Если вам доведётся побывать в Туркменском государственном музее изобразительных искусств, то в числе прочих работ замечательных художников ваше внимание, несомненно, привлекут несколько живописных полотен с говорящими названиями «Зной», «Туркменские девочки», «Творчество ковроделия», «Четыре жены». Это поэзия красок. Или краски поэзии. От них исходит то неуловимое обаяние, которое сразу проникает в душу. Они наполнены светом и добром. Кажется, что эти картины принадлежат кисти зрелого мастера и трудно поверить, что писала их совсем юная девушка — Оля Мизгирёва.

Она родилась в Ташкенте, в 1908 году, но всю жизнь провела в Туркменистане, который навсегда стал для неё родным домом. С тех пор, как она впервые прикоснулась к бумаге и вывела на ней первый завиток, она не расставалась с карандашами, кистью и красками. Страсть к рисованию привела её, двенадцатилетнюю девочку, в Ударную школу искусств Востока в Ашхабаде. Оля сразу стала одной из самых талантливых воспитанников школы. Именно здесь раскрылась её творческая одарённость. Позже про неё скажут: она стояла у истоков туркменской живописи.

Юная художница изучала богатое орнаментальное искусство туркменского народа — узоры халатов, вышивки, ковры. И в её работах, выполненных в броской манере ориенталистов, было что-то от вязи текинских ковров. Она прислушивалась к туркменским легендам и отобразила их в своих графических работах «Легенда о ручье», «Легенда о нохурском чинаре». Лучшая из них — «Легенда о кукушке». Это трогательный, очень лиричный рассказ о маленьком пастушке, который не досчитался в табуне двух лошадей и был превращён Богом из жалости к его искреннему горю в кукушку. Ребенок не мог забыть свою беду и с тех пор всё время твердит своё «ики ат ёк», «ики ат ёк» — «нет двух лошадей».

Из Ольги Мизгиревой, чьи работы вошли в золотой фонд туркменской живописи, без сомнения мог получиться большой и яркий художник, но... Судьба человеческая непредсказуема и однажды она, неожиданно для всех, отложила в сторону холсты и кисти, карандаши и краски, чтобы уже к ним не возвращаться. Талантливая художница, огненной кометой пролетевшая по небосклону искусства, вдруг исчезла с его горизонта. Больше её произведения не появлялись на выставках… Что же случилось?

В 1934 году Ольгу Мизгирёву, по заданию Туркменгосиздата, где она работала художником, послали на Туркменскую опытную станцию Всесоюзного института растениеводства в Кара-кала с целью сделать зарисовки растений для наглядных учебных пособий. Работа на станции настолько заинтересовала её, что вернувшись в Ашхабад Мизгирёва написала заявление об уходе и вернулась в Кара-кала, чтобы прожить здесь всю оставшуюся жизнь. Вернулась она не только на станцию, к людям, которые поразили её своей увлеченностью нужной и интересной работой, она возвратилась к истокам своего детства, которое прошло в этих, потрясающих неземной красотой местах. Здесь она ребёнком впервые услышала стук ковровых станков, увидела ритмичные взмахи рук ковровщиц, чьи узоры войдут потом в её полотна, и запомнила их песню в такт работе «Гаррыгала мыхман болсун...» («Когда приедешь в Кара-кала, горы примут тебя в свои объятия...»).

Впоследствии, когда Ольгу Фоминичну спрашивали, почему всё-таки она оставила художественное творчество, Мизгирёва отвечала, что прикоснувшись к окружающему миру, осознав всё его величие и бесконечность, она уже не хотела просто копировать природу, она хотела служить ей. Потому и начала жизнь с начала, ни на минуту не пожалев о своём решении. Природа стала для неё творческой мастерской.

Оставшись в Кара-кала, Мизгирёва первое время работала простой лаборанткой. При этом она отлично понимала, что служение природе требует не только влюблённости и чистого усердия, но и глубоких знаний. В 1940 году она поступила на заочное отделение Плодоовощного института им. Мичурина в Москве, а когда во время войны отделение закрыли, перешла в Туркменский сельскохозяйственный институт в Ашхабаде. Ко времени окончания вуза Ольга Фоминична уже работала директором опытной станции.

... О том, что представляет из себя таинственный «сельмелек», к которому каракалинские туркмены относятся с большим почтением, говоря « дай плоды сельмелека тому, кому желаешь добра», и найденный ею в тот осенний день у подножия горы Сюнт, Мизгирёва уже догадалась. Но её гипотеза требовала научного подтверждения и Ольга Фоминична послала растение во Всесоюзный институт растениеводства в Ленинграде с обоснованием своего предположения. Питерские ученые догадке никому не известной лаборантки из Кара-Кала не поверили («быть этого не может!») и не сразу установили родовую принадлежность растения, поскольку оно до сих пор не было известно во флоре СССР и сопредельных с ним стран. Прошло немало времени, пока они выясняли, что именно попало им в руки, а когда выяснили, то ахнули: растение оказалось... мандрагорой, как и полагала Мизгирёва.

Дикорастущая мандрагора была известна людям с давних времён, например, в Ассирии в 9 веке до н.э. О мандрагоре написал восторженную одноимённую пьесу знаменитый итальянский писатель, историк, политический деятель эпохи Возрождения Никколо Макиавелли. Мандрагора, как это ни парадоксально, — родственница помидоров. Плоды её и напоминают по виду помидоры, а по вкусу — нечто среднее между помидорами и дыней. Поверий вокруг мандрагоры существует столько, что ей бы мог позавидовать знаменитый жень-шень. Средневековые медики приписывали мандрагоре поистине чудодейственную силу. Её плоды попали в разряд универсальных лечебных средств, став панацеей чуть ли не от всех болезней. У многих народов корни мандрагоры считались незаменимыми для приготовления любовных снадобий и лекарств. В древних медицинских книгах описан целый ритуал выкапывания корня мандрагоры, настолько он считался священным. Благодаря содержащимся в растении галлюциногенам, обладающим спазмолитическими и болеутоляющими свойствами, мандрагора отчасти используется в современной медицине.

Загадка была ещё в том, каким образом мандрагора оказалась в Сумбарской долине? Виды мандрагоры распространены в районах от Испании до Средиземного моря, в Гималаях, в Тибете, но находка её в Туркменистане явилась для светил ботанической науки полной неожиданностью. Объяснения этому феномену до сих пор не найдено. Как бы там ни было, новому виду растения присвоили имя его первооткрывателя. Во всех ботанических словарях, справочниках и атласах растений туркменская мандрагора называется не иначе, как mandragora turcomanico O.Mizigir. Так, простая лаборантка Ольга Мизгирёва в самом начале своего научно-исследовательского пути вошла в натуральную историю. В просторечии её называли «крёстная мать туркменской мандрагоры». Со временем «мандрагора туркоманико О. Мизигир» была занесена в Красную книгу.

Приступив к серьёзному изучению мандрагоры Ольга Фоминична собрала обширный материал об этом удивительном растении и защитила кандидатскую диссертацию на тему «Мандрагора туркменская, её биология и возможности введения в культуру», получив звание кандидата биологических наук.

Открытие туркменской мандрагоры, несомненно, стало научной сенсацией, но спустя много лет рассказывать об этом Ольга Фоминична не очень любила. Для этого у неё были свои причины. Эксперименты по скрещиванию мандрагоры с некоторыми овощами тогда не удались. Слишком жизнестойкой оказалась «мандрагора туркоманико», ни с кем не хотела делиться своей независимостью. «Но я и многим другим занималась»,- говорила директор станции. Вся научная деятельность Мизгирёвой была направлена на мобилизацию и сохранение генофонда плодовых культур Туркменистана, на развитие субтропических культур страны, на охрану окружающей природы. Благодаря усилиям Ольги Фоминичны Мизгирёвой и других ученых в 1979 году был организован Сюнт-Хасардагский заповедник.

Наряду с научными исследованиями Мизгирёва постоянно вела селекционную работу. Коллектив станции собрал и приумножил отличные коллекции ранних яблонь, абрикосов, груш, персиков, вишни, черешни, слив, инжира, грецкого ореха, миндаля, хурмы, маслин. Выведенные на опытной станции гранаты — лучшие в Туркменистане. Сколько великолепных саженцев ушло отсюда во все уголки Туркменистана и за его пределы. Каракалинская фисташка, например, уже много лет успешно выращивается в Калифорнии. За лучшие экспонаты плодовых культур коллектив Каракалинской опытной станции был награждён пятью золотыми и двумя серебряными медалями Главного комитета ВДНХ СССР.

Иногда Мизгирёву в шутку называли Семирамидой, как бы проводя параллель с ассирийской царицей, во времена царствования которой в Вавилоне были созданы висячие сады, считающиеся одним из семи чудес света. Однако если сады Семирамиды были созданы за счёт изнурительного труда рабов, то каракалинские сады появились благодаря кропотливому труду директора станции и её товарищей, в том числе и многолетнего верного помощника и мужа Ольги Фоминичны — Николая Михайловича Минакова. Ей вообще везло на сотрудников — коллектив станции практически всегда состоял из людей преданных своему делу. А может быть, это им повезло жить и работать под руководством этой маленькой, хрупкой женщины, вобравшей в себя силу и жизнестойкость выращиваемых ею деревьев. Заезжим журналистам Мизгирёва рассказывать о себе не любила («опять начнут спрашивать, почему я оставила живопись»), зато о станции и о своих коллегах могла говорить много и с удовольствием. С гордостью водила она гостей по богатейшему дендропарку. Чего здесь только не было: итальянские сосны, канадские можжевельники, мексиканские юкки, крымские кипарисы, финиковые пальмы, американский орех, испанский дрок и многометровая арча, крохотную веточку которой Ольга Фоминична когда-то сама принесла с гор в носовом платочке.

«Селекционеру одной жизни мало»,- говорила Ольга Фоминична. И всё же то, что ей удалось совершить в науке, может заполнить не одну жизнь. До восьмидесяти лет Мизгирёва руководила Каракалинской опытной станцией. На девятом десятке передала руководство станцией в молодые руки и взялась за обобщение сделанного за более чем полвека работы на земле. В научных журналах было опубликовано около пятидесяти научных статей Ольги Фоминичны Мизгирёвой. Многолетний подвижнический труд ученого-селекционера был отмечен двумя орденами Трудового Красного Знамени, двумя орденами «Знак Почёта», ей присвоено звание «Заслуженный агроном Туркменистана».

До конца своей жизни Ольга Фоминична Мизгирёва не расставалась с красками, перенеся их сначала на холсты, а затем наполнив светом сады, которые до сих пор цветут в предгорьях Копетдага. Художник не только по призванию, но и по сути, она не зарыла свой талант в землю. Она посвятила его земле, которую беззаветно любила.