Известные, не очень известные, неизвестные художники которые нравятся мне. Предвзятое мнение
Питерский художник Дмитрий Флегонтов
Запись от Tsop размещена 14.04.2011 в 17:43
КАРТИНЫ ДМИТРИЯ ФЛЕГОНТОВА.
С самого начала ХХ столетия заговорили о дегуманизации искусства, затем стали ожидать смерти живописи и, прежде всего, картины. Похоже, что ХХI век начинается с другой мелодии. Художественный журнал (основное периодическое издание, посвященное проблемам актуального искусства) вдруг целых два номера за 2002 год посвятил живописи. В предисловии от редакции не без удивления замечено: “И вот - как выясняется - живопись возвращается”, а известный в авангардистских кругах петербургский художник Тимур Новиков поясняет, чем именно дорог ему этот вид искусства: “...редкие художники, продолжающие традиции классической европейской живописи, заставляют меня по-прежнему любить ее, несмотря на всеобщую инволюцию”.
Один из таких редких художников - Дмитрий Флегонтов. Он настолько просто и естественно существует в пространстве картины, что, нет сомнения, вопрос о ее жизнеспособности вряд ли волнует Дмитрия. Завидная для современного художника позиция. Многие живописцы, разделяющие ценности классического европейского искусства, но вытесненные на обочину художественной жизни актуальным творчеством, испытывают нечто вроде комплекса неполноценности; с одной стороны, по-другому не хочу, с другой стороны, закрадывается сомнение: а вдруг просто не могу или чего-то не понимаю?
Картины Флегонтова утверждают в том, что живописцу есть чем заняться и в наше время: они убедительны и весомы. Это не испуганные существа, появившиеся на свет, несмотря на запрет об их рождении; и не агрессивные монстры, пытающиеся все смести на своем пути в борьбе за восстановление прав на жизнь, и не постмодернистские живописные клипы... Они удивляют серьезной простотой и говорить о них хочется всерьез.
Художник не слышит шума эпохи; его не задевают ни модные проблемы, ни модная стилистика, он словно знает какой-то секрет, позволяющий видеть главное и не замечать того, что лишь мелькает на поверхности жизни, сменяясь с быстротой кадра. Создается такое впечатление, что он даже не ведает страха оказаться несовременным и, что уж совсем удивительно, вовсе не претендует на суперуникальность. Вероятно, он наделен редким даром - умение быть самим собой, когда пыль сегодняшнего дня не прилипает к твоему костюму.
Но основной секрет Дмитрия - это ощущение организма картины в его изначальной чистоте, словно она никогда и не обрастала толстым слоем сомнений. К какому бы сюжету ни обращался мастер, а они всегда обыденно просты, из-под его кисти выходит картина в самом высоком, классическом понимании смысла этого слова.
Творчество Флегонтова вызовет у эрудированного зрителя желание поиграть в “угадайку”; здесь найдется множество созвучий с известными мастерами - Рембрандт, Хальс, Веласкес, Гойя... но “угадайки” не получится. Не получится потому, что художник не испытывает нужды вступать с ними в характерный для постмодернистской эстетики диалог и ни в коей мере не собирается им подражать (что на самом деле и невозможно). Не только на профессиональном, но и на чувственном уровне он понимает саму живописную плоть старых мастеров, воспринимая суть их пластической реакции на окружающий мир. Мысль, темперамент, страсть художник вкладывает не в концептуальные, или страстные, или страшные сюжеты, и не в поиск новых тропинок в лесу стилистик и манер, а в саму живописную задачу, всякий раз новую в каждом новом холсте. Иногда кажется, что эти задачи не опубликованы в учебнике живописи по ХХ веку.
Возможно, именно острое ощущение основных закономерностей не только в построении скелета композиции, но и в выращивании живописного тела холста придает работам Флегонтова характерную для классической живописи уравновешенность всех компонентов - от организации композиции до колористического решения и психологической аранжировки образов, что и вызывает чувство гармонии и особой, глубоко запрятанной в холст тишины. Это впечатление неизменно, даже если на картине просто изображено типичное питерское парадное советских времен (“Парадное”. )
Тишина холстов Флегонтова таит в себе многое. “Два курильщика” (1993) помогают друг другу закурить, прикрывая характерным жестом огонь. Что интересного может быть в этом сюжете? К тому же тему курильщика увековечил Сезанн. Но картина буквально приковывает взгляд зрителя; в ней есть тайна.
Тайна перевода достаточно простого с житейской точки зрения эмоционального состояния на уровень глубокого, всеобщего. Ожидание героев, общность их эмоциональных переживаний воспринимается при первом же взгляде на картину, хотя сюжет понимается не сразу, несмотря на знаковую ясность жеста двух ладоней. Именно ладони, что-то защищающие, становятся смысловым центром композиции. Оберегающий жест, совершаемый двумя персонажами, их абсолютная сосредоточенность на этом сиюминутном по сюжету действии, уводят далеко за пределы ожидания первой затяжки сигареты.
В картине нет суеты. Она идеально выстроена и уравновешена; композиция организована двумя овалами, которые образуются фигурами центральных героев; точка их пересечения - руки, а пространственная цезура между головами курильщиков возвращает снова и снова взгляд зрителя к таинству жеста их ладоней, за которым та самая тишина психологического времени или, “время человека”, как говорил М.Шагал.
Художник не спорит ни с кем и ни с чем, он просто переживает пластическое событие, словно выполняя завет Р.Фалька, считавшего, что именно в этом и состоит суть живописи. И всякий раз он находит неожиданное решение. Если небольшая по размерам картина “Два курильщика” отличается классически выверенной композицией и цветом, точно имеющем плотность, тяжесть и массу, то, например, полотно большого формата “Базар” (2003) заполнено лишь наполовину, хотя названия, казалось бы, предполагают иное воплощение сюжета, тем более в фигуративном варианте.
Возможно, произведения Флегонтова посылают первый сигнал - остановись! - прежде всего этой неожиданностью поворота простейших и в тоже время имеющих свою историю в истории искусства сюжетов. Базар - это толпа, реже пышные натюрморты. А на картине Флегонтова - это маленькая собачка, воссозданная к жизни на холсте эскизно свободными, но точными мазками. Она ведет на редкость убедительное существование в пространстве незакрашенного нижнего края холста, хотя трудно понять, как ей это удается, если учесть, что в данном случае вопреки классическим правилам композиции верхняя часть картины занята плотной густой синью с пятнами зеленого и красного ... Прилавок с арбузом оказался именно в этой части композиции, которая в классической картине всегда ассоциировалась с пространством возвышенного, небесного, а героиня полотна размещена в нижней части - пространстве земного. Но кто знает, как выглядит рай в представлении собачки?
Конечно, эти два полотна отделяет друг от друга расстояние в десять лет. Но только ли в этом дело? Так же в 2003 году Флегонтов пишет “Старика с котенком”, “Человека с подарком”, за которыми встают образы людей из низших слоев общества блистательного портретиста Ф.Хальса, портреты шутов кисти Д.Веласкеса... Но, вспоминая хрестоматийные произведения искусства, в картинах Флегонтова узнаешь наших бомжей и кисть современного художника, который не обременен, а обогащен многовековым опытом своих предшественников. Это еще один секрет Флегонтова.
К началу ХХ века казалось, что живопись исчерпала возможности той пластической системы, что сложилась еще в эпоху Возрождения. Культура и ее язык тоже устают. Груз классики давил и его хотелось сбросить, очистить художественное пространство от ученых премудростей и стать, по словам П.Клее, совсем “...как новорожденный, не знать ничего, абсолютно ничего о Европе, забыть поэтов и различные течения, быть почти примитивным". На этом пути были созданы свои шедевры. Возникает такое впечатление, что Флегонтова не пугает мысль об исхоженности всех дорог, которая побуждает искать нечто принципиально новое под новым именем, или, по крайней мере, под старым, но с приставкой “нео”, столь популярной в искусстве ХХ века.
Я не знаю имени, которым можно назвать творчество Флегонтова. Мне кажется, что это не самый интересный вопрос, возникающий в связи с его произведениями. Как не интересны имена названных портретных образов. Не интересны и не важны потому, что они не просто бомжи послеперестроечной России, и не просто люди, чем и притягательны, а некие вечные типы, жившие всегда, живущие и сейчас. Вот это поразительное умение увидеть всегда в сейчас и отличает живопись Дмитрия Флегонтова, делая его искусство современным при внутренней ориентации на классическую картину.
На заре постмодернизма художники с увлечением приглашали к себе в мастерскую, например, Вермеера. Прямые диалоги с конкретными цитатами затем сменились стремлением соединить в одном полотне самые разные художественные языки с целью прийти к некоему новому синтезу. “Интерьер с желтой занавеской” (2001) неведомо почему обращает память к “Девушке с письмом” Вермеера. Но если что и роднит картину Флегонтова с произведением голландского мастера, то это опять же тишина. Та удивительная тишина, когда за простым и мало значительным самим по себе фрагментом мира встает сам мир.
Предметный мир натюрмортов Флегонтова не менее выразителен в этом контексте. Художник продолжает линию, идущую еще от Шардена - простые, “здоровые” предметы повседневного пользования получают в его картинах плотность и весомость тех жизненных реалий, с которыми не поспоришь. Натюрморт в ХХ веке стал жанром, где решались глубокие проблемы формального языка живописи, что существенно и для Дмитрия. Он ищет в них способ воплотить сложную пространственную взаимосвязь предметов между собой, их приближение к зрительному пространству и удаления внутрь картинного. Но при этом для художника крайне важно ощущение самого предмета как частицы живого мира, а не мертвой натуры.
Но и в такой теме как “Кафе” - сквозной в искусстве ХХ века, поднятой на пьедестал ипрессионистами и постимпрессионистами, Флегонтов остается самим собой. Он пишет просто “Мальчика с соломинкой” (1994), полностью растворенного в том счастливом мгновении, которое можно продлить благодаря соломинке. И вновь картина останавливает и удивляет тем, что художнику удалось уловить нечто большее, чем наивно-сосредоточенное наслаждение мальчика.
Или это может быть просто “Дверь в кафе” (2001). Взору зрителя открыты люди, сидящие в интерьере кафе, но главный герой здесь действительно дверь с ручкой, за которую хочется взяться и заглянуть - а что там за мир внутри? А девочка, сидящая в кафе, развернулась лицом к улице и к двери. Ей интереснее обратный взгляд: а что за мир там, на улице, и кто еще потянет за ручку этой двери?
Казалось бы, все это - литература, от которой так устало искусство. Но, во-первых, чем дальше оно пытается от нее уйти, тем ближе к ней подходит. Своя литература есть и в концептуализме, и в акционизме.
В случае Флегонтова мы вновь имеем дело с неожиданной позицией для современного искусства, которое, с начала прошлого столетия, задавалось целью стереть границы между искусством и жизнью. Задача, вставшая еще в реализме XIX века, когда полагали, что в искусстве все должно быть как в жизни, на чем и споткнулись, в ХХ столетии обернулась страстным желанием опрокинуть искусство в жизнь или сделать жизнь искусством. Последнее столь же мало осуществимо, как и первое. Вряд ли возможно одно пространство уничтожить другим.
Флегонтов занят иной проблемой - он переводит предметы и образы действительности в пространство художественного мира и наблюдает их взаимодействие.
Взгляд изнутри вовне и из вне вовнутрь - взаимодействие разных пространств и в первую очередь пространства реальности и художественного пространства - пожалуй, единственная тема Флегонтова, которая находит воплощение в разнообразных сюжетах и жанрах вплоть до натюрморта.
Для решения этой темы художнику понадобилось осмыслить путь, пройденный живописью. Поэтому у него нет ни малейшего желания что-либо забывать, напротив, он - за память, которая помогает увидеть в современном мире, так пугающем нас, те опорные представления о человеке, которые живы и по сей день. Он за память, которая помогает остановиться, прислушаться и услышать ту тишину, что так притягивает в музейных залах старого искусства.
Ольга Юшкова, ведущий научный сотрудник ГТГ. 2004 г.
Представляю этого художника в Москве.
С самого начала ХХ столетия заговорили о дегуманизации искусства, затем стали ожидать смерти живописи и, прежде всего, картины. Похоже, что ХХI век начинается с другой мелодии. Художественный журнал (основное периодическое издание, посвященное проблемам актуального искусства) вдруг целых два номера за 2002 год посвятил живописи. В предисловии от редакции не без удивления замечено: “И вот - как выясняется - живопись возвращается”, а известный в авангардистских кругах петербургский художник Тимур Новиков поясняет, чем именно дорог ему этот вид искусства: “...редкие художники, продолжающие традиции классической европейской живописи, заставляют меня по-прежнему любить ее, несмотря на всеобщую инволюцию”.
Один из таких редких художников - Дмитрий Флегонтов. Он настолько просто и естественно существует в пространстве картины, что, нет сомнения, вопрос о ее жизнеспособности вряд ли волнует Дмитрия. Завидная для современного художника позиция. Многие живописцы, разделяющие ценности классического европейского искусства, но вытесненные на обочину художественной жизни актуальным творчеством, испытывают нечто вроде комплекса неполноценности; с одной стороны, по-другому не хочу, с другой стороны, закрадывается сомнение: а вдруг просто не могу или чего-то не понимаю?
Картины Флегонтова утверждают в том, что живописцу есть чем заняться и в наше время: они убедительны и весомы. Это не испуганные существа, появившиеся на свет, несмотря на запрет об их рождении; и не агрессивные монстры, пытающиеся все смести на своем пути в борьбе за восстановление прав на жизнь, и не постмодернистские живописные клипы... Они удивляют серьезной простотой и говорить о них хочется всерьез.
Художник не слышит шума эпохи; его не задевают ни модные проблемы, ни модная стилистика, он словно знает какой-то секрет, позволяющий видеть главное и не замечать того, что лишь мелькает на поверхности жизни, сменяясь с быстротой кадра. Создается такое впечатление, что он даже не ведает страха оказаться несовременным и, что уж совсем удивительно, вовсе не претендует на суперуникальность. Вероятно, он наделен редким даром - умение быть самим собой, когда пыль сегодняшнего дня не прилипает к твоему костюму.
Но основной секрет Дмитрия - это ощущение организма картины в его изначальной чистоте, словно она никогда и не обрастала толстым слоем сомнений. К какому бы сюжету ни обращался мастер, а они всегда обыденно просты, из-под его кисти выходит картина в самом высоком, классическом понимании смысла этого слова.
Творчество Флегонтова вызовет у эрудированного зрителя желание поиграть в “угадайку”; здесь найдется множество созвучий с известными мастерами - Рембрандт, Хальс, Веласкес, Гойя... но “угадайки” не получится. Не получится потому, что художник не испытывает нужды вступать с ними в характерный для постмодернистской эстетики диалог и ни в коей мере не собирается им подражать (что на самом деле и невозможно). Не только на профессиональном, но и на чувственном уровне он понимает саму живописную плоть старых мастеров, воспринимая суть их пластической реакции на окружающий мир. Мысль, темперамент, страсть художник вкладывает не в концептуальные, или страстные, или страшные сюжеты, и не в поиск новых тропинок в лесу стилистик и манер, а в саму живописную задачу, всякий раз новую в каждом новом холсте. Иногда кажется, что эти задачи не опубликованы в учебнике живописи по ХХ веку.
Возможно, именно острое ощущение основных закономерностей не только в построении скелета композиции, но и в выращивании живописного тела холста придает работам Флегонтова характерную для классической живописи уравновешенность всех компонентов - от организации композиции до колористического решения и психологической аранжировки образов, что и вызывает чувство гармонии и особой, глубоко запрятанной в холст тишины. Это впечатление неизменно, даже если на картине просто изображено типичное питерское парадное советских времен (“Парадное”. )
Тишина холстов Флегонтова таит в себе многое. “Два курильщика” (1993) помогают друг другу закурить, прикрывая характерным жестом огонь. Что интересного может быть в этом сюжете? К тому же тему курильщика увековечил Сезанн. Но картина буквально приковывает взгляд зрителя; в ней есть тайна.
Тайна перевода достаточно простого с житейской точки зрения эмоционального состояния на уровень глубокого, всеобщего. Ожидание героев, общность их эмоциональных переживаний воспринимается при первом же взгляде на картину, хотя сюжет понимается не сразу, несмотря на знаковую ясность жеста двух ладоней. Именно ладони, что-то защищающие, становятся смысловым центром композиции. Оберегающий жест, совершаемый двумя персонажами, их абсолютная сосредоточенность на этом сиюминутном по сюжету действии, уводят далеко за пределы ожидания первой затяжки сигареты.
В картине нет суеты. Она идеально выстроена и уравновешена; композиция организована двумя овалами, которые образуются фигурами центральных героев; точка их пересечения - руки, а пространственная цезура между головами курильщиков возвращает снова и снова взгляд зрителя к таинству жеста их ладоней, за которым та самая тишина психологического времени или, “время человека”, как говорил М.Шагал.
Художник не спорит ни с кем и ни с чем, он просто переживает пластическое событие, словно выполняя завет Р.Фалька, считавшего, что именно в этом и состоит суть живописи. И всякий раз он находит неожиданное решение. Если небольшая по размерам картина “Два курильщика” отличается классически выверенной композицией и цветом, точно имеющем плотность, тяжесть и массу, то, например, полотно большого формата “Базар” (2003) заполнено лишь наполовину, хотя названия, казалось бы, предполагают иное воплощение сюжета, тем более в фигуративном варианте.
Возможно, произведения Флегонтова посылают первый сигнал - остановись! - прежде всего этой неожиданностью поворота простейших и в тоже время имеющих свою историю в истории искусства сюжетов. Базар - это толпа, реже пышные натюрморты. А на картине Флегонтова - это маленькая собачка, воссозданная к жизни на холсте эскизно свободными, но точными мазками. Она ведет на редкость убедительное существование в пространстве незакрашенного нижнего края холста, хотя трудно понять, как ей это удается, если учесть, что в данном случае вопреки классическим правилам композиции верхняя часть картины занята плотной густой синью с пятнами зеленого и красного ... Прилавок с арбузом оказался именно в этой части композиции, которая в классической картине всегда ассоциировалась с пространством возвышенного, небесного, а героиня полотна размещена в нижней части - пространстве земного. Но кто знает, как выглядит рай в представлении собачки?
Конечно, эти два полотна отделяет друг от друга расстояние в десять лет. Но только ли в этом дело? Так же в 2003 году Флегонтов пишет “Старика с котенком”, “Человека с подарком”, за которыми встают образы людей из низших слоев общества блистательного портретиста Ф.Хальса, портреты шутов кисти Д.Веласкеса... Но, вспоминая хрестоматийные произведения искусства, в картинах Флегонтова узнаешь наших бомжей и кисть современного художника, который не обременен, а обогащен многовековым опытом своих предшественников. Это еще один секрет Флегонтова.
К началу ХХ века казалось, что живопись исчерпала возможности той пластической системы, что сложилась еще в эпоху Возрождения. Культура и ее язык тоже устают. Груз классики давил и его хотелось сбросить, очистить художественное пространство от ученых премудростей и стать, по словам П.Клее, совсем “...как новорожденный, не знать ничего, абсолютно ничего о Европе, забыть поэтов и различные течения, быть почти примитивным". На этом пути были созданы свои шедевры. Возникает такое впечатление, что Флегонтова не пугает мысль об исхоженности всех дорог, которая побуждает искать нечто принципиально новое под новым именем, или, по крайней мере, под старым, но с приставкой “нео”, столь популярной в искусстве ХХ века.
Я не знаю имени, которым можно назвать творчество Флегонтова. Мне кажется, что это не самый интересный вопрос, возникающий в связи с его произведениями. Как не интересны имена названных портретных образов. Не интересны и не важны потому, что они не просто бомжи послеперестроечной России, и не просто люди, чем и притягательны, а некие вечные типы, жившие всегда, живущие и сейчас. Вот это поразительное умение увидеть всегда в сейчас и отличает живопись Дмитрия Флегонтова, делая его искусство современным при внутренней ориентации на классическую картину.
На заре постмодернизма художники с увлечением приглашали к себе в мастерскую, например, Вермеера. Прямые диалоги с конкретными цитатами затем сменились стремлением соединить в одном полотне самые разные художественные языки с целью прийти к некоему новому синтезу. “Интерьер с желтой занавеской” (2001) неведомо почему обращает память к “Девушке с письмом” Вермеера. Но если что и роднит картину Флегонтова с произведением голландского мастера, то это опять же тишина. Та удивительная тишина, когда за простым и мало значительным самим по себе фрагментом мира встает сам мир.
Предметный мир натюрмортов Флегонтова не менее выразителен в этом контексте. Художник продолжает линию, идущую еще от Шардена - простые, “здоровые” предметы повседневного пользования получают в его картинах плотность и весомость тех жизненных реалий, с которыми не поспоришь. Натюрморт в ХХ веке стал жанром, где решались глубокие проблемы формального языка живописи, что существенно и для Дмитрия. Он ищет в них способ воплотить сложную пространственную взаимосвязь предметов между собой, их приближение к зрительному пространству и удаления внутрь картинного. Но при этом для художника крайне важно ощущение самого предмета как частицы живого мира, а не мертвой натуры.
Но и в такой теме как “Кафе” - сквозной в искусстве ХХ века, поднятой на пьедестал ипрессионистами и постимпрессионистами, Флегонтов остается самим собой. Он пишет просто “Мальчика с соломинкой” (1994), полностью растворенного в том счастливом мгновении, которое можно продлить благодаря соломинке. И вновь картина останавливает и удивляет тем, что художнику удалось уловить нечто большее, чем наивно-сосредоточенное наслаждение мальчика.
Или это может быть просто “Дверь в кафе” (2001). Взору зрителя открыты люди, сидящие в интерьере кафе, но главный герой здесь действительно дверь с ручкой, за которую хочется взяться и заглянуть - а что там за мир внутри? А девочка, сидящая в кафе, развернулась лицом к улице и к двери. Ей интереснее обратный взгляд: а что за мир там, на улице, и кто еще потянет за ручку этой двери?
Казалось бы, все это - литература, от которой так устало искусство. Но, во-первых, чем дальше оно пытается от нее уйти, тем ближе к ней подходит. Своя литература есть и в концептуализме, и в акционизме.
В случае Флегонтова мы вновь имеем дело с неожиданной позицией для современного искусства, которое, с начала прошлого столетия, задавалось целью стереть границы между искусством и жизнью. Задача, вставшая еще в реализме XIX века, когда полагали, что в искусстве все должно быть как в жизни, на чем и споткнулись, в ХХ столетии обернулась страстным желанием опрокинуть искусство в жизнь или сделать жизнь искусством. Последнее столь же мало осуществимо, как и первое. Вряд ли возможно одно пространство уничтожить другим.
Флегонтов занят иной проблемой - он переводит предметы и образы действительности в пространство художественного мира и наблюдает их взаимодействие.
Взгляд изнутри вовне и из вне вовнутрь - взаимодействие разных пространств и в первую очередь пространства реальности и художественного пространства - пожалуй, единственная тема Флегонтова, которая находит воплощение в разнообразных сюжетах и жанрах вплоть до натюрморта.
Для решения этой темы художнику понадобилось осмыслить путь, пройденный живописью. Поэтому у него нет ни малейшего желания что-либо забывать, напротив, он - за память, которая помогает увидеть в современном мире, так пугающем нас, те опорные представления о человеке, которые живы и по сей день. Он за память, которая помогает остановиться, прислушаться и услышать ту тишину, что так притягивает в музейных залах старого искусства.
Ольга Юшкова, ведущий научный сотрудник ГТГ. 2004 г.
Представляю этого художника в Москве.
Всего комментариев 0
