О том, как Распутин стал странником, он написал так:
«…Пахал усердно и мало спал, а все же таки в сердце помышлял как бы чего найти как люди спасаются. Посмотрю по поводу примеров на священников - нет, все что-то не то; поет и читает резво, громко, как мужик дрова рубит топором… Вот я и пошел паломничать… читал ежедневно Евангелие понемногу, читал немного, а думал более. Потом еще учился носить вериги три года…»

«…Храм есть прибежище и все тут утешение, а тут-то как духовенство вообще в настоящее время не духовной жизни… Не один раз я видел как гонят, где собравшись во имя Господа беседу ведут…»

«…Мне пришлось много бывать у архиереев, много я беседовал с ними, вот всячески испытывали. Придешь с сокрушенною душою и смиренным сердцем - их учение остается ничтожным и слушают простые слова твои, потому что ты придешь не с простым духом, а от милости Божией… Они, хотя и хотят испытать и ищут что нибудь, но ты как не с простыми - словами, то есть в страхе, - вот тут-то у них замирают уста и они противоречить не могут.
Так я много бывал в духовных академиях: в Киевской, в Московской, Казанской и более в Петербургской.
В настоящее время, в такую смуту 1907 года действительно на всех не повлияешь. И Сам Господь не на всех повлиял…
Много, много я кое-где был: бывал у сановников и офицеров и князей даже, пришлось Романовское поколение видеть и быть у Батюшки Царя. Везде нужны подготовка и смирение и любовь… но на деле-то попасть к Высокопоставленным нужно быть очень осторожным и приготовленным ко всему, тогда от веры твоей повлияет на них Господь своею красотой. Они встрепещут и твое простое слово примут за самое высокое образование, потому что в них скажется особенно чего не опишешь, то есть повлияет Сам Господь своею благодатью».
«…Приезжаю в Петербург. Все равно как слепой по дороге, так и я в Петербурге. Пришел первое в Александро-Невскую Лавру поклониться мощам… Выхожу из Александро-Невской Лавры, спрашиваю некоего епископа духовной академии Сергия. Полиция подошла, «какой ты есть епископу друг, ты хулиган, приятель». По милости Божией пробежал задними воротами, разыскал швейцара с помощью привратников. Швейцар оказал мне милость, дав в шею; я стал перед ним на колени, он что-то особенное понял во мне и доложил епископу; епископ призвал меня, увидел и вот мы стали беседовать тогда. Рассказывал мне о Петербурге, знакомил с улицами и прочим, а потом с Высокопоставлен-ными, а там дошло и до Батюшки Царя, который оказал мне милость, понял меня и дал денег на храм».

Епископ Феофан, являвшийся ректором Петербургской Духовной Академии, встретился с Распутиным в 1905 году.
Он вспоминал: «Впервые Григорий Ефимович Распутин прибыл в Петербург зимою во время русско-японской войны из города Казани с рекомендацией ныне умершего Хрисанфа, викария Казанской епархии. Остановился Распутин в Александро-Невской Лавре у ректора Петербургской Духовной академии епископа Сергия. Как-то он пригласил нас к себе пить чай и познакомил впервые меня, нескольких монахов и студентов с прибывшим к нему Божьим человеком, или «братом Григорием», как мы тогда называли Распутина...
Он поразил всех нас психологической проникновенностью. Лицо у него было бледное, глаза необыкновенно проницательные, вид постника. И впечатление производил сильное.
В то время находилась в плавании эскадра адмирала Рожественского. Поэтому мы спросили Распутина: «Удачна ли будет ее встреча с японцами?» Распутин на это ответил: «Чувствую сердцем, утонет»... И это предсказание впоследствии сбылось в бою при Цусиме.
Студентам Академии, которых он видел впервые, верно сказал – одному, что тот будет писателем, другому... указал на болезнь его, а третьему пояснил: «Ты простая душа, но этим злоупотребляют твои друзья...». После этого случая Феофан окончательно поверил в пророческий дар Григория. «В беседах Распутин обнаруживал тогда не книжную начитанность, а добытое опытом понимание тонких духовных переживаний. И проницательность, доходившую до прозрения...»

Григорий Распутин произвел большое впечатление и на епископа Саратовского Гермогена. (именно он изгнал из стен семинарии Иосифа Джугашвили; с марта 1917 г. он стал Тобольским епископом; убит большевиками).

Позже Владимир Михайлович Руднев (бывший член Чрезвычайной Следственной Комиссии при Временном правительстве, подавший в отставку из-за давления на него сверху) в своем труде, озаглавленном «Правда о русской Царской Семье и темных силах», написал:
«…Исследуя нравственный облик Распутина, я пришел к заключению, что несомненно в жизни Распутина, простого крестьянина Тобольской губернии, имело место какое-то большое и глубокое переживание, совершенно изменившее его психику, заставившее его обратиться ко Христу. Только наличностью этого искреннего богоискания Распутина в тот период времени и может быть объяснено сближение его с указанными выдающимися архипастырями… Опираясь на содействие и авторитет указанных епископов, Григорий Распутин был принят в домах великих княгинь Анастасии Николаевны и Милицы Николаевны…»

«Однажды великая княгиня Милица пригласила к себе Анну Вырубову, предупредив, что в ее доме она встретится с великим молитвенником земли Русской, обладающим даром прорицания и способностью врачевания. Эта первая встреча г-жи Вырубовой, тогда еще девицы Танеевой, произвела большое впечатление, в особенности в силу того, что она предполагала тогда вступить в брак с лейтенантом Вырубовым. При этой первой встрече Распутин много говорил на религиозные темы, а затем на вопрос своей собеседницы благословляет ли он ее намерение вступить в брак, ответил иносказательно, заметив, что жизненный путь усеян не розами, а терниями, что он очень тяжел и что в испытаниях и ударах судьбы человек совершенствуется.
Вследствие неудачно сложившейся семейной жизни, религиозное чувство А.А. Вырубовой развивалось все сильнее; при этом предсказание Распутина о терниях жизненного пути для Вырубовой было истинным пророчеством. Благодаря этому, она стала чистой и искренней поклонницей Распутина, который до последних дней своей жизни виделся ею в виде святого человека, бессребреника и чудотворца».

Когда после февральского переворота Вырубову арестовали и содержали в Петропавловской крепости, она, по воспоминаниям Ивана Манухина, "держала себя с самообладанием. Между тем, ей больше, чем другим, пришлось испытать не только физические страдания, но и моральные муки. Её считали "любовницей Григория Распутина" и могли "двинуть" прикладом винтовки или обозвать непечатными словами. Свою связь с Распутиным она категорически отрицала, но от разговоров и расспросов о нем старалась уклониться. Однако считалось, что установление этой связи настолько важно для следствия, что Вырубову даже подвергли медицинскому обследованию, в результате которого установили: связи не было, Вырубова девственница".

Что-то я не очень понял. Была она замужем или нет ?

В 1907 Анна Танеева обвенчалась с морским офицером Александром Вырубовым в Царском Селе, но брак оказался недолговечным и уже на следующий год распался.

Кирилл Сызранский,

Как же тогда объяснить слово "брак", если она оказалась девственницей ?
Или Вырубов венчался с ней чтобы уйти в поход за границу, как это потом делали советские офицеры, которых холостых туда не пускали ? :p:):D

Таких тонкостей я не знаю, но они в 1908-м официально развелись и она вернула себе девичью фамилию.
Сама Вырубова так пишет в своей книге "Страницы моей жизни":

Из воспоминаний Анны Александровны Вырубовой (Танеевой):
«В семейном кругу часто говорили о том, что мне пора выйти замуж, но никто из молодежи, которая бывала у нас, не пленял моего воображения. Среди других часто бывал у нас морской офицер Александр Вырубов. В декабре он сделал мне предложение письмом из деревни, которое меня сильно взволновало и смутило. Приехав в Петербург, он стал ежедневно бывать у нас и терзал меня, умоляя скорее дать ему согласие. За одним из завтраков в феврале 1907 года, когда он пришел сказать, что нашел себе службу, меня поздравили его невестой. Затем был бал, на котором была объявлена наша помолвка.
Все в доме и Вырубов сияли от радости, начались обеды, визиты, приготовление приданого. Меня осыпали подарками, и мне казалось, что я счастлива. Государыня тоже одобрила мою помолвку. Только генерал Орлов выразил сомнение, советуя мне серьезно обдумать этот шаг. Это случилось во время моего дежурства во дворце, и Государыня, войдя в комнату, решительно сказала, что нельзя меня смущать, раз слово уже дано.

Свадьба моя была 30 апреля 1907 года в церкви Большого Царскосельского Дворца. Я не спала всю ночь и встала утром с тяжелым чувством на душе. Весь этот день прошел как сон. Меня одевали в одной из запасных половин Большого Дворца. Как во сне встала на колени перед Их Величествами, благословившими меня иконой, затем началось шествие по залам, как на выходе. Шествие открывал обер-церемониймейстер граф Гендриков, за ним шествовали Их Величества под руку, потом шел мой мальчик с образом, граф Карлов и наконец я под руку с отцом. Подымаясь по лестнице, Государь обернулся и, вероятно, заметил мое грустное выражение, улыбнулся, глазами показывая на небо.
В дворцовой церкви было немного народу. Во время венчания я чувствовала себя чужой возле своего жениха.

После обряда бракосочетания мы пили чай у Их Величеств.
Прощаясь, Императрица, по обыкновению, тихонько передала мне письмо, полное ласки и добрых советов насчет моей будущей жизни. Каким ангелом она казалась мне в тот день, и тяжело было с ней расстаться. У родителей был семейный обед, после которого мы уехали в деревню, в Пензенскую губернию.

Тяжело женщине говорить о браке, который с самого начала оказался неудачным, и я только скажу, что мой бедный муж страдал наследственной болезнью. Нервная система мужа была сильно потрясена после японской войны — у Цусимы; бывали минуты, когда он не мог совладать с собой; целыми днями лежал в постели, ни с кем не разговаривая. Помню, как во время одного из припадков я позвонила вечером Государыне, напуганная его видом. Императрица, к моему удивлению, пришла сейчас же пешком из дворца, накинув пальто сверх открытого платья, и просидела со мной целый час, пока я не успокоилась.

В августе Их Величества пригласили нас сопровождать их на «Штандарте»... Тут случилось несчастье, трудно объяснимое. Вдруг мы все почувствовали два сильных толчка; чайный сервиз задребезжал и посыпался со стола. Императрица вскрикнула, мы все вскочили, яхту начало кренить на правый борт; в одну минуту вся команда собралась на левый борт и стали заботиться о Их Величествах и детях. Государь успокаивал всех, говоря, что мы просто сели на камень. Матрос Деревенько кинулся с Наследником на нос корабля, боясь разрыва котлов, что легко могло случиться...

После нашего возвращения в Петроград мужу стало хуже, и доктора отправили его в Швейцарию. Но пребывание там ему не помогло, а я все больше и больше его боялась... Весной он получил службу на корабле.

После года тяжелых переживаний и унижений несчастный брак наш был расторгнут. Я осталась жить в крошечном доме в Царском Селе, который мы наняли с мужем; помещение было очень холодное, так как не было фундамента и зимой дуло с пола. Государыня подарила мне к свадьбе 6 стульев, с ее собственной вышивкой, акварели и прелестный чайный стол. У меня было очень уютно. Когда Их Величества приезжали вечером к чаю, Государыня привозила в кармане фрукты и конфеты, Государь «черри-бренди». Мы тогда сидели с ногами на стульях, чтобы не мерзли ноги.
Их Величества забавляла простая обстановка. Чай пили с сушками у камина... Помню, как Государь, смеясь, сказал потом, что он согрелся только в ванной после чая у меня в домике».
http://www.sakharov-center.ru/asfcd/...y=6875&page=37

«За месяц до моей свадьбы Ее Величество просила Великую Княгиню Милицу Николаевну познакомить меня с Распутиным. Приняла она меня в своем дворце на Английской набережной, была ласкова и час или два говорила со мной на религиозные темы. Помню, что я очень волновалась, когда доложили о приходе Распутина. «Не удивляйтесь, — сказала она, — я с ним всегда христосуюсь». Вошел Григорий Ефимович, худой, с бледным, изможденным лицом, в черной сибирке; глаза его, необыкновенно проницательные, сразу меня поразили и напомнили глаза о. Иоанна Кронштадтского. «Попросите, чтобы он помолился о чем-нибудь в особенности», — сказала Великая Княгиня по-французски. Я просила его помолиться, чтобы я всю жизнь могла положить на служение Их Величествам. «Так и будет», — ответил он, и я ушла домой. Через месяц я написала Великой Княгине, прося ее спросить Распутина о моей свадьбе. Она ответила мне, что Распутин сказал, что я выйду замуж, но счастья в моей жизни не будет. Особенного внимания на это письмо я не обратила».

Анна Александровна Танеева (Вырубова) «Страницы моей жизни», 1923 г.:
http://www.sakharov-center.ru/asfcd/...y=6859&page=21

После Февральской революции Анну Вырубову (Танееву, праправнучку М. И. Кутузова), как ближайшую подругу императрицы арестовывал лично А. Ф. Керенский. Произошло это в Александровском дворце Царского Села 21 марта 1917 г. Даже тяжёлая болезнь Вырубовой (корь) не остановила министра юстиции Временного правительства.

Из воспоминаний Анны Александровны Вырубовой (Танеевой):
«…С самого утра мне было тяжело на душе. Я лежала в постели… около часу вдруг поднялась суматоха в коридоре, были слышны быстрые шаги. Я вся похолодела и почувствовала, что идут за мной. Сердце не обмануло...
...Я была настолько слаба, что меня почти на руках понесли к мотору. …Бог помог мне быть спокойной. Страшное чувство было у меня – точно всё это происходило не со мною.

…Меня толкнули в тёмную камеру Трубецкого бастиона Петропавловской крепости и заперли. …Тот, кто переживал первый момент заключения, поймет, что я пережила: чёрная, беспросветная скорбь и отчаяние. От слабости я упала на железную кровать; вокруг на каменном полу лужи воды, по стёклам текла вода, мрак и холод; крошечное окно у потолка не пропускало ни света, ни воздуха, пахло сыростью и затхлостью. В углу – клозет и раковина. Железный столик и кровать были приделаны к стене. На кровати лежали тоненький волосяной матрас и две грязные подушки. …Солдаты сорвали тюфячок с кровати, убрали вторую подушку и потом начали срывать с меня образки, золотые кольца. Когда солдаты срывали золотую цепочку от креста, они глубоко поранили мне шею. От боли я вскрикнула; тогда один из солдат ударил меня кулаком, и, плюнув в лицо, они ушли, захлопнув за собою железную дверь. Холодная и голодная я легла на голую кровать, покрылась своим пальто и от изнеможения и слёз начала засыпать под насмешки и улюлюканье солдат.

Боже, сколько издевательств и жестокостей я перенесла от них! Но я прощала им, стараясь быть терпеливой, т.к. не они меня повели на этот крест и не они создали клевету; но трудно прощать тем, кто из зависти сознательно лгал и мучил меня.

Вот как раскрывает нравственный облик А. А. Танеевой (Вырубовой) следователь В. М. Руднев, возглавлявший один из отделов чрезвычайной комиссии, учрежденной Керенским. Отдел этот назывался «Обследование деятельности тёмных сил».

«Много наслышавшись об исключительном влиянии Вырубовой при Дворе и об отношениях её с Распутиным, сведения о которых помещались в нашей прессе и циркулировали в обществе, я шёл на допрос к Вырубовой в Петропавловскую крепость, откровенно говоря, настроенный к ней враждебно. Это недружелюбное чувство не оставляло меня и в канцелярии Петропавловской крепости, вплоть до момента появления Вырубовой под конвоем двух солдат. Когда же вошла г-жа Вырубова, то меня сразу поразило особое выражение её глаз: выражение это было полно неземной кротости, это первое благоприятное впечатление в дальнейших беседах моих с нею вполне подтвердилось.

Мои предположения о нравственный качествах г-жи Вырубовой, вынесенные из продолжительных бесед с нею в Петропавловской крепости, в арестном помещении и, наконец, в Зимнем дворце, куда она являлась по моим вызовам, вполне подтверждались проявлением ею чисто христианского всепрощения в отношении тех, от кого ей много пришлось пережить в стенах Петропавловской крепости. И здесь необходимо отметить, что об этих издевательствах над г-жой Вырубовой со стороны крепостной стражи я узнал не от неё, а от г-жи Танеевой. Только лишь после этого г-жа Вырубова подтвердила всё, сказанное матерью, с удивительным спокойствием и незлобивостью заявив: «Они не виноваты, не ведают бо, что творят». По правде сказать, эти печальные эпизоды издевательства над личностью Вырубовой тюремной стражи, выражавшиеся в форме плевания в лицо, снимания с неё одежды и белья, сопровождаемое битьём по лицу и по других частям тела больной, едва двигавшейся на костылях женщины, и угрозы лишить жизни «наложницу Государя и Григория» побудили следственную комиссию перевести г-жу Вырубову в арестное помещение при бывшем Губернском Жандармском управлении».
«В Арестантском Доме я начала поправляться. Из земляного цвета, цвет лица стал нормальным. Я долго не могла привыкнуть разговаривать, и меня это утомляло. К вечеру я нервничала: мне всё казалось, что придут за мной стрелки из крепости».

«...Все её объяснения на допросах в дальнейшем, при проверке на основании подлежащих документов, всегда находили себе полное подтверждение и дышали правдой и искренностью... Г-жа Вырубова всегда просила за всех, поэтому к её просьбам при Дворе и было соответствующее осторожное отношение, как бы учитывались её простодушие и простота».

Для того, чтобы работать в госпитале, Анна Вырубова прошла курс сестёр милосердия вместе с Императрицей и её двумя старшими дочерьми.

2 января 1915 года на пути из Царского Села в Петербург Вырубова попала в железнодорожную катастрофу, тяжело пострадав. У неё был травмирован череп, раздроблены ноги и спина.
«Я ушла от Государыни в 5 часов и с поездом 5-20 поехала в город. …Вдруг раздался страшный грохот, и я почувствовала, что проваливаюсь куда-то головой вниз и ударяюсь об землю; ноги же запутались, вероятно, в трубах отопления, и я чувствовала, как они переломились. На минуту я потеряла сознание. Когда пришла в себя, вокруг была тишина и мрак. Затем крики и стоны раненых и умирающих. Сама я не могла ни пошевельнуться, ни кричать; на голове у меня лежал огромный, железный брус и из горла текла кровь. Я молилась, чтобы скорее умереть, т.к. невыносимо страдала. …Казак из конвоя, Лихачев, и солдат железнодорожного полка стали освобождать мои ноги. Боль была нестерпимая. Я начала кричать. Больше всего я страдала от сломанной спины. Перевязав меня под руки веревкой, они начали тащить меня из-под вагонов, уговаривая быть терпеливой. Помню, как кричала вне себя от неописуемых физических страданий».

"Четыре часа она лежала на полу без всякой помощи. Прибывший врач, подойдя к ней, сказав: «Она умирает, её не стоит трогать». Оставаясь совершенно одной, т.к. остальных раненных уносили, она только молилась, чтобы Бог дал ей терпения. Только около 10 часов вечера, по настоянию генерала Ресина, её перенесли в вагон-теплушку.

Распутин был вызван приехать в будку железнодорожного сторожа Царскосельской дороги, где после крушения поезда лежала в совершенно бессознательном состоянии с раздробленными ногами и с трещинами в черепе Анна Александровна Вырубова. Около неё в то время находились Государь и Императрица. Распутин, подняв руки кверху, обратился к лежащей Вырубовой со словами: «Аннушка, открой глаза». И тотчас она открыла глаза и обвела комнату, в которой лежала. Это произвело сильнейшее впечатление на окружающих".
«…Помню, как меня проносили через толпу народа в Царском Селе, и я увидела Императрицу и всех Великих Княжон в слезах. Меня перенесли в санитарный автомобиль, и Императрица сейчас же вскочила в него; присев на пол, она держала мою голову на коленях и ободряла меня; я же шептала ей, что умираю. В лазарете, Государыня, наклонившись надо мной, спросила, хочу ли я видеть Государя. Он пришёл. Меня окружили Их Величества и Великие Княжны. Я попросила причаститься Святых Христовых Таин, пришел священник и причастил меня. После этого я слышала, как сказали, чтобы шли со мною прощаться, т.к. не доживу до утра. Я же не страдала, а впала в какое-то блаженное состояние. Помню, как стараясь успокоить моего отца, Государь держал меня за руку и, обернувшись, сказал, что у меня есть сила в руке. …Меня постоянно тошнило кровью, мать давала мне маленькие кусочки льда – и я осталась жить».

…Последующие шесть месяцев Анна, прикованная к постели, день и ночь мучилась нечеловеческими страданиями. С первого дня у неё образовались два огромных пролежня на спине. Мучилась она, особенно, от раздавленной правой ноги, где сделался флебит, и от болей в голове – менингита. Сломанная в двух местах нога не болела. Затем сделалось травматическое воспаление обоих легких.

После двух месяцев, родители Анны и врач Карасёва настояли, чтобы её перевезли домой.

«Каждый день, в продолжение четырех месяцев, Государыня Мария Федоровна справлялась о моем здоровье по телефону. Её Величество приезжала по вечерам. Государь был почти все время в отсутствии».

Доктора пригласили сильного санитара по фамилии Жук, который стал учить её ходить на костылях. Он же возил её летом в кресле во Дворец и в Церковь.

Железная дорога выдала Анне за увечье 100 000 рублей. На эти деньги она основала лазарет для солдат-инвалидов, где они обучались всякому ремеслу – начали в 60 человек, а потом расширили до 100.
Испытав на опыте, как тяжело быть калекой, она хотела хоть несколько облегчить им жизнь в будущем. Ведь по приезде домой, на них в семьях стали бы смотреть как на лишний рот! Через год было выпущено 200 мастеровых, сапожников, переплётчиков. Лазарет этот сразу удивительно пошёл, но и здесь зависть людская не оставила Анну. Впоследствии, её милые инвалиды не раз спасали ей жизнь во время революции".