«И дома, и замужем»

НЕ МНЕ судить о роли Георгия Костаки в истории искусства ХХ века. Знатоки говорят, что она уникальна: объективно именно этот человек сберег произведения, которые по невежеству советских властей были обречены. Но я не искусствовед, а бывший офицер спецслужб и на те события смотрю под своим углом.

Про Костаки я впервые услыхал после возвращения из английской командировки, когда начал работать в отделе, курировавшем, в частности, иностранных журналистов и УПДК – Управление по обслуживанию дипкорпуса. «Умный грек», «старый лис» – так отзывались об этом человеке коллеги. Но нотки уважения звучали в голосе.

Костаки был «и дома, и замужем». Москвич, но при этом гражданин Греции. Скромный служащий – и богема. Жил богато. Откуда деньги? Ну мало ли… Наследственный коммерческий талант. Плюс связи. Работал ведь в посольствах – а что увезет из России на память иностранный дипломат? Не магнитофон же «Яуза»! Зато в СССР были полуопальные живописцы – не признанные дома, они на Западе котировались высоко. И здесь скромный завхоз канадского посольства становился ключевой фигурой. В дипсообществе свой человек, при этом местные художники – сплошь его друзья-приятели.

Был ли к Георгию Дионисовичу интерес у нашего ведомства? Конечно, в любой стране местные жители, работающие с иностранными дипломатами, находятся в поле зрения спецслужб. Потому неудивительно, что Костаки упоминается, например, в рассекреченных ныне сводках НКВД за 1941 г.: шла война, нам было важно знать, о чем говорят в посольствах, вот и мелькают фразы типа «греческий посол сказал сотруднику Костаки, что…». Но в мои времена «умный грек» себя замечательно поставил. Вроде бы знаменитая коллекция – крючок, на котором его можно держать. С другой стороны, она же – и щит. Надавишь – а это уже давление не на скромного служащего УПДК, а на всемирно известного собирателя картин. Кому нужен скандал?

Но скандал все же случился – в 1977‑м.

При чем здесь мы?

У ГЕОРГИЯ Костаки недавно как раз был бы юбилей – 95 лет. В связи с этим я решил освежить в памяти факты, о которых тогда слышал мельком. Стал просматривать воспоминания о нем, интервью родственников, друзей. Вот какая выстраивается картина.

В середине 1970-х Костаки, по его словам, вдруг заметил, что попал «под колпак» – вроде телефон прослушивается, кто-то за машиной следит. Он это связывал с тем, что в мире начался всплеск интереса к русскому авангарду и о коллекции Костаки заговорили на Западе. Дальше одна за другой следуют две кражи: в отсутствие хозяев из квартиры пропали некие работы (но не те, что на стенах и потому приметны, а из папок в запасниках, так что похищения не сразу обнаруживались). Дальше – зима 1977-го. Обворовывается и поджигается его дача в Баковке. Причем сейчас воров интересует не авангард, а иконы. Костаки пишет возмущенные письма Брежневу, Андропову. В ответ начинаются ночные матерные звонки с угрозами, фельетоны в газетах, демонстративная слежка. В конце концов, Костаки подает на выезд. Дальше – торг с Минкультурой о его коллекции (что предложат оставить, что разрешат вывезти), но это уже другая история.

Главный враг Костаки, главный устроитель козней – КГБ.

Конечно, у нашей фирмы такая история, что любых собак можно вешать. Но не ради защиты мундира, а просто с точки зрения здравого смысла – как раз КГБ был заинтересован, чтобы Костаки сидел себе спокойно в Москве, тихо собирал картины и не поднимал шума. Тем более что, по его словам, коллекцию он и так собирался завещать государству. Помню, злые языки тогда говорили, что «хитрый грек» просто решил все же рвать из Союза и устроил самоподжог. Грешным делом, мне тогда тоже так казалось. Другая, менее вероятная, но допустимая версия – происки Щелокова, тогдашнего министра внутренних дел. Он ведь также собирал живопись и в методах не церемонился. Помню, в одном провинциальном музее директор показал мне на стену: «Здесь у нас висело одно полотно, да Щелоков распорядился отправить в Москву. А там – с концами».

Но, возможно, коллекция Костаки стала жертвой совсем другой интриги.

Таинственный англичанин

УЖЕ в Греции в одном из интервью Костаки рассказывал: «Через несколько дней (после ограбления дачи и письма Андропову) меня вызвали (в КГБ) и попросили не волноваться: человека, которого я подозреваю, допросят, и правда восторжествует. Вскоре я узнал, что предполагаемый вор собирается уезжать к жене в Англию. Я сообщил об этом органам, но мне ответили, что задержать его не могут, так как он английский подданный. Это было наглым враньем. Я знал, что у него советский паспорт, а иностранной подданной была только его жена. Грабитель уехал, и кражу, естественно, не раскрыли».

Какой-то якобы англичанин в советские годы шастает между Москвой и Лондоном, подозревается в воровстве картин, а КГБ отводит удар? Чушь…

Но именно такого человека я знал. Все считали его подданным Британии, хотя был он нашим гражданином. А вот жена – да, англичанка. И для КГБ этот человек представлял особую ценность. Я уже писал о нем на страницах «АН» (№45–46, 2007): Виктор Луи – крупнейший ас советских идеологических операций.

Когда надо было нейтрализовать очередную антисоветскую пропагандистскую кампанию (мемуары Хрущева, Светлана Аллилуева, Солженицын и др.), КГБ обращался к умному, изворотливому Луи. Он представлял в СССР английскую газету «Ивнинг ньюс», считался независимым журналистом. Через него поданные должным образом наши контрдоводы доходили до Запада. В благодарность Луи позволялось жить здесь в роскоши и довольстве. Помню его роскошную дачу в Переделкино – бассейн, скульптуры… А еще он коллекционировал иконы – «черные доски» занимали стену от пола до потолка.

Из двух зол…

Если Костаки действительно имел в виду Луи – выдвину свою версию событий.

…Не думаю, что к первым кражам у Костаки имела отношение наша организация: «наружка» КГБ если пасла кого-то – то не заметишь, если телефон слушали – то не засечешь. Это мог быть кто-то из конкурентов Костаки по собирательству. Но попутно в заинтересованных кругах пускается, например, слух, что разъяренный «грек» собрался уезжать. Слух доходит до Луи. И тот – у коллекционеров своя логика! – пугается, что редкие иконы, на которые у него имелись собственные виды (выкупить, обменять), уйдут на Запад. Вокруг Луи вертелись «луята» – фарцовщики, валютчики. Им вполне можно было поручить «заняться» дачей Костаки.

Ну а потом… Жертва пишет в КГБ, прямо сообщает о своих подозрениях. Надо реагировать. Но Луи – на особом счету, он столько сделал и еще сделает для Комитета! Спустить на тормозах не получается – уязвленный Костаки начинает давать интервью западным корреспондентам. Ах так! Тут уж действительно начинается наше давление, чтобы запугать. Эффект обратный: «грек» действительно решает уехать. Что ж, может, оно и к лучшему. Только если его Кандинские с Малевичами в самом деле таких денег стоят, надо хоть что-то у нас придержать (кстати, вывоз за рубеж произведений искусства, находящихся в частном владении, во многих странах мира правдами и неправдами затрудняется).

Еще раз: то, что я говорю, – версия. Но сегодня даже то немногое, что Георгий Костаки сумел вывезти из СССР, составляет основу музея в Салониках. Уже потому – обидно. Могло у нас быть.
Судьба коллекционера

ГЕОРГИЙ Дионисович Костаки родился в 1913 г. в семье греческого негоцианта, жившего в России. После революции семья осталась в СССР, сохранив греческое подданство. Москвич по рождению, человек русской культуры, Г. Костаки всю жизнь работал в зарубежных диппредставительствах в СССР: начинал шофером греческого посольства, закончил администратором в канадском. С юности собирал свою знаменитую коллекцию живописи: сначала это были древние иконы, «малые голландцы», потом переключился на русский авангард. Он покупал мастеров, которые в СССР официально не признавались, и спустя годы оказалось: Костаки – обладатель бесценного, одного из лучших в мире собрания современного искусства.
После описываемых событий Г. Костаки уехал на Запад. Разрешение получил при условии: основная часть коллекции остается в СССР. Умер он в Греции в 1990году. http://www.argumenti.ru/publications/7246