Про бесконечность.

Карандашная линия, проведенная по бумаге, кажется расположенной поверх плоскости листа.
Анатомический фрагмент или любая другая рукотворная деталь скульптурной формы, также кажется нам переведенной в наши пространственные координаты. Благодаря графическому контрасту, линия будет казаться объемной точно также, как светотень придаст пластическую уверенность высеченному в материале изображению.
Скульптура удивительна близка по своим законам восприятия к графике. Но на заре античного триумфа, было принято раскрашивать архитектурные формы, вкупе со всей своей антропоморфной ордерной декорацией. Не имея монументального распространения, живопись начала обслуживать скульптурные и зодческие формы, придавая им условную схожесть с предполагаемой реальностью.

В романский и готический периоды, пластические формы вновь приблизились своим подобием к рисунку, уже более дилетантского характера, что, впрочем, успешно компенсировалось сложной иконографической программой. Образы стали суше и более уподобились литерам текста, смысл передачи которого и являлся основной темой творчества.
Освальд Шпенглер весьма наблюдательно заметил, что у античных греков не существовало точного определения. обозначающего пространство. Для них, это было понятие метафизическое, возможное к исключительно субъективному пониманию. Именно эта античная черта, дающая зрителю большую свободу собственного понимания и наследовало средневековье.
Ренессанс, оставив попытки поиска божественной природы в изобразительности, открыл бесконечность земной человеческой красоты. Скульптура перестала нести иллюстративную функцию и начала приобретать характер украшательства, недозволенного ранее набожным общественным вкусом. Пластические формы процвели множеством чувственных деталей, иногда настолько подобных в исполнении, что даже иногда исчерпывало возможности материала.
Такие же чудесные изменения мы можем проследить и в графике этого периода. Как мраморные формы скульптуры начинают приобретать все более замысловатый рисунок, так и, скажем, карандашные изображения получают ранее неведомый объем и текстуру.
Гений Микеланджело показал нам триумфальный союз скульптуры и живописно-графического метода. Потолок Сикстинской капеллы - исходная точка анализа, первая буква в словаре понимания сложных связей пластики и рисунка.
Потенциальная множественность ракурсов скульптуры, ее многомерность, заставляет пристрастного наблюдателя анализировать пластическую форму, двигаясь вокруг интересующего объекта. В созерцательном покое, пространственные формы могут казаться более уплощенными, что обидно скрадывает часть работы автора. И напротив - своим передвижением, зритель оживляет скульптуру, "раскручивая" задуманную в материале композицию.
Римские портретные бюсты, монументальные формы коммунистического периода - скульптура - лучший выбор для дидактики официального искусства. Масштабность и выразительность, узнаваемость и понятное формообразование - черты неизменно во все эпохи привлекающие людское любопытство. Ныне, когда академизм остается лишь как форма обучения, скульптура неизбежно уходит в декоративитивизм один раз уже поразивший этот жанр искусства. Тогда, в эпоху расцвета модерного вкуса, у пластических форм нашелся изящный выход в новом материале - бетоне, который позволил вернуться к фасадным архитектурным формам.
Нет сомения, что XXI век возродит этого члена художественной триады также через изобретение новых материалов, что однако, совершенно не исключает необходимой интеллектуальности в замысле художественного произведения.

Ссылка на оригинал