Лилька на фоне работы Дубоссарского

03.10.2013

«Это больно и стыдно»

Ровно 20 лет назад многомесячное противостояние президента Бориса Ельцина и Верховного совета завершилось трагическими событиями 3-4 октября 1993 года. С тех пор выросло целое поколение молодых людей, многие из которых даже не имеют представления о том, что творилось в те дни на улицах Москвы. В столице же России фактически шла гражданская война, в результате которой погибло несколько сотен человек. Конец противостоянию двух политических сил тогда положил танковый расстрел Белого дома и арест руководителей Верховного совета во главе с вице-президентом страны Александром Руцким. Впоследствии защитники Белого дома были отпущены на свободу, а Борис Ельцин как победитель получил практически неограниченные президентские права. И хотя победителей, говорят, не судят, расстрел Белого дома – одна из тех черных страниц новейшей истории России, за которую к Ельцину много претензий с разных сторон.

Однако среди тогдашних идейных союзников Ельцина остаются те, кто и сегодня горячо отстаивает его правоту в конфликте с Верховным советом и правомочность расстрела Белого дома. В числе этих сторонников – судья Конституционного суда в отставке, доктор юридических наук, профессор, завкафедрой судебной власти и организации правосудия НИУ ВШЭ Тамара Морщакова. Являясь в 1993 году членом Конституционного суда, Тамара Георгиевна принадлежала к либеральному кругу судей и, в частности (вместе с меньшинством своих коллег), голосовала против того, чтобы знаменитый ельцинский указ № 1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации» был признан основанием для отрешения президента от должности. В преддверии октябрьских событий 1993 года мы поговорили с Тамарой Морщаковой о юридических аспектах этого политического конфликта.

– Тамара Георгиевна, 20 лет назад, во времена драматического противостояния президента России Бориса Ельцина и Верховного совета вы заявили себя активной сторонницей президента. Вас называют одним из соавторов Ельцина по организации нового государственного устройства в России. За прошедшие 20 лет, судя по вашим публичным высказываниям, ваши взгляды не изменились.

– Да, это так.

– То есть вы по-прежнему считаете, что вина за октябрьские события 1993 года лежит не на Ельцине, а на депутатах Верховного совета?

– Это очень простое изложение проблемы. Конечно, вина лежит прежде всего на руководителях и депутатах Верховного совета. Но дело не в том, что они, выражаясь школьным языком, вели себя плохо, находясь в Белом доме. Суть в том, что к этому конфликту вело все предшествующее развитие событий. Я имею в виду не политику. Я говорю о юридическом аспекте. С точки зрения права законодательный орган страны позволял себе осуществлять компетенции, которые ему не принадлежали. Он принимал решения, которые противоречили провозглашенным правовым принципам, разрушая тем самым всю правовую основу деятельности и законодательного собрания, и президентской власти, и правительства.

– Например?

– Можно привести много примеров из происходившего в тот период в области права. И это совершенно не соответствовало тому, что Россия объявила себя демократическим государством, приняла декларацию, в которой обязалась защищать права и свободы граждан, заявляя о своей верности принципу разделения властей. В действительности Верховный совет и Съезд народных депутатов были текстуально объявлены (это было записано в действовавшей тогда Конституции) законодательным, распорядительным и контрольным органом. Сегодня никто даже не вникает в эту формулировку.

А она на самом деле является синонимом узурпации власти, что по действующей Конституции запрещено и наказуемо. Сейчас в наших представлениях такое соединение функций исключается. Тогда же Верховный совет и его руководство осуществляли и правовое регулирование, в том числе на уровне Конституции, и распорядительную, и контрольную деятельность. Они распоряжались государственной собственностью, давали распоряжения банкам, брали на себя даже функции судебных органов. Например, делили негосударственную собственность, запрещали объединения и печатные издания, вводили цензуру и т.д. И это только отдельные примеры сложившегося единовластия законодательного органа. Подытоживая это, можно воспользоваться известной фразой из тогдашней Конституции, что Съезд народных депутатов и Верховный совет могут принять к своему рассмотрению любой вопрос. Такая была формулировка. При этих условиях было совершенно невозможно договориться о разделении властей.

Страна же находилась в переходном периоде, и надо было искать пути перехода. Были планы по разработке новой Конституции. Без нее двигаться дальше было невозможно. Но Верховный совет и Съезд народных депутатов отказывались даже выносить на рассмотрение вопрос о принятии новой Конституции, проект которой разрабатывался Конституционной комиссией съезда. Тем самым они играли роль серьезного тормоза развития. Ведь на основе старого Основного закона невозможно было найти разумные решения проблем парламентаризма, федерализма, равновесия и взаимного контроля властей. Старая Конституция порождала постоянные противоречия, потому что, как лоскутное одеяло, состояла из несогласованных, непрерывно вносившихся поправок.

Еще один аспект, по которому нужно было принимать срочные меры, был связан с развитием экономической реформы. Никакие необходимые законы в этой области законодательный орган тоже не хотел принимать. Предложения президента, которые могли бы привести к урегулированию правоотношений в экономической сфере, не рассматривались.

– Из ваших слов следует, что политический кризис был обусловлен кризисом правовым, конституционным. А можно ли было его избежать, и если да, то как?

– Урегулирование конфликта между органами власти могло произойти на совершенно легитимной основе. Ее создал всенародный референдум, проведенный в апреле 1993 года. Наверное, все помнят эти четыре ответа на четыре вопроса: «да-да-нет-да». О чем тогда шла речь? Поддерживает ли народ президента и его социально-экономические реформы или нет? Считает ли он необходимым проведение досрочных президентских выборов? Это был третий вопрос. И на него референдум дал отрицательный ответ.

Четвертый вопрос, касавшийся путей выхода из сложившейся ситуации, был посвящен необходимости досрочных выборов народных депутатов. И референдум поддержал такие досрочные выборы. Вот так была, собственно, нарисована дорожная карта. Однако решение народа для законодательного органа, по его представлению, не создавало тогда никаких обязательств. Он не принял никаких законодательных решений для того, чтобы реализовать волю, высказанную на референдуме россиянами. И это приводило к действительно безвыходной конфликтной ситуации. Дорога досрочным выборам была закрыта постановлением Съезда народных депутатов, который решил считать голоса на референдуме по-особому. Реализовывать волю, высказанную на референдуме, законодатель решил только при том условии, что за то или иное решение выскажется более половины всех занесенных в списки избирателей. То есть речь шла не о тех, кто принял участие в референдуме, а обо всем избирательном корпусе России. И от него надо было получить большинство голосов. Да, в некоторых странах есть обязательность участия в выборах и референдумах. И те, кто уклоняется от участия в этих акциях, наказываются в административном порядке. На них налагаются штрафы. Поэтому и явка бывает высока. Но в России обязательного голосования не было. У нас признано право свободного участия в выборах или референдумах.

При таких условиях предъявление требования собрать большинство от списка избирателей заранее показывало, что законодатель хочет отказаться от результатов референдума. И это тоже было неправовое решение. Создали удобный закон, чтобы проигнорировать голос народа. Кстати, ельцинский указ № 1400, который все ругают как неправовой, предусматривал и выборы в парламент, и рассмотрение им вопроса о выборах президента, и сохранение преемственности власти. Не распускался Совет Федерации, должна была продолжать работу конституционная комиссия съезда и входившие в нее депутаты, не распускались органы власти в субъектах федерации. Хотя развитие самих федеративных отношений Верховным советом было подорвано. Ранее был заключен федеративный договор, и на его основании надо было принять законодательные решения о разграничении компетенции между субъектами федерации и центром. Но депутаты не хотели принимать это регулирование, тем самым создавая угрозу распада страны.

– Насколько, по вашему мнению, было опасно сложившееся положение вещей?

– Если властный орган считает, что ему принадлежат все полномочия, от него можно ждать чего угодно. Неразделенная, абсолютная власть всегда опасна. Потому что нет никаких противовесов. Вы думаете, надо было надеяться, что депутаты одумаются? Тогда бы руководство Верховного совета не шло на связь с «баркашовцами» или «Фронтом национального спасения», которые призывали к насилию. С президентской стороны таких призывов не было. Сторонники же депутатов выводили на улицы людей, чтобы они шли на защиту Белого дома, и устраивали провокации – по существу провоцировали гражданский конфликт. По-моему, это самое опасное, что может быть.

– По недавно проведенному опросу «Левада-центра», 58% россиян считают, что использование военной силы для достижения контроля над ситуацией в 1993 году было неоправданно, А вы какой точки зрения придерживаетесь? Как вы думаете, можно ли было поступить иначе, не расстреливать парламент и избежать жертв?

– Людские жертвы – очень больной вопрос. Люди погибли и со стороны тех, кто защищал Белый дом, и с другой стороны. И это очень страшно. Трудно признать необходимость действий, из-за которых это случилось. Но на самом деле этому предшествовал ряд демаршей со стороны тех, кого называют защитниками Белого дома. Разгром мэрии «баркашовцами», захват Останкино, вынужденного прекратить вещание. Это были шаги к прямой и вооруженной конфронтации, гражданским беспорядкам, началу братоубийственной войны. Эти провокации, повторяю, шли не от президентской власти. Они шли со стороны «белодомовцев». Лозунги были совершенно фашистского толка. Существует масса документальных материалов. Их никто почти не читает. Вместо этого нам все время показывают одни и те же картинки дымящегося Белого дома с подписью под ними: «Расстрел Белого дома». С моей точки зрения, это чистое манипулирование общественным сознанием. Иначе надо демонстрировать побитые до пятого этажа стекла в мэрии, усеянные стеклами мостовые, разгромленные этажи Останкино, убитых журналистов. Показывать, чтобы было всем понятно, что именно надо было остановить. Выстрелы по Белому дому в этом противостоянии прозвучали не первыми, это был ответный шаг. Существуют и записи с призывами «Посылайте самолеты бомбить Кремль», которые неслись из здания Белого дома. Эти слова принадлежат тогдашнему вице-президенту страны Александру Руцкому.

Никто не вспоминает почему-то и о переговорах в Свято-Даниловом монастыре, на которых сторона президента пыталась найти мирный выход из этой непростой ситуации. Но все ее мирные предложения были парализованы позицией Верховного совета. Его представители только делали вид, что ведут переговоры, а на самом деле не собирались соблюдать вырабатываемые там решения, просто тянули время. Очень советую всем почитать такую толстую документальную книгу «Хроника осени 93 года». Там собрана масса документов – и со стороны тех, кто охранял Белый дом, и со стороны президентской. Документы отчетливо показывают, что все решения, которые принимал Верховный совет, были антиконституционны. Ему не принадлежали, например, полномочия по удалению президента с должности, подчинению себе правительства или Центрального банка, по снятию премьер-министра и министров. Но депутаты сняли и председателя правительства, и всех силовых министров, заменили их своими назначенцами. Это же надо анализировать с правовой точки зрения.

– Если вернуться к расстрелу Белого дома, то, по-вашему, поводом к этому стало все-таки не сосредоточие власти в руках Верховного совета, а организованные им провокационные акции?

– Я не могу сказать, что явилось спусковым крючком. Может быть, это были провокационные акции, может, прямые призывы громить Кремль. Мы должны рассматривать объективные причины той ситуации, в которой было принято решение, что дать развиваться угрозе военно-фашистского путча больше нельзя. Повторялась история с ГКЧП. На возможность такого развития указывала вся предшествовавшая деятельность законодательного органа, которая свидетельствовала, что депутаты не собираются признавать никакую власть, кроме собственной. Какой был выход из положения? Мирные переговоры, организованные президентской стороной, к сожалению, блокировались. Представители законодательного органа не стремились к миру, хотели парализовать реформы и исключали любые пути правового развития. Ситуация тянулась очень долго. Но пока она тянулась, произошли, как я уже говорила, и разгром мэрии, и разгром Останкино, и человеческие жертвы. Это больно и стыдно. И больше этого нельзя было допустить. Но той стороне, с которой звучали призывы убивать, было не больно и не стыдно.