Форум по искусству и инвестициям в искусство

Форум по искусству и инвестициям в искусство (https://forum.artinvestment.ru/index.php)
-   Экспертиза (https://forum.artinvestment.ru/forumdisplay.php?f=15)
-   -   Елена Баснер - арест уважаемого эксперта! Ваше мнение? (https://forum.artinvestment.ru/showthread.php?t=234821)

Кирилл Сызранский 17.04.2016 00:11

Цитата:

Сообщение от Kaestlin (Сообщение 3724571)
Врать-стыдно, клеветать под многими никами -стыдно, прикидываться не тем кто есть на форуме - тоже стыдно.

А фальшивками торговать не стыдно?

художник Федотов 17.04.2016 00:55

Цитата:

Сообщение от Суперхрюша (Сообщение 3724561)
озражу: интересуются прецедентом, фактом доведения разбирательства до суда!


Прецедентами интересовались только в первых сериях "Санта-Баснера", а на сотых сериях все истошно ждут, когда начнутся уже тысячные....Как для пенсионеров времён разгула либеральности, луч света был сериал "Санта-Барбара", так и сегодня для многих стал судьбоносным, волнительная история вокруг трёх сосен....Скольких пенсионерских жизней в России спасла тогда "Санта-Барбара": никто не смел спокойно помереть, не узнав, что будет в последней серии с Си-Си....Также и бесконечная история про Баснер становится не менее шизоцентричной, но в более узких кругах....

Kaestlin 17.04.2016 05:10

Кирилл Сызранский, знаете, Ваш вопрос " не стыдно ли торговать фальшивками-?" , -он же риторический. Вот тут недавно продавали Малевича "с косой"- и ничего так дело пошло, с шутками-прибаутками, не стыдно было продавцу, и все повеселились. Кажется только я, да ещё один участник впали в гнев (видимо: профдеформация, оттого невозможность шутить по поводу явления ещё одного "носителя прекрасного". Носители наивны, бодры и -кажется- не иссякнут, и кажется: все контрмеры - бесполезны).
Не могу перечитать всё обсуждение темы. Может, об этом уже писали. Короче: вот ведь какая штука: сейчас была новая экспертиза компьютеров обвиняемой, а ранее обсуждалась первая экспертиза компьютеров. Пересматривали все найденные в них файлы, хоть как-то имеющие отношение к делу. И тут, в процессе обсуждения дат и обстоятельств создания файлов, побочно обнаружилось, что обвиняемая (с тех пор как выяснилось, что подлинность вещи ставится под сомнение) стала предпринимать свое расследование: ездила в Москву,(в т.ч. в ГТГ), в Псков, сличала фотографии прошедшего через её руки картона с разнообразными эталонами. Т.е. пыталась понять: права ли была в атрибуции. На тот момент она полагала, что не ошиблась в подлинности, и искала тому подтверждений. Никто не мог знать, что последует арест, что обыщут и изымут из дома компьютеры, где обнаружатся все эти снимки с эталонов и оттго: история розыска.
Верну Вам, Кирилл, риторический вопрос: стал бы "продавец фальшивки" ездить, искать, сличать, т.е. мучиться сугубо профессиональными вопросами, пытаясь выяснить истину ? Зачем это было делать? "Продала" (хотя вообще-то продал Шумаков)- и "продала", какие тут поиски истины. Тут разве что фантазии Васильева хватит, -для "обвиняющего" объяснения, а уж моя точно не справится с задачей. В суде невольно выявилось поведение подсудимой перед арестом. Оно для любого, кто понимает, что такое экспертиза и что такое личная за неё ответственность, для того кто на своей шкуре испытал все тяготы ответственности за мнение, иногда нелегко давшееся, - выявленные судом факты о поездках в поисках истины. - это психологически убедительнейший аргумент в пользу искренности "версии" подсудимой. По крайней мере- для меня он перевешивает все "доказательства". Потому что понимаю: точно так же себя повела бы, если бы хватило мужества не засунуть голову в песок

kazerov 17.04.2016 09:00

маловероятны решения снабдить сделку по продаже картины заключением эксперта баснер ...

так что васильев в этой истории далеко не лох , а баснер почти если уже не эксперт .

khmelev 17.04.2016 09:07

"Мальчик с косой" пока никому не принес ущерба. Как накосит немножко денег, то возникнет состав преступления. А в случае с Григорьевым ущерб налицо. Причем тройной. ГРМ, как хранитель оригинала вполне вправе был бы предъявить претензии в связи с распространением контрафакта. Галерея "Наши художники" в связи с публикацией фальшивки в каталоге. И собственно потерпевший.
Но вообще-то вы правы - против психологии не попрешь.
Вот вы пишете: "стал бы "продавец фальшивки" ездить, искать, сличать, т.е. мучиться сугубо профессиональными вопросами, пытаясь выяснить истину ? Зачем это было делать? "Продала" (хотя вообще-то продал Шумаков)- и "продала", какие тут поиски истины. Тут разве что фантазии Васильева хватит, -для "обвиняющего" объяснения, а уж моя точно не справится с задачей".
В этот перечень следует добавить еще обвинение потерпевшего в том, что он сам изготовил подделку. Затем утверждение, что подделка хранится в ГРМ, дружно поддерживаемое пособниками. И лишь потом попытки найти какие-то доводы, которые позволили бы по формальным основаниям поставить под сомнение выводы ГРМ и Грабарей. Надо сказать, что академическая неуступчивость Елены Вениаминовны не была преодолена и двумя судебными экспертизами - ГОСНИИР и Эрмитаж. И только в кабинете следователя ее посетило озарение, когда она увидела рядом подделку и оригинал.
Вообще-то подобное поведение описывается в соответствующих учебниках следующими словами:"Мошеннический грим, декларируемый сценарий, декорации, актерство и т.д. всегда, так или иначе, привлекательны, они позиционируют себя как добро и выгода, как законность и предприимчивость, как благотворительность и даже благородство, как благо, помощь, сострадание и поддержка людям, оказавшимся в затруднительном положении."
Кстати, в случае с Юсуповой и фальшивым Сапуновым она ведь тоже мучалась в поисках истины и поэтому повезла взятые ей пробы в институт докембрия, чтобы методом не предназначенным для определения наличия фталоцианинов определить, что их там нет. Это ведь просто научный подвиг.
Я думаю, что если ей предъявят претензии по поводу "Девушки в березовой роще" Кустодиева - омерзительной подделки, "подтвержденной ей, то тогда придется Елене Вениминовне в поисках истины отправится в Японию, где хранится "Девушка на Волге", с которой была сделана подделка.
И, кстати, вы же профессионал - это видно по дискуссии о Малевиче. Выскажите пожалуйста свое мнение относительно "Анны Павловой" Серова, подтвержденной в весьма комплиментарном тоне госпожой Баснер.

ANATOLY 17.04.2016 10:24

От ничегонеделания вечером- ночью- утром все превратилось в простую перепалку и развлекалку!

Кирилл Сызранский 17.04.2016 13:41

Цитата:

Сообщение от Kaestlin (Сообщение 3724671)
Вот тут недавно продавали Малевича "с косой"- и ничего так дело пошло, с шутками-прибаутками, не стыдно было продавцу, и все повеселились.

Я в тех "шутках-прибаутках" не участвовал, простите.

Маруся 17.04.2016 14:46

Цитата:

Сообщение от Kaestlin (Сообщение 3724671)
для любого, кто понимает, что такое экспертиза и что такое личная за неё ответственность, для того кто на своей шкуре испытал все тяготы ответственности за мнение, иногда нелегко давшееся,

Kaestlin, по-моему, Вы все время пытаетесь смешать в одну кучу разные виды ответственности...

Ну о каких "тяготах ответственности" нашей экспертизы можно говорить? Если вся ответственность сводится к любимому "ой, я ошибся" и "выговору" на работе (ну это в худшем случае) - и иди себе работай дальше... Когда это у нас эксперты отвечали своим рублем или страховкой за "свое выстраданное мнение", которое нанесло коллекционерам, музеям, да и рынку в целом совсем не шуточный и реальный ущерб?

Да и говорить про ответственность эксперта в этой теме, по меньшей мере, странно. Судят Баснер за мошенничество, т.е. нечестную сделку. Это из области предпринимательской деятельности - и там всегда нужно отвечать рублем

Золотоносов 18.04.2016 11:48

Три часа с Васильевым

Судебное заседание 14 апреля 2016 г. ожидалось всего лишь как скучное продолжение осмотра содержимого компьютеров Баснер и Сабирова, а получилось довольно любопытным трехчасовым действом, построенным по сюжетной модели эпизодов из романов Достоевского. Сначала завязка, сенсация, оказывающаяся амбивалентной и обманывающей ожидания, потом второе действие – монотонная ретардация, в недрах которой исподволь нарастает нервное напряжение и готовится бурный финал, и, наконец, третье действие: финал в форме открытого скандала.
Сенсацией поначалу показалось появление в зале суда дополнтельного свидетеля Сабирова Муслима Шавкатовича, который в 2009 г. сдал картину Б.Григорьева (оказавшуюся подделкой) на атрибуцию в центр им. Грабаря. Напомню, что с ходатайством о его вызове в суд адвокат потерпевшего Касаткин выступил еще 11 февраля 2015 г. После этого судебные работники долго искали Сабирова, найти не могли, и вдруг этот загадочный и демонизированный Сабиров в суде появился – прямо к осмотру его, Сабирова, ноутбука. Точно яичко к Христову дню.
Правда, уже в ходе допроса стало понятно, что сенсация заключена не в появлении Сабирова, а совсем в другом: новых сведений или разоблачений Баснер он в ходе допроса не сообщил, и все надежды, которые, возможно, государственное обвинение и сторона потерпевшего на его допрос возлагали, явно не оправдались. Допрос длился более часа, и показания Сабирова продемонстрировали, что в преступлениях он не замешан, с Баснер никогда вообще знаком не был, а желая заработать какие-то деньги на посредничестве, отдавал полученную у Аронсона картину в центр им. Грабаря, но получил обратно с устным вердиктом, что картина ненастоящая, после чего вернул ее Аронсону. Конечно, за 7 лет, с 2009 г., многие детали Сабиров забыл, но существенных противоречий с его показаниями 2012 г. (они были зачитаны) не обнаружилось.
Безусловно, отвечал Сабиров крайне продуманно, но было бы странно ожидать что-то иное от человека, который закончил экономический факультет Санкт-Петербургского университета и пришел в суд, отлично помня о том, что в 2012 г. его в связи с расследованием этого дела задерживали на 72 часа, после чего отпустили по решению суда. Но при этом мне не показалось, что Сабиров врал. В ходе допроса обнаружилось, что в живописи и антиквариате Сабиров не разбирается: антиквариат называет «антикваром», фталоцианиновые пигменты – «белилами» и даже разницу между холстом и картоном не видит. Сабиров из другой сферы деятельности.
ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ. ДОПРОС САБИРОВА
(диктофонная запись)
Сабиров Муслим Шавкатович, род. в 1970 г. в г. Уральске Казахской ССР. Одна из должностей – советник компании «Нефтегазстрой» в Москве, вторая – соучредитель компании НТБ. Проживает в Москве.
Для справки: ООО "Нефтегазстрой" было создано 10 июля 2002 г. как строительно-монтажная организация по строительству, реконструкции и капитальному ремонту магистральных газопроводов, нефтепроводов, продуктопроводов, внутригородских, поселковых и межпоселковых газопроводов.

Прокурор. Вам подсудимая Баснер знакома?
Сабиров. Нет.
Читать дальше... 
- Елена Вениаминовна.
- Откуда-то я, естественно, наслышан о ней, не знаю, кто ее знает. Сам лично с ней никогда не встречался.
- Когда-либо общались с ней, может быть, по телефону?
- Нет.
- А у вас какие-либо ее контакты ее, в частности, номер мобильного телефона имелся?
- У меня есть партнер, который живет в Стокгольме, фамилия его Белевич, у него был контакт, но он никогда не просил звонить или что-то… такого не было.
- А у вас телефон Баснер подсудимой имелся?
- Нет, у меня лично нет.
- Вам знакома картина Бориса Григорьева «В ресторане»?
- Да.
- Михаил Аронсон вам знаком?
- Да.
- Он обращался к вам с какими-либо просьбами относительно той или иной картины? Когда это было, если обращался?
- Это было очень давно, сейчас уже, к сожалению, тяжело мне все это вспомнить, но… И оно постоянно дело это напоминает о себе. Поэтому, естественно, в каком-то году… есть в моих всех показаниях…
- Вас следователь раньше допрашивал в ходе следствия?
- Да, да.
- Ну, пока то, что помните относительно общения с Аронсоном. По поводу картины. Что вам известно?
- Я носил эту картину по просьбе Аронсона. То есть он мне ее давал… не отнести ее… Отнести Грабарю – это была моя личная инициатива.
- Когда примерно Аронсон к вам с просьбами обратился относительно картины?
- Я даже год не могу сейчас сказать. 2009-й, 2008-й… Честно, тяжело вспомнить.
- 2008 – 2009 год примерно?
- Ну да. Это было ровно в том году, когда я отнес ее в Грабарь. Есть дата в Грабаре, в этих пределах я и получил.
- А с Аронсоном вы откуда были знакомы?
- С Аронсоном меня познакомил Фельдман, есть такой, Олег, который, к сожалению, скончался две недели назад. Вот. В Москве.
- Он вас познакомил?
- Он меня познакомил в Таллине, потому что у меня в Таллине было много бизнеса по тем временам, и он меня познакомил с Аронсоном в то время. Но с Аронсоном у меня не было определенных деловых контактов.
- А в связи с чем вот вы с ним познакомились, можете пояснить?
- Я уже не помню. Ну, что-то просили меня помочь где-то в Петербурге… Или что-то сделать… Я не помню. То ли продать вино какое-то израильское, то ли еще что-то. Я помню, что какое-то израильское вино они возили. Меня попросили помочь реализовать его в Петербурге или в Москве.
- А Михаил Аронсон, он чем занимался?
- Ну, чем он занимался… Топ-менеджером крупной компании он не был, естественно.
- Ну, вам известно, чем он занимался?
- Ну, он всем занимался по жизни. Есть такие люди, которые занимаются всем подряд, где можно заработать деньги, и всё. Так конкретно… В то время он занимался вином израильским.
- То есть он возил на продажу что ли?
- Возил на продажу израильское вино, гранатовое, как помню.
- А вот относительно тогда картины. Что была за просьба от него, когда к вам она поступила?
- Ну, он был в курсе, что у меня есть знакомые антиквары какие-то. Попросил меня помочь реализовать…у меня, сказал, есть картина, черт бы ее побрал, которую я взял, чтобы… Естественно, я хотел заработать на ней. Он говорил, что она такая уникальная, ему досталась… и так далее.
- А что он говорил, откуда эта картина ему досталась?
- Ну, он-то лично говорил, что она ему досталась из семейного… из семейного архива. Тетя там из Израиля… что-то такое. Я помню, что это была петербургская какая-то история. Что в Петербурге как-то ему досталась.
- Просил вас о чем он?
- Помочь продать.
- Продать?
- Да.
- Вы согласились?
- Ну, я взялся за нее, да. Отнес ее в Грабарь.
- А откуда вообще картина-то у вас появилась? Как она появилась у вас?
- Картину… я уже давал показания, сейчас я боюсь… Фельдман мне ее передавал. Фельдман Олег мне ее передавал. Я тогда просил.
- В Петербурге передавал картину?
- Нет, мне ее привезли в Москву. Картину мне точно привезли в Москву. <…> Привез мне Фельдман ее, да, а отдавал я ее уже потом тоже в Москве.
- Когда вам Фельдман ее передал в Москве, эту картину, вы видели, что она из себя представляет вообще, осматривали?
- Нет, он мне передал запакованный пакет. Я жил на Чистопрудном бульваре, и он мне привез ее домой. Я ее распечатал… В принципе я сам в антикваре не разбираюсь.
- Распечатали ее, ага…
- Распечатал, естественно. Посоветовался кое с кем. Мне сказали, чтобы узнать, нужно отвезти ее в хорошее место какое-то, чтобы подтвердить ее подлинность. Потому что продать просто так ничего невозможно. Я повез ее в Грабарь. Мне кто-то посоветовал.

По предложению прокурора подделку выносят и показывают Сабирову.

Прокурор. Данная картина вам была предоставлена Фельдманом?
Сабиров. Ну, она была, по-моему, просто в этом…
- Без рамы была?
- Да. По-моему, да. Без рамы, без всего.
- На холсте просто?
- Ну да, был холст. Рамы и стекла – ничего не было. Она была легкая очень. Была легкая. В таком виде я ее отнес в легком пакете в Грабарь.
- Отнесли в институт Грабаря, да?
- Да. Я ее, кстати, полностью даже не распечатывал.
- А зачем вы туда понесли?
- Я понес с точки зрения уведомиться, оригинал это или нет, получить атрибуцию, потому что знакомый мне сказал: прежде, чем что-то продать, нужно получить, оригинал или нет. Мне посоветовали Рыбакову. Посоветовали, что она разбирается. Я понес Рыбаковой эту картину. Я созвонился с ней и понес ей эту картину.
- А какой-либо договор вы подписывали?
- Вы знаете, я сейчас путаю. По-моему, ничего не подписывал.
- А исследование, оно как, бесплатно проводилось?
- Нет, я платил, по-моему, платил… Конечно, платил. А кто бесплатно будет? Платил.
- Платили вы как: лично Рыбаковой или какой-то документ был составлен?
- Я сейчас не помню.
- В итоге заключение было получено вами?
- Нет, в руки нет. Нет. Потому что как бы… Во-первых, они мне еще очень долго морочили голову с этим, что надо еще делать исследования, и даже Рыбакова говорила, что надо еще делать эти исследования. Потом какие-то нашли <неразборчиво>. То есть это я сказал, что этим заниматься не буду, приехал, забрал ее, и бумагу я не получил об ее… ну, официальную. Это точно.
- А сколько по времени находилась картина у Грабаря?
- Не помню. Ну, пару недель, может, больше даже. Может и месяц. Я не помню. Я ей позванивал, когда мне звонил Аронсон <…>. Я как-то уже вниз головой улетал.
- И все таки какой-то результат вам озвучила Рыбакова исследований своих, своего исследования по картине?
- Рыбакова по телефону мне сказала, что да, что там какие-то обнаружены… Сначала было все хорошо, хорошо, потом еще какие-то… надо еще доследовать. Но это будет там… оплатить… там или еще что-то. Ну, в таком плане.
- И в итоге?
- В итоге, что нашли какие-то белила. И надо эти белила, если нет, надо изучать, были они нанесены при реставрации или при этом, но это стоит там еще каких-то исследования денег. Я сказал: больше за исследования я платить не буду, это риски… чужие деньги… свои деньги платить за… И я решил ее вернуть.
- А вообще вы Рыбакову… в устной беседе поясняла вам, настоящая картина или нет?
- Я после этого в личной беседе с Рыбаковой не общался. Она мне по телефону озвучила, я приехал, получил картину, с Рыбаковой больше не общался.
- Я правильно понимаю, что однозначно она вам не пояснила, настоящая картина или нет?
- Нет, она сказала, что это, скорее всего, что уже не настоящая, потому что… ну это… там есть какие-то белила, которые там не могут быть, но если это, то надо стирать слои, там еще что-то… Такая антикварная атрибутика, которую я не понимаю. Я сказал, что я не буду… ну, в смысле, что платить за исследования дальнейшие я не буду. Отказался.
- А вообще у вас договоренность с Аронсоном какая была относительно вашей роли, вашего участия в продаже данной картины?
- Найти клиента, если есть такой, и озвучить сумму. Оценить ее. Вообще, в первую очередь, он конечно, просил оценить. Зачем я буду оценять и тратить свое время? Естественно, мы же все коммерциализованы. <Неразборчиво> черт побери, заработать какие-то деньги. Вот в результате…
- Какой-то процент оговаривался?
- Нет! Нет, ничего. Сначала предварительно говорится «да» это или «нет», во сколько это оценят…
- Понятно. Вы забрали картину из Грабаря. Дальше какие были ваши действия?
- Всё. Упаковал, бросил и потом передал, сказал, чтобы… передал ее Фельдману.
- А помните, во что была упакована картина?
- В то же самое, по-моему, она была упакована.
- А упаковка что она собой представляла?
- Ну, картонка такая… сверху скотчем, по-моему. Сейчас мне уже сложно. Точно, что картон.
- Там какой-то был полиэтиленовый там пакет?
- Не помню. Ну, семь лет…
- Как передавали обратно эту картину?
- Я лично Аронсону ее не передавал, потому что договаривались, что передаст Фельдман.
- Через Фельдмана передавали картину? А Фельдману картину где передавали, в Москве или в Петербурге?
- Всё я передал в Москве, мне ее привезли в Москву и отдавал в Москве.
- Фельдману лично передавали картину?
- Я вот сейчас… второй раз… у меня с памятью, правда, что-то… Давал ли я ее Фельдману или какого-то человека они присылали, это у меня из головы вылетело. Помню, что была машина какая-то, они привезли на Чистопрудный бульвар. Я уже сейчас не помню, был там Фельдман или нет. Вот хоть убейте меня, я не помню.
- Потом у Аронсона спрашивали, получил ли он картину обратно?
- Ну, естественно. Спрашивал.
- Подтвердил он факт получения?
- Конечно, конечно. Он бы не отстал от меня, если бы… звонил… Он достаточно в этом плане щепетильный.
- А в дальнейшем вы данную картину еще видели?
- Я говорил, что я видел эту картину, когда был на выставке у Курниковой в Москве. Видел там эту картину. Я не ее видел, я видел в журнале ее экспозицию. Саму картину я, по-моему, не видел.
- А что вы Аронсону сказали относительно подлинности данной картины?
- Я ему не говорил особо, что я носил там в Грабарь. Я не помню, что точно, но я сказал, что ее надо еще исследовать, занимайся этим сам, ну как бы я этим заниматься не буду.
- А почему вы не говорили ему, что носили на исследование картину?
- Понимаете, там такая ситуация, это же все была моя личная прерогатива, и как бы когда… я говорю, я показывал ее, я ему не говорил, куда я носил. Я сказал, что я показывал туда-сюда, что… Сложно… Дополнительные нужны были расходы, я говорю, за это надо платить. Но что именно в Грабаря я носил, я показывал ее людям-экспертам, но что в Грабаря носил, я ему не говорил.
- Я правильно понимаю, что вы Аронсону высказали свои сомнения в подлинности картины?
- Да.
- А относительно вот этих белил и так далее поясняли?
- Нет-нет. Я такого не изъяснялся.
- А Аронсон вам что на это ответил?
- Ничего он не ответил. Молча… ладно, сам.
- Вы отказались искать покупателя на картину?
- Да. Да. Сказал: попытайся сам.
- Вам Аронсон в дальнейшем что рассказывал относительно данной картины? О продаже ее?
- Да нет, у нас как таковых разговоров не было. Я сказал ему… У нас произошел конфликт. Сказал, что из-за твоей картины у меня неприятности. Ты лучше бы… В первый раз, когда, помню, было следствие, я ходил к следователю на допрос, я ему порекомендовал, и он приехал, дал свои показания. В Петербург. Т.е. я ему настоятельно… заставил, можно сказать.
- Так все-таки относительно продажи картины вам Аронсон что рассказывал в дальнейшем? Еще до допроса на следствии.
- Он как бы мне ничего не рассказывал. Потом все это узнал из других источников. Сам Аронсон ничего мне лично особо не рассказывал.
- А что вам известно о роли подсудимой Баснер в продаже данной картины?
- Известно все что из прессы. Еще что-то… Что она была продана.
- Пока больше нет вопросов.

После этого вопросы задали адвокаты потерпевшего. Наиболее интересными были вопросы адвоката Семенова:

Семенов. Единственный хороший знакомый, который продавал предметы искусства, - это Владимир Белевич, ваш партнер. Вы ему предлагали эту вещь?
Сабиров. Нет.
- Почему?
- <…> У нас с Белевичем совершенно другие отношения, не связанные с антикваром. <…> Прежде чем предлагать вещь серьезным людям или хотя бы близким людям, нужно сначала понять. Поэтому у меня было время, я заехал в Грабарь и получил ответ. И вернул ее Аронсону.
<…>
- Обстоятельства вашего разговора по поводу этой вещи с Курниковой. Имел ли он место?
- Да. Вы знаете, я когда был у Курниковой, я был – тоже давно очень… и…
- Мы говорим о выставке «Парижачьи»?
- Да.
- То есть были ли вы на этой выставке?
- Нет, на выставке я не был.
- Не были. С Курниковой общались?
- Общались.
- По поводу этой картины?
- Ну, я ей показывал вроде эту картину. Я не помню сейчас точно. Это было очень давно.
- Как это происходило?
- Ну, она показывала <…> Я не помню сейчас. На этот вопрос я точно не могу сказать. Что-то я сказал, а может ничего не сказал. Я сейчас не могу точно сказать. <…> Не сама выставка была, просто мы встречались в ее салоне. Выставки как таковой не было.
- Дальше по поводу этой картины что, как разговор ваш состоялся? Уточните.
- Мы разговаривали <…> я сейчас не могу точно вспомнить. Мы выпивали в этот день. И я не могу точно все вспомнить. Она ж давала свои показания.
- Вы говорили ей о том, что показывали Рыбаковой эту вещь? И какова была реакция Рыбаковой на эту вещь?
- Понимаете, все, что я говорил Рыбаковой, я не помню. Если Рыбакова говорит, значит надо ссылаться на ее отношение (видимо, Сабиров имел в виду Курникову – М.З.).
- Я уточняю вопрос.
- Я не помню.
- Вы говорили о мнении Рыбаковой?
- Я сказал, что это знакомая вещь мне, я носил ее, по-моему говорил <неразборчиво> И Рыбакова <неразборчиво>. Что-то такое было.

Напомню, что Курникова на допросе 22 мая 2015 г. показала следующее:

Курникова. И вдруг в конце в галерею пришел человек и сказал: «Вы знаете, а эта работа не подлинная. Я лично ее носил в центр Грабаря, там сказали, что это работа не подлинная» (подделку носил в центр им. Грабаря на экспертизу Сабиров М.Ш. – М.З.). Для меня это был, конечно, удар. <…> Ужасная неприятность. Потом я не сразу поверила, но раз центр Грабаря – значит надо кому позвонить? Рыбаковой. Рыбакова, к сожалению, на этой выставке не была.
Прокурор. А что за человек-то был, с которым вы общались насчет картины?
Курникова. Человек пришел с улицы.
- Не знаете его?
- Нет. Я поняла, что он имеет отношение к рынку искусства, к собирательству, что-то понимает… Раз он ходит, тем более, получает экспертизы. В результате я обратилась к Рыбаковой, Рыбакова сказала: «Да-да, конечно, я знаю эту работу, нам ее приносили, мы ее чуть было не подтвердили. Но, слава богу, сообразили сделать химанализ».

На самом деле на выставки живописи Сабиров не ходил. Он объяснил, как оказался в галерее у Курниковой: он с ней хорошо знаком, причем отнюдь не в связи с интересом к искусству, а через общих знакомых, связанных с нефтегазовым бизнесом, к которому Сабиров имеет непосредственное отношение. Т.е. его пребывание в галерее Курниковой на Рублевке – это просто форма «светской жизни», не более того. Встретились, выпили, поговорили… Каким-то образом, видимо, случайно, Сабиров увидел там картину Григорьева, купленную Васильевым – возможно, Курникова показывала изданный ею каталог (как выразился Сабиров во время допроса, «я видел в журнале ее экспозицию»). Поскольку Сабиров в этой области полный профан, он детали не запомнил. Что же касается Курниковой, то отрицание ею факта знакомства с Сабировым во время допроса 22 мая 2015 г. в свете сообщенного самим Сабировым позволяет подозревать ее в даче ложных показаний. Хотя Сабиров старался говорить о Курниковой предельно уклончиво. Как, впрочем, и об Аронсоне, и о Рыбаковой.
После допроса прокурор попросил приобщить к делу и огласить протокол допроса Сабирова 14 августа 2012 г. Он пояснил, что первоначально протокол находился в деле, но потом был выделен в отдельное производство, поэтому попросил снова приобщить его к делу и огласить ввиду «существенных противоречий».

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА САБИРОВА М.Ш. 14 АВГУСТА 2012 Г.
Какой-либо деятельностью, касающейся сделок с произведениями искусства, никогда не занимался. Года 3 – 4 назад, более точное время не помню, ко мне обратился Михаил Аронсон, отчества не знаю, проживает в Таллине, адреса не помню, указан номер мобильного телефона. Он позвонил мне по телефону, я находился в Петербурге, номер телефона, по которому мне звонил Аронсон, сейчас не помню.
Михаил сказал, что у него есть картина, которая досталась ему от родственников из Петербурга, которые жили в Петербурге еще в блокаду. Название картины Михаил не сообщил. Он попросил меня помочь продать эту картину. Михаил сказал, что привезет картину и передаст ее. Мне необходимо было найти покупателя на эту картину. О том, что необходимо проконсультироваться со специалистами по поводу подлинности или ценности картины, Аронсон мне ничего не говорил. Он говорил, что звонит мне из Таллина. Как к Аронсону попала картина, как и при каких обстоятельствах, он мне не сообщил. Аронсон сказал, что картина старая. Автором картины является Григорьев, название картины он также не сказал.
С Аронсоном я познакомился в начале 1990-х гг. через общего знакомого Фельдмана Олега Леоновича, который проживает в Таллине, точный адрес не помню. Для чего конкретно меня познакомил с Аронсоном Фельдман, сейчас уже не помню. Несколько раз встречались с Аронсоном по каким-то мелким делам, каким именно и когда – не помню. Дома у Аронсона в Таллине я никогда не был. Я знаю, что у Аронсона в Санкт-Петербурге проживают родственники. Я сам это проверял, однако как их зовут и где они живут, не помню.
Примерно через месяц после телефонного звонка, когда Аронсон попросил меня помочь продать картину, он приехал ко мне, было это в конце осени 2009-го или 2010 года. Я согласился помочь Аронсону продать картину. Я предполагал заработать какую-либо сумму денег на этой сделке. У меня есть знакомый в Москве, который занимается антиквариатом, зовут его Василий, фамилию и где он живет, не знаю. Салон у него на Хлебном переулке в Москве. Я рассчитывал показать ему картину и предполагал, что он может ее купить.
Аронсон передал мне эту картину. На картине был изображен ресторан, как мне показалось, на картине были изображены какие-то люди, которые сидели или танцевали. Аронсон картину привез без рамы, была ли картина выполнена на холсте или на бумаге, я не знаю, т.к. не разбираюсь в этом. Картина не была свернута, она представляла плоскую поверхность. Аронсон привез картину в полиэтиленовом пакете, в каком именно – я не помню. Передал эту картину не мне лично. Когда Аронсон приехал с картиной в Петербург, я находился в Москве. В Санкт-Петербурге Аронсон встретился с Фельдманом и передал ему картину. После этого Фельдман привез мне указанную картину в Москву. И уже в Москве я показал эту картину антиквару Василию. Василий сказал, что картина, возможно, хорошая, но необходимо заключение специалистов. Он предложил мне обратиться с этой картиной в институт им. Грабаря, который расположен на ул. Радио, где мне смогут сделать заключение о подлинности картины. Василий же дал мне номер Рыбаковой Юлии, которая работает в этом институте.
Я созвонился с ней и договорился о том, что покажу ей картину в институте. Принес картину в институт им. Грабаря. Меня там встретила Рыбакова, я официально составил договор на проверку картины по своим данным, оставил в указанном институте картину, которую мне привез Фельдман от Аронсона. При мне Рыбакова осмотрела картину, сказала, что картина ей нравится и скорее всего картина настоящая. Рыбакова сказала, что когда проверка картины будет закончена, она мне позвонит. Я несколько раз звонил Рыбаковой, она говорила, что работа по картине идет хорошо, анализы по картине хорошие. Это продолжалось около двух месяцев. Месяца через три я снова позвонил Рыбаковой, она ответила, что картину можно забрать, и что-то в картине не так. Заключение она писать не будет. Покупать картину она мне не советует. Я приехал в институт Грабаря и забрал картину. Никакого заключения по картине мне не дали. Я знал, что картина ненастоящая, поэтому не стал требовать заключения или справки. Договор о том, что я передавал указанную картину на проверку, у меня мог остаться дома, но точно я этого не знаю. По договору я заплатил 12 тысяч рублей.
После этого я позвонил Аронсону, сказал, что его картина никому не нужна, поэтому попросил забрать ее. О том, что я передавал картину на исследование в институт Грабаря, я Аронсону не говорил, т.к. он просил меня не показывать картину в музее. Почему Аронсон попросил меня об этом, я у него не интересовался. Я привез картину в Петербург. Кажется, я отдал ее Фельдману, а позже я позвонил Аронсону, который подтвердил то, что Фельдман передал ему картину. Больше я с указанной картиной не сталкивался.
Примерно через год мне позвонил Аронсон. Он рассказал, что пытался выставить картину на каком-то финском аукционе. Сотрудники аукциона дали ему данные Баснер Елены, сказали, что необходимо сначала проконсультироваться с ней. И он, Аронсон, связался с Баснер, которая нашла ему покупателя на эту картину.
Прокурор. А все-таки та фраза, которая звучит в ходе допроса: «я знал, что картина ненастоящая», - это вам стало известно со слов Рыбаковой?
- Да.

Отдельный вопрос: что на самом деле сказал Сабиров Аронсону по поводу картины. Показания Сабирова в этом пункте нечеткие. Очевидно, что в 2009 г. Сабиров был очень осторожен: как только почувствовал что-то «не то» с картиной, полученной от Аронсона, сразу соскочил. Не исключаю, что Сабиров мог не сказать ничего определенного сверх фразы «попытайся сам»: во-первых, он был раздосадован впустую потраченными двенадцатью тысячами, во-вторых, из вредности или полного безразличия, в-третьих, Рыбакова вполне могла и в самом деле предложить Сабирову продолжение исследований за дополнительные деньги (сама она об этом на допросе в суде не сказала). В итоге Сабиров мог решить, что ему незачем брать на себя ответственность и определенно утверждать, что картина является подделкой. Чтобы потом за базар не пришлось отвечать. Как все сказанное или не сказанное Сабировым понял Аронсон, знал ли он точно, что это подделка или нет – доподлинно неизвестно.
Еще один любопытный вопрос – это внезапное появление Сабирова в суде. Обратила внимание одна деталь: две недели назад, т.е. в конце марта, как сказал Сабиров, умер Олег Фельдман, и сразу после этого Сабиров, которого искали год, появился в суде. Уже возникли фантастические предположения, (http://forum.artinvestment.ru/showth...34821&page=89; запись № 884 от 16.04.2016), поскольку реальные причины и обстоятельства появления Сабирова, действительно, остались неизвестными. Характерно, однако, что ни судья, ни прокурор, ни адвокаты потерпевшего, допрашивавшие Сабирова, не спросили его об этом, не поинтересовались, почему он так долго не являлся в суд, если, как он сам сказал, следил за ходом процесса по прессе и, следовательно, знал, что его ищут.
Но «после этого не значит вследствие этого». К тому же трудно представить причины, по которым Сабирову нужно было бояться возможного появления Фельдмана в суде, а Фельдману опасаться визита в суд, поскольку Сабиров его и сейчас ничем не «нагрузил». Просто передавать подделку из рук в руки, не зная, что это подделка, – это еще не преступление. Поддельная картина – это же не наркотик. К тому же Фельдмана, о котором было известно, по крайней мере, с 14 августа 2012 г., никто не искал и не ходатайствовал о его привлечении в качестве свидетеля по делу.
Напомню, кстати, что сказал мне Васильев в интервью, которое было опубликовано в декабре 2014 г. (в сокращении: Не узнаю руку мастера // Город 812. 2014. № 44. 22 декабря. С. 28 – 33; полный вариант беседы: http://www.online812.ru/2014/12/26/017/):

Кстати, господин N., который возил картину во Всероссийский художественный научно-реставрационный центр им. академика И.Э.Грабаря, в итоге очень серьезно подставил Елену Вениаминовну. Этот господин N. даже задерживался на 7 дней, провел их в узилище. Сначала он тоже говорил про Аронсона. И все складывалось во вполне гармоничную картину. N. забрал картину у Аронсона, про просьбе Аронсона сдал ее в центр им. Грабаря на экспертизу, потом получил обратно, отдал Аронсону, а Аронсон отвез картину Баснер, не сказав, что картина была в центре им. Грабаря. Железобетонное доказательство отсутствия умысла в действиях Баснер. Но Баснер подставили эти жулики.
Дело в том, что N. изменил свои показания. Он сказал, что не Аронсон давал ему эту картину. А другой человек, М. Который тоже был пойман и допрошен. И показал, где он взял эту картину.
- Где?
- В центре города. Адрес известен. Вот вся конструкция баснеровская с Аронсоном в центре и рассыпалась.

Вероятно, господин N. – это Сабиров, а M. – Фельдман. Получается, что Фельдман якобы взял подделку в некоем «здании в центре города», под которым, возможно, понимается Русский музей, а Сабиров якобы сообщил (где? когда? кому?), что Фельдман получил подделку не от Аронсона, а прямо из музея. Но «М», т.е. Фельдман, не был пойман и допрошен, а теперь еще и выясняется, что Сабиров не менял своих показаний и не утверждал, что картину ему дал не Аронсон, а кто-то иной, например, Фельдман. Фельдман не дал, а всего лишь передал картину.
Но, помня про этот ребус из интервью, я ожидал, что Васильев или его представители начнут 14 апреля 2016 г. выспрашивать у Сабирова про Фельдмана или кого-то еще, кто получил подделку в ГРМ или ином здании в центре Петербурга; примутся с пристрастием выяснять, был Аронсон в деле или нет, реальное он лицо или фикция… Но ничего такого почему-то не последовало. Похоже, что Васильев в том интервью в декабре 2014 г. просто фантазировал, занимался антибаснеровской пропагандой, дезинформировал меня и читателей. На подобных фантазиях, между прочим, построены все его «доказательства» вины Елены Баснер, которые перекочевали в обвинительное заключение.
И вот подлинный сенсационный вывод из допроса Сабирова: Сабиров не имеет никакого отношения к Елене Баснер и к покупке Васильевым подделки. Да, номер телефона Баснер у Сабирова в теелфоне нашли, но знакомства не было и доказательств знакомства в компьютерах не обнаружено, связи Баснер – Сабиров не было, совместных дел не было. А сам Сабиров, выяснив, что картина ненадежная, от дальнейших действий с ней сразу отказался и вернул Аронсону, поэтому ни в каких преступных деяниях не участвовал, что он и показал в суде. А есть там противоречия в показаниях Сабирова и Рыбаковой, Сабирова и Курниковой или противоречий нет – это в данном случае дело десятое, потому что к Елене Баснер никак не относится. Возможно, Васильеву это интересно, но вину Баснер эти противоречия, если они есть, не доказывают.
Впрочем, по фантастической версии потерпевшего и Баснер, и Сабиров виновны уже в силу своего знакомства с Белевичем, которого потерпевший произвел в «профессора преступного мира» и «главу международной мафии изготовителей подделок». Фактов нет, но Васильев в своих фантазиях, похоже, уверен твердо. Он давно живет в своем фантастическом мире и, похоже, затянул туда, как в болото, трех адвокатов и прокурора. Только судью никак затянуть не удается.

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ. ПЫЛЕСОС МАРКИ «ГО – П – 3А»
Марка расшифровывается так: «государственный обвинитель – потерпевший – 3 адвоката». А «пылесос» потому, что по замыслу потерпевшего, не имея прямых доказательств, они стараются втянуть в уголовное дело весь информационный мусор, который могут найти и который к предмету доказывания не имеет никакого отношения. Так они стараются заменить отсутствующие прямые доказательства виновности и убедить судью, что вина доказана. Этот стог из мусора как раз и собирали всем колхозом, блуждая по накопителям на жестких дисках из компьютеров Баснер, руководимые экспертом А.А.Филимоновым из ГСУ по Санкт-Петербургу.
Понятно, что сверхзадачей экспертизы компьютеров был поиск прямых доказательства того, что Баснер знала об оригинале темперы Б.Григорьева в ГРМ еще до того, как Васильев купил подделку. Т.е. до июля 2009 г. Но как ни тужились, ничего не нашли. И как была давно известна дата, когда флеш-накопитель с изображением музейной работы впервые был вставлен в ноутбук Баснер, - 15 августа 2011 г., так эта дата и осталась. Поэтому целиком переключились на сбор мусора.
Я назвал второе действие ретардацией, потому что все сопровождалось длительным поиском нужных файлов с участием эксперта, а после того, как файлы открывали, адвокаты потерпевшего долго задавали тривиальные и большей частью бессмысленные вопросы эксперту и подсудимой. Действие замирало. Но вели себя при этом адвокаты и прокурор крайне многозначительно, старясь подчеркнуть, что заняты делом государственной важности, а экспертиза компьютеров, на самом деле абсолютно бесплодная, нулевая, не давшая ни одного доказательства вины, принесла судебному следствию результаты важнейшие. В итоге все это блуждание и всасывание мусора завершилось скандалом, но о нем позже.
Вот, скажем, открыли текстовый документ «Дополнение к объяснениям» Елены Баснер, дата создания – 26 августа 2011 г. Сам документ находится в уголовном деле, в суде оглашался, ничего существенного по данному делу не представляет. Баснер записывала в этот файл разные соображения и факты, связанные с подделкой (тогда она еще не верила, что это подделка). Потерпевший сразу же захотел задать вопрос подсудимой. Судья стала возражать, напоминать, что документ уже оглашали… Это было первое предупреждение потерпевшему.

Васильев. Мы из этого документа совершенно другие фразы… Просто я хотел задать конкретный вопрос, связанный… «Сергей Сирро сказал мне по телефону, что пигменты, хотя не противоречат 1910-м годам, не соответствуют авторской палитре. Я возразила, что для того, чтоб судить об авторской палитре, нужно изучить эталонный материал достаточно полно». У меня вопрос…
Судья (раздраженно). Хорошо. Но я предупреждаю, чтобы было понятно: мы находимся на другой стадии. Этот документ мы можем еще раз огласить уже из материалов дела и, если Елена Вениаминовна захочет отвечать, она будет отвечать на вопросы. Мы задерживаем эксперта. Да? Так работать нельзя! Вот сейчас вы задаете вопрос, вы его задайте, Елена Вениаминовна, если захочет, она ответит, но имейте в виду, что сейчас мы исследуем, ради этого мы пригласили и долго уже задерживаем эксперта, что не дело. Задайте, пожалуйста, вопрос.
Васильев. Елена Вениаминовна, скажите, пожалуйста, когда, исходя из данных полученных нами, когда был создан этот документ, т.е. Сирро, насколько я понимаю, вам в августе <2011 г.> говорил, что пигменты не противоречат авторской палитре, или вы с Сирро общались до моего разговора с ним?
Баснер. Я ничего не поняла.
Янина. До вашего разговора?
Баснер. А когда был ваш разговор?
Васильев. Мой был в мае месяце, в конце мая.
Судья. Какого года?
Васильев. 2011 года.
Судья. Вопрос такой, Елена Вениаминовна: до или после?
Баснер. После мая 2011 года на выставке, на которую я пришла в июне 2011 года мы общались.

Поясню, что дурацкая суета вокруг пигментов, упомянутых в экспертном заключении ГРМ, - это старая и любимая игрушка потерпевшего, интерес к которой объясним, в конечном счете, только одним – некомпетентностью Васильева. Васильев ведь считает себя крупным искусствоведом, знатоком и пр., однако не понимает элементарную вещь: фраза о том, что в красочном слое подделки есть пигменты, которые не противоречат 1910-м годам, еще не означает автоматически подлинности всей картины и не противоречит общему выводу о том, что картина – подделка. Васильев же пытается доказать то ли злой умысел экспертов ГРМ, то ли зависимость их выводов от некой конъюнктуры, то ли некомпетентность, но на самом деле уже больше года доказывает некомпетентность собственную.
В красочном слое подделки могут быть как фталоцианиновые пигменты, противоречащие 1910-м гг., так и пигменты, которые применялись еще в XVII в. Тут нет противоречия, которое Васильев пытается инкриминировать Русскому музею вследствие собственного незнания элементарных вещей. Фраза всего лишь означает, что в отделе технологических исследований ГРМ поначалу обнаружили пигменты, которые использовались и в 1910-е гг., и в 1960-е, и в 1980-е гг., т.е. они не были датообразующими. Другое дело, что в ГРМ не было средств для выявления фталоцианинов, для этого А.Крусанов (персона, особо ненавистная Васильеву, поскольку Крусанов – друг Баснер, а все друзья Баснер – враги Васильева) возил пробы в Москву, где и были найдены фталоцианины. Но эксперты ГРМ сами определили подделку на основании того, что старые пигменты не характерны для живописи Григорьева. Чем тут недоволен Васильев – понять нельзя.
Но куда важнее, что Баснер и ее телефонный разговор с Сергеем Сирро о пигментах и т.п. вообще не имеет отношения к предмету доказывания в суде. С точки зрения доказательства мошеннических действий Баснер история экспертизы в ГРМ – это разговор ни о чем. Судья это уже давно поняла и потому предупредила Васильева.
Следующий пример, особо любимый потерпевшим: картина «Мальчик», якобы Б.Григорьева, которую Баснер определила как подделку. Картину в феврале 2007 г. принес в аукционный дом Bukowskis в Стокгольме ужасный Белевич, в Стокгольме проживающий и демонизированный потерпевшим. Баснер определила картину как подделку, этот факт зафиксирован и Васильеву отлично известен. В компьютере Баснер имеются материалы по этому поддельному «Мальчику»: изображение и черновые записи в процессе подготовки заключения.
Казалось бы, о чем говорить? Но нет! Баснер снова оказалась виновной, потому что в сентябре 2007 г., этот «Мальчик» оказался в ноутбуке свидетеля Сабирова, причем с положительным заключением от 24 сентября 2007 г., которое подписал эстонский историк искусства Хенно Тигане (1942 – 2012) из Таллина (это было установлено с участием эксперта еще в первом действии спектакля). Таким образом, можно предположить, что Белевич добился положительного заключения по этой подделке, причем, очевидно, использовал своего партнера Сабирова, возможно, послал ему этот файл. Но Баснер-то тут при чем? Ведь сама она картину признала подделкой, с Сабировым знакома не была, что уже вполне очевидно, а за дальнейший путь подделки и действия Белевича ответственности нести не может – ни юридической, ни моральной. Или она должна была сжечь этого поддельного «Мальчика», чтобы Белевич не мог им больше воспользоваться?
Тем не менее khmelev из очень близкого окружения Васильева на следующий день после суда в записи на форуме сайта Артинвестмент вменил Баснер в вину даже появление этой подделки на аукционе в Мюнхене в декабре 2007 г., а в «подельники» абсурдно записал заведующего отделом технологических исследований ГРМ Сергея Сирро, с которым она всего лишь переписывалась в процессе установления поддельности этой картинки с целью установления технологических деталей: «История начинается в феврале 2007 года. В родах в не совсем понятных ролях участвуют госпожа Баснер и сотрудник ГРМ Сирро. Проводятся химико-технологические исследования, сравнения с эталонами. Вот трогательные следы заботы. Письмо от 5 марта 2007 года: “Здравствуйте Лена! Вот та информация, которая у нас есть по эталонам. Есть заключения и материалы по экспертным вещам (подтвержденным), если есть необходимость, то можно и их поднять. Я пришлю несколько писем, чтобы все поместилось. С уважением. Сергей Сирро”. К письму приложены фотографии рентгенограмм эталонных вещей из ГРМ и ксерокопии музейных документов на эти картины. В сентябре 2007 года “мальчик” уже в компьютере Сабирова в форме этой эстонской бумажонки. А в декабре 2007 года - http://www.artvalue.com/auctionresul...it-1693751.htm. Вот такой путь из петербургских мастерских на западные аукционы» (http://forum.artinvestment.ru/showth...34821&page=85; запись № 841, стр. 85, дата: 15 апреля 2016).
На основе этой безумной логики Васильев «доказывает» вину Баснер. Согласно Васильеву, она виновна в действиях Белевича, потому что так хочет Васильев. «Ты виноват уж в том, что хочется мне кушать!» И этот бред потерпевший пытается внушать судье, уже не понимая, что вызывает у судьи обратную реакцию.
Не обращая внимания на ее очевидное раздражение, Васильев продолжил рыться в экспертизе «Мальчика», сделанной Баснер. В ее компьютере нашлись черновые заметки, относящиеся к изучению этой картины («Пигменты ничего предосудительного в сравнении с эталонным материалом. Рентгенограмма – сравнение с эталонами того же времени»; изотопный тест: не найдены ни цезий, ни стронций; есть явные признаки искусственного состаривания; компилятивный характер композиции, отдельные фрагменты скопированы с картины «Девочка с бидоном»), а также ее изображение.
Адвокат потерпевшего Касаткин сразу же многозначительно попросил суд обратить внимание на фотографию картины Б.Григорьева «Мальчик» от 15.2.2007.

Судья (раздраженно). На что я должна обратить внимание?
Касаткин. Обратить внимание на то, что проведены исследования компонентов… красок, я понимаю. Это «Мальчик». Мы… ну, как бы Григорьев… вот все. Потом дальше мы будем ссылаться в своей, так сказать… прениях.

Ну, понятно, «Мальчика» сдал в аукционный дом сам Белевич, Баснер признала его подделкой, потом «Мальчик» получил положительное заключение эстонца, и все это по безумной логике Васильева и Касаткина наглядно показывает преступную связь Баснер с мафиозо Белевичем. После яркого своим косноязычием выступления Касаткина в допрос включился потерпевший:

Васильев. У меня вопрос к Елене Вениаминовне. Где проводились вот эти технологические исследования пигментов, рентгенограмма и прочее этой вещи?
- Я думаю, что в лаборатории докембрия.
- То есть эта картина была в России?
- Нет, я привозила образцы.
<…>
- Вот здесь написано: Кузнецов. «Табачницы». Эталон. 25 декабря 2006 года. Головин. «Портрет Котоминой». Эталон.
Судья. Я на это тоже должна обратить внимание?
Васильев. Я хотел задать вопрос Елене Вениаминовне. Елена Вениаминовна, скажите, пожалуйста, что это за эталоны, которыми пользуется Институт докембрия? Елена Вениаминовна сказала, что это исследование проводилось в Институте докембрия.
Судья. И? Вопрос не совсем понятен.
Васильев. Что это за эталоны, использованные экспертом в исследовании, проведенном Институтом докембрия?
Судья. Вопрос снят.
Васильев что-то бормочет. Слова не разобрать.
Судья. Вы… (раздраженно) Я понимаю, чем вы занимаетесь весь процесс. Вы проводите свое некое расследование. Что вы расследуете, я не знаю. Вы имеете право, Андрей Александрович, но вопрос, который вы задали сейчас, не имеет никакого отношения к нашему расследованию. <…> Я слишком много и так позволяю. Это уводит наш процесс…

Это было уже второе предупреждение потерпевшему. Раздражение судьи нарастало, потому что никакого отношения к предмету доказывания в данном судебном процессе эти вопросы потерпевшего не имели. Между тем на сбор подобного мусора с участием эксперта 14 апреля ушло полтора часа. В итоге судья, потеряв терпение, разозлившись на то, что на ее замечания сторона потерпевшего не обращает внимания, прямо обвинила Васильева в попытке увести судебное следствие подальше от того предмета, которым оно должно заниматься.
Васильев же недоволен сразу всем: Еленой Баснер, Андреем Крусановым, Русским музеем, Сергеем Сирро, академическим Институтом геологии и геохронологии докембрия, патентом Баснер, эталонами для исследования изотопов, отдельно цезием и стронцием, жесткими дисками из компьютеров подсудимой… Перед ним виновато всё, но, конечно, более всех Елена Баснер. Виновата и за подтверждение авторства Григорьева, и за выявление подделок, виновата за письма, которые писала в 2005 – 2007 гг., в которых упоминался Борис Григорьев, виновата самим фактом своего существования. Она – как пиковая дама, из-за которой спятил Германн и оказался в 17-м нумере Обуховской больницы.
Исследование содержимого компьютеров подсудимой не обнаружило доказательств вины Баснер, но зато выявило ненависть к ней потерпевшего, ненависть жгучую и неутолимую, ненависть ко всему, что с нею связано. Особую агрессию, явно связанную с душевной болью (если уже не с душевным заболеванием), вызывает у потерпевшего любое упоминание Бориса Григорьева – в любом контексте. Такое ощущение, что Васильев уже не управляет своим поведением и, возможно, его не осознает: судья предлагает ему прекратить бессмысленные действия по сбору мусора, который явно не относим к предмету доказывания, а потерпевший ничего с собой поделать не в состоянии.

ТРЕТЬЕ ДЕЙСТВИЕ. СКАНДАЛ
В этой ситуации скандал был неизбежным. Такой разнос государственному обвинителю, такое жесткое обвинение в искусственном затягивании судебного процесса судья предъявила впервые. Стало очевидно, что больше терпеть «частное» расследование Васильева она не будет, как и бессмысленные «дополнительные доказательства», которые эта компания тащит в суд, делая вид, что они что-то доказывают. Вопросы про «Мальчика» и Институт докембрия судью вывели из равновесия окончательно. В таком состоянии мы судью А.Морозову еще не видели.

Прокурор. Ваша честь, ну, у обвинения еще планируются доказательства на следующее заседание, дополнительные, так что прошу слушание дела отложить.
Судья (весьма раздраженно). А можно мне знать, потому что хотелось бы, чтобы стороны все-таки проявляли к суду хоть какое-то… ладно, не буду говорить уважение, но вообще надо какие-то планы планировать. Как долго мы еще… сторона обвинения будет просить об отложении судебного заседания по уголовному делу, которое находится в производстве суда больше года? Ну хотя бы какие-то приблизительные планы!
Прокурор. Ваша честь…
Судья. Я могу знать?
Прокурор. Еще…
Судья. И почему? Когда сторона обвинения не предъявляет свои доказательства, хотя мы собираемся постоянно. Вот у нас был большой перерыв, достаточно. Назначаем дело… судебное заседание каждую неделю, вот за исключением моего отпуска, вы уж извините. Перспективы я могу какие-то вообще знать?
Прокурор. Можно я отвечу? Вот. Ваша честь, ну, перспектива… дело в том, что… еще доказательства… в общем-то мы еще в процессе их получения, уже получили определенные доказательства, вот, поэтому в следующем заседании мы сможем после представления доказательств конкретно высказаться относительно дальнейших наших планов. То есть, я думаю, это недолго, пара, может быть три заседания.
Судья (крайне раздраженно, крещендо). Я характеризую это как безобразие, на самом деле. Потому что… это сильное безобразие. У стороны обвинения и к потерпевшему с его тремя адвокатами это тоже имеет прямое отношение. Да? Вот. Год, больше года… Что?
Семенов, адвокат потерпевшего. <Что-то очень тихо – так, чтобы никто в зале не услышал, - Семенов, утративший чувство реальности, говорит судье, видимо, о том, что потерпевший и три его адвоката не имеют никакого отношения к поиску дополнительных доказательств>.
Судья (вскрикивает). А! То есть вы не имеете к этому… Артем Владимирович, я поняла!
Прокурор. Ну, ваша честь… <неразборчиво>
Судья (не давая прокурору что-то сказать, крайне раздраженно). Я, честно говоря, подозревала, что… думала, что потерпевший и его адвокаты тоже ищут какие-то доказательства. Оказывается, это представитель гособвинения. Ну, тогда в прокуратуру надо писать какие-то, я не знаю, в следствие, в прокуратуру. Частные постановления буду писать. Ну, что это? Оказывается, вот так вот, оказывается, вы-то ничего не собираетесь представлять, так?
Следуют неразборчивые реплики адвокатов потерпевшего.
Ну так а зачем тогда так говорите, что вы ничего не хотите и вам ничего не надо и сидите и ждете? Вы что, не вместе работаете? В общем, короче говоря, такое состояние безобразное, ставлю всех в известность. Естественно, я откладываю сегодняшнее судебное заседание. В следующем судебном заседании мы решим все вопросы, связанные с окончанием судебного следствия. <…> Можно я хотя бы выскажу свое недовольство процессом, организацией процесса, которая не связана… Ко мне это не имеет никакого отношения. (Переходит на крик) Я его просто не могу организовывать, потому что не могу его организовать в силу того, что, оказывается, у потерпевшего с адвокатами какие-то противоречивые мнения по этому поводу. Кто виноват в затягивании процесса, мне не понять. Ну, вообще безобразие. Адвокат Семенов говорит, что нет, ничего не надо, никаких вообще проблем нет. У него никаких доказательств нет, он не собирается ничего представлять. А у вас (адвокату потерпевшего Ксатакину), оказывается, ходатайство есть!

Похоже, Семенов хотел бы и в самом деле прекратить поиск «дополнительных доказательств», а то и соскочить… Но другой адвокат потерпевшего, Касаткин, также утратив чувство реальности, несмотря ни на что, подал ходатайство от имени потерпевшего о приобщении к делу еще трех документов:

Касаткин. Это документы, когда он передал картину в Русский музей, сколько она там находилась и вот немножко это связано с этой экспертизой.
Судья. С какой «с этой»?
Касаткин. С экспертизой Государственного Русского музея. Государственный Русский музей очень долго проводил экспертизу, а в это время, так сказать, картина, так сказать, и… жила своей жизнью, фотографии распространялись, как это выяснилось (имелось в виду, что фотографию подделки из ГРМ прислали Баснер. – М.З.), и мы как раз хотим представить документы, которые показывают, что на самом деле картина была в Русском музее. И это распространение фотографии было со стороны Русского музея. Которые оказались, в конце концов…
Судья (в крайнем раздражении). Почему, я удивляюсь, почему мы не привлекаем к ответственности Русский музей?! К тому уже идет давным-давно.
Касаткин. Ну, это говорит о том, что некоторые сотрудники Русского музея… они давали показания, совершенно отличные, так сказать, от того, что, так сказать, фактически обстоит.
Судья (с иронией, раздраженно). А впоследствии вы намерены инициировать вопрос о привлечении этих сотрудников к уголовной, видимо, ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Ну, идея великолепная. Не знаю, какое отношение она имеет ко мне? Помните, какое я дело рассматриваю?
Касаткин. Да, уважаемый суд.
Касаткин-младший. Это касается показаний, даваемых по настоящему делу.

Объявляется перерыв для ознакомления стороны подсудимой с ходатайством.

Янина, адвокат подсудимой. Первый документ – это акт приема на временное хранение от 13 марта 2011 г. Васильев передал туда картину, они приняли на хранение. У нас эти данные есть в других материалах дела, в частности, ссылка на эту дату самой экспертизы Русского музея.
Второй документ. Это ответ заместителя директора Русского музея Голдовского на имя адвоката господина Васильева о том, что Елена Вениаминовна закончила свои официальные взаимоотношения с Русским музеем в 2003 г. Мы опять-таки исследовали в данном случае все документы: когда она принята на работу, там, каким сотрудником, младшим, научным, старшим, и когда была прекращена ее деятельность. То есть это повторение опять-таки.
И третий документ – это копия уведомления, суть которого сводится к тому, что в Русском музее… официально уведомляют господина Васильева о том, что вы сдали нам работу на экспертизу, вы экспертизу получили, и заберите вашу картину, потому что как бы… иначе там санкции и так далее. То есть, как я понимаю, Васильев из музея эту картину не забирал. Музей пытался как-то этот вопрос разрешить.
То есть я так полагаю, что это не является доказательствами по тому делу, так сказать, которое исследуется в судебном заседании, и поскольку они повторяют уже те доказательства, которые имеются в уголовном деле, я считаю – с другой стороны, относимость/неотносимость их оценивается не сейчас – то я не вижу оснований приобщать их к делу.
Малькова, адвокат подсудимой. Могу только добавить, что все эти документы были в гражданском деле.
Судья. Суд отказывает в удовлетворении заявленного ходатайства.

Занавес медленно опускается.
Три часа с Васильевым – это очень много. Не все выдержали, некоторые зрители ушли в середине спектакля.

Пехто 18.04.2016 18:43

Цитата:

Сообщение от Золотоносов (Сообщение 3725691)
Три часа с Васильевым

В ходе допроса обнаружилось, что в живописи и антиквариате Сабиров не разбирается: называет <...> фталоцианиновые пигменты – «белилами» .[/SPOILER]

Здесь вспомнилось, как эксперт центра им. Грабаря, знаменитая теперь Юлия Рыбакова, на допросе в суде в мае 2015 г. все время говорила о каких-то "фталоцианах"


Часовой пояс GMT +3, время: 22:20.

Powered by vBulletin® Version 3.8.3
Copyright ©2000 - 2025, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot