флейца – это плоская кисть вот такой вот ширины и непонятно откуда взявшегося лака, у которого под микроскопом есть следы фузы – это остатки краски, счищенной с палитры. Объяснить вот так вот появление вот этого вот в темперной технике я не могу. Но я могу только предположить чисто технически, что несчастный копиист – потому что мог, создав вот эту копию с подписью, возможно, решил таким образом <…> несколько собрать разваливающуюся композицию, отстоящую от рисунка, живописных ее частей».
Что самое смешное? А то, что Черкасова смогла увидеть следы фузы только под микроскопом, а Кузнецов – простым глазом и на второй минуте доклада господину прокурору. Ну прямо Левша, который «гвоздики выковывал», а их «уже никакой мелкоскоп взять не может». В общем, «мы люди бедные и по бедности своей мелкоскопа не имеем, а у нас так глаз пристрелявши». Кстати, потом Левша оказался в Лондоне – в том самом, где находится аукционный дом, в котором работает Кузнецов.
С фузой связан еще один забавный момент судебного заседания. Несколько вопросов свидетелю удалось задать и подсудимой Баснер.
Баснер. Вы знакомились с материалами в прессе за эти два года? Насколько подробно вы знали о происходящих здесь…
Кузнецов. Мероприятиях?
- Да.
- У меня, так сказать… мама моего товарища постоянно мне подсовывала газету «Город». Я их сначала читал, потом перестал читать, потому что мне казалось это… Знаете, первые три-четыре журнала я прочитал, и мне этого хватило, потом я просто перестал читать.
- Почему?
- Не знаю, просто интерес потерял.
Судья. Вы говорите об этом процессе, вообще о событиях с ним?..
- Да. Да-да-да. Но в общем-то за процессом я следил. Я не говорю о прочтении там регулярном этой прессы, потому что что-то мне говорили знакомые… Я интересовался, конечно, как идет ситуация с… с… переатрибуцией или о доказательствах подлинности Григорьева. Конечно, меня это интересовало, потому что это затрагивает мой личный профессиональный… мою личную профессиональную стезю.
Баснер. Т.е. вы знакомились и с мнениями экспертов, которые там звучали?
-Знакомился.
- Знакомились. И вот с этим… с тем, что подготовительный рисунок – это первое, что ставится в вину этой работе, тоже слышали неоднократно? Из газет, из всего? Я дальше не буду продолжать.
Судья. Это вопрос?
Баснер. Это вопрос. Нет-нет, это вопрос.
- Я понял, я понял. Вы понимаете, в чем дело. В любом случае подготовительный рисунок – это сразу… первое, что бросается в глаза (на вопрос Баснер Кузнецов не ответил).
- Даже под стеклом?
- Даже под стеклом.
- И фузу даже под стеклом?
- Вижу.
- И блеск. Отлично!
- Вижу.
Судья (нервно) Так, всё! У нас начался конфликт между двумя специалистами…
Как только Баснер подошла к сути дела, судья ее прервала, испугавшись, что сейчас все усилия прокурора и Кузнецова просто обнулятся, и больше подсудимая вопросов свидетелю не задавала. Хотя понятно, что как бы ни был у нашего Левши глаз «пристрелявши», увидеть издали, без «мелкоскопа» и под стеклом фузу и блеск невозможно.
Но забавно тут вот что. Кузнецов не случайно сказал, что читал только «три-четыре» журнала «Город», т.е. мои статьи о судебном процессе. Поскольку описание допроса Черкасовой и упоминание фузы (правда, без микроскопа) содержались в пятой статье (№ 16 за 18 мая 2015 г.). Так что про фузу Кузнецов не знал как бы ничего. Что ж, готовился Кузнецов, даже порядковый номер статьи был им учтен.
В-четвертых, упомянутое Кузнецовым старение, которое он связал с применением фузы. Увидеть все это под стеклом за минуту-другую невозможно, тем более, что эксперт, который эту подделку изучал без стекла и по-настоящему, упомянутый А.Косолапов, зав. отделом научно-технологической экспертизы Государственного Эрмитажа, автор сделанного для суда экспертного заключения от 14 июня 2013 г., прямо ответил на вопрос адвоката потерпевшего:
Касаткин. Вы обнаружили при изучении данной картины элементы старения?
Косолапов. Нет, искусственного старения не было видно.
В-пятых, отдельно надо сказать про пейоративные выражения Кузнецова «овощелавка», «кривые рожи» и тому подобные. Мы в суде видели обе картины – и оригинал из ГРМ, и подделку. «Рожи» на обеих картинах вполне кривые и в общем по кривизне одинаковые. Это стиль с явными чертами гротеска, с одной стороны, и насыщенного декоративизма, с другой.
Судья А.Морозова с явным намеком спросила Кузнецова, знает ли он, где хранится оригинал. Кузнецов намек понял, поэтому сказал: да, он знает, что оригинал находится в ГРМ, происходит из коллекции Окунева, но оригинал никогда не видел. И заметил, что, может быть, ему и оригинал не понравится, если он его увидит. Так ты сперва посмотри, какие «овощелавки» и «рожи» на оригинале, а уже потом разглагольствуй с таким апломбом!
В-шестых, общий вывод Кузнецова о том, что поддельность этой картинки прямо колет глаза. Не могу не напомнить, что и сам Васильев, и галеристка Курникова, и практически все искусствоведы, которые видели подделку (Баснер, Солонович, Рыбакова, Соломатина, Козырева, Свенторжецкая, Черкасова), поначалу полагали ее качественной работой Григорьева. Черкасова на допросе сказала: когда работа «была принесена в наш отдел, когда она стояла одна и ни одного Григорьева рядом, естественно, не было, то она произвела впечатление, что, возможно, это и Григорьев, мы не знали». Реставратор Е.Солдатенков, зав. отделом реставрации ГРМ, признался, что когда впервые увидел подделку, то знал, что это подделка, однако не мог отделаться от ощущения, что это работа самого Б.Григорьева. А.Косолапов категорично утверждал: «картина является высокопрофессиональной подделкой, сделанной очень профессиональным и хорошим художником»; «она является подделкой, которая, возможно, на глаз вообще не берется»; «когда мы эту картину у нас в лаборатории смотрели, она нам на глаз ужасно понравилась».
Безусловно, искуствовед Кузнецов имеет право высказывать любое собственное мнение, но только надо помнить, что оно такое единственное. И что, если судить по его аргументации, он, как я понял, подгонял свой «экспресс-анализ» (а счет шел на секунды) под заранее известный и предложенный ему вывод. Это было настолько очевидно, что сам потерпевший сразу после монолога свидетеля превентивно спросил: «А нет ли у вас ощущения, что вы так говорите, потому что вы знаете, что это подделка?». Нет, заверил Кузнецов.
Я несколько раз говорил Васильеву, когда еще общался с ним по телефону, что, добиваясь осуждения невиновной Баснер, просто из желания отомстить кому-то за собственную ошибку при покупке подделки (это мое мнение), он уже достиг дна безнравственности.
Общее ощущение от процитированных заявлений свидетеля могу выразить только метафорой Станислава Ежи Леца, который написал: «оказавшись на дне, я услышал стук снизу». Снизу стучит Кузнецов.
ДИАЛОГ С АДВОКАТОМ ПОДСУДИМОЙ
Но и это еще не всё. Потому что несколько вопросов свидетелю задала Л.Малькова, адвокат подсудимой.
Кузнецов. Я работу вижу второй раз. Первый раз я ее видел на выставке в галерее «Наши художники», мнение свое составил.
Малькова, адвокат Баснер. Вот как раз по поводу этой выставки у меня к вам вопрос. Вернемся к 2009 году. В 2009 году… (исправляется) в 2010-м, когда вы были в галерее и видели эту картину. Вы закончили свои показания здесь тем, что сказали: это подделка. Скажите, точно такое же впечатление у вас было и в 2010 г.?
- Практически да. <…>
- В 2010 г. у вас точно такое же твердое мнение было, или она вам просто визуально не понравилась? Или точно такое же мнение, какое вы сейчас высказываете здесь?
- А знаете, вот… я для себя давно вывел такую… это лично для себя, мое личностное. Вот взял бы я себе работу или не взял? Ну тогда бы точно такое не взял. (На вопрос так и не ответил).
- Ну, это сугубо личное ваше мнение, основанное только на вашем личном опыте как искусствоведа?
- Да, частное мнение.
Судья. А вообще вот эта вот галерея <«Наши художники» Н.Курниковой> – профессиональная галерея?
- Ну, в общем да. В общем, да. Дело в том, что госпожа Курникова пользуется мнениями многих уважаемых экспертов и, значит… Но, так скажем, были у нее вещи… Например, мне пришлось… Я как-то курировал выставку «Двое», когда я еще… <выставка «Двое. Живопись ХХ века из частных собраний» открылась 16 ноября 2008 г.> Я, кстати, работал какое-то время с Курниковой. Потом, так получилось, что наши пути разошлись. Я курировал несколько выставок. Например, две выставки Павла Челищева <20 ноября 2006 – 31 января 2007; 10 апреля – 17 июля 2011>, выставку графики Тархова <25 июня – 20 августа 2006>, выставку «Двое». <…> И вот там была акварель из собрания В.Дудакова Петрова-Водкина. Когда уже вышел каталог, я посоветовал эту вещь Наталье Федоровне снять. Мне она не понравилась, я посчитал ее подделкой. Дудаков, конечно, был расстроен, но ничего не сказал. В каталоге она есть, а на выставке ее не было.
Малькова. Учитывая ваши отношения с Курниковой, которая, как я понимаю, была вашим работодателем. Так?
- Никогда не была!
- Нет? Вы просто консультантом там были, да?
- Нет, я был как бы ее фактическим соратником и другом, касающимся… вот наше сотрудничество по вопросам искусства. Дело в том, что в тот момент я начинал очень плотно интересоваться Челищевым, а она приобретала работы, и это было мое, так сказать, настоятельное желание сделать одну выставку, вторую…
- В связи с этим вопрос. Если у вас были такие доверительные отношения с Курниковой, почему вы ее не предупредили по картине, которая вызвала у вас вот такое отрицание, скажем так?
- Значит, в 2009 г. мы перестали контактировать.
- У вас разрыв какой-то был?
- Да. Ну, это чисто… чисто личностное, чисто человеческое. Я не могу сказать, что я злорадствовал в каких-то моментах, но чисто по-человечески я…
Судья. Высокие отношения.
- Разные ситуации бывают. Люди расходятся. <…>
Малькова. Два вопроса. Первый. Вы являетесь экспертом? У вас есть лицензия?
- Лицензии? (свидетель сильно удивлен)
- Да. Эксперты должны иметь лицензию.
- У меня есть… у меня есть диплом. Искусствоведческий.
- Это понятно. Вы искусствовед?
- (очень нервно) У меня нету карточки лицензионной, нету. Я могу ее получить в любой день. Меня не раз приглашали.
- На сегодняшний день…
- На сегодняшний день нет.
- Вы не являетесь экспертом?
- Абсолютно. И поэтому я не даю сертификатов.
- Вопрос задан в связи с тем, что господин прокурор неоднократно обращался к вам как к эксперту. Мы уточняем, что вы экспертом не являетесь. Вы на сегодняшний день искусствовед.
- Да.
- Это первое. Второе. Вы вот здесь все время говорили «характерно», «не характерно», какие-то даете приметы работ Бориса Григорьева. Вы настолько хорошо знакомы со всеми работами Григорьева, что можете делать такие выводы?
- За десять лет у нас было очень много.
- Много Григорьевых, да? И все были подлинные?
- Далеко не все. Было достаточно много подделок. Я считаю, что наверное 60 – 70% того, что нам предлагали…
- Григорьева?
- … были фальшивые.
Опять же комментарии. Первый касается заявления Кузнецова о том, что весной 2010 г. на выставке «Парижачьи» в галерее Курниковой «Наши художники» он не сообщил ей о своих сомнениях по поводу картины Григорьева (подделки), поскольку с ней уже не контактировал.
Бедный Кузнецов! Во-первых, он забыл, что сам же сказал Васильеву на этом же допросе: «А вот знаете, ситуация интересная, Андрей Александрович. Я вам хочу сказать, когда меня Курникова пригласила на выставку, я не скрою, что там… там еще пару работ мне не очень понравились. Ну, я просто для себя отметил, что она не нравится».
Во-вторых, свидетель упомянул свое кураторство ряда выставок в галерее Курниковой. В частности, второй выставки Челищева, которая проходила 10 апреля – 17 июля 2011 г., причем самой Курниковой был издан каталог со статьей Кузнецова (Кузнецов А. Метаморфозы Павла Челищева // Павел Челищев: каталог выставки: 10 апреля - 17 июля 2011 г., галерея "Наши художники". СПб.: Петроний, 2011. С. 11 – 63). Что-то мне подсказывает, что после разрыва отношений не было бы ни приглашения Кузнецова на выставку «Парижачьи», ни издания каталога со статьей Кузнецова. К тому же сомнительную работу К.Петрова-Водкина Кузнецов посоветовал убрать, а темперу Б.Григорьева – почему-то нет. Из этого можно предположить, что подделка не вызвала у Кузнецова никаких плохих мыслей в 2010 г., а вся история, как мне кажется, сочинена свидетелем для пущей убедительности его показаний о том, насколько очевидна поддельность подделки для того, у кого и «так глаз пристрелявши».
Второй комментарий касается фразы Кузнецова об источнике сведений о работах Бориса Григорьева: «За десять лет у нас было очень много».
Я специально запросил родной для Кузнецова аукционный дом в Лондоне, и сначала Екатерина Маршалл прислала мне ссылки на итоги аукционов MacDougall Arts Ltd. с пояснениями, как и где смотреть, а потом и директор фирмы, г-н Уильям Макдугалл, прислал любезное письмо («Dear Mr. Zolotonosov, Thank you for your query. Alexander Kuznetsov is an independent expert who does advisory work for us and others, with us for over ten years. So he would have seen a number of Grigoriev paintings at our auction house. Please see the links Cathy sent for further details. Best regards, William MacDougall»), в котором написал, что Кузнецов – независимый эксперт, который работает у них более 10 лет и видел ряд картин Григорьева в их аукционном доме. Итак, какова же длина этого ряда?
В технике рисунка карандашом, акварелью, гуашью в 2004 – 2015 гг. на аукционе Macdougall Arts Ltd., London было представлено 9 работ Бориса Григорьева, из них карандашных – 4, остальные 5 – это акварель и гуашь. Темперы – ни одной. «Русская крестьянка» (1923), выставлялась 3.6.2015, но не была продана, сделана в смешанной технике: акварель, карандаш. По годам: 1912 (акварель «Детский маскарад»), 1913 (акварель & гуашь «Перед штормом»), 1914 (карандашный рисунок «Парижское кафе»), 1918, 1920, 1923. Остальные без даты.
В качестве эталонных по хронологическому признаку могли бы быть взяты 3 работы 1912 – 1914 гг., но ввиду совершенно иной техники сопоставлять их, например, с подделкой невозможно. Тем более, что акварелей всего две. И изучение этих работ не дает опыта для анализа темперы «В ресторане». Что вполне закономерно: аукционный дом – это не музей, эталонных вещей здесь нет. К тому же к открытию выставки «Парижачьи» (24.3 – 20.5.2010) Кузнецов мог подробно изучить на своем аукционе в 2008 – 2010 г. не более 3-х работ Бориса Григорьева (две – карандаш, одна – гуашь; карандаш 1914 г. две другие не датированы), сравнивать которые с темперой 1913 г. «В ресторане» невозможно .
Поэтому ссылки Кузнецова на допросе на его насмотренность в аукционном доме, по крайней мере, в отношении Бориса Григорьева, вообще не убеждают. Естественно, работы Григорьева Кузнецов мог изучать и в других местах, но на допросе он об этом ни слова не сказал. Не упомянул он, скажем, монографию Т.Галеевой, посещения музеев и частных коллекций, о чем много и долго говорили Баснер и Галеева. Кузнецов говорил только о своем изучении Павла Челищева в течение 15 лет, что у него целый шкаф книг о нем, а также о том, что сейчас работает над диссертацией, посвященной парижским неоромантикам.
Странно, что господин государственный обвинитель Лытаев, который так грозно и въедливо допрашивал подсудимую на предмет списка книг по Григорьеву, которые она изучила, дополнительному свидетелю Кузнецову таких вопросов вообще не задавал.
И вот что я в итоге думаю. Явиться в то осиное гнездо, наполненное искусствоведами, каким является этот судебный процесс, и выступать там с такой интеллектуальной безалаберностью, так непродуманно, с таким апломбом, допуская такие ляпы, – это что же за Кузнецов такой, который не бережет ни себя, ни свою репутацию, ни репутацию MacDougall Arts Ltd.? И все ради того, чтобы кому-то потрафить?
Михаил ЗОЛОТОНОСОВ