[Евгений]

Сообщение от luka77

уникальный и талантливый человек!!!

Согласен с Вами,Валентин Подпомогов настоящий Художник..Если есть ещё информация пишите.Талантище..слов нет.
В апреле день рождения художника,т.ч. вспомнили вовремя...
----------------------------------------------------------------

Читать дальше... 

Для друзей и знакомых Валентина Подпомогова этот день - 29 апреля, был самым суматошным , непредсказуемым и веселым праздником в течении последних нескольких десятилетий , точнее 74 лет.

Жена Ася валилась с ног, родственницы-помошницы мешали друг другу на кухне, ризеншнауцер Гарри, выдворенный из гостинной по причине плохого поведения за столом, оглушал помещение возмущенным лаем .

Гости пребывали нескончаемым потоком. Как водится, не хватало стульев и ваз для цветов. Кто-то пытался режиссировать это собрание, кто-то брался за инструмент, кто-то - за рюмку. Над столом в клубах сигаретного дыма стоял галдеж. Со стен снисходительно взирали суровые лики картин авторства именинника.

Те, кто видел картины Подпомогова, знают торжественно-строгую ауру, которая распространяется вокруг них и охватывает зрителя. Человек замедляет свой темп, замолкает, перестает улыбаться, самое развеселое настроение сменяется печалью. Так меняется настроение входящего в церковь - то же ощущение соприкосновения с чем-то высоким, лишь одной гранью причастным к земному бытию, с чем-то, что пребывает в иных мирах, других измерениях.

Мне всегда казалось, что рядом с этими произведениями невозможно, нельзя жить, есть, пить, курить, смотреть телевизор, как нельзя жить в храме, в музее: они не совсем совместимы с бытом, с житейскими заботами. Лишь он, их создатель, Валентин Подпомогов мог пребывать в этой атмосфере без всяких последствий, царствуя в своем маленьком королевстве. Здесь иначе текло время, здесь искажалось пространство. Его фантазия, не терпевшая монотонности, проявлялась в строительстве мастерской, в ее нескончаемых переделках, бесконечном ремонте.

В нем, глубоко чувствующем трагизм человеческого бытия тонком художнике, которого даже близкие называли Маэстро, странным образом уживался озорник и мистифиатор, лукавец, не прерывающий игру, невзирая на почтенный возраст и одолевающие немощи. Десятилетия, отданные кино и театру, не прошли даром - он внедрялся в пространство и преображал его. Он соорудил декорации в своем жилище, устроил подмостки, на которых развертывалась, подобно пьесе, его жизнь.

Я как-то взялась считать, сколько уровней в его доме-мастерской, и насчитала их пять. «Не пять, а шесть», - поправила Ася, когда я по-женски ей посочувствовала: накрывая на стол она по нескольку раз спускалась и поднималась по лестницам. «Ему так нравится». И были в ее интонациях нотки матери, которая привыкла потакать шалостям его талантливого ребенка и гордиться им.

Лестницы, перила, решетчатые двери, витражные люки, бар-погреб, незавершенный камин, вензеля и гербы под потолком - он не успевал заканчивать свои архитектурные фантазии, их уже подпирали другие.

В таком пространстве не очень комфортно жить, но он никогда не жил обычной, нормальной жизнью. Вокруг него все менялось, обнажалась истинная суть вещей, людей. Ты словно выпадал из времени, и здесь, в параллельном мире, ты был таким, как есть. В этом насквозь игровом пространстве никому не удавалось играть - ты сталкивался сам с собой и узнавал о себе нечто неожиданное. Вполне благовоспитанный член общества мог оказаться законченным мерзавцем, а личность с сомнительной моралью проявляла качества, присущие святым и детям. Молодые демонстрировали искушенность, а старики - наивность. Животные вели себя как люди, чего иногда не скажешь о последних.

Таков был этот человек, совмещавший в себе художника и мыслителя, конструктора и мастерового, щедрость и расчетливость, гурманство и аскетизм. Взятая наугад пара противоположностей почти наверняка обнаружилась бы в Подпомогове, словно он был точкой, интегрировавшей тезис и антитезис. Время, прстранство, люди, оказываясь в сфере влияния этой личности, словно поляризовались и преображались. Все оказывалось немного изменившимся, а то и вовсе другим.

В этом году ему исполнилось бы 75 лет. Он не дожил до круглой даты. Есть в этом нечто символичное: он не был «круглым», в нем было напряжение острых углов и вечное стремление вверх - туда, где нет пространства, а время равно вечости.

Зара Тер-Акопян, искусствовед

«Голос Армении» №46(18401) 29 апреля 19
.