Именно к Крусанову Елена Вениаминовна обратилась с просьбой о помощи во второй половине 2011 года, когда, по его словам, она узнала, что проданная с ее участием картина Бориса Григорьева оказалась подделкой. Тогда, как рассказал господин Крусанов, он снова обратился к Сергею Сирро – тот предоставил ему фотографию оригинала картины Григорьева, хранящейся в ГРМ. От самой Елены Вениаминовны Крусанов получил фото фальшивки, а затем сделал ксерокс с изображения работы Григорьева, опубликованного в журнале Бурцева в начале XX века. Эти три источника и стали опорным материалом для его работы. По мнению Крусанова, все три изображения имели существенные отличия, о чем он сообщил Баснер.

А когда фальшивка, проданная с участием Елены Баснер Васильеву, была передана в Русский музей на экспертизу, Сергей Сирро попросил именно Андрея Крусанова отобрать с нее пробы и отвезти на экспертизу в Москву. На вопрос прокурора, часто ли он брал такие пробы по просьбе Елены Васильевны, Крусанов ответил: «Не очень часто, обычно, когда она работала в Буковски (Ред.: в финском представительстве шведского аукционного дома Bukowskis Елена Баснер несколько лет работала экспертом), она привозила пробы».

Интересные и неожиданные факты сообщила во время допроса на прошлой неделе Тамара Галеева, первый свидетель защиты. Тамара Александровна – кандидат искусствоведения, преподаватель Уральского государственного университета, один из самых авторитетных специалистов по творчеству Бориса Григорьева, автор монографии «Борис Григорьев». На суде она рассказала, что видела оригинал картины «Парижское кафе» («В ресторане») в хранении Русского музея еще в середине 80-х годов. Что тогда музей не разрешил ей сфотографировать эту работу, и она сделала зарисовку. Что в следующий раз она обратилась к фондам ГРМ в 2005–2006 годах, когда работала над монографией «Борис Григорьев», выпущенной в 2007-м издательством «Золотой век» (владелец – Леонид Шумаков, бывший позже посредником при продаже фальшивки Андрею Васильеву). Что в свою монографию оригинал этой работы из фондов ГРМ она не включила. И что о существовании подделки узнала от Андрея Васильева в 2011-м, когда он написал ей о случившемся. Тогда, по словам Галеевой, он прислал ей фото подделки, а она сообщила, что ей работа нравится, что даже если это клон, то делал его несомненно хороший мастер.

В суде была оглашена электронная переписка Васильева и Галеевой. И там Тамара Александровна, вопреки только что сказанным словам, сообщает, что никогда раньше не видела оригинала спорной работы Григорьева в фондах ГРМ. «Насколько я помню, в ГРМ не было такой вещи – м. б., они ее не так давно купили? У них был рисунок, на котором изображены некоторые персонажи этой работы», – пишет Галеева Васильеву. А спустя несколько лет она вдруг «вспоминает», что не только видела ее раньше, но даже «зарисовывала». И никто в зале суда не уточнил, откуда такое просветление в памяти случилось четыре года спустя.

В этой же переписке Галеева, в частности, дает оценку состоявшейся в Русском музее в 2011 г. выставки картин Григорьева и сообщает пикантную подробность: по мнению Галеевой, на выставке в том числе были представлены и подделки. На расспросы судьи, что это за подделки, искусствовед ответила, что фальшивки были из частных собраний, а не из музейных фондов. На прямой вопрос судьи Анжелики Морозовой, сообщила ли об этом эксперт своим коллегам в музее, Тамара Александровна ответила: нет, не посчитала нужным, потому что это работы из частных собраний. На вопрос стороны защиты Елены Баснер, использовал ли Григорьев в своих ранних работах карандаш в качестве основы, Галеева ответила утвердительно, но уточнила: карандаш свинцовый, мягкий. Уже после заседания, в короткой беседе в кулуарах с корреспондентом «Новой», госпожа Галеева пояснила, что имела в виду не контурный карандаш, которым делается основа под акварель или гуашь, а свинцовый карандаш, который Григорьев использовал как элемент художественного оформления поверх красочного слоя. Но, к сожалению, этот ответ на вопрос прозвучал только в коридоре

http://novayagazeta.spb.ru/articles/9882/
------------------------------------------------------------------------------------------


Дело Баснер»: что эстонская юстиция рассказала о загадочном Аронсоне


21/08/2015

5 августа 2015 года судебный процесс по обвинению искусствоведа Елены Баснер продолжился. Потерпевший по-прежнему полон энергии и мечтает если не посадить, то хотя бы вывести подсудимую из мутного болота лжи на чистую воду истины.


Немного напоминая Антона Макаренко, говорит о глубоком воспитательном значении суда для Баснер и всех остальных, сообщает о том, что из Москвы ему докладывают об уменьшении числа подделок, что потерпевший ставит себе в заслугу. И суд ему представляется целой «педагогической поэмой», а он – ее автором. Болшевская исправительная колония подразумевается по умолчанию.

На этот раз в соответствии со статьей 285 УПК оглашались протоколы следственных действий и иные документы, входящие в седьмой том уголовного дела. Оглашал – причем сугубо выборочно – сам товарищ прокурор, проявивший в этом деле глубокую заинтересованность.

Аронсон, который маячит в отдалении

Вследствие оглашения мы узнали некоторые сведения о таинственном Михаиле Борисовиче Аронсоне, которого суд изучает дистанционно, как американцы – планету Плутон. Во-первых, мы услышали ответ на запрос из УФМС. Отдел противодействия незаконной миграции сообщил, что согласно имеющимся учетам в отношении гражданина Эстонии Аронсона Михаила, 25 июня 1959 г. рождения, имеется следующая информация о пересечении государственной границы РФ в период с 1 января 2008 г. по 31 декабря 2010 г.:

1 января 2009 г. через КПП «Ивангород» на автомобиле на въезд по паспорту, цель коммерческая, 5 января 2009 г. выезд.
23 января 2009 г. въезд, 25 января 2009 г. выезд.
15 июля 2009 г. въезд, 21 июля 2009 г. выезд.
6 ноября 2009 г. въезд, 12 ноября 2009 г. выезд.
3 декабря 2009 г. пешком на въезд, 3 декабря 2009 г. пешком на выезд.
9 сентября 2010 г. въезд через КПП «Торфяновка», 10 сентября 2010 г.
выезд через КПП «Ивангород».

Эти данные надо сопоставить с тем, что было известно ранее: 6 июля 2009 г. к Баснер пришел Аронсон, принес картину, чтобы узнать мнение искусствоведа; 10 июля 2009 г. свидетель Шумаков направил потерпевшему Васильеву по электронной почте изображение той поддельной картины Б. Григорьева, которую потерпевший в итоге у свидетеля купил. 6 и 10 июля – это неоспоримый факт. Однако с данными учетов УФМС он не согласуется.

Тут два варианта. Либо у Баснер был не Аронсон Михаил, 25 июня 1959 г. рождения, а другое лицо, назвавшееся Аронсоном (Баснер по легкомыслию паспорт не проверяла), либо 6 июля 2009 г. Михаил Аронсон въехал или вошел пешком на территорию РФ помимо учета УФМС. Резон был: чтобы не декларировать картину, по поводу которой могли возникнуть вопросы. Как он это сделал, я не знаю, поскольку не занимаюсь контрабандой, но как-то, возможно, сделал. А может быть, у него два паспорта?..
При этом потерпевший Васильев несовпадение дат делает основанием целого детектива, с одной стороны, и предполагает, что Баснер на самом деле знает, но скрывает настоящую фамилию человека, который 10 июля 2009 г. принес ей на дом подделку. И в личности этого человека и скрыта вся загадка международной преступной организации, торгующей подделками произведений живописи. По мысли Васильева, организация и велела Баснер говорить, что к ней приходил Аронсон.

В интервью, которое Васильев дал мне в декабре 2014 г., он сказал, что Аронсона «вообще не было в деле. Он в природе есть, он и сюда приезжал, но он не участвовал реально в этом деле. Он выполнял постфактум роль фиктивного персонажа, отвлекающего внимание на себя. Он появился на стадии доследственной проверки. На этой стадии можно говорить хоть про инопланетян». И далее: «Проблема в том, что Аронсона – по объективным данным: билинги, кредитные карты и т.д. – не было в России в этот период». Под «этим периодом» надо было понимать лето 2009 года. Теперь же оказывается, что в «этот период» Аронсон все же был в России – по крайней мере, с 15 по 21 июля 2009 г.

Во-вторых, кое-что прояснилось об уголовном прошлом Аронсона. Во время допроса на судебном заседании 11 февраля 2015 г. Васильев сказал, что Аронсон – это трижды судимый уголовник из Эстонии, что он замешан в заказном убийстве, а дома хранил мину. Мне Васильев говорил, что сведения были добыты им из Эстонии, он там служил в армии, у него остались высокопоставленные друзья. Кроме того, Васильев нанимал частного детектива.

И вот 5 августа 2015 г. мы узнаем о запросе о правовой помощи, направленном следствием в компетентные органы Эстонской Республики: «Просьба допросить в качестве свидетеля Аронсона Михаила, поставив перед ним ряд вопросов, провести обыск по месту жительства Аронсона, запросить сведения в отношении его личности, информацию о телефонных переговорах».

Ответ из Эстонии: «Допросить Аронсона не представилось возможным, т.к. он находится за пределами Эстонии. Ваш запрос в отношении направления характеристики Аронсона не подлежит исполнению, т.к. в Эстонии по уголовным делам характеристик не вытребуют (так! – М.З.). И квартирные товарищества или местные советы характеристик не выдают. Направить вам информацию о телефонных переговорах Аронсона тоже не представляется возможным, поскольку такая информация хранится в течение одного года со дня связи. Аронсон не наказан в Эстонской Республике».

Следует обратить внимание на последнюю фразу: сведения о том, что Аронсон был трижды судимым вроде бы не подтверждаются. Или эстонские коллеги врут? А зачем Минюсту Эстонии врать? И если не в Эстонии, то где Аронсон получил свои три судимости? В СССР – России? Но тогда узнать это не составило бы труда. Еще одна загадка.

Наконец, мы услышали текст заявления Аронсона следователю СК Калинникову от 2.4.2014: он дважды давал показания по поводу продажи картины авторства Григорьева в Петербурге следователю Петрову и один раз в Эстонии. «Все показания, данные мною ранее, полностью подтверждаю, снова приехать в Петербург не имею возможности». В СК заявление было зарегистрировано 6 мая 2014 г. В результате Аронсон постановлением был объявлен в международный розыск и привлечен в качестве обвиняемого по уголовному делу по ст. 159, ч. 4 УК РФ. Ищут его до сих пор.

Финская страшилка

Другие интересные сведения, которые прозвучали в суде, были связаны с Финляндией. В адрес СК из ГУ МВД был направлен документ: копия «материала о фактах противоправной деятельности гр. Баснер на территории Финляндии, поступившего из министерства юстиции Финляндии…» в 2013 г. В частности, была зачитана просьба окружного прокурора прокуратуры г. Хельсинки об оказании правовой помощи, направленная в органы юстиции России. Содержание просьбы к органам прокуратуры России: оказать помощь в расследовании уголовного дела, а после расследования рассмотреть вопрос о предъявлении обвинения.

Документы из Минюста Финляндии содержали приложение на 55 листах. Прокурор в судебном заседании 5 августа зачитал из этих 55 листов короткую выборку на 2,5 тысячи знаков. Но сделал это так умело, что картина получилась поистине жуткая, а участие Баснер в преступлениях стало – если воспринимать на слух – почти очевидным. Таков эффект художественно-прокурорского чтения. Баснер преступала закон давно и везде, она – закоренелая преступница.

Для сведения. В тексте, который огласил прокурор, в числе потенциальных преступников упоминаются искусствовед Чурак и сотрудник отдела технологических исследований Гладкова – обе из Третьяковской галереи. Гавриленко – сотрудник технологического отдела Эрмитажа, Бородина – директор музея «Пенаты», специалист по живописи И.Е. Репина.

Привожу выступление прокурора на суде по диктофонной записи.

– Речь идет об обнаруженных в Финляндии картинах, являющихся, как подозревается, поддельными, а также сертификаты подлинности и экспертные заключения, являющиеся, как подозревается, не соответствующими действительности и заведомо ложными. Расследование дела в Финляндии началось 6 марта 2013 г., когда по этому делу были произведены первые обыски и изъятия. При обысках были найдены вышеупомянутые сертификаты подлинности и заключения. После этого при расследовании были допрошены специалисты Финляндской картинной галереи…

Были проведены исследования подлинности изъятых картин, являющихся, как подозревается, поддельными, и эти исследования частично продолжаются. Кроме того финляндской полицией проведены допросы…

Подозреваемые деяния, которых касается просьба, произошли частично в Финляндии, частично в России. Подозреваемые в правонарушениях являются гражданами России и живут в России. В Финляндии невозможно продвигаться дальше в этом деле без принятия мер органами юстиции России. Наиболее целесообразно, чтобы расследование дела и меры по обвинению были проведены до конца органами юстиции России.

Стороны дела, подозреваемые в совершении преступлений, к которым относится передача обвинения: Гонтарь, Чурак, Гладкова, Баснер, Гавриленко, Бородина. Потерпевшие стороны: Паананен, Самбулат (?). Непосредственно касаются данные преступления продажи картин.

Подозреваемая в совершении преступления Баснер Елена: соответственно пособничество в тяжком мошенничестве. Ари Койвула с целью получения для себя или для другого лица незаконной материальной выгоды ввел в заблуждение Паананена. Убедил его купить поддельные, написанные маслом картины Сержа Полякова и Карла Розена общей стоимостью 130 тысяч евро. Сумма была уплачена 2 октября 2007 г. Пострадавший Паннонен понес при этом значительный материальный ущерб.

Баснер преднамеренно поспособствовала совершению вышеописанного тяжкого мошенничества, выдав заведомо подложный сертификат подлинности. Вышеупомянутая поддельная картина с автографом Сержа Полякова… составленный Баснер сертификат был в качестве доказательства подлинности проданной Паананену картины использован для введения пострадавшего Паананена в заблуждение, для удержания его в состоянии заблуждения. Указано требование потерпевшей стороны, которая требует наказания правонарушителя. Также требование компенсации. Потерпевшие стороны предъявят... требования после того, как продвинется дознание.

Комментарий Елены Баснер

Эту выборку из 55 листов, которые были переведены с финского языка на русский, я попросил прокомментировать подсудимую Баснер и потерпевшего Васильева. Потерпевший от комментария пока отказался, сославшись на свою тактику поведения на суде и обещав все рассказать потом; подсудимая кое-что сообщила.

Краткий комментарий Баснер показывает: она как раз объявила все произведения из коллекции Паананена фальшивками, поэтому не вводила его в заблуждение. Доказательств того, что работа Сержа Полякова является подделкой, финская сторона, как я понял, не представила. Поэтому вообще неясно, какое отношение к мошенничеству, если оно и было, имеет Баснер. Кроме того, из текста прокурора следует, что Паананен приобрел поддельную картину Сержа Полякова, в то время как из комментария Баснер следует, что он ее, напротив, хотел продать. Поэтому возникает вопрос: не перепутали ли чего-то при переводе с финского на русский? Или все дело в искусстве выбора фрагментов?

– В мои обязанности у Bukowski's, – говорит Елена Баснер, – входило посещение домов людей, предлагавших аукционному дому картины большого формата или целые коллекции. Организационной стороной всегда занималась моя коллега Хелена Лааксо. Именно она сообщила мне, что мы должны пойти посмотреть большую коллекцию русской живописи, «за которую в свое время владелец заплатил 10 миллионов евро». По словам Хелены, владелец коллекции – старый и очень больной человек, который хочет ее продать через аукционный дом Bukowski's. Года точно не назову, может быть, 2010 – 2011-й.

Мы встретились с господином, который представился как Ари Койвула. Кстати, про Эркки Паананена я узнала только из материалов уголовного дела. Итак, встретились и все пошли в квартиру, где нас ждал владелец, действительно очень пожилой человек, и где было огромное количество картин «Айвазовского», «Константина Маковского», «Шишкина», «Боголюбова» – всё вторая половина XIX века – и все до одной фальшивки! Наглые фальшивки, которые можно было распознать с первого взгляда. Об этом я сказала Хелене Лааксо, и дальше разговор у них шел по-фински, довольно долго. Не помню, чтобы там была работа Сержа Полякова.

Потом Хелена сообщила мне, что поверить в то, что все это подделки, владелец и Койвула не могут и просят аукционный дом Bukowski's вызвать специалиста именно по второй половине XIX века. Bukowski's связался с Еленой Нестеровой, с ней договорились о ее приезде. И в следующий раз мы были там все: владелец, Ари, Елена Нестерова, Хелена Лааксо и я.

Нестерова (которой я ни слова не говорила заранее ни о том, что уже была там, ни о своем мнении) высказалась отрицательно обо всех работах безоговорочно и категорично. Потом Хелена, Ари и владелец коллекции опять перешли на финский, и уже на обратном пути Хелен, а нам сказала, что на многие работы дали положительный сертификат Г.С. Чурак и Л.И. Гладкова из Третьяковской галереи. Этого мы с Нестеровой с Хеленой Лааксо не обсуждали, но между собой, по-русски, обменялись всяческими недоумениями.

Прошло какое-то время, и нас с Хеленой пригласили в технологический отдел музея «Атенеум», с которым мы находились в довольно тесном профессиональном содружестве и обращались к ним, если требовалось рентгеновское оборудование. На сей раз они хотели узнать мое мнение по поводу переданных им картин. Среди картин, которые нам были показаны в «Атенеуме», было множество работ из памятной мне коллекции (г-на Паананена). Но были и другие, и среди них – работа Сержа Полякова, о которой реставратор сказала, что она из того же собрания (по-видимому, она действительно была в той же коллекции, что следует из материалов нынешнего дела, просто она никак не вписывается в контекст собрания, состоявшего исключительно из работ художников-реалистов второй половины XIX века). Она же показала мне ксерокс фотографии работы Полякова с моим текстом, в котором я высказала свое мнение относительно этой вещи. Бумага, подписанная мною, начиналась словами: «Считаю, что данная живописная композиция является подлинной подписной работой Сержа (Сергея Георгиевича) Полякова (1900–1969)». Т.е. это не более чем мое личное мнение. Но когда, кому и при каких обстоятельствах я давала эту бумагу, вспомнить не могу (прошло чуть ли не 10 лет!).

Реставратор сказала, что у них картина вызвала сомнения в подлинности (как и все без исключения другие вещи). Я спросила, с чем они ее сравнивали, поскольку, как мне известно, в музее «Атенеум» его работ нет. Она сказала, что они работали с литературой. В устах технолога это звучало неубедительно. Я еще спросила, есть ли к ней какие-то претензии в плане технологии, но не получила внятного ответа. Впрочем, вопрос был риторическим, учитывая, что картина предположительно была выполнена в 1950-е годы.

Странно. В суде было оглашено одно, а подсудимая рассказывает вроде бы совсем о другой истории. И я еще раз не могу не восхититься тем, какой страшной была представлена картина преступлений Баснер в Финляндии только посредством искусного выбора и монтажа отрывков из финского приложения на 55 листах. Дрогнули было даже те, кто абсолютно верил в честность подсудимой, и засомневались.

Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью

В заключение не могу не уделить толику внимания интервью, которое дал в конце июля начальник 2-го следственного отдела 1-го управления по расследованию особо важных дел ГСУ СК РФ по СПб Юрий Яшков. Понятно, что он не мог не упомянуть и нашу подсудимую. «И второе громкое дело, которое мы довели до суда, – это дело Елены Баснер, бывшей работницы Русского музея, привлеченной к уголовной ответственности за продажу поддельной картины русского авангардиста Бориса Григорьева. Само дело очень нестандартное. В нем и полное непризнание вины самой обвиняемой, и ее имя в искусствоведческих кругах. Мы собрали большое количество доказательств вины Елены Баснер и ждем результатов судебного рассмотрения».

Сказано немного, но выразительно. Во-первых, Яшков не может не знать, что Баснер не продавала картину, что продал ее потерпевшему совсем другой человек, Шумаков, имеющий сейчас статус свидетеля, и что нет ни одного прямого доказательства вины подсудимой в заведомом знании того, что Шумаков продавал неизвестному Баснер лицу подделку. Есть только теоретически возможные допущения. А то, что следствие именует «доказательствами вины», недоказуемо в принципе.

Поэтому неслучайно упомянутое в итоге «полное непризнание вины самой обвиняемой» как одного из факторов «нестандартности» дела. Да, раздражает. Ведь без него все обвинения просто висят в воздухе. Точнее, повешены в надежде на то, что вдруг суд возьмет да и признает их доказательствами.

Но не стоило бы Яшкова упоминать, если бы не главная фишка его интервью. Будет жалко, если оно пройдет незамеченным.

Я имею в виду заветную мечту Юрия Григорьевича – отменить институт ознакомления обвиняемого с материалами уголовного дела. Во-первых, говорит, он обвиняемый злостно затягивает прочтение материалов дела, а суды тоже хороши – «со своей стороны очень неохотно ограничивают по времени обвиняемых с ознакомлением. Представьте, сколько бы полезного смог сделать следователь, если бы ему не приходилось сидеть с обвиняемым и следить за тем, как тот знакомится с материалами дела».

Во-вторых, продолжает Юрий Григорьевич, «я вообще не понимаю, зачем обвиняемому нужно готовиться к судебному процессу? То есть получается, что обвиняемый, знакомясь с делом и, соответственно, читая все доказательства в отношении него, таким образом просто готовится отвечать на вопросы в суде. На мой взгляд, гораздо интересней и эффективней для судьи снимать реакцию подсудимого, когда вопросы для него неожиданные. И без подготовки он уже не сумеет соврать либо запутается, если действительно виновен».

Целиком согласен с вами, г-н Яшков Ю.Г. Ловить на неожиданностях – так уж ловить. Но почему останавливаться на этом? Зачем давать обвиняемому читать и обвинительное заключение, т.е. зачем ему вообще знать, в чем его обвиняют? Пусть не знает не только доказательств обвинения, но и самого предмета.

В качестве образца предлагаю г-ну Яшкову ознакомиться с одной полезной в этом плане книгой по юриспруденции, называется она «Процесс», автор – доктор юридических наук Ф. Кафка. Он описал весьма эффективную систему наказания преступника, когда обвиняемому не говорят, в чем он обвиняется, и казнят, так и не сообщив, что он криминального сделал. Есть смысл взять опыт, описанный юристом Кафкой, на вооружение, а не ограничиваться полумерами. Шире пора смотреть на вещи, шире.

Допросы

Первый свидетель защиты

Суд продолжил работу 12 августа допросом первого свидетеля защиты – это известный искусствовед из Екатеринбурга Тамара Галеева, автор двух книг о Борисе Григорьеве (1995, 2007) и единственный из свидетелей, опрошенных в суде, кто является специалистом именно по творчеству Бориса Григорьева.

Не буду подробно описывать весь допрос, обращу внимание только на четыре пункта, по которым Галеева внесла ясность. Во-первых, когда в 2009 году Шумаков переслал ей изображение работы Григорьева, которую вскоре купил Васильев и которая затем оказалась подделкой, у Галеевой не возникло сомнений в том, что это работа написана Григорьевым. Сомнений в подлинности не возникло, тем более что она сразу сопоставила присланную картинку с иллюстрацией из альманаха Бурцева (так же рассуждала и Баснер). Естественно, Галеева видела фотографию на экране компьютера, не проводила технологических исследований, но композиция, краски, манера и прочее ей показались вполне григорьевскими.

Во-вторых, Галеева сказала, что предварительный карандашный рисунок, который имеется на подделке, вполне характерен для Григорьева – это существенное заявление, поскольку некоторые свидетели из ГРМ безапелляционно утверждали обратное.

В-третьих, Галеева сказала, что видела темперу «В ресторане» в ГРМ, даже сделала для себя эскиз этой работы, но в ее памяти изображение не сохранилось ввиду художественной малозначимости этой работы, и когда в 2009-м Шумаков прислал ей фотографию по электронной почте, она не вспомнила ту темперу из ГРМ. Это тоже важное заявление, поскольку потерпевший и обвинение настаивают на том, что Баснер не могла забыть этот рисунок и должна была его помнить на протяжении 25 лет.

И в-четвертых, Галеева подтвердила, что Борис Григорьев относится не к русскому авангарду, а к модернизму, поэтому на выставках авангарда его работ не бывает. Это тоже важно, поскольку Баснер считается специалистом по авангарду, и из принадлежности к авангарду Григорьева делается вывод, что Баснер должна сходу распознать подделку.

Михаил ЗОЛОТОНОСОВ

http://www.online812.ru/2015/08/21/010/

Семейка Аронсонов

Затем после обсуждения со сторонами процесса судья огласила показания другого Аронсона – Валерия Геннадьевича, двоюродного брата Михаила Борисовича. Для исследования детективной истории эти показания представляют очевидный интерес, как и показания самого Михаила, оглашенные следом.

Аронсон В.Г. 1958 года рождения, уроженец Ленинграда, ранее судимый, но это было 100 лет назад (комментарий судьи. – М.З.), был допрошен следователем 23 апреля 2013 года:
«Из моих родственников в Петербурге в настоящее время проживает брат отца Аронсон Тимофей Михайлович. У меня с ним натянутые отношения, поэтому я не знаю, где именно он проживает. Знаю, что живет в районе станции метро «Проспект Просвещения». <…> В Санкт-Петербурге проживает моя сестра, фамилия по мужу у нее. Она ни с кем из родственников не общается. <…>

Мой двоюродный брат Аронсон Михаил Борисович в настоящее время проживает в Эстонии, в Таллине. Точный адрес не знаю. Среди моих родственников не было Аронсон Натальи Моисеевны, была сестра отца Аронсон Наталья Михайловна. Она уехала в Израиль примерно в 1996 году, в настоящее время проживает в Хайфе.

Я знаю, что среди моих родственников никто не увлекался коллекционированием, никто не занимался живописью. Я не помню, чтобы у меня были знакомые, которые бы увлекались живописью или занимались ею. Были ли знакомые, которые занимались живописью или коллекционировали, у моих родственников, я не знаю.

С Аронсоном Михаилом Борисовичем я всегда поддерживал дружеские отношения, часто ездил к нему в Таллин, пока страны не разделились. Он приезжал ко мне. Позже Михаил был осужден, получил 3 года. Я думаю, что осужден был за употребление наркотиков. Позже он получил 6 лет за неудачное ограбление (общий смех; вопрос: для кого неудачное? Судья поясняет: ограбил и попался. – М.З.). В 1995 году я уехал на постоянное место жительства в Израиль, оттуда вернулся в Петербург в мае 2010 года. После возвращения в Петербург я видел Михаила только один раз – примерно в конце 2012 года. Где останавливался Михаил, я не знаю. Михаил привез своего отца к моему отцу, через несколько дней он приехал из Таллина, забрал отца и снова уехал. До этого я видел Михаила в октябре-ноябре 2011 года, приезжал он к Тимофею Михайловичу.
Михаил женат. Супругу его зовут Аронсон-Хаимова, имя-отчество не знаю. Сам ее не видел. Из мест лишения свободы Михаил освободился до 2000 года. Чем Михаил занимался после освобождения, я не знаю. Мне он сказал, что сидит на шее у жены. Я помню, что после средней школы Михаил нигде не учился. Кем, где он работал когда-либо, я не знаю. Знаю, что еще в советское время Михаил проходил срочную военную службу, но в каком роде войск и где именно, не знаю. Когда я общался с Михаилом по телефону до 2010 года и после своего возвращения в Петербург, у меня не создалось впечатление, что Михаил осваивает какую-то профессию или выбрал для себя какое-то занятие. В марте или апреле 2012 года при общении по скайпу Михаил сказал мне, что получил водительское удостоверение водителя большегрузного грузовика. Говорил, что теперь может водить грузовик, однако конкретно ничего не сообщил. Сейчас Михаил живет в Таллине в квартире своей жены. Свою квартиру он оставил при разводе первой жене и сыну. Первая жена Михаила работает воспитателем в детском саду. Чем занимается вторая жена Михаила, я не знаю. На какие средства они живут, мне неизвестно.

Михаил мне никогда не говорил, что привозил в Петербург откуда-либо картины или картину. У меня дома он никогда ничего, в том числе и картины, не оставлял. Аронсон Наталья Михайловна, которая сейчас живет в Хайфе, проживала по адресу: ул. Демьяна Бедного <…> В настоящее время эта квартира продана. Брали ли из указанной квартиры наши родственники какие-либо вещи, мне неизвестно.

В моей семье никогда не было картин, в семье Натальи Михайловны, которая сейчас проживает в Хайфе, картин также не было».

Поскольку Валерий Аронсон в 1995–2010 годах жил в Израиле, что-либо сказать о пребывании Михаила Аронсона в Петербурге летом 2009 года, когда тот привез Баснер картину, не мог в принципе.

Михаил Аронсон про бабушку и шкаф

Затем оглашались показания Михаила Аронсона, находящегося в федеральном розыске. Показания были получены в Эстонии в порядке оказания правовой помощи в рамках международного поручения (справка об оказании правовой помощи датирована 16 января 2013 г.).

«– У кого из родственников, когда и где вы нашли картину, которую в 2009 году продали в Санкт-Петербурге?

– Картина принадлежала моей бабушке Гесе Абрамовне Аронсон, которая всю войну прожила в Ленинграде. Эту картину я помнил с детства. Я забрал картину у сестры моего отца Натальи Аронсон, когда она с семьей уезжала в Израиль. Это было примерно в 1985–1990 годах. Точнее я не помню.
– Откуда у ваших родственников была эта картина?
– Не знаю.
– Как называлась?
– Название картины «Кафе» или «Парижанки» я услышал от Елены Баснер. Ранее названия этой картины я не знал.
– Кто был автором ее?
– Насколько мне помнится, Елена Баснер сказала, что автором картины является Григорьев.

– Как вы определили название картины и автора?
– Я хотел узнать, представляет ли эта картина какую-либо ценность. В связи с чем через финский аукцион «Буковски» нашел телефон искусствоведа Елены Баснер. <…> Я ей позвонил и спросил, можно ли получить консультацию. Сказал, что у меня есть старая картина, которую я хотел бы оценить. Елена пригласила меня приехать в Санкт-Петербург. Я туда поехал, встретился с Еленой Баснер у нее дома и дал ей картину.
– Занимались ли вы сами когда-либо живописью или коллекционировали картины?
– Нет.
– Какие еще вещи кроме этой картин, вы взяли себе из вещей своих родственников?

– Никакие вещи, кроме указанной картины, я себе не взял.
– Почему вы взяли себе именно эту картину, которую в 2009 году продали в Санкт-Петербурге?
– К этой картине ни у кого из родственников интереса не было. Я взял ее себе, посчитав, что она может иметь какую-либо ценность.
– Где вы хранили картину с момента обнаружения до 2009 года?
– С разрешения моего дяди картина находилась в его квартире, в прихожей за шкафом.
– Почему не привезли эту картину в Эстонию?
– Я не разбираюсь в живописи, картину ценной не считал, поэтому перевозить ее не стал.

– Показывали вы эту картину кому-либо? Если да, то кому и когда?
– Сначала я показал картину Муслиму Сабирову, который был знакомым моего друга Олега Фельдмана. Это было до 2009 года. А до этого – не помню.

– Просили вы оценить картину специалиста с подтверждением авторства? Обращались ли по данному вопросу к Сабирову Муслиму Шавкатовичу?
– Картину оценить у специалиста я Муслима не просил. Но, конечно, хотел узнать, имеет ли картина какую-либо ценность.

– Если обращались, то когда и как вы познакомились с Сабировым? Кто вас познакомил?
– С Сабировым я знаком примерно с начала перестройки, нас познакомил мой друг Олег Фельдман.
– Как вы передали картину Сабирову? Составлялся ли какой-либо письменный документ о передаче? Платили ли вы Сабирову? Или Сабиров вам какие-либо деньги и за что?
– Документ о передаче картины не составляли, картину просто передал Сабирову. Никаких денег Сабирову я не платил. Он мне также денег не платил.
– Откуда вы забрали картину для передачи Сабирову?
– Картину забрал из квартиры дяди, Геннадия Аронсона.
– Как должен был Сабиров проверить подлинность картины?
– Не знаю. Я предполагал, что у Сабирова есть знакомые, которые разбираются в живописи, и он покажет картину им.
– Должен ли был Сабиров сам приобрести данную картину или продать ее кому-либо?

– Нет. Сабиров не обязан был сам приобретать данную картину или продавать ее кому-либо. Но если бы он нашел покупателя, то я был бы этому рад и поделился бы с ним деньгами.
– Кому Сабиров показывал картину?
– Я понятия не имею.
– Сколько времени она находилась у Сабирова?
– Я точно не помню – кажется, день или два.
– Как картина была упакована при передаче ее Сабирову?
– Картина не была упакована. Просто на нее были натянуты два целлофановых мусорных пакета черного цвета.
– Вернул ли Сабиров вам картину, когда и почему?

– Картину Сабиров мне вернул через день или два со словами: «Интереса к картине нет, ценности она не имеет».
– Где находилась картина после того, как Сабиров вернул ее вам?
– Я отнес картину на квартиру своего дяди.
– Передавали ли вы еще кому-либо данную картину для определения ее ценности? Если передавали, то кому именно и когда?
– Да, я передавал картину Елене Баснер в 2009 году незадолго до ее продажи. Картину передал Баснер у нее дома, в Санкт-Петербурге. При передаче картины Елене Баснер никакой документ о передаче картины не составлялся. Картина была также упакована в мусорные пакеты, так как ценности картины я не знал. Картину Баснер я вез на метро.
– Что вам рассказала по поводу картины Баснер?

– Баснер сказала, что картину она узнала, назвала ее художника, обещаний мне никаких она не давала, попросила оставить картину на день-два у нее. О стоимости картины речи не было.

– Просили ли вы Баснер продать картину, и почему?
– Да, моя цель была оценить картину и продать ее. Я не являюсь ценителем искусства, мне она была не нужна.

– Согласилась ли Баснер продать картин и на каких условиях?
– Я сообщил Баснер, что если картина имеет ценность, то я хотел бы ее продать, если на нее найдется покупатель. О стоимости картины я ничего не знал. И условия продажи с Баснер не обговаривал.
– Продала ли Баснер картину? Если да, то за какую сумму?
– Да, Баснер картину продала, за какую сумму, я не знаю, но я получил от нее 180 тысяч долларов США.
– Кому была продана картина и как?
– Я этого не знаю.
– Как долго находилась картина у Баснер?
– Картина находилась у нее несколько дней, сколько точно, я не помню.
– Сколько денег вы заплатили Баснер за оказанную помощь?
– Елена Баснер передала мне пакет с деньгами. На мой вопрос, сколько я должен, она ответила: «Все в порядке, ничего не надо».
– Знакомы ли вы с Шумаковым Леонидом Ивановичем?
– Не знаком.
– Знаете ли вы Васильева Андрея Александровича?
– Я с ним не знаком.
– Хотите ли что-либо добавить к ранее сказанному?
– Нет».

Недоступная темная личность

Приход Аронсона к Баснер совпадает с тем, что сообщает подсудимая. Отсутствие же в представленных УФМС данных о том, что Аронсон пересек границу РФ до 6 июля 2009 г., когда он пришел к Баснер, о чем говорилось на прошлых заседаниях, легко объяснить, например, тем, что он въехал в РФ через Белоруссию.

Однако показания Аронсона не согласуются с документально подтвержденными сведениями о том, что поддельная картина Бориса Григорьева с 9 февраля по 18 июня 2009 года находилась отнюдь не за шкафом в квартире любимого дяди Гены (Аронсона Геннадия Михайловича), а во Всероссийском художественном научно-реставрационном центре им. академика И.Э. Грабаря, где ее исследовала эксперт Юлия Рыбакова. И, стало быть, Аронсон не сказал всего, что знал по данному делу. Не исключено, что Сабиров, который отдавал картину на экспертизу, не сообщил Аронсону о ее результатах, но мог и сообщить. Однако потом, когда шло следствие в полиции, Аронсон приезжал в Петербург, не боясь обвинений в мошенничестве, и дал показания, после чего был отпущен. Как это объяснить?

Вариантов много. Может, конечно, Михаил Аронсон и знал, что картина поддельная, приходя к Баснер, но это не доказывает вины Баснер, на которой настаивает обвинение. Не доказывает и того, что Баснер в июле 2009 г. был известен результат экспертизы этой картины в Центре им. Грабаря, как написал потерпевший А. Васильев в электронном письме в 2011 году (его письмо эксперту Галеевой тоже было оглашено в суде: Баснер, написал Васильев, «просто сочинила провенанс и зачем-то не рассказала об экспертизе в Грабаре».

В общем, в показаниях Аронсона противоречия есть и много просто непонятного. Личность темная, к тому же недоступная. Может, поэтому следствие и решило все свалить на Баснер, благо она под рукой. Не достать Аронсона – зато Баснер у нас в руках, кто-то же должен быть наказан.

Борьба выдержек

А после этого началось самое интересное. Впервые в ходе судебного процесса произошло открытое столкновение и, казалось, посыпались искры.
Прокурор: Ваша честь, обвинение ходатайствует о допросе в судебном заседании подсудимой Баснер, поскольку обвинением представлены доказательства. Как поясняла сторона защиты, что Баснер будет давать показания после представления доказательств стороной обвинения. В прошлом заседании уже была допрошена свидетель со стороны защиты Галеева, и сторона защиты, видимо, стесняется представлять доказательства, сегодня не готовы, поэтому (неразборчиво) перейти к допросу подсудимой.
Судья (снисходительно). Ну, это с согласия обвиняемой.
Баснер: Я готова дать показания, когда угодно, но я хотела бы сначала выслушать экспертов.
И тут стало примерно понятно, из-за чего так нервничал перед началом заседания потерпевший, о чем шли разговоры с прокурором в коридоре – шепотком, с оглядыванием по сторонам. Как я понял, сторона потерпевшего суетилась, уговаривая прокурора ходатайствовать о начале допроса Баснер. Могли и сами сказать, но решили, что из уст прокурора прозвучит весомее. А вышел облом. И прокурора, и сторону потерпевшего поставили на место, и я вспомнил фразу академика Дронова (в исполнении Н.Черкасова) из фильма «Все остается людям»: «Остальное может молчать».
Для нас, наблюдателей, особо интересна возможная подоплека. Изложу свое мнение. Во-первых, по психологическому и даже соматическому состоянию А.Васильева мне, например, было видно, что его нервная система больше не способна ждать допроса подсудимой, что вся накопленная в нем негативная энергия нуждается в немедленном выплеске, что человек, попросту говоря, дошел. И я вспомнил знаменитую фразу Мюллера: «Так что сейчас, Штирлиц, идет борьба выдержек…» А в этой борьбе проигрывает сегодня не Баснер, казавшаяся стороне обвинения легкой добычей и заведомой жертвой, – проигрывает потерпевший, инициатор и потенциальный бенефициар судебного действия.
Во-вторых, несколько заседаний назад сторона потерпевшего выступила с ходатайством об оглашении экспертиз. Тут же адвокат Баснер, опытнейшая Марина Янина ходатайствовала не только огласить экспертизы, но и пригласить в суд всех экспертов для допроса, чтобы задать им вопросы, поскольку есть много неясного. Суд это ходатайство удовлетворил. И уже тогда сторона обвинения, как я думаю, заподозрила недоброе. Какой-то подвох. Возможно, по этой причине они и решили перескочить и оглашение экспертиз, и, главное, допрос экспертов. Прокурор 21 августа вообще заявил, что «мы исследовали эти материалы дела», имея в виду экспертизы. Но оказалось, что нет: экспертизы не исследовали.
В итоге обмена мнениями про вожделенный допрос Баснер пришлось забыть, и в заседании начали читать том 6 уголовного дела и оглашать экспертизы. В частности, экспертизу Александра Иосифовича Косолапова, зав. отделом научно-технической экспертизы памятников Эрмитажа. Текст экспертизы я приводить не буду, общий ее вывод такой – подделка.
Однако суть дела в ином: адвокат Баснер Марина Янина усмотрела в экспертизе несоответствие требованиям Уголовно-процессуального кодекса и федерального закона от 31 мая 2001 г. № 73-ФЗ «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации». То есть экспертиза Косолоапова, как считает адвокат, выполнена с нарушениями требований закона, что по ст. 7 УПК, как известно, «влечет за собой признание недопустимыми полученных таким путем доказательств».
Все дело в том, как сказала М.Янина, что «эксперт Косолапов ссылается на исследования, которые были проведены старшим научным сотрудником Григорьевым (связующие компоненты), Калининым (масс-спектральный анализ) и старшим научным сотрудником Миколайчук (исследование картона). Но если они выступают в качестве экспертов, то должны были быть предупреждены об уголовной ответственности за дачу ложной экспертизы, если они выступают в качестве специалистов, то здесь тоже прямое нарушение. Даны ссылки на пробы, а кто их брал, откуда брал, когда брал и т.д. Именно поэтому мы просили бы вызвать эксперта Косолапова и задать ему соответствующие вопросы».
Таким образом, включение экспертизы Эрмитажа в материалы дела оказалось под вопросом. Какие выводы из этого будут потом сделаны, пока неясно.

Затем адвокат М.Янина обратила внимание суда на приложения к технической экспертизе компьютера Е.Баснер, арестованного при обыске. В компьютере подсудимой был обнаружен снимок картины Б.Григорьева, хранящейся в ГРМ. Снимок имеет дату создания 16 апреля 2009 г. При этом дата создания файла с этим изображением в компьютере Баснер – 5 сентября 2011 г. (то есть именно в этот день флеш-карта с фотографией от 16.04.2009 была вставлена в разъем компьютера Баснер). Замечание тем более существенное, что вторая дата в обвинительном заключении указана не была: следствие сделало вид, будто бы Баснер имела в своем компьютере изображение картины Б.Григорьева из ГРМ уже тогда, когда Аронсон принес ей поддделку этой картины. Что не соответствует действительности.
На этом заседание закончилось. Кстати, следуя логике адвоката М.Яниной не могу не напомнить, что еще 22 мая при допросе эксперта Ю.Рыбаковой из центра им. Грабаря выяснилось, что в официальном заключении было указано, что химическое «исследование проведено методами микроскопии в отраженном свете, отражательной ИК-спектроскопии, ИК-спектроскопии» (подписано ведущим научным сотрудником отдела физико-химических методов исследования Б.В.Жадановым 22 апреля 2009 г.), и таким образом были обнаружены фталоцианиновые пигменты. Однако указанными методами выявить эти пигменты невозможно в принципе, поэтому самая первая экспертиза картины, принадлежащей А.Васильеву, вообще может быть признана недостоверной и опять же недопустимой как доказательство в силу ст. 7 УПК.

А потом, как известно, картину купил Васильев. В 2010 г. он предоставил ее на выставку «Парижачье» и, как сообщила на допросе 22 мая 2015 г. Наталья Курникова, генеральный директор некоммерческого фонда «Галерея «Наши художники»» (Москва), перед экспонированием картины в ее галерее на выставке «Парижачье» (21 марта – 20 мая 2010 г.) картина была подвергнута реставрации. Вот как об этом рассказала сама Курникова: «Дальше я спросила разрешения у Андрея, можно ли ее немножко привести в порядок, потому что у нее отсутствовал нижний правый угол и сзади были какие-то дырочки, чуть-чуть загрязненная… Он разрешил, я отдала реставратору московскому. И после этого картина участвовала в выставке».
Что сделал с ней московский реставратор, кто он, есть ли протокол его вмешательств, внес ли он фталоцианины, которые позже все и обнаруживали, опираясь на них как на главное доказательство факта подделки, – все это неизвестно, поскольку акта о той реставрации нет вообще, а личность реставратора никто не устанавливал. И когда на суде Курникова об этой реставрации сказала, то никто вопросов о реставраторе не задал.

Какие может иметь последствия изъятие этого ключевого звена в силу ст. 7 УПК, как изменится тогда вся картина событий пока даже трудно вообразить. Особенно если учесть, что у обвинения нет ни одного прямого доказательства вины Баснер. Тут занервничаешь.

Аронсоны жили рядом с Хармсом

В результате кропотливой изыскательской работы журналу «Город 812» удалось выяснить некоторые сведения о семействе Аронсонов. С 1929 по примерно 1943 год семья жила в кв. 11, а затем в кв. 39 дома 11 по ул. Маяковского. Кстати, в этом же доме в кв. 8 жил Даниил Хармс.
Глава семьи Аронсон Михаил Герасимович (род. 1903) с 10 июня 1941 по 18 июня 1945 г. находился в местах заключения. Впоследствии работал в ленинградской конторе треста Химлеспром.
Его жена Геся Абрамовна (род. 1904) после войны пошла по торговой части: после 1948 г. работала продавцом в тресте Ленмолоко, затем продавцом в ресторане Московского вокзала, потом вернулась в Ленмолоко продавцом мороженого. В 1973 г. переехала на ул. Д. Бедного.
Их старший сын, отец Михаила, Бомонд (а не Борис!) Михайлович (род. 1929) прибыл на площадь матери то ли в марте 1944-го, то ли в октябре 1945 г.; 27 октября 1950 г. был выписан – уехал в Таллин. Видимо, Михаил Бомондович (затем Борисович) родился в Таллине.
Геннадий Михайлович (род. 1936) был рабочим, 21 марта 1952 г. выбыл в колонию-поселение, вернулся в июле 1953 г.; очевидно, потом переехал на ул. Д. Бедного.
Тимофей Михайлович (род 1940) в доме 11 по ул. Маяковского жил с рождения и в 1971 переехал на ул. Черкасова.
Наталья Михайловна (род. 1946). Валерий Геннадьевич (род. 1958) в доме 11 по ул. Маяковского жил с рождения, в 1973 г. переехал на ул. Д. Бедного.

Кстати

С судимостями Михаила Аронсона много неясного. Вот, например, что ответил Минюст Эстонии: «Аронсон не наказан в Эстонской республике. Преступление, предусмотренное в вашем запросе, является преступлением 2-й степени, а срок давности по преступлениям второй степени истекает на основании п. 2 части первой ст. 81 УК Эстонской республики через 5 лет со дня совершения преступления. Учитывая вышеизложенное, истекает срок по данному делу по эстонскому законодательству 15 июля 2014 г. Исполнение вашего запроса после названного дня противоречит эстонскому законодательству».

То есть в Эстонии считают, что Аронсон совершил преступление в Петербурге 15 июля 2009 г., продав подделку, но срок давности истек, поэтому преступником Аронсон в Эстонии уже не считается.

Михаил ЗОЛОТОНОСОВ

http://www.online812.ru/2015/09/02/011/

Если появление А. Косолапова было ожидаемым, то внезапно возникший в коридоре суда издатель Леонид Шумаков, который непосредственно и продал в 2009 году потерпевшему Васильеву поддельную картину Б. Григорьева, оказался сюрпризом. Сразу стало ясно, что скучно не будет.
Действительно, прокурор сходу предложил изменить порядок исследования доказательств и, оставив Косолапова на десерт, начать с дополнительных вопросов к потерпевшему Васильеву и свидетелю Шумакову. Их идея обнаружилась уже с первым ответом Васильева на вопрос прокурора: «В ходе принятия решения о приобретении картины, когда вы общались с Шумаковым Леонидом Ивановичем, что он – еще раз уточните – пояснял по поводу того, кто видел эту картину, на кого он ссылался в разговорах с вами?»
И Васильев повторил то, что впервые произнес на допросе во время полицейского следствия 16 июля 2012 г.: «Я спросил: кто вещь видел? <…> Не происходит ли эта вещь из какой-то дилерской среды. Он сказал, что нет, что она происходит из старой ленинградской коллекции, из хорошего дома, так сказать, а кто ее видел из экспертов – что видела ее Солонович Юлия Львовна. Я лично с Юлией Львовной Солонович не знаком и видел ее впервые здесь в зале суда. Но кто она такая, я, разумеется, знал, и знал, что человек принципиальный…» Солонович, как он сказал, была известна ему «в качестве многолетнего сотрудника Русского музея» и подчиненная «Наташи Козыревой, которую я знаю сто лет. Для меня это послужило, конечно, достаточно убедительным подтверждением того, что эта вещь подлинная».
После этого пошел такой диалог.
Прокурор. Фраза о том, что Солонович видела эту вещь, она значение имела… при принятии вами решения о приобретении данной картины?
– Ну разумеется!
– Как было сказано в данном случае?
– Была описана безусловно позитивная реакция Юлии Львовны Солонович, что это подлинная картина. Ну разумеется, я еще раз повторяю, я с Солонович лично разговаривал по телефону раз пять. Это была осень 2011 года. И тогда она мне сказала, что, на ее взгляд, произошла гуманитарная катастрофа. Я с ней согласился.
– Вот этот разговор и упоминание Шумакова о том, что Солонович видела вещь и подтвердила ее подлинность, это было до непосредственно приобретения вами картины?
– Разумеется.
– Если бы Шумаков не сказал вам, что вещь Солонович подтверждает…
– Думаю, что я бы ее не купил.
Затем прокурор начал допрашивать Леонида Шумакова. Говорил Шумаков тихим, вкрадчивым голосом, иногда переходившим едва ли не в бормотание. Мне показалось, что ему хотелось говорить так, чтобы его при этом никто не слышал.
Прокурор. Подтверждаете показания потерпевшего Васильева о том, что вы ссылались на мнение Солонович Юлии Львовны при продаже данной картины о том, что она подтвердила подлинность ее?
Шумаков. Мне она ничего не подтверждала. Я передал Андрею Александровичу [Васильеву] по телефону информацию, которую получил по телефону от Елены Вениаминовны [Баснер], больше никакую.
– Но саму информацию, которую озвучил потерпевший, вы подтверждаете сейчас?
– Да. Абсолютно.
– Вам Баснер лично говорила, что Солонович подтвердила подлинность картины?
– Лично по телефону.
После этого вопросы Щумакову начала задавать М. Янина, адвокат подсудимой Баснер.
Адвокат. Вы по поводу этой картины с Галеевой связывались?
Шумаков. Не помню. Вероятно, потому что очень много работ Григорьева присылали и спрашивали что-то. Зная, что Галеева автор альбома (альбом «Борис Григорьев», 2007, его автор – Тамара Галеева. – М.З.), я пересылал ей. Сказать однозначно, посылал эту работу тоже или нет, не могу.
– А после того, как вы работали с Галеевой по изданию этого альбома, вы с Галеевой по поводу каких-либо других вопросов связывались?
– Да. Конечно. <…> Мне иногда присылали работы из Москвы с просьбой переслать их Галеевой, чтобы она посмотрела и дала ответ.
– На предмет чего посмотрела?
– Григорьев это или не Григорьев. Потому что она считалась, в моем понимании, одним из ведущих специалистов по творчеству Григорьева в России.
– А вы-то Юлию Солонович знали?
– Нет.
– Леонид Иванович, вы сами сказали, что Галеева лучший, с вашей точки зрения, специалист по Григорьеву. Вы не помните ее мнение про эту картину, а помните мнение Солонович, которая…
– Я не помню мнения Солонович. Я его в уме не держал. Я получил информацию и в тот же день ее транслировал Андрею Александровичу.
– Вы же только что издавали альбом Григорьева. Кто такая Солонович, что вообще ее мнение по поводу Григорьева [значит], может, она его в глаза не видела?
– Может быть. Я думаю, что никто из здесь присутствующих Григорьева в глаза не видел.
– Я имею в виду его работы.
– Работы?
– Да. Галеева занимается им всю свою профессиональную жизнь. Вы ее мнения не помните по поводу этой картины.
– Этой картины какой?
– Этой, этой, которую купил Васильев.
Прокурор. Ваша честь, уже ответил свидетель на вопрос. В чем вопрос?
Адвокат возражает прокурору.
Судья. Не спорить! Вопрос снят, потому что задавался уже.
Адвокат. Я хотела бы только такой момент уточнить. Скажите, пожалуйста, все-таки по поводу Солонович. Что вы сказали по поводу Солонович?
Судья. Кому?
Адвокат. Васильеву.
Шумаков. Что Елена Вениаминовна сказала <неразборчиво> слова: «Работу видела Солонович». Так как я знал, что это Русский музей, Андрею Александровичу я сказал, что работу видела Солонович.
Адвокат. Я хотела бы задать вопрос г-ну Васильеву. Андрей Александрович, Леонид Иванович сказал только то, что «работу видела Солонович». Не более. Поясните, как вы помните ситуацию.
Васильев. Безусловно, мне было передано позитивное мнение Солонович. Сам факт того, что кто-то что-то видел без оценки… Меня интересовали два момента. Первый момент – видели ли ее какие-нибудь дилеры и какие-нибудь люди, занимающиеся реализацией произведений искусства, мне был ответ дан: нет! Второй вопрос: видел ли ее кто-нибудь из специалистов? Леонид Иванович сказал, что видела Юлия Солонович и безусловно ее подтверждает. Позитивная реакция. Всё! Мне больше ничего не надо! Я вообще привык людям верить! Тем более что эта информация полностью соответствует действительности. Я думаю, что Леонид Иванович сам был введен в заблуждение. Я в этом фактически убежден.
– Вы уточнили у Леонида Ивановича – может, он сам вам сказал, при каких обстоятельствах Юлия Солонович видела эту картину?
– Нет. Я не уточнял это.
– Говорил ли вам Леонид Иванович, что он показывал эту работу Солонович?
– Я не могу вам ответить сейчас на этот вопрос, был ли произнесен глагол «показывать» в том или ином времени. «Видела» или «показывал»…
– Ваша честь, мы исследовали показания г-на Васильева от 14 февраля <2014 года>, когда его допрашивали, только одну фразу хочу огласить: «Также он (Шумаков. – М.З.) сказал, что если я не куплю, она уедет в Москву <…> Я спросил, показывал ли он эту картину кому-либо из специалистов.
Шумаков ответил, что показывал эту картину сотруднику Русского музея Юлии Солонович. У Солонович не возникло сомнений в подлинности этой картины». Андрей Александрович, полтора года тому назад вы конкретно уточнили, что он (Шумаков. – М.З.) показывал [картину] сам.
– Я спросил: видел ли кто-нибудь эту квартиру… картину из специалистов?* Возможно, я выразился так. Для меня в данной ситуации не имеет никакого значения. Почему? Потому что я не знал о наличии Елены Вениаминовны Баснер. Вот это был существенный…
Л. Малькова, адвокат Баснер. В ваших показаниях (вы подписали протокол допроса) имеется четкая совершенно фраза: «Шумаков ответил, что показывал эту картину сотруднику Русского музея». Все-таки ссылка на то, что видела Солонович, и слова Шумакова о том, что он показывал эту картину Солонович, – это две разные вещи.
Судья. Всё! Снимаю вопрос. Потому что только что Андрей Александрович пояснил, что для него это вообще не принципиально.
Васильев. Можно я поясню еще раз? Для меня принципиально было наличие там Елены Вениаминовны и наличие людей, которые занимаются оборотом предметов искусства. <…>
Адвокат. Я бы хотела только для протокола сослаться еще на один протокол допроса г-на Васильева от 16 июля 2012 года: «Шумаков ответил, что показывал ее сотруднику Русского музея Юлии Солонович».

О чем спорят?

Изложу пока свою оценку. Подчеркиваю – это мое мнение. Сама идея подключить Солонович имеет, на мой взгляд, двойную цель.
Во-первых, для доказательства мошенничества в особо крупном размере по части 4 ст. 159 УК нужен факт обмана. Цепочка известна: Аронсон – Баснер – Шумаков – Васильев. Аронсон недосягаем и общался только с Баснер, про участие Баснер Васильев в июле 2009 г. не знал вообще, а узнал только в 2011 г., поэтому она непосредственно обмануть его в 2009 г. не могла. Шумаков сделан свидетелем, поэтому обманщиком тоже быть не может. Значит, кто-то должен был обмануть Шумакова помимо Баснер.
Видимо, к 2012 г. Васильеву уже было известно, что Солонович видела подделку дома у Баснер, к тому же она хранитель оригинала в фондах Русского музея, так что логичнее всего «обманщицей» было назначить именно ее. Поэтому 16 июля 2012 г. Васильев и сообщил, что Шумаков показывал Солонович темперу, оказавшуюся подделкой. Теперь ввиду отсутствия подлинных доказательств обмана эту историю вытянули на судебное заседание.
Во-вторых, в состав организованной преступной группы до сих пор входили только Аронсон и Баснер, что маловато, а теперь может появиться и третий член ОПГ. Солонович к тому же давно знает Баснер, у них дружеские отношения.
Но как закрепить Солонович в ее новой роли? На самом деле Шумакову звонила Баснер и высказала свое мнение, что картина Григорьева подлинная. Это утверждал и сам Васильев, это не оспаривает и Баснер. Но Шумаков знал, что Васильев от Баснер не возьмет ничего («Если бы я знал, что она в этой цепочке, я никогда в жизни не купил бы картину от Баснер», – сказал А. Васильев в интервью, которое мне дал), поэтому Шумаков, как я думаю, не назвал Васильеву в июле 2009 г. вообще никого. А Солонович появилась в документированных показаниях спустя три года.
В интервью, которое Васильев дал мне в декабре 2014 г., он говорил и про реальное посредничество Баснер, и упомянул заодно: «Шумаков просто сказал, что экспертиз не было. И сказал, что картину видела Солонович, работающая в Русском музее. Я ее не знал». Я это воспринял тогда, в декабре 2014 г., как ложь Шумакова ввиду нестыковки со всем прочим, что говорил Васильев.
Но это он говорил в декабре 2014 г. А 2 октября 2015 г., через 9 месяцев, у потерпевшего родился иной вариант: «Я лично с Юлией Львовной Солонович не знаком и видел ее впервые здесь в зале суда. Но кто она такая, я, разумеется, знал, и знал, что человек принципиальный…»
Заметим: то Васильев не знал Солонович, то знал. И если он завтра объявит, что в его понимании «знал» и «не знал» – это одно и то же и что оба раза он говорил чистую правду, удивляться не советую. Ведь заявил же он на суде 2 октября, что «Солонович видела картину» и «Шумаков показал картину Солонович» – это одно и то же, причем в обоих вариантах означает, что Солонович подтвердила подлинность картины. Но что делать Васильеву, если доказать вину Баснер нечем, а добиться осудительного приговора хочется?
Естественно, что из сообщения Шумакова о том, что «Солонович видела картину», никак не следует, что она подтвердила ее подлинность. К тому же Васильев мог сам позвонить Солонович в 2009 г., как это делал в 2011 г., причем «раз пять», т.е. за два года до «гуманитарной катастрофы» (когда выяснилось, что картинка поддельная). Мог позвонить и Н. Козыревой, с которой знаком «сто лет». Но почему-то не позвонил никому. Это наводит меня на мысль, что гуманитарная катастрофа случилась в его голове.
Однако фразы Шумакова про Солонович, сказанной Васильеву, не могло быть в принципе по одной простой причине. Елена Баснер – эксперт с мировой известностью, у нее высокий уровень компетентности и не менее высокая самооценка. И ссылаться на Солонович, младшую по возрасту и опыту коллегу, Баснер не могла. Это абсурд. Сама Баснер категорически отрицает, что она в разговоре с Шумаковым в июле 2009 г. ссылалась на мнение Солонович, а сама Солонович на допросе 7 апреля 2015 г., отвечая на вопрос прокурора: «Относительно данной картины вы высказывали какое-то свое суждение подсудимой? Она просила вас высказать свое мнение?», вообще заявила:
– Я сказала, что мне трудно судить, потому что я вообще мало видела работ Григорьева.
– Подсудимая вас что спрашивала?
– Елена Вениаминовна вообще не спрашивала.
– Относительно подлинности данной картины вас подсудимая спрашивала?
– Не спрашивала.
Ключевая фраза: Баснер «вообще не спрашивала».
Наконец, совсем уж абсурдно, что Шумакова вдруг охватила амнезия, т.е. он твердо помнил про Солонович, но забыл, что спросил мнения самого известного (в том числе и лично ему) специалиста по творчеству Б. Григорьева – искусствоведа Тамары Галеевой, автора двух книг о Григорьеве (1995, 2007), вторую из которых издал сам Шумаков. Ясно, что он не мог не узнать в 2009 г. мнение Галеевой, и он узнал его, что и подтвердила Галеева на допросе 12 августа 2015 г.
На том заседании было оглашено ее ответное письмо Васильеву от 11 июня 2011 г. Галеева писала о подделке темперы Б. Григорьева «Парижское кафе»: «Помнится также, что мне присылал когда-то ее фото Л.И. Шумаков, и я тогда сказала ему, что эта вещь мне кажется подлинной». О Солонович в письмах Васильева не было ни слова. Тогда же Галеева ответила на вопросы адвоката Баснер:
– Вы пишете, что эту вещь, которую вам присылал господин Васильев, вам присылал Леонид Иванович Шумаков.
– Да, присылал…
– А что вы ему ответили?
– Я ответила положительно. Мне она понравилась.
Таким образом, Шумаков запрашивал в 2009 г. мнение Галеевой, а его амнезия выглядит для меня, мягко говоря, подозрительно***. Подстановка же на место Галеевой – Солонович, которая никогда не была и не является специалистом по Б. Григорьеву, абсурдна. Поэтому ссылаться на нее при продаже картины Васильеву было смешно.
Однако с доказательной базой у стороны обвинения и потерпевшего плохо, чем ближе к финалу, тем они это ощущают острее и от отчаяния запустили версию, рассыпавшуюся в труху прямо на заседании суда.
А уж когда адвокаты Баснер начали, фигурально выражаясь, ногами избивать поверженного Васильева, который никак не мог объяснить противоречия в показаниях Шумакова и своих, судья из жалости прекратила это избиение, по сути прервав допрос потерпевшего.

Эксперт на горький десерт

Эксперт Косолапов Александр Иосифович – зав. отделом научно-технологической экспертизы Государственного Эрмитажа, автор экспертного заключения от 14 июня 2013 г., касающегося подделки картины Б. Григорьева. Суть заключения: высокопрофессиональная подделка была сделана не ранее 1960–1970 гг., фальсификатор не мог сделать подделку только на основе черно-белой копии из журнала Бурцева (т.е без доступа к оригиналу, который сейчас хранится в ГРМ), но был ограничен во времени доступа к оригиналу. Прямые улики подделки: фталоцианиновые пигменты, глифталевые смолы как связующие компоненты и позднего изготовления картон (не ранее 1960-х гг.).
Косолапов несколько раз подчеркнул, что подделка сделана очень профессиональным и хорошим художником и – обратился он к судье – «возможно, на глаз вообще не берется». Эта картина, когда мы ее смотрели у себя в лаборатории, «нам на глаз ужасно понравилась», сказал Косолапов. А без химических и иных исследований, добавил он, «я бы сказал, что это авторское повторение», «поэтому я вполне бы допустил <…>, что ошибиться на глаз с этой картиной – пару пустяков. <…>
Эта картина сложная для определения на глаз, но очень легкая для технологической экспертизы». В устах аттестованного государством эксперта с 45-летним стажем работы это было весомое заявление в пользу Баснер, которая ошиблась, определяя подлинность картины на глаз. «Эту картину делал высокий мастер, это человек, стоящий большого внимания в художественной среде, может быть, в судебной».
Это был первый важный момент. А вторым стало обращение эксперта к потерпевшему: «Я слышал сегодня ваши показания, и я бы задал вам такой вопрос. Вот вы опытный коллекционер, вы знаете, что в русском авангарде сегодня на рынке процентов 95 – подделки. Вы так спокойно, без письменных заключений, без всего на свете хватаете подобную вещь!..» Смех в зале.
Зашла речь и о подготовительном контурном карандашном рисунке, который частично виден на подделке и обвинением рассматривается как важнейшая улика в пользу того, что Баснер по нему должна была сразу определить подделку. Обвинение ухватилось за то, что в одном месте кусочек этого рисунка виден, а опирается на рассуждения людей из ГРМ о том, что подготовительный рисунок для Григорьева не характерен.
На самом деле это ложный след, взятый обвинением. Косолапов подчеркнул, что искусствовед должен был увидеть этот кусочек карандашного рисунка. Но прибавил: гораздо важнее, что этот кусочек графита означает для искусствоведа.
От себя добавлю, что Баснер считает – я с ней эту тему обсуждал подробно и предметно – карандашный рисунок как раз характерным для Григорьева, поскольку он был в первую очередь рисовальщиком, притом великолепным. Да, некоторые сотрудники в ГРМ на основе изучения того Григорьева, который есть у них, полагают, что рисунка у Григорьева быть не должно, но это в лучшем случае весьма спорный и, скорее, академический вопрос, потому что, как сказал Косолапов, экспертиз работ Григорьева проведено вообще очень мало, и в каком проценте его картин под красочным слоем имеется карандашный рисунок, сегодня не знает никто. Поэтому строить обвинение на том, что, увидев кусочек рисунка, Баснер не могла не понять, что это подделка, – это просто бред. Пора бы уже и обвинению это понять, особенно после лекции, прочитанной экспертом Косолаповым.

Михаил ЗОЛОТОНОСОВ

Знаменательная двойная оговорка. Я думаю, исходным строительным материалом для фантазии о Солонович явилась фотография, которую Баснер сделала 10 июля 2009 г. в своей квартире: Солонович изображена вместе с картиной Б. Григорьева, в будущем – подделкой. Отсюда «видела» и отсюда же «квартира» вместо «картины».

Между прочим, в финале допроса Шумакова прокурор предъявил ему для опознания фотографии, сделанные Баснер и отважно добытые следствием из ее арестованного компьютера. А вдруг 11 июля 2009 г. Баснер посылала эти фотографии Шумакову в виде фотоподтверждения того, что картину видела сама Солонович? Или Шумаков догадается, чего от него ждут. Тогда пазл сложится. Но Шумаков заявил, что эти фотографии он ранее не видел.
*** По моей просьбе Тамаре Галеевой задали два вопроса, на которые она ответила 4 октября 2015 г. Упоминали ли в своих письмах Галеевой сначала Шумаков в 2009 г., а затем Васильев в 2011 г. фамилию Солонович? – «Нет». Сколько изображений картин Б. Григорьева прислал ей Шумаков в 2009 г.? – «Не могу дать точную статистику, переписка не сохранилась. Время от времени присылал то, что ему попадалось из не вошедшего в альбом, – мы же думали о втором издании книги». Так что не было «бурного потока», в котором «Парижское кафе» было обречено затеряться. Похоже, что Шумаков исказил в своих показаниях реальную картину.

http://www.online812.ru/2015/10/16/013/