[Евгений]

Николай Вечтомов, прекрасный художник и отважный человек, основатель русской ветви сюрреализма и герой Второй мировой войны.
Человек скромный и доброжелательный - большая редкость среди художников - Коля Вечтомов не слишком любил говорить о себе. Потомственный москвич, житель славного Южинского переулка, он окончил школу 22 июня 41-го.

Читать дальше... 

Попал в танковое училище, был под Сталинградом, на Курской дуге попал в плен, бежал, пешком добрался из Дрездена до Праги, где жил дядя, знаменитый виолончелист. Когда шел ночами по Чехии, видел свои будущие картины - дорогу, звезды, небо, луну. Полгода прятался у дяди в роскошной квартире модерна, не выдержал и ушел в партизанский отряд. Один взял в плен трех немцев и взорвал вражеский эшелон. Минуя СМЕРШ, живой и здоровый добрался до Москвы. Поступил в художественное училище на Чудовке, учился у Перуцкого, Хазанова, Фалька, Бойма, а после расформирования окончил училище 1905-го года. О Вечтомове часто забывают, говоря о Лианозовской группе. Однако именно он стоял у ее истоков – на этюдах познакомился с соседом, художником Евгением Кропивницким, и познакомил с ним однокурсников, Лидию Мастеркову и Владимира Немухина. Вместе они стали ездить зимой в рабинский барак в Лианозово, а летом – в немухинскую деревню Прилуки. Рисовали, оформляли ВДНХ, ходили на лыжах, выпивали, а в результате возродили в послесталинской России свободное искусство.
Он рассказывал, как однажды, гуляя по Рогачевскому шоссе, увидел позднее свечение облаков, подкрашенных вечерней зарей. Из этого пейзажного впечатления родились его первые абстрактные композиции. Начав, как и многие, с абстрактного экспрессионизма, затронув конструктивизм, Вечтомов быстро нашел собственную сюрреалистическую манеру, легко узнаваемую по грубоватому черно-красному колориту и словно лакированной фактуре живописи. Происхождение ее он объяснял мне не влиянием Арпа или Леже, но самой жизнью: «Было морозное утро, все вокруг запорошено снегом. Вдруг показался наш «ястребок» и тут же «мессершмит». Они снизились, разошлись, и началась дуэль, единоборство. Развернувшись, стали атаковать друг друга влобовую, в километре от нас. Трассирующие потоки пуль - все было, как в немом кино. После того как они прошли друг над другом, наш развернулся через крыло и сразу пошел вниз. Удар об землю, бензиновое кольцо вокруг, и все. И ни одной души кругом - кто и когда его найдет? Вот и сюрреализм».
Работа на оформительском комбинате, участие в легендарной выставке двенадцати на шоссе Энтузиастов, выставка на ВДНХ. На «бульдозерную» Вечтомов не пошел, считая, что место картинам – в музее, а не на улице. Коля Вечтомов много путешествовал – по деревням, по старым городам, ездил в Казахстан и на Кунашир. Везде находил свою мистику, перекочевывавшую в его картины, от «Черных волн» Тихого океана до «Древних стен» ростовского кремля. По жизни созерцатель, он медитировал в своих картинах над бездной. Мистический космос Вечтомова, античный ужас его черных лун, солнц и волн пульсировали в фантастическом красном пространстве, в котором мы узнавали окружающую действительность, не подозревая, что бездна вечтомовского космоса – внутри нас. Лев Кропивницкий писал, что «его полотна - это окна, открытые в неведомый мир. Это не трансцендентный мир, даже не мир снов или подсознания. Это мир космоса. Не того космоса, о котором пишут фантасты. Точнее, он не стал им, потому что средства художника были иные. Он не натуралист, реконструирующий обстановку межпланетного путешествия. Он передает ощущение, среду миров, существующих или не существующих, и делает это убедительно».
Как это часто бывает, картины Вечтомова разошлись по миру, и следы большинства затерялись. Четыре года назад в Третьяковке прошел юбилейный вечер, но собрать работы для ретроспективы не удалось. Выставить удалось лишь 60 графических работ конца 50-х – начала 60-х, дань увлечению художника конструктивизмом и абстракцией. Но перед входом висела двухметровая «Дорога» - главная, программная работа Вечтомова, его «Реквием бытия», по выражению Сергея Кускова; Аппиева дорога, ведущая в вечность, в космос.
«Мы живем в темноте и уже свыклись с ней, вполне различаем предметы - открылся он однажды Немухину. И все же свет мы черпаем оттуда, из сияния закатного Космоса, он-то и дает нам энергию видения. Поэтому для меня важны не предметы, а их отражения, ибо в них таится дыхание чужеродной стихии. Да и вообще, старик, я хотел бы, чтобы, когда я умру, меня не в землю закопали, а похоронили на астероиде».