Icones: Пресные плоды совриска

В спорах по поводу выставки Icones в «Ткачах», затушевался лежащий, казалось бы, на поверхности вопрос: " А что такое икона, для чего она?" Вопрос отнюдь не праздный. Икона - в первую очередь объект, помогающий настроиться на духовную работу, как мандала на Востоке. И только во вторую – фетиш, святыня, узнаваемый знак, символ, понятный миллионам, церковный атрибут, подлежащий особой охране. И уж совсем в третью – культурная ценность, предмет коллекционирования, «принадлежащий светскому миру».

В таком порядке бы ее и рассматривать. Но нет. Как это часто бывает (не только в современном искусстве, но и в играх в идеологию, философию и политику) за случайными смыслами, вырванными из контекста, выхолащивается сама суть явления, и, вывернутая на изнанку, нивелируется его ценность.

Марат Гельман предусмотрительно назвал свою выставку по-английски, “icons”, как бы невольно снижая значимость представляемой им проблематики. Icones – это уже не только православные иконы в золоченых окладах, но и «иконки» в интернете, и элементарная единица информации в семиотике. Это – одно из обманчивых па, которыми вынуждено пользоваться искусство (да и любой интеллектуал), чтобы скрыть, сделать менее заметным калейдоскопическое, тенденциозное и обрывочное видение мира, скрыть «дефицит смысла за богатством трактовок». Между тем выставка именно про иконы. И главный аргумент в пользу того, что, несмотря на использованную тактику ускользания смыслов, речь идет именно о христианских иконах -– практически все работы так или иначе перерабатывают именно канонические иконописные или библейские сюжеты. Меньшая часть (работы Михаила Шварцмана, Павла Брата, Евгении Мальцевой) - ставит задачей создание собственного аутентичного образа поклонения, авторской иконы. Но не иконки в интернете и не «иконы масс-медиа» стали темой выставки.

Публику, подогретую предыдущими скандалами ригидных представителей полумифической общественности вокруг спектакля «Лолита», выставки Чапменов в Эрмитаже и конкретно этой выставки Icones, проходившей ранее в Краснодаре, удовлетворило уже то, что на выставке "ничего такого". Стерильность, спокойствие, респектабельность, отсутствие острых углов, столь часто выдаваемые в современном искусстве за глубину – подборка работ вполне способна заполнить свежеиспеченный запрос на «духовность» в особняках на Рублевке. Я не ратую за острую полемику представителей разных взглядов, за сарказм, иронию и провокативность в отношении религиозных ценностей. Но отделаться школьным сочинением для галочки, когда возможен третий вариант – глубокое и проникновенное исследование выбранной темы - очень в духе больших институций, любящих оседлать горячую тему, «отметиться» в ней, в то же время выхолостив из нее все живое и дышащее, нивелировав своей репрезентацией все спорное, живое, настоящее. И устранив или обесценив ее истинных трудяг, первопроходцев и фанатов, в данном случае – профессиональных иконописцев, а также религиозных художников, мыслящих свои работы именно как икону – объект сонастройки с высшим миром, опыт трансляции невидимого божественного в видимый образ (неважно, традиционная ли эта «Троица» или полностью абстрактная работа, дело в подходе). Несколько таких произведений на выставке все же есть. Павел Брат колдует над годовыми кольцами фальшивой «древесины» из гламурных журналов, проявляя облик Богоматери. Михаил Шварцман, изучавший православные иконы, улавливает и выражает в своих «иературах» не связанную с человеческим образом, абстрактную матрицу иконографии.
Большинство же работ демонстрирует формальный, лингвистический по сути прием – противопоставление замыленных словосочетаний и их буквального значения. Например, «Золотая осень» и обернутые в желтую фольгу избушки в серии фотографий Елены Суховеевой и Виктора Хмеля.
Евангельская «Благая весть» и ежедневные выпуски новостей в мощном визуальном ряде из палестинских женщин в черных платках и израильских солдат с оружием Дмитрия Врубеля и Виктории Тимофеевой.

Либо поиск аналогий, забавных совпадений канонического сюжета и какого-либо обыденного явления – так, классическая «Тайная вечеря» переносится в офис, где в летящих позах рассекают пространство уже не озадаченные духовностью апостолы, а простые клерки, строчащие донесения в интернете, в проволочном барельефе Андрея Блохина и Георгия Кузнецова.

Работа Д.Херста демонстрирует популярный подход из серии «Если бы я был тупым». Диаграмма, делящая круг на три равные части, представляет соотношение частей Святой Троицы.

Конфликт между высоким и низким. Ни к чему не обязывающая острота.

Часть работ представляет собой прямой recycling реальных икон или классических картин на библейскую тему. Алладин Гарунов помещает переведенные в черно-белый негатив иконы Феофана Грека в резиновые оклады. Поразившие профессионалов тончайшей колористической гаммы снимки фресок Владимира Куприянова - скорее шедевр технической съемки, а не произведение современного искусства.

Суть иконы осталась за кадром. Иконы - не просто фетиш, а инструмент сонастройки с высшим миром. Иконы не создаются неверующими. Такие смыслы иконы как узнаваемое, объект поклонения – вторичны, созданы в процессе бытования иконы в культуре. На мой вопрос, почему к участию в выставке не пригласили религиозных художников и иконописцев, Марат ответил: «Среди участников как минимум трое верующих». На выставке «Иконы» - всего трое верующих! Это абсурд и искажение картины мира. Все равно что на футбольном поле будут играть всего три футболиста, а остальные – депутаты ГосЗакСа.

Теперь немного о конфликте с защитниками нравственности. Рассматривая фото протестов против выставки Icones в Кубани, глядя на эти монолитные, бескомпромиссные, не озадаченные глубокой коллизией чувств и неоднозначностью бытия лица, я понимаю: люди с плакатами «Горе тому человеку, через которого соблазн приходит» защищают себя, свою – не девственность, - однозначность, не нравственность – возможность не меняться, не думать. Их просто пугает любая перспектива меняться, осмысливать что-то, приспосабливаться к новым условиям. Гораздо проще одним махом избавиться от Гельмана, навесив на него ярлык мирового зла.



История с выставкой Icones почти укладывается в рамки библейского сюжета об Адаме, Еве и яблоке раздора. Гельман приходит со своей выставкой к неискушенным людям, которым слышны только отголоски самых скандальных историй в современном искусстве и которым оно представляется как минимум пустым кривлянием, как максимум – опасной угрозой нравственным устоям и дорогой, но зыбкой стабильности. На деле же плод оказывается фальшивым. Никакого познания добра и зла, никаких острых моментов и поводов для бурных дискуссий эта стерильная выставка не содержит. Равно как и особой глубины и честного отношения к выбранной теме.

Мнения:
Таня Рауш: «Исходя из многолетнего опыта работы с иконой могу сказать, что между иконой и светским произведением не такая большая пропасть, если и там, и там присутствует образ. Как и вообще между канонической иконой и самим человеком независимо от религиозных взглядов нет разрыва. Человек и его произведения - не что иное, как icons, и хорошо, когда они действительно ими являются. В свое время иконоборцы проиграли иконопочитателям, и к счастью. А в светском искусстве смысл образа - тоже исповедание и свидетельство, в общем-то. Только образ уходит постепенно, уступая место имитации, симулякру. Между светским искусством и иконами - внешнее, формальное разделение, а внутренние задачи как раз бывают близкими. Как между духовными подвижниками и атеистами бывает гораздо больше сходства, чем между принадлежащими к одной конфессии. Потому тяжело видеть работы, имитирующие иконные мотивы, но лишенные глубины».

Роман Осьминкин: «Кому сегодня и нужно было пикетировать выставку Гельмана в Ткачах, так это сообществу воинствующих атеистов, а не казакам и хоругвеносцам. От недостатка легитимности совриск решил прильнуть к сакральному, но без фанатизма. Сочинение на тему "Искусство и религия" написано с прилежностью хорошиста начальной школы, который в страхе наделать лишних ошибок предпочитает просто переписать чужие мысли общеупотребимыми словами. Сегодня это называется салон и предпродажная подготовка. Кто покупатели? Свежевоцерковленные чиновники и олигархи и их многочисленные домочадцы и иждивенцы. Эстезис обмельчал. Вкусу куратора и галериста не верят на слово. Сакральное спешит на помощь. Ретинальное умножем на ауру и получается, и получается, и получается, что икона переходит в квадрат Малевича без единого исторического разрыва. Нонтравматическое искусство. Интерьеры Рублевок и Зеленогорсков ждут объектов, отвечающих потребности духа их хозяев».

Юрий Шабельников: «Речь на выставке Icones идет о том, что многие современные авторы обращаются в своих работах к иконографическому мотиву, к иконе, к современному пониманию религии и рефлексии на это нынешнее состояние. А кто-то просто даже делает современное христианское искусство. Задача была объединить все эти явления и ознакомить с ними, как с имеющим место быть феноменом и явлением. Поэтому не стоит предъявлять в этом случае, какие-то иные требования и долженствования, которые здесь обязательны к исполнению. Это определенный срез современного искусства, и ничего сверх того».