У хозяина «Кролика» Фреде жил ослик по имени Лоло. Вот на этого ослика, который и заведен-то был скорее ради сельского антуража, нежели для дела, и пал выбор Доржелеса. Определившись с кандидатурой «художника», Доржелес тут же заключил пари со всеми, кто в этот момент оказался в «Проворном кролике», что на следующем «Салоне независимых» (Salon des Indépendants) он выставит картину, которая по своей оригинальности и революционности переплюнет все и всех.

На следующий день в присутствии судебного пристава, приглашенного в качестве свидетеля, к хвосту Лоло была привязана кисть, а рядом разложены тюбики с краской. Фреде, с беспокойством наблюдая за приготовлениями, умолял участников не причинить вреда ни в чем не повинной животине. Для начала осла как следует покормили — а вся богема знала, что после сытного обеда Лоло имел обыкновение благодарно размахивать хвостом. И вот, пока ослиный хвост летал из стороны в сторону, «ассистент» быстро выдавливал на кисть краску из разных тюбиков, а Андре Варно держал обширный подрамник с холстом так, чтобы широкие мазки ложились прямо на будущую картину. Художественный эффект оказался небезынтересным. Теперь новому творению надо было дать имя. После недолгих споров Доржелес выбрал название, которое, по его расчетам, должно было привлечь внимание парижских критиков: «И солнце садится над Адриатикой» (Et le soleil se couche sur l’Adriatique), художник Иоахим Рафаэль Боронали.

Шедевр Лоло поспел как раз к открытию «Салона независимых». Доржелес расположился неподалеку от полотна, чтобы слушать, что будет говорить публика. Самые смелые его ожидания оправдались! Правда, по части художественных достоинств работы Боронали мнения зрителей и критиков разделились, зато по своему характеру комментарии знатоков (а картина упоминалась почти во всех рецензиях) ничем не отличались от их же комментариев к висевшим рядом работам других авторов — Ван Донгена, Анри Матисса, Жоржа Руо. И тут Доржелес пустил в ход свою бомбу — выдал журналистам тайну «итальянского художника». Наутро газеты пестрели игривыми заголовками: «Осел возглавил новое течение!..» Лоло стал настоящей сенсацией. Никогда еще салон не собирал столько посетителей…

Но и в последующие дни, вспоминал потом Доржелес, многочисленные ценители искусства никак не могли разобраться, где висит полотно осла Боронали, а где полотна будущих гениев XX века. Тут же появились десятки желающих приобрести знаменитую картину — так несколько взмахов ослиного хвоста превратили Лоло в весьма состоятельного живописца. И вдобавок принесли ему бессмертие: упоминание об этом «итальянском художнике» попало даже в капитальный справочник Бенезита. Местные жители уверяют, что несколько лет спустя, уже после начала войны, деревенское уединение наскучило герою парижского бомонда: Лоло покончил с собой, и воды реки Сен-Сир-сюр-Морен сомкнулись над ним. Что делать, у всякого истинного художника может случиться приступ неврастении.

Мистификация Доржелеса, который посмеялся и над «тонкими знатоками», и над лицемерием современных модных течений, подтвердила, что яркая оригинальность в искусстве не всегда есть признак гения: и глупейший обман можно выдать за авангард. Эта история вновь показала, что даже к самым немыслимым причудам авангардистов — в искусстве или в жизни — следует подходить с особыми мерками.

ОСЛИНЫЙ ХВОСТ, группа русских художников-авангардистов, связанная с одноименной выставкой, устроенной 1912 в Москве. Ведет свое эпатажное название от скандала в парижском Салоне независимых (где группа мистификаторов выставила в 1910 абстрактную картину, на деле «написанную» ослом при помощи хвоста; попутно был опубликован манифест от имени «автора», мифического художника Боронали). Ядро московской выставки составили работы группы М.Ф.Ларионова, который незадолго до этого вышел вместе с Н.С.Гончаровой и рядом других художников из объединения «Бубновый валет», решив организовать свою собственную, гораздо более радикально-авангардную экспозицию (см. ГОНЧАРОВА, НАТАЛЬЯ СЕРГЕЕВНА; ЛАРИОНОВ, МИХАИЛ ФЕДОРОВИЧ). Здесь были показаны произведения крупнейших мастеров русского футуризма (помимо Ларионова и Гончаровой – К.С.Малевича, В.Е.Татлина и М.З.Шагала); в выставке приняли участие также А.В.Шевченко, ряд членов петербургского «Союза молодежи» (В.Д.Бубнова, В.И.Марков (Матвей), О.В.Розанова, П.Н.Филонов) и др. В стилистике доминировали нарочитый примитив, мощная цветоформальная экспрессия, мотивы сельской архаики или грубоватого городского фольклора.

В отличие от «Бубнового валета», вошедшего в традицию и как многолетняя стилистическая тенденция, «Ослиный хвост», организационно не оформившись, распался уже в 1913, не образовав общей художественной парадигмы (его финалом стала выставка «Мишень» – название изменилось, но участниками были родственные, идейно близкие Ларионову художники). В любом случае эфемерная группировка вписалась в историю как важный этап русского футуризма, перешедшего в этот короткий период от «неофольклорного» примитива к спонтанной «лучистской» абстракции (намек на которую содержался в самом названии).